The mare's tail

Роман Швецов

The mare's tail

Хвост кобылы

Он рассказал мне об этом, будучи под сильным воздействием алкоголя. Я тоже много выпил и был сильно пьян. Но его рассказ поразил грязными подробностями, непристойностью, цинизмом и предельной откровенностью. Мне, даже сильно пьяному, показалось это отвратительным, омерзительным и отдающим такой вонью (не могу подобрать другого слова), что ещё несколько дней, после, во рту был привкус свежего говна и преследовал его запах. Я привожу эту историю без ремарок, чтобы и вы ощутили то, что пережил я.

Мы познакомились на поминках. Сам я городской, уже больше сорока лет. В деревеньку, где жил до семнадцати лет, приехал, чтобы сходить на могилки к родителям. Я уже на пенсии и на работу мне не надо в понедельник. Но я всё же не хотел оставаться, больше чем на пару дней. В родительском доме жили уже другие, а я ночевал у троюродной сестры, с которой росли и играли с самого раннего детства. Сестра и сказала мне, что в воскресенье будут хоронить Мишку, моего одноклассника.

– Останешься, Ром?

– Мишка? Он же на год меня моложе. А что случилось то, Галь?

– Да всякое говорят. Кто говорит самогонкой траванулся, а некоторые говорят, что Машка его траванула. Типа, если не она его, то он её убил бы.

– Машка? Это Фролова что ль?

– Ну да.

– Постой, Галь, Машка то здесь причём? Она же за Серёгой Фроловым замужем. Была.

– Ром, ты когда последний раз к нам приезжал?

– Да недавно, Галь.

– Семь лет, Ром. За семь лет знаешь сколько воды утекло? На кладбище пойдёшь и увидишь. Ну так чё, останешься на поминки?

– Подожди, так она развелась что ль с Серёгой?

– Нет. Серёга умер пять лет назад. А почему по дереве слухи то идут, Ром. Ведь с Серёгой то же самое случилось.

– Траванулся самогонкой, или траванула?

– Никто не разбирался. Потому что и разбираться то некому. Детей у них не было. Серёга её ревновал и гонял частенько. И бивал, бывало. Ну, было за что. Машка то слаба на передок. У нас тут только ленивый на неё не слазил, да ты вот – Галя усмехнулась.

– Так он знал о её похождениях?

– Ром, это ж деревня. Тут все всё про всех знают.

– Опять какая-то нестыковочка, Галь. Мишка тоже знал, какая Машка, и сошёлся с нею?

– Да он сох по ней с самой школы, Ром. Ну ты то знаешь об этом. И не женился, всё ждал когда овдовеет. Серёга то всё на сердце жаловался. Мишка и говорил ей – Вот Серёга отойдёт в мир иной я тебя и приберу к рукам. А Машка то с прибабахом. Ну ты знаешь её, Ром. Она, чуть выпьет где на гулянке, так и полилось из неё, как из помойного ведра. У моего-то – говорит – хуёчек маленький, в моёй болтается, как младенчик в лохани. Ни разу от него не кончила. Ток для жопы и подходит. Да и жопу уж разъебли мне. Никакого удовольствия от секса, с муженьком, не имею. Ой, Ром, не хочу даже говорить об этом. Такая грязь. Такая мерзость. Есть тут у нас один. Он лет семь назад и приехал в нашу деревеньку. Уже через два дня, все бабы только об его хуинушке и говорили. Срам! Ну Машка то первая с ним и поразвлеклась. Так она, Серёге то, об этом сама и рассказала. Ой, Ром – сестра качала головой – Ведь чуть до убивства не дошло. Этот то, приезжий, плюгавенький, вертлявый, склизкий какой-то тип. А Серёга-то под два метра, кулачищи пудовые. Ну спасло этого, что Серёга не догнал его. Пьяный был вдрызг. А тверёзый то он, и мухи не обидит. Да и любил он Машку сильно.

Заинтриговала меня сестрёнка, торопится мне некуда и я решил остаться.

Поминки устроили дома. Машка, даже в свои шестьдесят, была очень аппетитной и привлекательной бабёнкой. Сексапильностью от неё несло за версту. Толик, так звали этого, пришёл уже когда в доме остались только самые близкие. Я как бы и не очень близкий, но Машка сама попросила меня остаться и посидеть ещё. Она хоть и не выглядела шибко убитой горем, но пару раз смахнула слёзы украдкой.

– Ром, не уходи. Побудь ещё – подошла Машка, когда я, в тесной прихожей сельской избы, стал натягивать курточку – Вы же дружили с Мишкой. Я помню; вы всё время вместе играли.

Я остался. А когда пришёл Толик, все, кто ещё был в доме усопшего, молча собрались и ушли, даже не поздоровавшись с ним.

– Толик – протянул он мне руку, и я сжал её. Он ответил крепким пожатием и всмотрелся в меня, словно прощупывая. Ладонь была сухая, тёплая и мозолистая. Взгляд цепкий, Волосы на голове, хоть и с сединой, были ещё густые. Стрижка короткая, бобриком. Лицо показалось плосковатым, а цвет глаз я не разглядел, в прихожей не было света. Нос был прямой, с хищной горбинкой, губы растягивались в улыбку, обнажая ряд желтоватых зубов.

– Помянем усопшего – сказал он и шагнул в комнату, где стоял стол.

Мы сидели втроём за столом. Машка, подперев голову рукой, смотрела в темень за окном.

– Ну чё ты расселась? Водки неси – Толик захмелел и язык у него развязался – Стол от закусок ломится, а водяры нету.

Машка смахнула слезу, утёрлась уголком чёрного платка, встала и вышла из комнаты.

– Ты не думай чего. Поди уж наговорили с три короба – он зацепил вилкой огурчик и с хрустом раскусил его.

Вернулась Машка, с двумя бутылками водки. Запотевшими.

– Оо, сразу веселее стало – Толик скрутил крышечку с одной и разлил по стаканам. Машкин наполнил на четверть.

– Ты не нажирайся – Машка с брезгливой улыбкой смотрела на Толика – Сегодня не будет ничего.

– Вот поэтому и нажрусь – ответил он ей и опрокинул стакан, осушив залпом.

Я выпил в два глотка, водка уже не лезла. Мы закусывали молча.

– Ты горячего то дашь? Первое али второе – Толик, мутными глазами, их цвет я так и не смог разобрать, смотрел на Машку.

– И первое, и второе есть. Уже не сильно горячее. Времени то сколько прошло – Машка глянула на старинные ходики (точнее под старину, но от батарейки) – Греть, спецально для тебя, не стану. Я устала сегодня – Машка опять встала и вышла из комнаты, и тут же вернулась – Ой Ром, ты чё будешь: первое или второе?

– Ты чё спрашиваешь-то? – вскинулся Толик – Неси давай и первое, и второе.

– Раскомандовался – но сказано было беззлобно, и Машка, развернувшись, ушла на кухню.

Под наваристый борщ мы прикончили одну и Толик скрутил крышку со второй.

– За Мишку – Толик держал стакан и смотрел на Мишкин портрет, на тумбочке, с которой был убран телевизор – Любил он Машку, а эта проблядь гуляла от него …

Машка скривилась, губы дрогнули и пьяные слёзы потекли по щекам – Я любила его – и она залпом выпила водку из своего стакана – Пойду посуду мыть. Допивайте. Больше не будет – Машка хотела встать, но не смогла.

– Завтра помоешь. Иди ложись. Водка в кладовке? – Толик встал и тронул Машку за плечо – Помочь?

Она повела плечом – Сама. Посижу ещё с вами. В кладовке.

Толик вышел и вернулся с запотевшей бутылкой водки. Когда стал разливать, я придержал его за руку – Мне хватит – Машке он не налил.

– Земля ему пухом.

Мы выпили. Закусывали салом и деревенской колбасой.

– Машка сказала вы друзья были? – Толик смотрел на Мишкин портрет – Но ты вроде старше его?

– На год – я тоже смотрел на потрет усопшего.

– А Машка сказала вы одноклассники. Второгодник, что ль? – Толик наливал ещё водки – А Машка говорит, ты учёный.

– Да какой учёный? Образование высшее. У меня день рождения в октябре, вот так и получилось: класс набрали из шестилеток. У них то день рождения в сентябре. Им в сентябре по семь, а мне в октябре восемь.

– Учёный. У Машки вон вобще восемь классов.

– Оий! А у тебя прям больше?

– У меня больше.

– Да не про твою елду!

– Я девятый не закончил. На второй год оставили. А я ушёл из школы. Коров пас да скотником, на ферме, до армии работал. А ты служил?

– У нас военная кафедра была. Я лейтенанта получил по окончании.

– Офицером служил?

– Нет. Я в командировку съездил. В семьдесят седьмом, на полгода. В Эфиопию. Зачли как службу.

– Ой Ром, а мне Серёга рассказывал, как твоя мамка, с ним, через стенку в кладовке переговаривалась, тебя изображая – Машка оживилась – Расскажи, Ром?

Толик смотрел на меня мутными глазами и щерился жёлтыми зубами – А что было то?

– Даа – я улыбнулся, вспоминая – Было дело. Мы тогда в восьмой перешли. А ты?

– А я в шестой. Мокрощелка ещё была совсем – безо всякого стеснения ответила Машка – Он с Веркой был? Верка то старше вас была, а дружила с Серёжкой.

– Да, с Веркой. Её отец у нас в школе завучем был. Фронтовик.

– У него двух пальцев на левой руке не было – вспомнила Машка – И хромал он сильно. Из-за осколка. Это он в клубе рассказывал. На день Победы – у Машки затуманились глаза.

– Так чё в кладовке то? – Толик разлил остатки и мы выпили – А чё, печку не топила сёдни?

– Да пусть немного выветрится.

– Да вроде нету запаха – Толик потянул носом

– Да ты водкой нюх заглушил. Есть. Тебе то что? Ночевать что ль собрался?

– Да какой ночевать? Уж рассветёт скоро. Расскажи – Толик жевал бутерброд из куска хлеба, колбасы и сала.

– Летом это было. После седьмого класса. Я на лето уходил в кладовку ночевать. Дом то у нас на двоих хозяев был. В комнатах то стены, а в кладовке перегородка из досок. Как-то уже улёгся и засыпать даже стал, вдруг слышу шёпот у соседей. Притаился, прислушиваюсь не дыша. Ну понял, что Серёга девку привёл. Кого? Непонятно. Но дружил он с Веркой. Они шепчутся, возня какая-то, а я ссать захотел. Невмоготу. Сполз потихонечку с полатей, вышел из кладовки неслышно и открыл, и закрыл дверь, которая из сеней в дом. А она у нас скрипучая была. Ну, чтоб услышали они. Сходил на улицу. Возвращаюсь. Захожу в сени, Закрываю входную дверь и захожу в дом. Папка телек смотрит, а мамка … А мамки нет. Я воды попил и хотел в кладовку вернутся. Открывается дверь и мамка заходит, и улыбается заговорщически, и палец к губам прикладывает, и меня тянет в угол, к печке. Я ничего понять не могу. А она мне шёпотом, на ухо – Я в кладовке сейчас с Серёжкой разговаривала через стенку. Он там с Веркой Онищенко. Я шёпотом говорила, чтобы он подумал, что это ты. Ты иди в кладовку, я ему сказала, что пошёл попить. Только меня не выдавай – глаза у мамки озорно блестели и она, довольная, что подслушивала и провела соседа, улыбалась. Я вернулся в кладовку, уже не скрываясь, лёг на полати.

Серёга сразу – Ромка, это ты?

– Я – отвечаю.

– А перед этим – он – мамка была?

– Нет я был – отвечаю.

– Да не ври мне, Ромка – это Серёга – Я сразу понял, что это твоя мамка была. Ну и мамка у тебя! Потом Серёга не раз вспоминал это, и с восхищением говорил о мамке. Ещё говорил, что чуть не поверил, что это был я. Но стиль её речи, хоть и шёпотом она говорила, и короткими фразами, отличался от моего, и видимо это и насторожило Серёгу.

Машка, подперев голову, слушала улыбаясь. Толик хмыкнул, выражая своё отношение к истории, почти пятидесятилетней давности.

– Аа – встрепенулась Машка – у этого ток одно на уме.

– У тебя прям другое – беззлобно огрызнулся Толик.

– Ну я пойду – я попытался встать и не смог. Ноги не слушались, голова кружилась – Ччёрт! Посижу ещё.

– Ой Ром, да сиди хоть всю ночь. Если дурно, вон иди ложись на диван – Машка встала – Я щас разберу. Ну чё ты пялишься? Сказала же: сегодня не будет.

Машка ушла в другую комнату и слышно было, как она разбирает диван.

– Любила она его – Толик смотрел на Мишку.

– Любила, и гуляла?

Толик сморщился – Тебе не понять. У тебя видно всё сразу. А у Машки раздельно.

– Что раздельно? – я действительно не понял, о чём идёт речь.

– В Мишке она любила человека, мужика. А во мне – он опустил глаза – хуину. А меня – он ткнул себя в грудь кулаком – презирает.

– Нуу, завёл свою волынку – Машка стояла в дверях комнаты – Я уж тебе сто раз говорила: если б не хуинушка твой, я б с тобой и срать рядом не села!

Толик криво ухмылялся – Ну расскажи Роману, как ты забавлялась с муженьком.

– Не с Мишкой же – Машка присела к столу – Это ты меня надоумил.

– Ну ты наклюкалась Мариванна – качал головой Толик – Хвост кобылы – это твоё ноу-хау. Рассказывай.

Машка как-то похотливо облизнулась, глаза умаслились. Она поёрзала, и поглядывая на Толика, словно ожидая от него подтверждения правдивости своего рассказа, начала – Не любила я Серёгу. Я Мишку любила. Но Мишка был робкий. Всё цветочки мне дарил. В глаза заглядывал. Провожал до ворот. Как в той частушке прям: как телёнок и ни раз не целовал. А предложение так и не решился сделать. А у меня уж чесалось всё и везде. Ну а тут Серёга с войны пришёл. Весь в орденах. Здоровенный. Как увидел меня, сразу свиданку назначил. В согре – Машка усмехнулась – Блядское место. Ну я и пошла. Ну он меня и чпокнул там. Целку сломал. Ну думаю, побаловался Серёга и концы в воду. А он сватов наутро прислал. А я и не раздумывала. Молодая была. Дурочка совсем. Целку то сломал, а женщиной так и не сделал. Хуёчек у него был маленький. Сам здоровенный, а хуёчек – Машка показала мизинец. Ну я маялась лет семь, а потом, на какой-то гулянке напился мой Серёга в умат. Где сидел там и заснул. Ну выволокли его из-за стола, на диван уложили и устроили танцульки. А у нас скотником Витька Рябинкин работал. Он уж давно шары ко мне подкатывал, но всё исподтишка. Серёги побаивался. А тут я перебрала и башку мне снесло. Пойдём, говорит, пройдёмся. Воздухом свежим подышим. Ну я и пошла. Дошли до согры, а он меня вниз тянет, мол там прохлада от ручейка, посидим, воды из родника попьём, да назад. Ну я и поддалась. А он, только мы к кустам спустились, стал меня лапать и на спину заваливать. Ну елда то у него приличная. Девки да бабы всё хихикали, рассказывая, как с ним. Отходил он меня три раза. На третий раз то до меня и дошло. Я будто на гору взобралась и прыгнула с неё. Лечу, а упасть никак не могу. Ну вот, с того разу, и стала я гулять от муженька. Витька то больше ко мне не приставал. А Серёга даже и не заметил, что я женщиной стала. С ним-то я про оргазм и не знала даже. Да ещё прихватила как-то. Дрочил он. А я слышала от кого-то: будто бы у онанистов детей не бывает. Мож и враньё. А деток то нам бог не дал. А он, хоть и с маленьким хуёчком, а такой извращенец был. Господи прости. Я уж и не знаю, где он этой порнухи насмотрелся? Можа в армии, когда служил, или воевал когда. Не знаю. Ну а слухи-то толкутся по селу. Дошло и до Серёги. Ну и началась у меня весёлая жизнь. Как придёт с работы выпивши, так гоняет меня. Раза два не успела спрятаться. Неделю потом ходила в синяках. А он проспится за ночь, и утром на коленях ползает, прощения просит. Я прощала. А что мне оставалось? Знала я, пройдет неделя-другая и всё повторится. Вот в тот первый раз, когда я в синяках была, он и предложил мне это. Стоит на коленях передо мной, Маша – говорит – ну хочешь я в очко залезу в туалете, а ты на меня поссышь? Рассмешил он меня. Синяки правда не дали посмеяться от души. Да ты же, говорю, не влезешь туда. Очко-то маленькое, а ты вон какой широкий. А он соскочил, топор в руки и давай маслать. Минут семь прошло, кличет меня. Ну откуда мне было знать, что у извращенцев энтих, это золотой дождь называется? Ну пошла я, а он уж в очко спустился, в говне по колено стоит. Я как увидела в первый-то раз, мне и дурно и смешно, да ещё вонища такая! Он же говно ногами-то растолок, оно и завоняло. Ну мне не привыкать, я деревенская. Ну и как, говорю, я ссать буду. Голова до пупка достаёт. А он присел, одна голова торчит из очка. Ну я и раскорячилась над ним. Сижу, жду, когда подопрёт. Ну а чё? Хоть какая-то компенсация. Он и лизнул меня. Я, от неожиданности, и обоссалась! Ссу ему на голову, а он лижет мою муньку и ссули мои глотает. Сама видела. Опустила голову и смотрю, как он рот подставляет. А когда я закончила, он меня держит за колени и лижет мою муньку. Мне и щекотно, и приятно, и хохот разбирает. На очко он крышку сделал, а то мне было не присесть над ним, такую он там дыру вырубил. А во второй-то раз, когда он меня в синяках увидал, было рано утром. Я ещё не успела оправиться сходить. Ну а он сразу бухнулся на колени, и в туалет зовёт – Обоссы меня, Машенька. Ну пошли мы. Он в очко-то спустился, присел. Я крышку сверху положила, он голову высунул и смотрит, как я корячусь над ним. Я ещё не успела присесть как следоват, а он уж лизать меня стал, а у меня газами живот прям распирало, я сдерживаюсь, а он лижет и щекотно мне так стало, и я не сдержалась, и хохотнула … – Машка замолчала – От этой компенсации я кайф получила. Обосрала его, да ещё пердела так, что брызги во все стороны летели. Я чуть не кончила там, когда увидела, как говно с его макушки стекает. А он кончил. Чуть говном, правда, не захлебнулся. Но кончил. С того раза и пошло у нас. Теперь уже мы не ждали, когда он в очередной раз напьётся. Ну а хвост кобылы, это Серёга придумал. Не я.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.