скачать книгу бесплатно
– А вот так! ? ответил он и лихо приписал фломастером: «А также Евгению».
Как выяснилось потом, Витя выпросил эту картинку у хозяев на выставку под честное слово на три дня. Был скандал. Картинка осталась у меня.
Кстати, насчет кресла. Витя жил на Ирбитской, у него был день рожденья. Собрались все. Пришел Фил (Виктор Филимонов из консерватории) с какой-то девицей. Но жена его пришла еще раньше. Фил с девицей ввалились к Вите, ничего не подозревая. Был ужасный скандал и мордобой.
Жена победила. Фил с девицей убежали зализывать раны. Часа три-четыре умный Фил отсиживался в огородах, ожидая, когда жена уйдет. И снова они зашли поздравить Витю. Жена была там. Опять была драка. Соседи вызвали милицию. Милиция приехала через два часа, когда уже все разошлись. Менты вломились в квартиру и застали Витю в халате, сидящего в кресле.
– Поехали,? сказали они ему.
– С чего вдруг? ? удивился Витя, который, как и все нормальные люди, ментов не любил и имел на это все основания.
– У вас тут был скандал,? заявили менты.
На что Витя резонно возразил:
– Надо было ехать, когда был скандал, а сейчас-то вы кому нужны?
– Вам придется пройти с нами!
– С места не встану,? сказал Витя и не встал.
В райотдел его доставили вместе с подлокотниками. Дали пятнадцать суток и увезли на Елизавет. Марина Браславская, Тамара Ивановна, Эмилия Марковна и Светка Абакумова возили ему передачки. Витю все любили.
Все эти годы портрет бабушки не выходил у меня из головы. Я не знал, с какой стороны зайти. Начал я очень деликатно:
– Витя, продай мне этот портрет.
Витя посмотрел на меня как на идиота:
– Ты сам-то понял, что сказал!? Ты мне предложил продать бабушку! Ты бы свою бабушку продал? Как у тебя язык повернулся?!
Витя побледнел. Я понял всю глубину своего падения и к этой теме больше не возвращался. Но портрет бабушки мне очень нравился. Я считаю, что это одна из лучших Витиных работ.
Через пару лет я забежал к Вите в музей. Сидит ошарашенный Костя Патрушев и держит в руках портрет бабушки Веры.
– Вот, у Вити купил. За сто двадцать рублей.
Я очень расстроился, посмотрел на Витю:
– Витя, как это могло случиться?
– Да, неловко как-то вышло, бабушку продал…
– Витя, а как ты теперь собираешься мне в глаза смотреть?
Витя очень смутился. Все замолчали. Мне было очень обидно. Вдруг Витя поднял указательный палец вверх.
– О! Я знаю, как исправить! Я сделал нехорошо, я продал Косте бабушку! Я виноват! ? сказал он и бросился к сундучку.? Я все исправлю! Я продам тебе дедушку!
И торжественно вручил мне замечательный акварельный портрет дедушки Никиты. Портрет был хорош, но обида еще осталась.
– Нечестно, Витя, дедушка-то не родной.
– Вот чудак, кто ж тебе родного-то продаст?
Однажды нашего товарища Олега Пасуманского в начале 90-х годов жестоко избили омоновцы. Ни за что, просто так. Олег лежал в больнице у доктора Ваймана. Мы с Витей решили Олега навестить и утешить. Я заехал за Витей на Ирбитскую. Он только что закончил автопортрет, мастерски исполненный. Витя в тельняшке, похож на Ленина, на фоне Горсовета.
– Витя, продай картинку,? взмолился я.
– Забирай,? сказал Витя.
Я дал ему пятьсот рублей, забрал картинку и мы поехали навещать Олега. Уже в больнице Витя забеспокоился:
– Что ж мы, как индейцы какие, с пустыми-то руками. Так и опозориться недолго.
Зашли в палату. Олег, весь перебинтованный, увидел автопортрет и просветлел.
– Вот, Олег, это тебе от нас,? произнес я.
– Что значит от нас,? возмутился Витя,? ты-то тут при чем?
Почти все свои работы Витя мне дарил. Он также подарил мне две работы Валеры Гаврилова 70-х годов, несколько замечательных работ Лысякова, лучшую работу Вити Трифонова «Обком строится», несколько картинок Брусиловского, старые работы Валеры Дьяченко, одну картинку Языкова, Лаврова, Зинова, Гаева, да и не вспомнить всего.
Когда был написан этот рассказ, я приехал к Вите.
– Витя, прочитай, чтоб потом у нас с тобой разногласий не было.
– Ага, а при задержании ? съешь.
Начал читать. Дошел до слов «отсидел шестнадцать лет». Возмутился.
– Скинь хоть немножко!
– Не могу, Витя, меньше ? не прозвучит.
– Ладно, что теперь,? сказал Витя, взял фломастер и размашисто написал прямо по тексту рукописи: «И правда! И красиво!»
Сквозь огонь, воду и… колхоз
В 87-ом году я, учась в университете, поехал в колхоз. Университет работал в Красноуфимском районе на картошке. Девчонки, как обычно, в борозде, парни ? на погрузке. Работали в полную силу, торопились хотя бы уже потому, что убирать картофан из-под снега ? занятие уж совсем противное. Отряды были сводные: историки с биологами, журналисты с философами, математиками отдельно. А я был бригадиром грузчиков на станции Зюрзя. Парни с разных факультетов, все после армии, здоровые и жизнерадостные ? двадцать рыл. Я старше всех, и мне надо было все время смотреть, чтоб они не вырвались на волю. Зазевался ? все, туши свет. Они искренне считали, что овца, отбившаяся от стада, считается дикой, что местным надо сразу объяснять, кто хозяева, ну и все такое, сами понимаете…
На Зюрзю со всех окрестных полей приходили КамАЗы, УРАЛы и ЗИЛы, доверху груженные мешками с картошкой. Задача ? максимально быстро перегрузить эти мешки в вагоны, чтобы машины снова ушли в поля грузиться. Работа каторжная. Никуда не спрячешься, от тебя зависит куча народа, а мы еще и соревновались между собой. Руководил весовой и всем погрузочным тупиком Тимофеич ? лысый здоровенный мужик, немного наивный и очень добрый.
Однажды в тупик загнали вагоны с соляркой, они протекли, и налилось огромное озеро. Цистерны выгнали и подали вагоны под загрузку картошки.
Пришел Тимофеич, разбухтелся:
– Дак она ж у нас сейчас вся провоняет, никакие нанайцы ее есть не станут! Надо как-то все почистить!
– А как чистить-то, Тимофеич?
Он вдруг встрепенулся.
– О, я придумал!
Взял большую палку, намотал на нее кусок пакли, ткнул в солярку и принялся поджигать.
– Э-э! Тимофеич, давай подумаем!
– Какой на хуй думать! Поджигать надо!
Мы еле успели отбежать. Пламя с диким уханьем помчалось вдаль в сторону весовой. Тимофеич опалил усы и брови. Повалил черный дым. Сгорело несколько вагонов. Прилетели пожарные вертолеты. В общем, было прикольно.
Когда уже все закончилось, Тимофеич, весь чумазый, без бровей, подошел ко мне и осторожно спросил:
– Что, Женька, вроде бы получилось?
Я его успокоил:
– Ништяк, Тимофеич, получилось!
Грузились мы после с запасного пути. Но я не об этом…
У нас в бригаде был парень. По национальности кабардинец, звали его Ислам. Он нашел в полях дикорастущую коноплю, насобирал, высушил в отряде на колорифере. Приготовил «план». Всех угостил. А я не курил никогда, не то, что это говно, а просто не курил. И я даже не понял, что произошло. На моих глазах хорошие парни, мои товарищи, за которых я отвечал, за которых я переживал, превратились в банду дебилов.
Представьте, работаем двое внизу в вагоне, двое вверху на кузове. Мешки разные. Кто в колхозах ездил, знает. Бывает от пятидесяти до ста килограммов. Дима со мной на кузове берет мешок и начинает дико хохотать. Прохохотавшись, ставит мешок на своего хохочущего друга Юру, которого этим мешком напрочь придавливает. В это время Игорь с философского падает с вагона и разбивает очки. Вся бригада разбредается по полям. С трудом собираю, приезжаем в отряд. Вся банда врывается в столовую и съедает все. А потом вытаскивают клубные колонки на средину зала, включают музыку на всю мощь, садятся между колонками и прутся. А рядом с Зюрзей была «запретка» с пулеметными вышками, какое-то хранилище. И там росли дивные цветы. Два друга Генка и Толик, оба воевавшие, намылились за цветами.
– Э, вы куда? Там часовые! ? кричу им вслед.
– Вадимыч, не ссы. Они зажравшиеся, мы их легко снимем.
Короче, полное моральное разложение. Я просто такого никогда не видел. Не курили мы с Саней, будущим фээсбэшником, еще четверо парней и мой друг чеченец Усам. Усам ? одиннадцатый ребенок в семье, чемпион Чечено-Ингушетии по боксу, немногословный, работал очень честно, на износ, хотя за нами никто не следил и не проверял. Он смотрел на всю ситуацию со стороны, не скрывая презрения. Наблюдая мои отчаянные попытки привести всех в чувство и наладить нормальную работу, сказал брезгливо:
– Смотри, только что были люди ? стали животные.
В конце концов все устаканилось. Мы собрались на мой день рождения, выпили, обо всем поговорили и нормально доработали до конца. Получили по шестьсот рублей, чему все приятно удивились. Меньше получил только философ Игорь, потому как был халявщиком.
С тех пор прошло много лет. Ислам спился и пропал. Усам исчез в начале 90-х, и больше я его не встречал. Боюсь, что сгинул где-то в Чечне. Толик стал знатным милиционером. Уверен, что честным. Дима ? известный журналист. Кирилл ? тоже. Саня живет в Москве. Кого-то уже нет в живых. Это мои товарищи. Я их люблю и вспоминаю.
Зависть
Поехали мы как-то с Дюшей разговаривать к старшеклассникам в школу. Ребята хорошие оказались. Поговорили. Выходим на крыльцо.
– Жека, ты в какой школе учился?
– Имени Володи Дубинина.
– А что он сделал?
– Он был пионер-герой.
– А я,? гордо говорит Дюша,? учился в школе имени Героя Советского Союза Феофанова!
– А кто такой Феофанов?
Он посмотрел на меня как на больного:
– Ты что, не знаешь? Феофанова не знаешь?! Не придуривайся! Феофанова все знают!
– Я вправду не знаю. А что он сделал-то?
– Феофанов сбил два фашистских самолета!
– Это круто, но много кто сбил два фашистских самолета.
– Чудак, он их сбил из противотанкового ружья!
– Подожди. Так ему дали противотанковое ружье, чтобы он по танкам стрелял!
– Правильно,? говорит Дюша.? Он сначала расстрелял все танки, которые увидел, а кончились танки, сбил два самолета! А погиб он уже потом, в конце войны.
– Вот это да! Вот это я понимаю. Дал Феофанов фрицам оторваться! Уел ты меня. В хорошей ты школе учился!
– А у нас в школе его мама работала,? вспомнил Дюша.? Она была учительницей начальных классов ? Фаина Ивановна. Ее все любили. Она собирала по всей Широкой речке бездомных собак и кошек и тратила на них всю пенсию. Одна жила…
И вдруг я понял, что завидую Феофанову. Вот бы мне так!.. А до этого я завидовал только одному человеку. Есть один армянин. Многократный чемпион Мира, Европы и СССР по подводному плаванию. Он увидел, как с моста в водохранилище упал троллейбус с людьми и сразу же погрузился на глубину. Этот парень нырял в ледяную воду, вытаскивая из троллейбуса людей. Двадцать человек достал. Спасти их мог только он. Это был единственный человек, который мог спасти этих людей, и именно он оказался там на берегу. Я рассказываю об этом, а у меня пупырышки по рукам… Представляете, как я ему завидую!.. А потом этот парень вытащил человека из огня. До этого он, разбив стекло и запрыгнув в кабину, сумел остановить автобус, который катился в пропасть. В автобусе находилась вся сборная Армении. Зовут его Шаварш Карапетян. Скромный. Работает сапожником. Скажите, как этому человеку не завидовать?
Вот Александру Матросову я не завидую… Хотя безмерно уважаю.
Штурман
Представляю, как штурман себя чувствует рядом с пилотом. Не завидую нисколько. Как-то раз показали мне пару поворотов на сухом асфальте. Вижу: водитель понимает, что делает, все контролирует, но все равно страшно.
Я-то своего штурмана пару раз чуть не угробил. Один раз, на этапе чемпионата России, мы опаздывали на финиш. Вова сидел и смотрел в легенду, а за дорогой не следил. Меня вынесло и Вовиным боком ударило о дерево. Вова был не пристегнут. Дверь вмяло, а Вова просто пересел ко мне на колени и хоть бы фиг. Даже очки не потерял. А сколько мы с ним опрокидывались, и он каждый раз умудрялся упасть на меня, а не наоборот. Но своего штурмана я все-таки берег.
Один раз напугал он меня до смерти. На многодневке «Урал-Трофи» выдался скоростной этап. Раздельный старт. Ушел Стихин, ушел Вадик Макаров, перед нами стартует экипаж Иванова-Сарсадского… Мы ехали не здорово и нам, чтобы куда-то в призы залезть, надо этап выигрывать. Вова настроился, пристегнулся и поправил очки. Держит легенду и громким голосом командует. Мы с ним и вваливаем. Скорость приличная, колеи, колбасит будь здоров! От ремней потом синяки остаются. Увидели впереди машину. Кажется, вот-вот догоним. И вдруг она исчезает. Вова поворачивается ко мне и истошным голосом орет:
– ПОРВУ!!!
Я перепугался, понял, что еду не туда. Такой тихий Вова и таким грозным голосом…
А он смотрит на меня бешеными глазами и орет снова:
– ПОРВУ!!! Я сказал, ПОРВУ!!!
«Вот ведь и вправду порвет»,? подумал я, испугался, голову в плечи втянул.
– Сворачивай в ров, не вписываемся!!!
