скачать книгу бесплатно
–– Близится ночь, госпожа герцогиня. Да и собрать корзинку с едой не помешало бы.
–– Нет времени обращать на это внимание. Надо спешить.
4
Свежие лошади, запряженные в коляску, промчались через всю Бретань с юга на север быстрее ветра, и преодолели путь от Сент-Элуа до Белых Лип за девять часов. Но, как бы ни была коротка дорога, у меня в распоряжении оказалось достаточно времени, чтобы подумать.
Я сидела, вцепившись в кожаное сиденье, и мое лицо, отрешенное, отчаявшееся, с запекшимися на щеках слезами, было, видимо, таким странным, что Селестэн, когда оглядывался, встревоженно качал головой. За всю поездку я произнесла несколько раз лишь одно слово – «быстрее». На плохих бретонских дорогах меня растрясло так, что, будь мои эмоции в норме, я бы опасалась выкидыша. Но теперь я не думала о ребенке. Не принимала во внимание даже то обстоятельство, что, если Александр вправду убит, мне следовало бы поберечь ребенка хотя бы как память о нем. Все это в тот момент не имело для меня абсолютно никакого значения. Я лишь хотела поскорее быть на месте и понять все до конца.
Ночью похолодало, но у меня с собой не было даже плаща. Я вообще ничего не захватила в дорогу, забыв обо всем. Впрочем, холод меня тоже не тревожил. Я почти не замечала его.
Александр, как говорят, убит. «Что за чушь?» – в который раз спрашивала я себя я, находя в душе тысячу доводов, убеждала сама себя, что такого не может быть. Раньше я отдавала себе отчет, что при его образе жизни такое несчастье вполне может случиться, но никогда и представить не могла, что это произойдет так скоро и внезапно. Мы ведь не помирились толком, почти два месяца не перебросились друг с другом даже словом. И Филипп—он так давно не видел отца…
Несмотря на драматизм ситуации, весьма прозаические вещи, вроде тошноты и рвоты, не оставляли меня. Селестэн дважды останавливал коляску среди темных ночных просторов, чтобы я могла выйти, и меня рвало. Я досадовала на себя: откуда только все это берется, если я не ела вот уже пятнадцать часов? Словом, состояние мое было далеко не бодрым, а когда я выходила из оцепенения, то ощущала вдобавок сильную головную боль. Словно кровь приливала к голове… Потом силы, уменьшавшиеся с каждым часом, вообще оставили меня, и я задремала. А когда проснулась, почувствовала сильный озноб. В экипаже было все-таки холодно.
Кажется, прошел небольшой дождь. Сквозь густые ветви просачивался слабый утренний свет. Приглядевшись, я поняла, что мы находимся совсем близко от Белых Лип.
И сразу же, в ту же секунду, я вспомнила, почему тут оказалась. Сейчас, утром, слова Терновника показались мне особенно абсурдными. Я даже подумала, не сыграл ли он со мной дурную шутку? Ах, если бы! Пусть бы это оказалось чем угодно, даже злой шуткой, только не правдой!
Было около четырех часов утра. Темнота еще не рассеялась, только-только начинала брезжить заря. Выпало много росы, ощущалась сильная сырость. Лошади едва бежали, тяжело всхрапывая.
–– Проснитесь, мадам, мы почти приехали, – негромко отозвался Селестэн.
–– Я давно уже не сплю, мой друг.
Низкорослые бретонские кони были привязаны к дубам во дворе Белых Лип и грызли кору с деревьев. Людей не было видно, но это казалось естественным в столь ранний час. Никто не выбежал навстречу нашей коляске. Поместье выглядело сонным и умиротворенным. Совсем не похоже было, что здесь умер хозяин, и знаков траура нигде не замечалось. Это соображение придало мне сил. Я сама соскочила на землю и, несмотря на то, что ноги у меня были деревянные, поспешила в дом.
Тяжелая главная дверь, к счастью, была открыта. Я поспешно поднялась по лестнице, озираясь по сторонам, и уже готова была громко позвать кого-нибудь, но в этот миг увидела спускающегося по ступеням Гариба. Через его плечо было переброшено полотенце, а в руках индус нес поднос с ножницами и ворохом окровавленных бинтов.
Зрелище это было зловещее, но все же я бросилась к Гарибу, и весь мой вид в тот миг выражал вопрос. Я боялась задать его вслух. Гариб поклонился, обнажив в скупой гримасе острые зубы.
–– Хорошо, что вы приехали, госпожа. Он иногда зовет вас.
У меня как камень с души упал.
–– Он? – переспросила я сдавленно. – Герцог?
–– Да. Хозяин очень тяжело ранен, госпожа.
–– И… он не умер?
Гариб блеснул белками.
–– Нет. Я сказал так, госпожа, чтобы вы быстрее приехали. Хозяин очень-очень ранен, госпожа.
Мне на миг стало так легко, что я зашаталась и принуждена была ухватиться за перила лестницы, чтобы не упасть. Александр жив. Ну, конечно, я была права, когда не верила! Я сердцем чувствовала, что это не так. Так и получилось. Господь Бог слишком милосерден, чтоб допустить смерть Александра.
Потом я стала размышлять и вдруг поняла, как жестоко поступили со мной самой. Какой страх я пережила, в моем-то положении! Черт возьми, этот дикарь слишком далеко заходит! Прищурившись, я зло спросила:
–– Так ты все выдумал? Ты посмел так меня напугать?!
–– Я же не знал, захотите ли вы приехать, госпожа, если вам сказать, что господин только ранен.
Ярость захлестнула меня. Еще неизвестно, чем закончится выходка этого индуса, не потеряю ли я ребенка! После такой бешеной поездки все возможно! Не помня себя, я рванулась к Гарибу и замахнулась на него кулаком, целясь прямо в лицо, – это должна была быть даже не пощечина, а настоящий тумак.
Он, мерзавец, ловко уклонился, вернее, присел, но я все же сбила с него тюрбан, а потом, так же яростно ударив наугад, выбила у него из рук поднос.
–– Ты, выродок! Ты хоть знаешь, что я чувствовала все эти часы?!
Гариб молча выпрямился, блеснул глазами и стал поднимать тюрбан и поднос. Я наблюдала за ним, задыхаясь от гнева. Конечно, я понимала, что драться не следовало и что от такого дикаря, как Гариб, за подобное поведение можно ожидать чего угодно. Но я не жалела о своем поступке. Надо было положить этому конец, этот слуга слишком долго надо мной насмехался!
–– Где герцог? – спросила я, наконец, зная, что на этот вопрос он мне
ответит.
–– У себя. Сейчас господин доктор будет его лечить.
У меня не вызвало удивления то, что доктор появился только сейчас, по сути, одновременно со мной, хотя Александр, судя по всему, был ранен уже довольно давно. Я знала, как трудно разыскать в округе д’Арбалестье в таких непредвиденных случаях, и как тягостно тянутся минуты, когда ожидаешь доктора… Что ж, хоть эта чаша ожидания меня минула. Подхватив юбки, я побежала наверх с бешено бьющимся сердцем. Многое оставалось для меня непонятным, нужно было срочно поговорить с лекарем.
В маленькой прихожей перед покоями герцога я увидела доктора д’Арбалестье: он раскладывал металлические инструменты на сервировочном столике, застеленном полотенцем. Мои шаги прозвучали довольно громко, врач сразу обернулся и поспешно приложил палец к губам. И только потом, похоже, узнал меня.
–– Вы, мадам? Приветствую. Ну-ка, помогите служанке щипать корпию.
Это задание, данное сходу, ошеломило меня. Я машинально вымыла руки, наблюдая за действиями д’Арбалестье, потом присела рядом с Марианной и стала делать то же, что и она, но, наконец, не выдержав, громким шепотом произнесла:
–– Господин доктор, ради всего святого! Как обстоят дела?
–– Ваш супруг ранен, мадам, и его состояние довольно серьезно.
У меня ком подступил к горлу. Я проговорила:
–– Господи Иисусе! А что собираетесь делать вы?
–– Извлекать пули из его груди.
–– Пули? – переспросила я. – Разве их много?
–– Вероятно, бывает и больше, но ему тоже досталось немало.
Он был явно огорчен положением своего пациента и, поскольку не знал о моей беременности, безжалостно перечислил: у Александра две пули сидят в груди, еще одна раздробила локоть, а последняя глубоко задела правый бок, возможно, повредив почки. Я слушала с округлившимися от ужаса глазами. Мои руки перестали щипать корпию и бессильно упали на колени.
–– Боже мой! – прошептала я. – Так он выживет?
–– Посмотрим. Я отправил дикаря за веревками.
–– За веревками! – повторила я. – А зачем же веревки?
–– Чтобы извлечь пули, надобно связать раненого.
–– Он… разве он в сознании?
–– Нет. Он бредит и всех отталкивает.
Помолчав, доктор добавил:
–– Будь он в сознании или нет, он может помешать операции, почувствовав боль.
В этот миг я очень ясно чувствовала, как бьется у меня сердце. Ощущение это было тягостнейшее. Пересиливая себя, я спросила:
–– Кто стрелял в него, доктор? Что произошло?
–– Затрудняюсь сказать, сударыня. При сем прискорбном случае я не присутствовал.
Я едва сдерживала рыдания и поэтому лишь наполовину воспринимала то, что дальше рассказывал д’Арбалестье. Он сказал, что приехал три часа назад, осмотрел и перевязал герцога. Была надежда, что раны в груди затянутся, несмотря на то, что пули не вышли, но эта надежда растаяла: раны не затягивались, а наоборот, кровоточили и сильно воспалились. Д’Арбалестье пришел к мнению, что операция неизбежна.
–– Он потерял много крови, – сказал доктор в заключение.
Я увидела, как врач смазывает жиром нитки, видимо, готовясь к зашиванию раны в боку, и меня сильно затошнило. Я отвернулась, кусая костяшки пальцев.
–– Мне можно хоть поглядеть на него, господин д’Арбалестье?
–– Нет. Нельзя.
–– Почему?
–– Не стоит его волновать. Он иногда приходит в сознание, и я не хочу, чтобы он вас узнал.
–– А его рука? – спросила я. – Вы сказали, у него поврежден локоть. Что будет с этой рукой?
Ответа я не услышала, ибо в прихожую вошел Гариб. Доктор забрал у Марианны корпию, видимо, чтобы подложить под язык раненому на время операции, и удалился в спальню. Гариб последовал за ним.
Дверь какое-то время оставалась неплотно закрытой, и я, приблизившись, успела заметить, как Гариб опутывает веревками ноги Александра, а потом здоровую руку привязывает к колонке кровати. Я заметила и лицо Александра – белое, словно вата. Снова меня охватил ужас.
Д’Арбалестье подошел к двери, крикнул, чтобы ему принесли еще горячей воды, и прогнал меня от порога.
5
У меня еще достало сил расспросить Марианну обо всем, что ей было известно. Но узнала я совсем немного: о том, как долго пришлось искать доктора, как в ночь на субботу шуаны привезли тяжело раненного герцога в поместье, как сделалось дурно Анне Элоизе. Поль Алэн до сих пор отсутствовал и не знал о состоянии брата. По-видимому, следовало бы послать людей на его поиски, но делать этого я не хотела. Обстоятельства случившегося все еще оставались для меня тайной. Марианна повторяла, что беда настигла Александра на побережье. Видимо, стычка была жестокой. Александра просто изрешетили. Четыре пули! Я передернула плечами, прогоняя страх.
Некоторое время я дежурила у двери, напряженно прислушиваясь к звукам, доносившимся из комнаты. Удавалось разобрать только команды доктора да еще стоны, издаваемые, видимо, раненым в полубеспамятстве. Шли минуты, а д’Арбалестье не выходил. Я чувствовала себя совсем обессиленной, у меня ныло все тело и, кроме того, мне начинало казаться, что я простудилась: сильно болела голова и саднило горло. Понимая, что уже не могу держаться на ногах, я обратилась к Марианне, и она выкатила для меня из соседней комнаты кушетку на колесиках. Я улеглась, приказав служанке найти себе кого-нибудь на смену и тоже отдохнуть.
«Как несправедливо! – подумала я, тщетно пытаясь бороться с дремотой. – И почему Поль Алэн не оказался на месте Александра! Это было бы справедливей!» Почему это так, я не вдумывалась. Просто Александр… о, я так любила его, несмотря ни на что, вернее, несмотря на все, что случилось в последний год… Как можно жить, если его не будет? Боже праведный, как же лишиться того, что только и было моей поддержкой во всем мире, и пережить такую потерю?..
Я забылась тревожным, беспокойным сном, и проснулась от самого малого шороха, раздавшегося рядом.
Надо мной склонился д’Арбалестье. Он, похоже, только что вышел от Александра, ибо руки врача все еще были в крови, а лицо выглядело осунувшимся и усталым.
–– Прошу вас, мадам, протрите мне очки, – попросил он тихо. – Пока индус не принесет воду, я не могу этого сделать сам.
Я молча выполнила его просьбу, заметив и на стеклах очков брызги крови. Дрожь снова пробежала у меня по спине. Избегая смотреть на врача, я спросила:
–– Он… надеюсь, он в порядке?
–– Ближайшая неделя покажет.
–– О! – воскликнула я в ужасе. – Значит, вы не уверены до сих пор, что он будет жить?
Врач раздраженно произнес:
–– А что вы хотите, сударыня? Человек потерял много крови. В него всадили четыре пули, и одна из них чудом не задела сердце. Когда я приехал, уже началось воспаление. Теперь его ждет лихорадка, жар и бред.
–– А рука? – прошептала я.
–– Рука! О ней подумаем позже, когда станет ясно, что раненый будет жить!
Мое лицо исказилось. Я чувствовала почти физическую боль от всего этого откровенного перечисления ран Александра.
–– На несколько дней я останусь здесь, – произнес доктор. – Будьте любезны распорядиться насчет комнаты и стола для меня.
Он бросил на меня внимательный взгляд и вдруг спросил:
–– А вы сами?
–– Что?
–– Вы сами не больны?
Я сказала, что у меня болит горло. Д’Арбалестье жестом попросил меня подождать, вымыл руки и, приблизившись снова, взял меня за запястье и стал слушать пульс.
Я решила признаться:
–– Я беременна, господин доктор, скоро будет два месяца.
Он чертыхнулся и выпустил мое запястье.
–– Так что же вы здесь делаете, мадам? Марш в постель!
Я ошеломленно смотрела на него, не понимая, как он может предлагать мне идти в постель тогда, когда мой муж находится при смерти.
–– А я-то, болван! Я допустил, чтобы вы смотрели на кровь.
Я открыла рот, чтобы сказать ему, что ни за что не уйду, но он обернулся и, заметив на моем лице несогласие, почти обрушился на меня:
–– Силы небесные, вы еще осмеливаетесь не слушаться! Если кроме этого умирающего на мою голову свалится еще и дама с выкидышем, я не ручаюсь ни за него, ни за вас!
Слово «умирающий» заставило меня содрогнуться. Ведь и вправду, не дай Бог свалить на голову доктора еще какие-то заботы, кроме борьбы за жизнь Александра! Д’Арбалестье – наша единственная надежда. Перепугавшись, я живо спустила ноги на пол, однако уходить все-таки не очень спешила. Врач ворчливо повторил:
–– Ступайте! Ступайте! Избавьте меня от лишних забот, сударыня!
