скачать книгу бесплатно
Кости волхвов
Джеймс Роллинс
Отряд «Сигма» #2
В Кельнском соборе во время праздничной службы происходит массовое убийство: все прихожане погибают мучительной смертью. Преступники, облаченные в монашеские рясы, похищают бесценную реликвию, хранившуюся в соборе с XII века, – кости библейских волхвов. Из Вашингтона для расследования преступления послана группа спецагентов секретной организации «Сигма» во главе с Греем Пирсом. Совместно с учеными Ватикана группе удается установить, что в убийстве и похищении замешан Имперский орден дракона – тайное братство алхимиков, корни которого уходят в глубь веков.
Джеймс Роллинс
Кости волхвов
Александру и Александре Пусть ваши жизни сияют ярче звезд
Правдоподобие любого вымысла состоит в отображении представленных фактов. И поэтому, хотя правда иногда может выглядеть более неправдоподобной, нежели вымысел, вымысел всегда должен основываться на правде. Вот почему все произведения искусства, реликвии, катакомбы и сокровища, появляющиеся на страницах этой книги, совершенно реальны. Исторические события, описанные здесь, происходили на самом деле. Научная основа этого романа базируется на современных открытиях и исследованиях.
Святые мощи были переданы Райналъду фон Дасселю, архиепископу Кёльна в 1159–1167 гг., после взятия Милана императором Фридрихом Барбароссой. Столь драгоценное сокровище было пожаловано архиепископу в благодарность за бесценную помощь, оказанную им императору в тот период, когда этот клирик исполнял обязанности канцлера. Далеко не всем понравилось, что святые мощи покидают Италию… не обошлось без отчаянного сопротивления.
L’histoire de la Sainte Empire Romaine (История Священной Римской империи), 1845 г.
СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ
ВАТИКАН
Пролог
Март 1162 года
Люди архиепископа вырвались на простор тенистой долины, расстилавшейся внизу. Позади них наверху, на заснеженном горном перевале, ржали израненные стрелами, истерзанные удилами кони, кричали, рычали, изрыгали проклятия воины, звенели скрещивающиеся мечи, и звон этот напоминал серебристые звуки церковных колоколов. Но там вершился вовсе не Божий промысел.
Арьергард обязан продержаться!
Монах Йоахим натянул поводья, поскольку задние ноги его лошади опасно скользили по крутому склону. Тяжело нагруженная повозка уже достигла середины долины и пока находилась в безопасности. Однако от подлинного спасения их отделяло еще не менее лиги.
Если только им удастся преодолеть ее…
Вцепившись изо всех сил в поводья, брат Йоахим поторапливал лошадь, понукая ее быстрее спускаться в долину. После того как, расплескивая копытами ледяную воду, животное преодолело неширокий ручей, монах позволил себе оглянуться.
Хотя ранняя весна уже манила своей свежестью, в горах все еще властвовала зима. В лучах заходящего солнца горные пики распространяли сияние на сотни километров вокруг, словно осыпанные алмазной пылью. Этот свет отражался от снега, а с острых, словно клинки, вершин свисали схваченные ледяной коркой снежные языки, грозя в любую минуту сорваться вниз и обрушиться на долину беспощадными лавинами. Но здесь, на тенистой равнине, солнце уже растопило снег, превратив почву в вязкую трясину. Лошади тянули из последних сил, скользя копытами по густой грязи и рискуя в любое мгновение переломать себе ноги, а повозка, медленно двигавшаяся впереди, утопала в слякотной жиже почти по самые оси.
Йоахим пришпорил коня, желая поскорее нагнать ее.
Чтобы повозка двигалась быстрее, в нее впрягли дополнительных лошадей, а сзади ее подталкивали мужчины. Еще один невысокий хребет – и они доберутся до ровной дороги.
– Нно-о-о! Нно-о-о! – надрывался погонщик, охаживая измученных лошадей хлыстом.
Коренная задрала голову, заржала и забилась, словно пытаясь освободиться от хомута. Но, к счастью, ничего не произошло: остальные лошади все так же выдыхали в воздух облачка белого пара, разве что постромки натянулись сильнее да мужчины принялись ругаться еще яростнее.
Медленно, слишком медленно повозка приближалась к сухой поверхности. Колеса прокручивались в грязи с чавкающим звуком, какой можно услышать, когда меч проделывает рубленую рану в груди противника. Но хорошо хоть, что повозка вообще двигалась, ведь каждая секунда промедления оборачивалась новой кровью. Сзади раздавались стенания десятков умирающих.
Арьергард должен продержаться хотя бы еще немного!
Повозка продолжила подъем. Три больших каменных саркофага скользнули к ее заднему краю, и веревки, которыми они были закреплены, опасно натянулись. Если хотя бы одна из них не выдержит…
Брат Йоахим наконец поравнялся с накренившейся повозкой. К нему подъехал второй монах, брат Франц, и, переведя дух, торопливо проговорил:
– Разведчики сообщают, что дорога впереди чиста. Они не обнаружили никаких признаков опасности.
– Мощи не должны вернуться в Рим. Мы обязаны добраться до германской границы, – ответил Йоахим.
В знак согласия брат Франц склонил голову. Настоящий Папа бежал во Францию, а фальшивый восседает в Риме, и, пока святые мощи находятся на этой земле, они не могут быть в безопасности.
Почва под колесами повозки стала более твердой, и она двинулась с чуть большей скоростью, но все равно катилась не быстрее пешехода. Оглядываясь назад, брат Йоахим продолжал смотреть на оставшиеся позади кряжи. Звуки сражения уступили место стонам и всхлипываниям, жуткой музыкой разносившимся над долиной. Звон мечей умолк, и это могло означать только одно: арьергард пал.
Брат Йоахим продолжал обшаривать острым взглядом горные склоны, но они были укутаны плотными тенями, поэтому разглядеть что-либо было невозможно. Толща соснового леса, росшего на взгорьях, казалась отсюда черной. Но внезапно брат Йоахим заметил серебристую вспышку. На освещенном солнцем клочке земли, напоминавшем светлую заплату на грязном рубище, появилась одинокая фигура, закованная в сверкающие доспехи. Даже не видя на таком расстоянии красного дракона, нарисованного на панцире мужчины, Йоахим сразу узнал в нем ближайшего помощника Черного Папы. В честь одного из паладинов Карла Великого[1 - Карл Великий – король франков (годы правления 768–814). В 800 г. принял титул императора впервые после крушения Западно-Римской империи. Здесь и далее примечания переводчика.] нечестивый сарацин взял христианское имя Фьерабрас. Он был на целую голову выше всех своих воинов – настоящий гигант, а его руки были обагрены христианской кровью больше, чем у кого бы то ни было из язычников. И несмотря на это, приняв в прошлом году христианство, сарацин являлся теперь правой рукой кардинала Октавиуса – Черного Папы, принявшего имя Виктора IV.
Фьерабрас неподвижно стоял в пятне солнечного света, даже не пытаясь броситься в погоню. Сарацин понимал: слишком поздно.
Повозка наконец взобралась на вершину хребта и оказалась на сухой дороге, тянущейся вдоль него двумя глубокими колеями. Теперь они смогут двигаться намного быстрее. От германской земли их отделяло менее одной лиги. Им все же удалось прорваться через засаду, которую устроил сарацин.
И вот Фьерабрас стряхнул с себя неподвижность. Он снял с плеча огромный лук – такой же черный, как окружающие его тени, неторопливо положил на тетиву стрелу, натянул ее, всем телом откинулся назад и выстрелил. Брат Йоахим нахмурился: «Чего этот нечестивец хочет добиться с помощью единственного выстрела?»
Тетива пропела свою короткую песню, стрела взмыла в небо и на несколько мгновений исчезла в залитой солнцем выси. А затем бесшумно, словно атакующий коршун, метнулась вниз и поразила центральный саркофаг. Это казалось невозможным, но каменная крышка раскололась с громоподобным звуком, а веревки лопнули. Ничем более не удерживаемые, все три саркофага скользнули к задней – открытой – части повозки.
Люди бросились туда, чтобы не дать драгоценному грузу рухнуть на землю. Повозка остановилась, к саркофагам потянулись руки. И все же один из них удержать не удалось. Он соскользнул с повозки и придавил стоявшего позади солдата, сломав ему ногу и раздробив тазовые кости. Дикий вопль несчастного огласил окрестности.
Брат Франц торопливо спешился и присоединился к солдатам, пытавшимся вытащить раненого из-под обрушившейся на него тяжести и, самое главное, водрузить гроб обратно на повозку.
Саркофаг подняли, пострадавшего освободили, но каменное вместилище останков было слишком тяжелым, чтобы мужчины своими силами, без подручных средств могли вновь погрузить его на повозку.
– Веревки! – закричал Франц. – Несите веревки!
Один из солдат поскользнулся, и саркофаг вновь упал, теперь уже набок. С него слетела крышка. Позади них послышался стук конских копыт. Он доносился с дороги, тянувшейся по вершине холма, и быстро приближался. Брат Йоахим повернулся, заранее зная, что увидит. Вот они – взмыленные кони с блестящими в солнечных лучах шкурами и одетые в черное всадники. Воины сарацина, вторая засада, приготовленная им.
Даже не попытавшись ничего предпринять, брат Йоахим просто сидел в седле. Он понимал, что спасения нет. А вот брат Франц вдруг судорожно выдохнул – и не от страха перед неминуемой смертью. Причиной его внезапного испуга явилось содержимое саркофага, с которого соскользнула крышка. Точнее, отсутствие там вообще какого-либо содержимого.
– Пустой! – ошеломленно воскликнул монах. – Он пустой!
Затем он взобрался на повозку и заглянул в тот саркофаг, крышку которого расколола стрела, пущенная сарацином.
– И здесь ничего! – Брат Франц упал на колени. – А мощи? Где же святые мощи? Что все это значит?! – Молодой монах встретился глазами с Йоахимом и не увидел в них ни малейшего удивления. – Ты знал…
Брат Йоахим снова перевел взгляд на приближающихся всадников. Их караван с самого начала являлся уловкой, хитростью, предназначенной для того, чтобы обмануть людей Черного Папы, отвлечь их внимание на себя. А святые мощи, обернутые в грубый холст и спрятанные в копне сена, отправились в путь днем раньше на одинокой телеге, запряженной парой мулов.
Брат Йоахим повернулся и, бросив взгляд через долину, в последний раз посмотрел на Фьерабраса. Пусть сарацин сегодня напьется его крови, но Черный Папа никогда не получит святые мощи.
Никогда!
Наши дни
22 июля, 23 часа 46 минут
Кёльн, Германия
До полуночи оставались считанные минуты. Джейсон передал Мэнди наушники от своего цифрового плеера.
– На, послушай, это новый сингл Годсмэка. В Штатах он еще даже не вышел на диске. Классно, правда?
Предложение не вызвало у девушки того энтузиазма, на который рассчитывал парень. С равнодушным выражением лица она пожала плечами, но все же взяла наушники и, откинув назад черные волосы, концы которых были выкрашены в розовый цвет, сунула их в уши. От этого движения полы ее куртки разошлись, и взгляду Джейсона предстали груди девушки, каждая размером с яблоко, туго обтянутые черной майкой. Он не сводил с них глаз.
– Я ничего не слышу, – сказала Мэнди с усталым вздохом и укоризненно посмотрела на своего спутника.
– Ах да! – спохватился он и нажал кнопку воспроизведения на плеере, а затем откинулся назад и оперся руками о траву.
Они сидели на газоне, окаймлявшем предназначенную только для пешеходов площадь Домфорплац. Посередине площади возвышался огромный готический кафедральный собор Кёльна. Возносясь к небу с вершины Кафедрального холма, он доминировал над всем городом.
Джейсон смотрел на летящие ввысь шпили, украшенные каменными фигурами, на мраморные барельефы с изображением религиозных и мистических сцен. Подсвеченный прожекторами, собор производил жутковатое впечатление чего-то очень древнего, неожиданно для всех выросшего из-под земли, чего-то не принадлежащего этому миру.
Затем Джейсон перевел взгляд на Мэнди, которая слушала музыку, льющуюся из плеера. Оба они учились в Бостонском колледже, а сейчас, на летних каникулах, путешествовали с рюкзаками за спиной по Германии и Австрии. Путешествовали они в компании со своими друзьями – Брендой и Карлом, но этих двоих гораздо больше интересовали местные бары и дискотеки, нежели полуночная месса. Однако Мэнди, воспитанная в строгих традициях Римско-католической церкви, не могла пропустить столь важное и торжественное событие. Полуночная месса в этом соборе проводилась только по большим церковным праздникам, причем служил ее сам архиепископ Кёльна. Сегодня отмечался праздник Трех царей[2 - Имеются в виду волхвы (иначе называемые тремя святыми царями или – в переводе Евангелия – магами), пришедшие поклониться новорожденному Иисусу.].
Джейсон, хотя и принадлежал к протестантам, с готовностью согласился сопровождать Мэнди, и вот теперь они ждали наступления полуночи. Мэнди покачивала головой в такт музыке. Джейсону нравилось смотреть, как колышутся пряди ее волос. Он любовался ее лицом со слегка выпяченной от сосредоточенности нижней губой. Внезапно Джейсон ощутил прикосновение ее руки, которая легла на его ладонь, и затаил дыхание, однако глаза девушки были по-прежнему устремлены на собор.
На протяжении последних десяти дней они оказывались наедине друг с другом все чаще, хотя до этой поездки были не более чем знакомы. Мэнди и Бренда дружили еще со школы, а Джейсон и Карл делили одну комнату в общежитии студенческого городка. Бренда и Карл, ставшие любовниками, не хотели отправляться в путешествие одни, опасаясь, что их отношения испортятся. Но ничего такого не произошло. И именно поэтому Джейсон и Мэнди зачастую заканчивали осмотр достопримечательностей вдвоем.
Джейсона это вполне устраивало. В колледже он изучал историю искусств, а Мэнди специализировалась по истории Европы. Здесь сухие академические знания, почерпнутые ими из учебников, наполнялись жизнью, обрастая плотью и впитывая дыхание веков. Каждое новое открытие заставляло их души трепетать от восторга, и благодаря этому они чувствовали себя в компании друг друга легко и непринужденно.
Джейсон не смотрел на руку девушки, лежавшую поверх его руки, но не мог думать ни о чем другом, кроме этого прикосновения. Неужели ночь действительно стала светлее или ему это только показалось?
К сожалению, песня закончилась слишком скоро. Мэнди выпрямилась и подняла руку, чтобы снять наушники.
– Нам пора идти, – прошептала она и кивнула в сторону длинной вереницы людей, тянущейся в открытые двери собора.
Мэнди встала и застегнула на все пуговицы свою строгую черную куртку, скрыв от посторонних взглядов цветастую футболку, а затем одернула юбку и убрала за уши пряди волос с окрашенными в розовый цвет концами. После этого девушка неузнаваемо преобразилась, превратившись из современной девицы с развязными манерами в положительную ученицу какого-нибудь католического колледжа. Джейсон с изумлением наблюдал за этой неожиданной трансформацией. Сам он был одет в черные джинсы и светлую куртку, и этот наряд вдруг показался ему совершенно неподходящим для торжественного события, на котором им предстояло присутствовать.
– Ты прекрасно выглядишь, – сказала Мэнди, словно прочитав его мысли.
– Спасибо, – пробормотал Джейсон.
Собрав с газона свои вещи, они бросили пустые банки из-под кока-колы в урну и пересекли вымощенную брусчаткой площадь Домфорплац.
– Guten Abend, – приветствовал их дьякон в черной рясе, стоявший у подножия лестницы. – Willkommen[3 - Добрый вечер… Добро пожаловать (нем.).].
– Danke[4 - Спасибо (нем.).],– ответила Мэнди, и они стали подниматься по ступеням.
Из гостеприимно распахнутых дверей собора лился свет множества свечей, и их отблески трепетали на каменных ступенях. От этого ощущение седой старины еще более усиливалось. Еще раньше, днем, когда они с Мэнди приходили сюда на экскурсию, Джейсон узнал, что первый камень собора был заложен еще в XIII веке. Целая пропасть отделяла тот день от сегодняшнего, и разум Джейсона оказывался не в состоянии охватить эту бездну времени.
Залитые колеблющимся светом свечей, они достигли массивных резных дверей, и Джейсон вошел следом за Мэнди в передний вестибюль собора. Девушка опустила правую руку в купель со святой водой и сотворила крестное знамение, а Джейсон вдруг почувствовал себя неловко. Это все же была не его вера, и он ощущал себя здесь даже не прохожим, а посторонним. Он боялся совершить какую-нибудь оплошность, поставив тем самым в неловкое положение и себя, и Мэнди.
– Иди за мной, – сказала девушка. – Я хочу найти место получше, но не слишком близко к алтарю.
Когда они вступили в главный зал собора, страх в душе Джейсона уступил место благоговейному трепету. Хотя он уже успел побывать здесь и узнал много любопытного об истории и архитектуре этого сооружения, величественные размеры собора вновь потрясли молодого человека. Прямо перед ним на целых сто двадцать метров протянулся центральный неф, поделенный пополам трансептом[5 - Трансепт – поперечный неф готического собора.] длиной в девяносто метров. Пересекаясь, они создавали крест, в центре которого располагался алтарь.
Но наиболее сильное впечатление производили даже не огромные размеры помещения, а его невероятная высота. Взгляд Джейсона поднимался все выше и выше, скользя по стрельчатым аркам и стройным колоннам, и наконец добрался до сводчатого потолка. От тысяч свечей возносились тонкие спирали дыма, на стенах трепетали отблески их огней, в воздухе витал аромат ладана.
Мэнди подвела Джейсона к алтарю. Тот был огорожен толстыми бархатными канатами, но рядом, в центральном нефе, было много свободных мест.
– Может, сядем здесь? – спросила девушка и улыбнулась мило и немного смущенно.
Джейсон только кивнул, пораженный непорочной красотой этой юной мадонны в черном, словно впервые заметил ее.
Мэнди взяла его за руку и повела за собой вдоль ряда скамей – подальше от прохода, к самой стене, где они и сели. Джейсон почувствовал себя очень уютно в этом уединенном месте. Мэнди продолжала держать его за руку, и Джейсон с замиранием сердца ощущал тепло ее ладони. Ночь определенно стала светлее!
И вот зазвонил колокол и запел хор. Месса началась. Джейсон внимательно следил за всем, что делала Мэнди и чего требовал отточенный за века «балет веры»: подняться со скамьи, опуститься на колени, снова сесть. Сам он ничего этого не делал, но все происходившее вокруг – и сама церемония, и окружающее ее великолепие – было чрезвычайно интересно: священнослужители в пышных одеяниях, размахивающие кадильницами; торжественная процессия, в сопровождении которой вышел архиепископ в высокой митре и роскошной, расшитой золотом тяжелой ризе; песнопения, выводимые хором и подхватываемые прихожанами; длинные горящие свечи.
Искусство являлось столь же неотъемлемой частью праздника, как и люди, в нем участвующие. Деревянная скульптура Марии с младенцем Иисусом, называвшаяся Миланской Мадонной, несмотря на древний возраст, светилась юностью и изяществом. Напротив стояло мраморное изваяние святого Христофора, он с ласковой улыбкой держал на руках маленького ребенка. И повсюду – массивные окна из баварского стекла. Темные в это ночное время, они все же были великолепны, отражая огни тысяч горевших в соборе свечей, которые превращали обычное стекло в драгоценные камни.
Но ни одно из этих произведений искусства не производило столь неизгладимого впечатления, как золотой саркофаг, находившийся позади алтаря в большом стеклянном кубе. Он был выполнен в виде миниатюрной церкви и являлся главным предметом в соборе. Собственно говоря, ради него, вокруг него и был построен собор. Саркофаг хранил в себе самые священные реликвии церкви. Созданный по чертежам Николая Верденского еще в XIII веке – задолго до того, как началось сооружение собора, – саркофаг считался самым выдающимся творением средневекового ювелирного искусства из всех, что дошли до наших времен.
Занятый наблюдениями, Джейсон не заметил, как месса подошла к концу, ознаменованному звоном колоколов и заключительной молитвой. Настало время Святого причастия. Прихожане стали подниматься со скамей и потянулись вдоль рядов, чтобы вкусить Кровь и Тело Господне.
Когда очередь дошла до Мэнди, она тоже поднялась и прошептала Джейсону:
– Я скоро вернусь.
Ряд скамеек, в котором сидел Джейсон, опустел, люди вереницей направились к алтарю. Юноша с нетерпением дожидался возвращения Мэнди и, воспользовавшись моментом, встал, чтобы немного размять ноги, а заодно и получше рассмотреть статую, стоящую рядом с исповедальней. Он уже жалел о том, что выпил целых три банки кока-колы. Бросив взгляд в сторону первого придела, через который они вошли сюда, Джейсон увидел расположенную прямо рядом с выходом туалетную комнату, предназначенную для прихожан.
Однако помимо этого прозаического, хотя и столь желанного в данную минуту помещения, Джейсон увидел кое-что еще. В собор вошли несколько монахов. Они тут же рассредоточились по помещению, заняв посты у каждой из боковых дверей. Хотя все они были в обычном монашеском облачении – длинных черных подпоясанных рясах с капюшонами, что-то в этих людях показалось Джейсону весьма странным. Они двигались слишком быстро, с выверенной точностью, присущей обычно военным, и старались держаться в тени. «Это что, какой-то традиционный атрибут религиозной церемонии?» – подумал юноша.
Окинув взглядом собор, Джейсон увидел, что люди в черных рясах появились и возле других дверей и даже в огороженной части трансепта позади алтаря. Хотя монахи стояли, скорбно опустив головы в просторных черных капюшонах, они больше напоминали охранников или часовых.
Что же здесь происходит?
Около алтаря Джейсон увидел Мэнди – девушка как раз принимала Святые Дары. Она оказалась почти последней, и позади нее, дожидаясь своей очереди, стояло всего несколько прихожан. По движению ее губ Джейсон без труда прочитал: «Тело и Кровь Христовы». «Аминь», – мысленно возгласил он.
Обряд причастия закончился, и последние прихожане, включая Мэнди, вернулись на свои места. Джейсон пропустил девушку к ее месту и сел рядом.
– Что это за монахи? – поинтересовался он, подавшись вперед, поскольку в этот момент Мэнди стояла на коленях, низко склонив голову.
В ответ она только шикнула на него. Джейсон откинулся на спинку скамьи. Большинство прихожан, подобно Мэнди, также стояли на коленях, опустив головы, и лишь несколько человек, которые, как и Джейсон, не причащались, остались сидеть. Священник закончил прибираться там, где причащал прихожан, а престарелый архиепископ занял место на предназначенном для него возвышении, уткнулся подбородком в грудь и, похоже, задремал.
Ощущение величественного и таинственного праздника в душе Джейсона стало таять и вскоре угасло, как последний уголек в потухшем очаге. Возможно, в этом был виноват переполненный мочевой пузырь, но, так или иначе, единственное, чего ему сейчас хотелось больше всего на свете, это поскорее выбраться отсюда. Он уже протянул руку, чтобы прикоснуться к локтю Мэнди и поторопить ее, но его остановило непонятное движение впереди. Монахи, стоявшие возле алтаря, вынули из-под ряс короткоствольные автоматы «узи» с длинными черными глушителями. В свете горящих свечей темная сталь отливала тусклым масляным блеском. Выпущенная очередь, прозвучавшая не громче, чем кашель заядлого курильщика, выбила дробное стаккато по алтарю. Вдоль рядов стали подниматься головы прихожан. Священник, стоявший за алтарем, исполнил какой-то дикий танец, на его белом одеянии появились красные пятна, как при игре в пейнтбол. А затем он рухнул лицом на алтарь, и его кровь смешалась с выплеснувшимся из чаши вином для причастия.
После недолгого ошеломленного молчания в соборе поднялись крики. Люди стали вскакивать со скамеек. Дряхлый архиепископ проснулся и в ужасе вскочил с кресла. От резкого движения высокая митра свалилась с его головы и покатилась по помосту.
Монахи побежали по рядам – сзади и с боков. Они отрывисто выкрикивали команды на немецком, французском и английском языках:
– Bleiben Sie in Ihren Sitzen… Ne bouge pas…
Голоса их звучали приглушенно, поскольку лица под низко нависшими капюшонами были скрыты еще и за черными шелковыми полумасками. Но оружие, направленное на людей, делало их слова понятными без всякого перевода:
– Оставайтесь на своих местах, или умрете!
