Жизнь мальчишки

скачать книгу бесплатно

Жизнь мальчишки
Роман Горбунов

Описание обычной жизни мальчика, живущего на берегу моря, который хочет понять окружающий его мир, а так же поменять его в лучшую сторону. Обложка создана с помощью нейросети Dream by WOMBO.

Роман Горбунов

Жизнь мальчишки

«Есть только два способа прожить жизнь. Первый – будто чудес не существует. Второй – будто кругом одни чудеса».

А.Эйнштейн

Городок

Наш городок совсем небольшой, некоторые проезжие называют его захолустьем, и если смотреть на него из окна самолета, то и видом и размером он будет напоминать шахматную доску. С одной стороны лужа моря, а с другой зубья скал, а посередине бегаем мы – маленькими черненькими точками между красными крышами. Наши дома не бывают выше деревьев, но и люди у нас не высокомерные, все приземленные и спокойные. Мне нравятся наши тихие улицы, с ровно высаженными кустами, под которыми спят виляющие хвостами собаки. Птицы весело прыгают по деревьям, и щебечут над нами, когда мы проходим мимо. Обожаю разгоняться на велосипеде по этим тротуарам и сбивать ладонью, распускающиеся лепестки яблонь и вишен, которые заполняют мой нос негой, а дорожку позади белым снегом. Дороги у нас ровные, потому что машин почти ни у кого нет, все либо ходят пешком, либо как я катаются на велосипеде. Да и ездить особо не куда, все нужное всегда под рукой, городок маленький, со всех сторон магазины и море.

У нас никто не отличает субботу от среды. Это вечный курорт, потому что здесь много теплых и светлых дней. Летом я каждый день с солнцем засыпаю и при солнце встаю. Зимой снега выпадает по колено, но только в горах, куда мы ездим, перематывая цепями колеса велосипеда, чтобы не скользить по льду, и смотрим на свой город с самой верхней точки земли, и от туда он выглядит еще краше, будто лежит на невидимой ладони неба, с раскинутыми дорогами, как пальцами. Сидим, болтая ногами на обрывистом утесе, разглядывая памятники над городом, облезлые крыши своих домов и голубизну сверкающего лучами синего моря, которое отсюда похоже на небо, и выглядит как его зеркальное отражение. Кто вообще придумал жить так низко и думать так низко, надо строить города в горах, ведь оттуда виднее. Одно время мы с приятелями заключили пакт об основании нового города на пересечении трех горных троп, и обязались свозить туда каждый день по тележке найденных камней. Не прошло и трех дней, как все разом отказались от этой затеи, так как поняли, что ходить на рыбалку и купаться оттуда гораздо дальше и дольше. Видимо древние не зря закладывали города в низинах, у них были на то свои причины.

Одно время наш город признавали самым чистым, но не от мусора, а от промышленных отходов, ведь у нас нет ни одной трубы с черным дымом, кроме безумного шляпника, который живет в конце улицы, и жжет в своем камине старые книги. Он безумный, его то забирают в психушку, то отпускают; нам детворе он всегда рассказывает, что тайно управляет миром, и некоторые из нас, как например мой одноклассник верят ему. У него всегда серьезный вид, когда он секретничает об этом, и всегда наклоняется к самому уху и шепчет, чтобы никто об этом больше не узнал. Если бы не эти нелепые шляпы разных цветов и размеров, которые ему не идут, то наверное и я ему бы поверил. В общем, тайна, рассказанная всем на ушко шепотом, уже никакая не тайна, поэтому я свои тайны стараюсь не скрывать, ведь только после огласки меня не воспринимают серьезно. Несколько раз замечал, что если признаться раньше, чем это обнаружат, то в большинстве случаев мне отказываются верить. Теперь, когда я вижу вдалеке извилистую походку шляпника, то сразу сворачиваю на другую сторону, ведь все его тайны, уже известны всему городу.

В нашем местечке все рыбаки, и наша рыба известна на весь мир, – так кричат торговцы на рынке, когда рассказывают, что за ней приезжают даже из Азии. Я несколько раз пытался найти эту страну на карте, но ничего не вышло, видимо ее еще не открыли, или торгаши ее просто придумали. Рынок это наша достопримечательность, с ним нам никакие заводы не нужны, от него так воняет на весь город, особенно по выходным, когда там завоз, просто ужас. Одно время его хотели вынести за черту города, но потом опомнились – «это ведь наша единственная гордость, отмеченная на туристических картах, на которую приезжают посмотреть даже из самой Азии», – заявили градоначальники, на все возмущения жителей. Таким образом, мы стали заложниками собственных сплетен и мифов. Надо будет взять это на заметку, когда буду приукрашивать свои достижения или хвастаться своими коллекциями перед другими.

В маленьком городе жить хорошо, и если кого не знаешь по имени, то точно знаешь его в лицо и сразу поймешь, чей он друг и где чаще всего бывает. В нашем городе незнакомый человек не потеряется, ведь на него сразу обратят внимание прохожие на улице мужчины и сидящие на остановках женщины. Они тут же начнут бросать неодобрительные взгляды и перешептываться за спиной за его спиной. Однажды заезжий курьер украл пакет яблок на почте, так его задержали уже через два квартала и десять минут. Он пытался спрятаться в единственном баре, где лица посетителей не менялись несколько лет. Услышав по телевизору о розыске неизвестного, они сразу же отвели его в полицейский участок. В грязном рюкзаке нашли все улики, а стыдливый румянец на его щеках выдал вину окончательно. На суде он сказал, что взял яблоки, чтобы накормить ежиков в лесу, но ему не поверили и присудили общественные работы в виде посадки яблоневых деревьев вдоль городских улиц. Тогда его прозвали Огрызок, в честь тех яблок, из-за которых он попался, и которые он так и не попробовал. Многие месяцы он ходил с лопатой и гирей привязанной к его ноге вдоль дорог, втыкая саженцы. Это было много лет назад, я тогда еще не ходил даже в школу, с тех пор деревья стали высотою с дома. Я часто вспоминаю о нем, когда сбиваю их белые лепестки рукой, когда мчусь на велосипеде на берег. Никто уже не помнит его имени, а его деревья продолжают расти.

В этом году у нас новое достижение, наш город стал самым безопасным городом в стране; мы так все радовались, что забыли уточнить, что это значит. Позже объявили по радио, что в нашем городе за последние 13 лет не было ни одного преступления, что наши дома даже на замок никто не закрывает, а наши полицейские получают ни за что казенные оклады. Но даже после этого не все поняли, что это значит и что оно нам дает. Как они узнали, что никто не запирает двери, они что обходили и каждую из них и дергали. На прошлой недели соседу влетело, за то что ручка на входной двери слетела, так я теперь знаю чьих это рук дело. Кто вообще составляет эти рейтинги и зачем, вот если бы от них зависел улов рыбы или цены на мороженное, тогда все бы к ним стремились и радовались. Меняется ли вообще что-то или скажем человек от того, что его переименовали. Если да, то я хотел бы это проверить на собственном опыте.

В нашем городе ничего не меняется, все тот же вкус персиков на рынке, все тот же снег на подоконнике. Не понимаю почему, мы не замечаем всех этих изменений, а они все равно происходят. Мы узнали о них и сразу забыли, так как «для нас ничего не изменилось», – так мне потом сказал отец. Он вообще редко мне что-то говорил, обычно либо кряхтел, когда сомневался, либо хлопал дверью и кричал маме «он весь в тебя!», когда был не согласен, либо молча улыбался, когда разделял мою точку зрения, но это было реже всего. Летом он учил меня сверлить стены, а зимой чистить от сугробов дорожки. Тогда я понял, что работать это здорово, после роботы всегда спится крепче, и дышится легче. Я не любил только скучную работу, такую как мыть полы или готовить обед, нарезая овощи кружочками, в общем все ту работу, которую девченки любят. Не зря нас все-таки разделили, – чтобы каждый делал свою работу лучше другого. И я бы так думал еще долго, если бы не встретил ее, девочку с глазами ранних васильков, которые еле слышно позвякивали, когда наши глаза случайно встречались друг с другом.

Соседка

Она жила прямо напротив, всего через один дом, и нас разделяла только автомобильная дорога, по которой редко ездили, но часто сигналили из-за перехода поблизости. Ей было 8, а мне 9, мы ходили в одну школу, то есть ходили раздельно и в разное время, но в одну школу. Ее родители переехали сюда только в этом году, поэтому мои родители с ними только здоровались, но в гости друг друга не приглашали. Однажды она махнула мне рукой, когда я выносил пакет с мусором, а я не смог махнуть ей в ответ, потому что обе мои руки тащили огромный черный мешок. Со стороны это наверное было похоже, будто я мелкий пацан избавляюсь от трупа какого-нибудь оленя, которого случайно сбил своим велосипедом. Когда поставил мешок на землю, она уже зашла в дом, громко хлопнув дверью, что мой кот подпрыгнул и убежал в кусты. Если бы не этот мешок и грязная футболка, я легко мог бы подойти к ней и предложить пойти в кафе-мороженое. К этому моменту моя копилка уже вмещала 32 эскимо, и один пломбир. Только вот разбивать ее не хотелось, она была в виде Халка, который отлично сочетался с другими моими игрушками на полке. Но если надо было, то я бы пошел и на эти кардинальные меры. Моя мама говорит, что «Мир принадлежит смелым», а папа говорит «Что выживают только параноики». Так что я не знаю, кому из них верить, но учитывая то, что я не до конца понимаю кто такие параноики, склоняюсь к маминой версии.

Так что я мог бы одеть новую футболку с баскетбольным мечом посередине и угостить ее парой мороженных. Я думаю она бы не отказалась, да ни кто бы в здравом уме никогда не отказался от лишнего эскимо. Пока она бы его ела, я бы рассказал ей о своей коллекции комиксов и игрушки супергероев, которую я собирал со 2 класса, когда мне первый раз подарили Бэтмана. И тогда я поставил цель, во чтобы не стало собрать всю коллекцию супергероев из той серии, которую в том же году уже перестали выпускать. Пришлось потратить годы труда и жестких переговоров с этими занудными владельцами на то, чтобы обменять у них свои новые игрушки на их старые. Только через два года все супергерои выстроились на моей полке в ряд, и теперь ласкают мой взор так же, как наш кот свои кошачьи прелести. Но если бы она попросила, я думаю мог бы ей легко дать поиграть Человека-Паука или Бэтмана, а Электру мог бы даже подарить. Ну как подарить, ну если бы она согласилась меня поцеловать за это, ну хотя бы в щечку. Ведь мы с пацанами всегда меняемся, даже когда говорим что дарим друг другу что-то. «Это закон джунглей, детка!» – так часто говорит мой кузен. Ей бы я так не сказал. Да, это я сейчас, в фантазиях такой смелый, а как увижу ее, снова проглочу язык, и буду притворяться слишком занятым для всяких пустых разговоров. Хотя каждый вечер пялюсь в ее окно часами. Интересно чем пахнут ее губы, наверное каким-нибудь фруктом, или резиновой краской как губы кукол моей сестры. Нет, я не пытался их целовать, я же не извращенец, просто понюхал их однажды. А что, я ведь еще маленький, и так познаю мир.

Каждый вечер я гасил свет в своей комнате, и пытался высматривать, что она там делает. Бинокля у меня тогда не было, они были жутко дорогие в то время, а тот, что я заказал в интернете со скидкой, был так слаб, что лучше б я его вообще не доставал из коробки. Только зря из-за него расстроился. Шторы ее комнаты были такими плотными, что сквозь них невозможно было разобрать даже ее силуэт. С таким же успехом я мог бы наблюдать за Годзилой, или маньяком в ее комнате, и ничего об этом не подозревать. Вообще шпионить за другими не хорошо, да я это знаю, но в этом есть что-то первобытное, чем-то это будоражит и интригует, затягивает какой-то таинственностью. Хотя на самом деле давно пора было бы бросить это бессмысленное занятие, когда столько раз упираешься во все те же бежевые непроницаемый шторы, и ничего кроме них не видишь. Но я ведь не животное какое-нибудь, который не видя жертву разворачивается и уходит, вовсе нет, у меня есть воображение, и я все что не вижу, просто до фантазирую.

Так я представлял, как она сидит у зеркала и причесывается, медленно спуская расческу как корабль по волнам. Как она разглядывает фотокарточки из модного журнала, и те, которые ей понравятся, она клеит у себя над кроватью, чтобы она их видела каждый раз когда просыпается. Я представлял, как она читает книгу, лежа на животе и болтая своими ножками от радости от прочитанного, а потом переворачивалась на спину, и обнимая подушку, закатывала глаза от внезапно накатившего на нее сладкого сна. И пока она спала, я представлял как наблюдаю за ней, как она дышит, как переворачивается вздыхая на другой бок, и кутается в одеяло с головой. Да что там, мне хватало смелости представлять, что она сидела вечерами у окна и думала обо мне, какой я классный, и как я круто выносил этот пакет с мусором, после чего она в меня влюбилась. Ну а что, представлять же можно все что угодно, если об этом никто не узнает, конечно. Помню, однажды наша соседка слева на совместном пикнике оговорилась, что представляла себя с тренером по плаванию, и ее муж после этого не пускал почему-то домой, она почти неделю жила у нас на первом этаже в гостиной. Одно я не мог понять, на что он обиделся, ведь мечтать можно обо всем, но после этого оказалось, что нет. Странные правила у этих взрослых, которые их сами себе придумывают. Неужели когда я повзрослею, мне то же нельзя будет мечтать обо всем на свете, как это делаю я сейчас. Если да, то я никогда не хочу взрослеть, потому что точно не смогу прожить и дня без своих невероятных фантазий.

Игрушки

Когда я уставал думать о ней, да и такое часто случалось. Вот ведь еще не познакомились, а уже скандальчик, и как мы будем жить с ней вместе, если я уже через пару часов от нее устаю. Ну ладно этот вопрос не будем пока поднимать, ведь живут же как-то взрослые десятки лет друг с другом. Ну приставляют себя иногда с другими, но живут же. Главное, что они не подглядывают за другими в окно, как я, а значит и у меня это надеюсь скоро пройдет. И что же все-таки меня завораживает смотреть в одну точку, где часами ничего не меняется, да наверное тоже что и рыбаков наблюдать за поплавком. Странная привычка. Когда мои глаза начинали слезиться от однообразия неменяющегося вида, я спрыгивал с подоконника на всегда холодный пол, и шаркая уже оборванными тапками шел к столу и включал красную лампу. Это был мой мир, нет, это была моя вселенная, где я был самым главным и самым важным человеком, без меня там не происходило ни одно событие. Я доставал из скрипучего ящика свои пластиковые игрушки темных расцветок, в виде людей мутантов и обычных мускулистых стражников, и начинал крутить их руками и ногами, будто одни убегали, а другие их догоняли. Когда те нечаянно спотыкались, вторые налетали на них, и начинали требовать философский камень, которого у них никогда не было, но те об этом не знали. В общем вы поняли сюжеты придумывались на ходу, по мере того, увлекала ли меня игра, или уже надоедала, когда они все внезапно погибали, и смахивались ладонью руки все в тот же картонный ящик. Честно говоря я мог так проиграть с ними и несколько часов подряд, раньше когда я был еще моложе, мог просидеть с ними и весь день пока родители не возвращались с работы.

Раньше когда у меня их не было, я запирался в ванной, а эти игрушки мне заменяли мои пальцы, я их так скручивал, что из каждой ладошки получалось по две ноги и по две руки. Они носились по водной поверхности, прыгали друг за другом в «океан», прятались в его глубинах или за высотными зданиями на берегу, которыми были обычные банки с шампунями. Потом появлялись катера, лайнеры и баржи в виде пустых мыльниц или тюбиков от зубной пасты. Иногда там было такое обилие вспомогательных декораций, что можно было фильм снимать. Самое интересно, что в следующий раз я продолжал с того места, на котором остановился тогда, повторяя последнюю фразу и действие. Таким образом, я совсем не купался, а просто откисал в ванной, пока она незаметно через щелочку не спускалась до моих колен, и я вылезал весь в мурашках. Тех больших супергероев из редкой по сегодняшним меркам коллекции, которые у меня стоят на отдельной полке, я даже руками боюсь трогать, и бережно протираю от пыли каждые выходные. Меня греет сама мысль, что они у меня есть, и что они у меня есть в полном составе, и ни у кого нет их больше, чем у меня. Если же их кто-то начнет небрежно трогать своими грязными руками, то меня начинает передергивать, ну разве можно так грубо хватать их за голову. Ну в общем эти взрослые совсем ничего не понимают в жизни, ведь у них своих роботов, в которые они могли бы как я играть перед сном, и тех которыми можно было просто любоваться, когда проснешься.

Заскрипела дверь, ударившись как обычно в стоявший за ней шкаф, это мой кот входит, перекатываясь с лапы на лапу в комнату с недовольным видом, «ну кто меня будет сегодня гладить?». Ну конечно он знает, что я один ему чешу за ушком, когда он этого просит, остальные же его отшвыривают ногами, или сбрасывают с кровати. Когда-нибудь, я почему-то в этом уверен точно, так же я буду чесать и ей за ушком, которая сейчас прячется от меня за толстенной шторой. Буду так же гладить ее по голове до шеи, и скрести пальцем под ушком. Если мой кот от этого урчит как наш дачный холодильник, то ей это значит, что ей тоже наверняка понравится. Кот любит засыпать со мной на одной кровати, растянув свои лапы на моем лице и смешно положив свою крошечную головку на огромную для него подушку передо мной. Он вообще любит копировать мое поведение. Я повернусь на спину, и он перекатится на спину, я лягу на бок и он перевернется на бок. Иной раз приходишь со школы, а он лежит в моей позе на моей кровати, осталось одеть на него мою футболку, и может за меня в школу на экзамены ходить. Засыпая на подушке, к утру он оказывается уже в моих ногах, потому что я люблю ворочаться во сне, ведь каждое ленивое движение ночью такое нежное, как вкус яблочной пастилы, прилипшей на зубах.

Перед сном я думаю о чем мечтают мои игрушки, которые сейчас лежат в коробке, и не будут ли они прыгать по мне, когда я усну; не будут ли разбрасывать вещи по комнате, которые мне надоело собирать по утрам; не будут ли оттягивать хвост коту, который и так уже начал здорово линять. По телевизору сказали, если кот линяет, то ему не хватает жира, только я не прослушал его этим жиром натирать надо или кормить. Но я человек пытливый, поэтому попробовал и то и другое, – линять он не перестал. При каждом поглаживании вверх взлетает такая прядь шерсти, что можно из нее свитер связать, ну шарф точно. А что наверное отлично бы смотрелся рыжий шарф с моей желтой зимней шапкой, которая то же линять уже начала. Может ее тоже жиром натереть, а кто знает, я ведь пытливый человек, вдруг открою новый способ восстановление старых вещей. Когда тишина начинает залазить в ухо, и начинает там тихо пищать, заглушая мои фантазии, я валюсь новогодней елкой на кровать, от чего она издает скрип, словно велосипед резко затормозил. Так здорово, погрузиться в запах свежепостиранного постельного белья, словно в теплый сугроб, и проспать так, как бурый медведь, всю зиму. Мне нравиться залазить под одеяло с головой, и не слышать там никого, кроме своего дыхания, это мой маленький дом, в котором я чувствую себя в безопасности всегда. Там внутри, шепот моего замедляющегося дыхания начинает меня укачивать, как мама раньше, когда качала меня в детстве в люльке.

Я полон надежд, что завтрашний день будет полон чудес и открытий, может быть завтра она не задернет штору, и помашет мне рукой в знак приветствия и дружбы. Потом переворачиваюсь на спину и очень продолжительно зеваю, затем чувствую, как мои переполняющиеся желания щекочут меня изнутри, бегают как белки на мягких лапках по кругу, а потом закручивают меня водоворотом в свой мир сказочных сновидений. От этого я испытываю неописуемое удовольствие, как будто внутри меня из ничего рождается новая звезда. Во сне я всегда представляю себя где-нибудь, не важно где, но обязательно лежащим на солнце. И это солнце меня ласково греет, как будто мое дыхание притягивает его лучи ко мне. Бархат его теплых рук щекочет мои перышки, и от этого я весь целиком начинаю таять, как плоский снежок лежащий зимой на подоконнике. По мере того, как я превращаюсь в лужу, скрипя снежинками и потрескиваясь, как дрова в камине, я постепенно отхожу ко сну. Мое сознание плывет как теплая река вниз к горному озеру.

Магазин

Солнце из-за легкого тумана казалось как несколько кругов отходящих дуг от друга, словно от брошенного в жидкое небо камня. Утром было полно дел: надо было выточить из дерева новую рогатку, которая сломалась, когда я на нее наступил нечаянно, ведь сам же на нее бросил полотенце, вместо того, чтобы повесить его на дерево высыхать. После этого съездить снова на берег – проверить свой шалаш, за одно и искупаться после сладкого обеда, который мама всегда готовит по выходным. Для этого нужно сначала поменять щелкающую цепь на велосипеде, которая стала скрипеть еще более невыносимее, а при переключении скоростей вовсе слетать. Бабушка мне всегда говорила, что по выходным нельзя работать, не знаю почему именно мне, наверное я ей казался самым загруженным тогда. По выходным всегда еда вкуснее, шума на дорогах меньше, воздух чище, и настроение устойчивее. Говорят, что на ошибках надо учиться, но если я выучу все ошибки, и больше никогда не буду ошибаться, то, что я тогда буду делать. Ходить вечно с одной и той же рогаткой, и ездить на одном и том же велосипеде, ну уж нет. Это быть как странный шляпник, который ходит в выгоревшей одежде уже пятый год, и пугает своим видом прохожих. Если постоянно беречь себя, то зачем тогда вообще жить. Нет, я хочу менять одежду каждую неделю, хочу ходить в разноцветных футболках, поэтому я просто обязан рвать ее, лазая по деревьям и падая с велосипеда. Конечно, это больно, но ведь еще больнее ходить в одном и том же вечность. Она, – и я невольно посмотрел в сторону ее дома, – наверняка любит тех, кто умеет красиво одеваться.

В этот момент перед ее домом повернул большой крытый фургон и остановился прямо у ее окна. Мне стало дико любопытно, кто это и зачем приехал, ведь мы как ни как были с ней уже как пара, только она об этом еще пока не знала. Я подкатил свой велосипед к лужайке, чтобы было лучше видно, что происходит у ее дома, и перевернул его вверх колесами на руль. Прокрутил педали и услышал, что стеклянный скрип в цепи не проходил, я аккуратно начал вытирать все вязкое масло, после чего накапал нового. Поставил снова на колеса, сел, закрутил педали, попытался переключить скорость, и цепь снова слетала. Жирная только что смазанная цепь упала на землю и покрылась грязью. Нет ничего обиднее, чем напрасный труд, и необходимость повторять все те же самые действия, которые совершал только что. Но родители говорят, что работа взрослых, только из этого состоит каждый день, так что надо привыкать. Я снова достал тряпку и стал стирать с цепи песок, который на ярко черном фоне сильно выделялся, и скрипел даже в моих глазах. В это время курьер выгружал большие картонные коробки у ее двери, видимо они еще перевозили вещи.

В дверях я увидел маму, которая звала меня к себе, махая рукой и призывая указательным пальцем. Что бы ни случилось, но такие жесты ничего хорошего не предвещали. Хоть бы это было из-за кота, ведь он часто гадит в родительские вещи, а влетает почему-то мне, но я не сильно расстраиваюсь, поскольку не чувствую своей вины, а родители успокаиваются, так как находят хоть кого-то виноватого. Один кот при этом устается доволен, так как свои дела сделал где приспичило, а виноватым оказался другой. Наверное поэтому он всегда ходит с такой довольной и ехидной физиономией, пряча за ней свое злорадство. Я давно знал, что коты не так глупы, как хотят казаться, ведь не зря у них такой умный взгляд, – умнее многих людей, которых мне доводилось встречать. Мама пристально смотрела на меня и молча ждала кода я подойду поближе, значит скорее всего схватит меня за руку и запрет в наказание в моей комнате. И опять я просижу в ней весь день читая, эти скучные книги вроде Жюля Верна или Александра Дюма. Чем ближе я подходил, тем виноватее у меня был взгляд, и тем сильнее я его хотел спрятать. Она смотрела укоризненно на мою робкую походку, будто точно зная, что такого проказника, как я, всегда есть за что наказать.

– Через полчаса будет готов обед. Давай, заканчивай, свои гаражные дела.

– Да-да, мам я успею. Ты меня только за этим звала? – я понимал, ведь что нет. Она полезла в карманы под кухонным халатом и достала две цветные бумажки и горстку монет.

– Ты уже большой. Вот тебе деньги и иди сходи нам за хлебом. А то к обеду есть нечего. – Я протянул пальцы и впервые в жизни коснулся денег, из-за которых столько шумихи среди взрослых. Я повертел их в руках, они были похожи на обертки от больших конфет или мороженого. Было такое ощущение, что самое вкусное уже съели, а мне оставили лишь эти обертки, – которые они называли деньгами. Неужели на эти обертки мне могут, что-то дать в магазине. Надо будет попробовать им потом предложить мои вкладыши.

– Но я не доделал еще свой велосипед. Мне чуть-чуть осталось. Только…

– ..Все, потом доделаешь. Посчитай сам сколько тебе должны дать сдачу, и смотри ее не потеряй. Покажи карманы хоть не дырявые? Не успел их еще порвать? – я вывернул их, и оба оказались дырявые. А я думаю, куда мои орехи и гайки пропадают из них, и почему в комнате все время наступаю на что-то колкое. А я все кота за это журю, мол опять костей мне нанес в комнату.