Литературный журнал «ДК» №02/2018

Мистика и ужасы

Последний ужин

Автор: Глеб Боярчук

В её удивительных зелёных глазах плясали чёртики. Уголки сочных губ были приподняты в манящей улыбке. Она не сводила с меня любящего и преданного взгляда.

Она всегда была прекрасной актрисой и виртуозной лгуньей. А я до недавнего времени был влюблённым дурачком – идеальной куклой для манипуляций, полнейшим глупцом, ослеплённым радужными иллюзиями.

Тихонько потрескивали свечи. В маленькой комнатке властвовала интимная полутьма.

Романтический ужин – один из многих для нашей пары. Романтический ужин для девушки, которую я любил больше жизни. Для девушки, которая меня не любила.

В неверном пламени свечей она выглядела богиней. Афродитой, Венерой, чарующей и влекущей. Я понимал, что должен её ненавидеть. И я действительно её ненавидел. Ненавидел и желал одновременно.

Она продолжала щебетать какие-то милые глупости. Продолжала говорить о любви, говорить о нас. Видя во мне лишь влюблённого дурачка, она выплёскивала очередную порцию лжи. И даже не догадывалась о том, что мне давно известны её тайны.

Старательно удерживая рвущиеся на волю эмоции, я продолжал мило улыбаться. Елейным, слегка смущённым голосом соглашался с каждым словом.

Я смотрел на огоньки свечей и думал: «Говорила ли она другому те же фразы, играла ли с ним в любовь? Или же причиной их связи было лишь физическое влечение?».

Окончив трапезу, она откинулась на спинку стула и обворожительно улыбнулась.

– Любимый, ты превзошёл самого себя! Мясо было восхитительным! Что это? Какой-то новый рецепт?

– Ничего особенного. Просто добавил немного соуса карри, щепотку кардамона и немного шафрана, – ответил я.

– Просто божественно! Ты настоящий повар!

– Благодарю.

Пригубив вина, она грациозно поставила бокал и виновато произнесла:

– Пожалуй, мне достаточно… Не хочу проснуться с больной головой.

Я кивнул:

– Пожалуй, мне тоже. В холодильнике есть сок. Если тебя не затруднит…

– Конечно.

Она поднялась из-за стола и, покачивая бёдрами, направилась к холодильнику.

Несколько секунд ничего не происходило, а затем я услышал… полный ужаса вопль. Не разбирая дороги, она выскочила из кухни.

На моих губах расцвела зловещая улыбка. Сидя на месте, я слышал, как она пытается открыть дверь. Слышал её крики и продолжал улыбаться. Я был абсолютно спокоен – все двери и окна были заперты, а соседи, которые могли бы её услышать, находились в отъезде.

Усмехнувшись, я подхватил со стола бокал и неспешно подошёл к распахнутому холодильнику. Причина криков взирала на меня мёртвым остекленевшим взглядом.

На праздничном блюде покоилась человеческая голова. Забавно, личико покойника осталось смазливым даже после того, как смерть заострила его черты. Надо признать, что синяя физиономия любовника, с зажатым в зубах яблоком, выглядела достаточно комично.

Я иронично заметил:

– Дружище, походу дела в этот раз она не обрадовалась вашей встрече!

Голова промолчала.

– Э-эх! Скучный ты! И что она в тебе нашла? – возмутился я. – Как думаешь, она догадалась, почему мясо было таким вкусным?

Голова продолжала хранить угрюмое молчание.

Я прислушался к шуму в прихожей. Истошные крики сменились звуками рвоты.

– Видимо, догадалась.

Опустошив бокал, я подмигнул голове и прикрыл дверцу.

– Дорогая, ты как?! Может тебе помочь?

Не дождавшись ответа, я взял со стола нож и направился в прихожую.

Щёлкнул выключателем и увидел скрючившуюся у двери фигуру. Теперь ничего не напоминало обворожительную Венеру. Вздрагивающая, одетая в тонкое платье, перемазанная собственной рвотой, она мало походила на человека.

Моё сердце прониклось жалостью к существу, которое ещё недавно я считал девушкой.

– Ну что, любимая… Пора переходить к десерту!

Полный страха, отчаяния и боли, её взгляд устремился вверх. В расширенных зрачках блеснуло острое лезвие ножа…

***

P.S. Если вам придётся запекать подобное мясо – используйте шафран, кардамон и соевый соус. Все эти ухищрения придадут вашему блюду изысканный вкус.

Искаяния Чарльза Фратчета

Автор: Стас Озарнов

Моё имя Чарльз Фратчет. Но это, по сути, не имеет значения, потому что память обо мне не сохранится, а все мои работы будут уничтожены руководством университета, которое посчитает их слишком ужасными, чтобы открывать публике. Эта рукопись создана в оправдание и будет пылиться, я надеюсь, до лучших времён, когда мир избавится от суеверных и чересчур набожных дураков, какими я считаю нынешнее общество. Впрочем, не будем вдаваться в излишнюю философию. У меня не так много времени.

С самого начала моя жизнь была полна трагических случайностей и не имела в перспективе ничего, кроме несчастного и пустого существования, подобного моим предкам. Я родился в семье зажиточного бостонского мореплавателя в 1899 году. Мать слишком рано умерла от чахотки, поэтому я её не помнил. Фотографии, не подкреплённые моим личным визуальным опытом, быстро забывались, и в какой-то момент я решил не думать о том, что она когда-то существовала. Отец, как вы догадались, зачастую отсутствовал, поэтому процессом воспитания занимался дед. Умудрённый опытом старик вызывал во мне чувство восхищения, а его рассказы и истории из прошлого – сыграли роль в выборе профессии.

К восемнадцати годам я уже свободно владел языками: немецким и французским. Имел обширные познания в точных науках, неоднократно публиковался в исторических журналах. К сожалению, примерно в то же время трагически погиб отец, который попал в сильнейший шторм в Тихом океане. Дед не перенёс смерть единственного сына, отчего впал в глубокое безумие. Как единственный наследник, я старался держать семейную усадьбу в прежнем состоянии, однако выяснилось, что наша семья была должна влиятельным кредиторам, что закончилось полным разорением. Оставшись практически без гроша, я был вынужден покинуть семейное гнездо и отправиться в Аркхем, в знаменитый Мискантоникский университет, где без проблем поступил на факультет истории.

Обучение проходило гладко. Я удостоился стипендии, которая смогла покрыть мои новые и не совсем законные увлечения. Где-то через полгода мною заинтересовался профессор Джордж Харроу – настоящий мэтр в исторических науках. Его удивил мой неподдельный интерес к древности, поэтому как-то раз он попросил меня задержаться.

Мы сидели в его кабинете, где долго и упорно дискутировали на темы, связанные с древностью. Больше всего я интересовался оккультными обрядами майя и ацтеков, на что профессор поведал мне некоторые тайны. Мой интерес перемешался со страхом, но я так и не смог прервать нашу беседу. В какой-то момент профессор поставил чашку чая на стол и попросил меня проследовать за ним. Мы побрели по ночным коридорам университета в самый старый и недосягаемый до студентов корпус. Дойдя до него, профессор остановился перед массивными дверями и шёпотом сказал:

– Библиотека.

Он достал из кармана огромный ржавый ключ, несколько раз провернул его в замочной скважине и с трудом и пыхтением распахнул дверь.

Света от лампы не хватило, чтобы увидеть верхние ряды полок, набитых книгами и ветхими фолиантами. Мы зашли внутрь, двинулись вдоль стеллажей с книгами. Тогда мне показалось, что чем дальше мы пробирались, тем древнее становилась библиотека. В ветхие окна бился порывистый ветер, а зловещий лунный свет вкупе со слабым огоньком лампы создал жуткие тени, от которых по всему телу высыпали мурашки…

Наконец профессор остановился перед какой-то маленькой дверью и, открыв её, пригласил меня внутрь. За исключением столика, стоявшего у дальней стены, та комната пустовала. Старик судорожно вздохнул, прикрыл за собой дверь и медленно повёл меня к столику. К тому часу я уже привык к темноте и смог определить, что на столе лежит массивная книга. Как только тусклый свет лампы осветил её название, я от неожиданности что-то крикнул, а профессор так сильно сжал лампу, что комнату заполнил хруст его костей.

Признаться, я до сих пор удивлён, что в тот момент мой дух не покинул тело. Ещё бы! Передо мной лежал великий и ужасный «Некрономикон», написанный безумным арабом Абдулом Альхазредом. Я слышал множество слухов, что стены университета хранят копию этой кощунственной книги. Но никогда не верил, пока судьба не преподнесла мне этот сюрприз.

Профессор с нескрываемым страхом подошёл ближе и, хоть он и был человеком науки, перекрестился. Он стряхнул пыль с коричневой кожи, щёлкнул медной застёжкой и открыл книгу. Меня передёрнуло. Будучи осторожным, я медленно подошёл к столу. Играющие языки лампы тускло освещали непотребную латынь, на которой была написана книга. Профессор знал, что моих познаний будет недостаточно, поэтому стал читать вслух. Поначалу его голос был хриплым и испуганным, но по мере чтения в нём разгорались те увлечённые нотки, которые я слышал от него днём. Мой страх напротив только нарастал. Я услышал такие омерзительные вещи, которые до сих пор не могу забыть.

Например, я узнал, что люди – далеко не первая разумная раса на Земле, что раньше всем заправляли ящероподобные уродцы, которых уничтожил метеорит. Узнал о других мирах, о далёких звёздах, с которых на планету прилетают «иные», чтобы похищать людей. Узнал о богомерзких ритуалах, проводимых разными народами, и об их страшных последствиях. Особо тщательно профессор читал отрывок про подводный город Р’льех и его исполинских обитателях, которые, к счастью, находятся в глубоком сне. Мне показалось, что эта тема была для него особенной.

Прошло несколько часов.

Утренний свет просочился под дверь, намекая, что пора возвращаться в повседневный мир, свободный от ужасов этой книги. Но профессор не заканчивал. Он с вожделенной дрожью перелистывал страницу за страницей. Однако когда профессор начал повествовать об Иных Богах и Ньярлатхотепе, я в снова что-то крикнул, и он прервался.

Взяв с меня клятву молчания, он вывел меня из библиотеки и отправился вести занятия. Меня же подкосила усталость. Я с трудом добрался до комнаты и упал в объятья кровати…

Проснулся только утром следующего дня. Утверждать, что я выспался, было сложно: меня преследовали кошмары, в которых были эти мерзкие создания из книги. Прячась в каждой тени, мне чудился ползучий хаос Ньярлатхотеп. Он ждал, пока моё сознание ослабнет до такой степени, что само покорится.

Но я не отступил. Напротив, я жаждал новых знаний. Бегло позавтракав, я направился в университет к профессору. Но его там не было. Оказывается, профессора не видели с той лекции, на которой он попросил меня остаться…

Прошло полгода с той ночи. Профессор так и не объявился. Его сочли пропавшим без вести, и после непродолжительных поисков о нём будто забыли. Но я не считал, что это было простое исчезновение. Нет. Оно так странно совпало с чтением этого ужасного «Некрономикона», что слово «странно» было и вовсе не уместным.

Я боялся, что плохое может произойти и со мной. Недаром я стал опасаться теней, замечая в них расплывчатые лица, которые исчезали, когда я переводил на них взгляд. Они находились на периферии моего зрения и всегда в тени, поэтому быть абсолютно уверенным в том, что это не простое наваждение, я не мог.

Меня стал пугать ночной шелест за окном и между щелями в досках комнаты. Увы, но моя стипендия была не столь высока, чтобы я смог позволить себе жильё посолиднее.

Всерьёз опасаясь за собственную жизнь, я начал исследовать древние арабские записи, интересовался жизнью безумного араба Абдула Альхазреда. Дошло до того, что я выбрал его объектом изучения для научной работы. Сам декан неоднократно отговаривал меня от этого, подчёркивая, что данная тема достаточно темна и, возможно, граничит с вымыслом. Но я настаивал на своём.

Я вёл активную переписку с оксфордскими, гарвардскими и многими другими учёными в области истории, но они, в основном, отказывались помогать. Те же немногие, кто пошёл на контакт, открыли мне удивительные знания о жизни автора непотребного «Некрономикона». Эти знания были велики и ужасны, а переписка столь ценна, что я ни в коей мере не доверял почтальонам, поэтому лично забирал письма с почты. Там я и повстречал старика-еврея, который стал большой подпорой в исследовании тёмной старины.

Незнакомец знал о моей переписке, о моей увлечённости и предложил помощь. Я, подумав, согласился. Старик провёл меня вглубь здания почты, спустился в подвал, а потом вышел оттуда с чем-то довольно массивным, обёрнутым в грубую чёрную ткань. Когда он одёрнул материал, я снова вскрикнул, как это случилось полгода назад: передо мной лежал ещё один экземпляр «Некрономикона».

Когда же я пришёл в чувство, старик предложил купить у него книгу. Я насторожился. Во-первых, от факта, что он может оказаться владельцем столь противоречивого сокровища, а во-вторых, – от суммы, какую он мог потребовать за столь редкий экземпляр. Но я согласился. И каково было моё удивление, когда он отказался от денег. Простак, подумал я. И сильно ошибся…

Мне трудно описывать события следующих месяцев, так как «Некрономикон» стирает границы сознания. Будучи поглощённым книгой, я проживал бесчисленные годы и тысячелетия, путешествуя по запредельным мирам и далёкому космосу, пользуясь кощунственными и наплевательскими по отношению к физике и мирозданию инструкциями, которые я почерпнул с помощью углублённых познаний в латыни. К слову, никаких следов пропажи старого профессора я так и не нашёл, поэтому опасался худшего.

Мне грозились отчислением из-за абсурдности написанных мною работ, и, когда я однажды сослался на закон искривления времени по Лша’Бару, мне посоветовали пару дней отдохнуть. Как же меня раздражали эти невежды! Лишь бы не понимать очевидного, а потом указывать более умному, что ему делать!

Я забросил занятия, чтобы сконцентрироваться на путешествиях к далёким мирам, в которых ещё никогда не был. Чтобы найти знание, способное отыскать старого друга – того, кто открыл этот далёкий от повседневности мир. Настолько далёкий, что жизнь без «Некрономикона» теперь вспоминается со слезами.

В одной из отдалённых вселенных, в отдалённую эру, когда человечество, как и сама Земля, миллионы лет как перестало существовать, я увидел ЕГО. Я знал, что встреча с Ньярлатхотепом неизбежна для всех путешественников, но пытался её отсрочить. Он был высок и красив, с приятным голосом и высококультурными манерами.

– Итак, Чарльз, мы встретились. Признаюсь, твой поиск учителя был невероятно интересен. Я наблюдал за тобой с нескрываемым восхищением. Мне жаль, что твои поиски ни к чему не привели. Я поистине очарован твоей страстью к исследованию, к получению знаний, что лежат за пределами доступных вселенных и открываются только безумцам да сновидцам. Профессор Харроу, когда-то давно… настолько давно, что даже я не могу вспомнить, также представал передо мной, как и ты. Только в отличие от тебя, его поиски не обременялись какой бы то ни было целью, он просто существовал в этом мире. Во всех мирах одновременно, сплетаясь с эфиром и самим временем. Добывая знания, чтобы однажды передать их наследнику, которым, очевидно, должен был стать ты. Однако я не мог позволить ему просто так поделиться с тобой знаниями. Я хотел наблюдать и радоваться твоим открытиям. Однако теперь я вынужден признаться: профессор Харроу МЁРТВ. Мёртв, потому что его время вышло, когда он дал тебе первый урок. Я вынужден был убить его, несмотря на мои бесконечные симпатии. Я чувствовал невыносимую скорбь, когда лишал его существования. Такую же скорбь я испытаю, когда уничтожу и тебя!

Я закричал, закрылся руками и вернулся в свой мир. Я преодолел пространство и время, чтобы вернуться на родной чердак, выкинуть «Некрономикон» в окно, выбежать из дома и поджечь эту непотребную книгу.

Ни одна последующая ночь не проходила для меня спокойно. Каждый раз, даже в самом хорошем сне, ко мне подкрадывался ползучий хаос Ньярлатхотеп и смотрел мне прямо в глаза, после чего я просыпался.

Последние дни я слышу скрип ступеней и тихие стуки в дверь по ночам. Свет от луны закрывает появляющийся образ, наблюдающий за моим сном. Я снова проснулся посреди ночи и пишу это, чтобы хоть как-то загасить страх перед моей последней встречей с Ньярлатхотепом. «Некрономикон» дал мне знания и миллионы лет жизни, но цена его использования оказалась слишком высока. Обычный смертный может жить вечно, слоняясь по мирам от жизни к жизни, а меня ждёт смерть. Такая смерть, какой я её представлял – пустота, ужас, тьма. Кажется, я слышу скрип двери, но слишком напуган, чтобы оглянуться и посмотреть…

***

После того как преуспевающий студент Чарльз Фратчет долгое время не появлялся на занятиях, руководство университета послало ему весточку, на которую никто не ответил. Позднее была вызвана полиция, и когда стражи порядка вошли на чердак, они удивились погрому, царящему в комнате. Всё, даже кровать была опрокинута. Под столом удалось найти данную рукопись, которую, вероятно, Чарльз писал под воздействием опиума. После записи он сбежал, потому что никаких следов в комнате не осталось.

Жертва

Автор: Влад Морщинский

– Открой нам, дитя! – женский голос за дверью мягкий, но настойчивый. – У нас совсем не осталось времени!

Я вжимаюсь в холодную стену и чувствую, как спина покрывается мурашками. Ладони превращаются в кулаки, кончики пальцев неприятно покалывает. Тело становится гудящим изнутри ульем, а сердце забивается куда-то в глубину…

– Мы теряем время! – присоединяется мужской голос, более нервный. – Открывай, чёрт тебя дери!

– Не богохульствуй! – пресекает его женский голос. – Даже в последние минуты мы должны быть чисты перед Господом.

«Чисты перед Господом…»

– Мария, учитывая обстоятельства, Господь простит нас за слабость. Помни, что мы спасаем его детей!

«Спасаем его детей…»

Боже мой, они убили отца. Выстрелили в голову на той ужасной дороге. Окружили машину и заставили его выйти. Потом вытащили через окно кричащую, обезумевшую от ужаса мать. Я слышала, как резко прервался её крик, когда мы бежали с братом.

– Дитя… я понимаю, что ты о нас думаешь, но всё, что сегодня произошло, было необходимо, – женский голос на секунду затихает. – Необходимо для нашего спасения. Ты должна открыть эту дверь и впустить нас, иначе случится непоправимое!

Непоправимое уже случилось. Они догнали меня и брата. Я его потеряла. Они засунули его в мешок и унесли. А потом гудели: «В алтарную! В алтарную!». Я сразу поняла, что больше никогда его не увижу.

– Надо резать дверь! Должны же тут быть клещи или что-то для сварки!

– Мало времени, не успеем!

Я укусила его за руку – парня моего возраста с тёмными засаленными волосами. Он выругался и ослабил хватку. Я изловчилась и ударила его в пах, а потом бросилась бежать. Коридор, спуск по гнилой лестнице, тяжёлая металлическая дверь, и вот я здесь – в старой морозильной камере. К счастью, неработающей. Приспособленной под кладовую.

– Дитя моё, ты веришь в Бога?

Я сжимаю губы, чувствую привкус ржавчины.

– Я верила в него, пока не встретилась с вами, – я не узнаю свой голос, настолько отрешённо он звучит.

За дверью наступает тишина.

– С ней бессмысленно говорить! Она не поймёт! – похоже, что мужчина за дверью с трудом себя контролирует.

– У нас нет выбора, Сим, она должна понять!

Зачем отец повёз нас этой дорогой? Надо было остаться в городе. Правительство ввело комендантский час. На улицы вышла армия, грабежи почти прекратились, но отец был непреклонен. «Эта красная пыль скоро осядет. Улицы закроют! Нужно спешить!» – сказал он матери.

Мама согласилась. Все магистрали были забиты пробками – всюду паника. Отец повёз нас лесной дорогой. Прямо в лапы этой секте.

Я слышала, что фанатиков стало невыносимо много. Взрывались школы, захватывались самолёты и поезда. «В тяжёлые времена отчаявшихся становится больше. Не суди их строго. Они напуганы» – повторяла мама.

– Вспомни историю об Аврааме и Исааке, моя милая. Господь повелел Аврааму принести сына в жертву. И знаешь, он ведь почти это сделал… Почти убил родного сына.

Я чувствую, как по моим щекам текут слёзы.

– Лишь в последний миг рука с ножом была остановлена. Видишь? Господь никогда не хотел лишних жертв! Он готовил нас к испытаниям через пророков, через Писание. Готовил к тому, что и нам придётся принести в жертву тех, кого мы любим!

– Замолчи, Мария, она не поймёт!

– Слышишь, дитя? Тут со мной Сим, мой брат по вере. Сегодня утром он отдал Богу маленького сына.

Я бью кулаком по стене и опускаюсь на пол. Не хочу их слушать. Хочу, чтобы они замолчали.

– А меня зовут Мария… И сегодня я добавила яд в завтрак дочери. Мы знаем, что такое жертва. Мы понимаем твои чувства.

– Я не хотела этого! Вы убийцы!

– Нас будут судить за это! Мы хотим, чтобы нас казнили те, кто переживёт эту ночь! Слышишь, девочка, ПЕРЕЖИВЁТ! Люди, которые выживут благодаря нашей жертве! Мы сами выйдем к полиции! Мы готовы!

Где-то внутри меня рождается смешок. Я закрываю мокрые глаза и кричу:

– Уроды!

– Дитя, послушай!

– Какие же вы уроды! Психи! С чего вы решили, что эта ночь последняя?! С чего вы решили, что убийства спасут человечество?! Вы больны! Больны…

– Ломайте дверь! Он уже почти явился!

Дверь разрывается от ударов. Кто-то бьёт по ней кулаками, кто-то, сдирая ногти, в неё скребётся. По лестнице скатывается что-то тяжёлое.

– Да, клещи, наконец-то! Тащи!

– Поздно…

Раздаётся крик. Потом ещё один.

– Сим, задержи Его! Беги наверх!

Я застываю, мои беззвучные вопли растворяются в шуме за дверью.

Неужели…

– Дитя, ещё не всё потеряно! Где-то в кладовой лежит нож. Ты можешь всё исправить, ты можешь Его остановить! Убей себя!

– Кого?! Остановить кого?!

– Ты знаешь!

– Идите к чёрту!

– Он сам к нам пришёл! Ты же слышишь Его поступь!

Стены и пол вибрируют. Из-под двери пробиваются красноватые всполохи света.

– И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря Зверя с семью головами и десятью рогами! – пытаясь отпугнуть кого-то, кричит женщина за дверью. – Я вижу тебя, Зверь, и не боюсь!

Громкий крик и звенящая тишина.

Моё дыхание почти останавливается, и я отчётливо вижу красное свечение под дверью. Я отвожу взгляд на нож, лежащий на полке. Свечение усиливается. Становится светло. Я тянусь к ножу. Красного всё больше и больше. Красный всюду. Я почти достаю нож, уже ощущаю холод металла, и тут…

…мой мир рассыпается на миллион кроваво-красных осколков.

Ужас в её глазах

Автор: Люба Горохова

Она забилась в угол, под кровать. Её тело не просто охватила дрожь, её колотило с такой силой, что казалось, был слышен стук трясущихся коленок об пол. Зажав рот руками, она пыталась лежать как можно тише. Конечно, она понимала, что он её найдет, но внутренний голос твердил: «Если сидеть тихо, то всё пройдёт! Он тебя не заметит!». Она попыталась прислушаться – тихо, только собственный пульс отзывался ударами в голове. Инстинкт самосохранения диктовал, что нужно бежать, пытаться спастись. Но она боялась, что стоит попытаться – и ей конец.

Прошло около двух минут. Она не могла поверить, что всё это происходит на самом деле. Ещё час назад она жила обычной человеческой жизнью, веселилась и чувствовала себя в безопасности. Вот – перед её глазами колпачок от ручки, она уронила его под кровать, когда обдумывала новые услуги для клиентов. А вот её резинка для волос, которую она не могла найти. Она бы сильно обрадовалась, найдя её утром. Но сейчас, когда жизни угрожала опасность, она смотрела на резинку так, будто не знала, что это.

На её глаза стали наворачиваться слёзы. Она мысленно перенеслась во вчерашний день, вспоминая, как здорово спалось в свете ночника, а сейчас – сейчас она лежит под кроватью. Её тело сковал дикий ужас, и образы вещей, которые она так любила, проносились с воплями: «Ну, вот и всё! Ты нас не увидишь! Ты скоро умрёшь!».

Прошло около четырёх минут. Зародилась надежда, что он ушёл. В том, что всё происходит реально, не было сомнений – кровоточащая рана на лице тому подтверждение. Она напряглась, прислушалась – тихо. Маленький луч радости проскользнул в её голове: «А вдруг всё обошлось, вдруг он ушёл!».

Прошло около шести минут. Она смотрела на резинку для волос. Она была уверена, что он ушёл. Наверное, потерял её след или решил, что найдёт кого-то лучше. Скрип. Её опять охватил ужас: тело заледенело, стук сердца пульсировал в голове. Скрип пружины на кровати, который она так хорошо знала, озвучил ей смертный приговор: