скачать книгу бесплатно
Я смотрел телевизор, когда хотел. И смотрел по нему то, что хотел.
Мне было лет пять, когда мама впервые прокатила меня на «Харлее», посадив перед собой, на полированный черный бензобак. Первый глоток «Moet et Chandon» я сделал намного раньше, чем пошел в начальную школу.
Но при всем этом мне были прочитаны лучшие стихи и сказки, спеты самые красивые песни. Я знал буквы и ноты. Любил Бога и Америку, людей и животных. Все это поселилось в сердце, словно само собой. Без воспитательных бесед. Без нравоучений и запретов.
Главным ответом на большинство моих вопросов было «Как хочешь».
Казалось бы, при таком раскладе я просто обязан был вырасти эгоистичным избалованным подонком. Порочным и ленивым. Презирающим закон, людей и все общественные нормы, вместе взятые.
Но я вырос таким, каким вырос.
Когда пришло время, родители спросили меня, в какую школу я хочу пойти.
– В нормальную – без раздумий ответил я – В которую ходят все.
– Окей – пожал плечами папа – Как хочешь.
Сидящая рядом с ним мама с легкой улыбкой кивнула.
И я пошел в самую обычную американскую школу. Которая не носила клубных пиджаков и галстуков. И начиналась с большого желтого автобуса.
Волшебное «как хочешь» сотворило очередное чудо. Я рос не в закрытом элитном инкубаторе. А становился частичкой великой нации вместе с детьми таксистов и прорабов, владельцев прачечных и барменов, копов и медсестер.
Мы не были детьми помойки. Но не были и рафинированными маленькими снобами. Поэтому взрослое слово «демократия» входило в нас быстро и на удивление просто. Под перестук баскетбольных мячей и грохот подносов в школьной столовке.
Если я чем-то и отличался от своих одноклассников, то это тем, что не боялся ни плохих отметок, ни вызовов к директору. Я сам рассказывал папе и маме обо всех происшествиях. Не делал я одного. Не жаловался. Никогда. Что бы ни случилось.
Впрочем, мне и жаловаться было особенно не на что. Наверное, от папы я унаследовал загадочную способность нравиться людям. А, может быть, для этого достаточно было просто не быть подлым. Во всяком случае, в детстве.
Впрочем, неприятности иногда случались. Как-то один придурок сказал на перемене, что я «из богатеньких». А мои родители старые хиппи. Естественно, я тут же набросился на него и разбил ему все, что мог. Но и сам умылся кровью. Он был сильный и на полголовы выше.
Вечером я сказал папе, что решил заниматься боксом.
– Окей – понимающе кивнул он – В какую школу ты хочешь ходить?
– В ту, где учат драться по-настоящему – уверенно ответил я.
– Как скажешь – ответил отец.
По-настоящему учили драться не в дорогом спортклубе на Мэйн-стрит. А в большом полуподвале, пропахшем потом и пыльными стенами. Почти все ребята в школе бокса были черными или мексиканцами. Если где-то в уголке моего сердца и дремал расизм, то он умер, не успев проснуться.
Через неделю парни удивлялись, что я все еще упорно хожу на занятия. Хотя они отводили на мне душу, как хотели (тренер делал вид, что этого не замечает). Через месяц они поняли, что я не сдамся. Через два я стал одним из них. А через год я мог спокойно разгуливать по районам, в которые даже копы старались не заезжать без особой надобности.
До сих пор помню, как Джи Би Фримэн, огромный детина с золотой цепью на груди, известный всему побережью рэпер и наркоторговец, увидев меня, сказал своей уголовной свите:
– Смотрите, парни, это Уэсли Брайтон. Друг моего младшего. Реальный боец!..
Наркотики обошли меня стороной. Лишь однажды я покурил травы. И испытал легкий ужас. Мозг затуманился, тело стало непослушным и чужим.
– Одно из двух – уверенно сказала мама, когда я с трудом добрался домой и все рассказал родителям – Или товар паршивый, или трава это не твое…
Я не стал проверять. Мне и так все нравилось.
В хай-скул было еще лучше, чем в начальной школе. В боксе я был одним из лучших. Учился жадно и с интересом. Эй Пи сдал блестяще и с ходу. Дружил с отличными ребятами. Вдобавок, оказалось, что я очень нравлюсь девушкам. Что, само по себе, не могло не радовать…
Конечно же, не все мои одноклассники летали по уик-эндам в Нью-Йорк. Не все посещали с мамой школу верховой езды (папа отказался, сославшись на плебейское происхождение и лень). Не все ездили в Лос Анжелес на громкие кинопремьеры.
Но у меня хватало ума и деликатности не выпячивать это. И все шло своим чередом.
Наверное, нежная любовь богатых родителей, обычная американская школа и боксерский ринг оказались не самым плохим воспитательным набором. Во всяком случае, королева выпускного бала выбрала меня…
К тому времени я уже точно знал, что не буду богатым бездельником. И это не было стремлением «жить, как все». Нет. Решение было искренним и шло из самого сердца. Ринг научил меня побеждать и радоваться победам. Я еще не решил, чего именно хочу добиться. Знал лишь, что нужно жить так, чтобы мир не мог обойтись без меня. А в том, что Бог подскажет мне дорогу, я не сомневался…
…– Уэсли, сынок – сказал мне отец через несколько дней после того, как я закончил школу – Почему-то считается, что в этот период жизни отцу полагается произнести напутственные слова. Я в этом деле не большой специалист, сам понимаешь. Могу сказать одно. У нас достаточно денег, чтобы ты мог ничего не делать. Просто жить в свое удовольствие. Жизнь коротка… От работы кони дохнут… Э-э-э…
Он повернулся к маме.
– Любимая, что еще…
– Пусть трактор пашет, он железный… – подсказала мама.
Я слушал их с улыбкой. Юные силы буквально разрывали меня. Я был готов штурмовать небо.
– Ну, да… – удовлетворенно кивнул папа – Примерно, так.
Я обнял родителей. Нежно и сразу обоих. Совсем, как в детстве. Только теперь я был выше их. И мое мускулистое тело старалось не сделать им больно.
– Пап, мам, родные… Я через несколько дней уезжаю. Меня берут в Беркли. Если я сдам два SAT Subjects, конечно. Но я их сдам… Вы же не против?
– Беркли, так Беркли. – пожал плечами папа – Надоест, бросишь. Большое дело…
– Конечно, сынок – с улыбкой согласилась мама – Как хочешь…
?????
BERKELEY
Беркли…
Если хотите понять, что я почувствовал, оказавшись там, то сразу допишите к своим фантазиям десять нулей. И не ошибетесь. На меня словно обрушился волшебный радужный водопад. И я задохнулся от счастья.
Беркли оказался лучшим местом на Земле. Поляной золотых одуванчиков. Волшебной страной, в которой мне нравилось все. И все.
Учеба сама по себе была наслаждением. Подарком. Счастьем и чудом.
Но Беркли, очевидно, считал иначе. Потому что щедро окружил учебный процесс всеми радостями мира. Мыслимыми и немыслимыми.
Я дрался несколько раз в неделю. Но только на ринге. Потому что на квадратной миле вокруг меня не было ни одного тупого урода. Меня окружали очаровательные люди, полные дружелюбия и знаний.
Моя способность нравиться девушкам обрела такие конкретные и оглушительные формы, что хотелось писать слово «Секс» с большой буквы.
Я репетировал роль Гамлета в студенческом театре.
Стал командиром взвода в команде по пэйнтболу.
Записался в кружок «Плоская Земля».
Первым поддержал японца Мицуки в создании секции боевого кендо.
Увлекся прикладной нумерологией.
Индейской культурой и магией.
Логистикой и социальным прогнозированием.
Не обошлось и без запретных удовольствий. Ходящего по кругу во время философской дискуссии косяка травы. Групповой ЛСД медитации на ночной крыше кампуса…
Но главным наркотиком оставалась сама учеба. Она пьянила и затягивала. Она была наслаждением.
Однажды я вдруг понял, что не помню, когда звонил родителям в последний раз. И стыд обжег меня, словно ведро кипятка. Но я не схватил заброшенный мобильный. А без предупреждения приехал к ним в ближайший уик-энд. Пропустив тренировку, факультатив по нумерологии, театральную репетицию и два свидания. Именно так, без звонков, неожиданно, было принято возвращаться домой в нашей семье, не знающей запретов…
И обнял Мэри и Джона Брайтонов. Людей, из которых меня вылепил Бог…
– Выглядишь счастливым – сказала мама.
Ее глаза светились лучистой добротой.
– И крутым – отметил папа, откупоривая вино.
Прошло каких-то несколько месяцев, как я уехал. А мне казалось, что лет пять, не меньше. Все вокруг словно было невыносимо медленным. И еще немного искусственным. Как театральная декорация.
Настоящим до последней капли осталось одно. Огромная нежная благодарность к этим двум, уже немолодым, людям. Бездельникам и авантюристам. Нарушающим законы и правила миллионерам, состоящим из любви друг к другу и ко мне.
– Господи, как же за тобой бегают девчонки! – вдруг выдала хитро рассматривающая меня мама – Я могу себе представить!.. Кстати, есть шикарный анекдот на эту тему…
Возвращаясь в воскресенье в кампус, я улыбался всю дорогу. Потому что понял, что околдовавшее меня чудо Беркли не разрушило все, чем я жил до него. Просто теперь у меня было два мира. Очень разных.
Один огромный, общий. Полный соблазнов, шансов и идей. Предлагающий все, но не гарантирующий ничего. Раздающий успех тем, кто ему приглянулся.
И второй, любящий только меня. Родной и крепкий. В котором я всегда смогу укрыться, если проиграю…
Вот только проигрывать я не собирался. Особенно после грандиозного, ошеломительного успеха «Гамлета», за один вечер сделавшего меня главной звездой и секс-символом Беркли. Единоличным и неоспоримым.
Не навсегда, конечно. Где-то месяца на полтора. Современный мир меняет любимчиков, как перчатки. Иначе ему скучно.
Но я и не планировал обессмертить свое имя студенческой театральной постановкой. К тому же, именно в те дни произошло главное. То, что должно было произойти. То, к чему Бог вел меня целых 19 лет. То, ради чего встретились и полюбили друг друга два грешных романтика. Мои мама и папа. Короче, главное.
Преподаватель информатики мистер Теннисон закончил лекцию на четверть часа раньше. И сказал, что с нами хочет поговорить его старый друг и замечательный человек мистер Фокс. Один из лучших хирургов Америки. Это звучало интригующе.
Появившийся кафедрой мистер Фокс смотрел на нас так, словно старался скрыть переполнявшие его ярость и презрение, но не мог.
– Привет, молодые гении. Цвет нации, фавориты Вселенной…
Сарказм в его голосе был неприкрытым и искренним.
– Я попросил у моего старого друга 15 минут вашего времени. Но мне хватило бы и десяти. Тем более, я заранее знаю, что уйду отсюда с пустыми руками. Не заполучив ни одного из вас. Спросите, почему я так уверен? Да потому, что я уже шесть лет езжу по университетам страны впустую. Но буду ездить до самой смерти. А, когда умру, это же самое будет делать кто-то другой. Почему? А вот почему.
Многие из вас наверняка слышали поговорку «У каждого врача есть свое маленькое кладбище». Так вот, у меня оно не маленькое. У меня оно больше, чем у какого-нибудь тихого городка на Среднем Западе. И не потому, что я халтурщик или косорукая бездарь. Хвастаться не буду. Сами посмотрите в Интернете, если захотите.
– А почему? – пискнул девичий голос с задних рядов.
– Причина проста – в голосе хирурга Фокса больше не было ноток сарказма, ему на смену пришла злая досада – Есть внутриполостные операции, в ходе которых перед хирургом возникает несколько вариантов решения. От трех до шести, если быть точным. Но шанс на спасение дает лишь один. Поэтому хирург каждый раз играет в русскую рулетку. С той разницей, что кону не его собственная жизнь, а жизнь пациента. Проще говоря, режет наугад. Ему мог бы помочь сложный биохимический анализ, но решение должно быть принято за 30–40 секунд. Такой анализ могла бы дать лишь надежная и проверенная компьютерная программа. Или несколько совмещенных программ. Дающих ответ за несколько секунд. Мгновенно. Сразу же…
Над аудиторией повисла тягостная тишина.
– Вот только ее до сих пор никто не создал. Знаете, почему? – Фокс обвел аудиторию тяжелым взглядом – Потому что это тяжело. Скучно и не богемно. Вот почему. И может не получиться. И деньги не самые большие. Нет, у нас, конечно, есть фонд, спонсоры, лаборатории… Но все равно хорошему программисту или изобретательному креативщику в сто раз больше заплатят в рекламной индустрии. И в Голливуде. И на Уолл-Стрит. И в политических командах Вашингтона. Да что там! Можно просто придумать компьютерную супер игру и за три дня заработать первый миллион! Без всякой микробиологии и копания в чужих кишках. Верно я говорю, а, чемпионы жизни? Каких-нибудь очередных покемонов или вроде того… А что, классно! – он несколько секунд помолчал – Главное при этом не думать о том, что 15 человек из 20-ти уже никогда не будут ловить этих ваших покемонов. Их увезут в холодный больничный подвал на специальном лифте… Да, забыл сказать. 80 % таких пациентов это дети в возрасте от восьми до тринадцати лет.
Над аудиторией пронесся едва слышный шелест голосов.
– Я знаю, знаю – в голосе мистера Фокса опять зазвучали желчные интонации – Кто-то из вас, конечно, поддастся романтическому порыву и останется в аудитории. Вот только он быстро бросит эту затею. Когда увидит, что другие уже давно паркуют алые кабриолеты на стоянке «Wieden+Kennedy». Получают «Оскара». Пьют шампанское на презентации очередных «Angry Birds» или «Tik Tok»…
Прозвенел звонок. И толпа моих однокурсников потекла к выходам. В непривычном скорбном молчании. Словно с похорон. Да оно и понятно.
Док перегнул палку. От его слов кто угодно захотел бы пить шампанское и парковать кабриолеты возле элитных офисов. А жившая ожиданием успеха юность Беркли и вовсе шарахнулась от него, как от чумного. Так что конкурентов у меня не было.
Спускаясь к нему по проходу, я не чувствовал ни душевного трепета, ни особой торжественности момента. Произошло то, что должно было произойти. Только и всего.
Правда, оставалось прояснить некоторые детали.
– Привет, мистер Фокс. Я Уэсли Брайтон. Мне интересно то, о чем вы говорили.
Он поднял на меня глаза, и его пробило на нервный смешок.
– Не смешите меня, молодой человек. На вас огромными буквами написано «рожден быть богатым».
– Так и есть – не стал спорить я – Именно с этого пункта я и хотел начать. Я сделаю то оборудование, которое вам необходимо. И «хард», и «софт»… Но меня интересует коммерческая сторона вопроса. Я обещал папе и маме стать миллионером…
– Это не тема для шуток. Речь идет о детских жизнях, юноша – торжественно просипел Фокс – О тысячах детских жизней…
– Это вы уже говорили – спокойно ответил я – Вот только мы живем в стране либерального капитализма. Вы сами, полагаю, получаете весьма приличные деньги за каждую операцию? Даже за ту, после которой детей увозят в холодный подвал. С бирочкой на большом пальце. Так же, док?
Теперь Фокс смотрел на меня с яростью. Уверен, что он попытался бы ударить меня. Но его спасло знание человеческой анатомии. И, возможно, некоторый жизненный опыт.
– Пошел вон… – процедил он сквозь зубы – Циничный засранец…
«Зато хоть детей не убиваю» – собрался ответить я. Но не успел.
– Да ладно, что с ним говорить? Пустая трата времени. Он же явно ничего не решает. Лучше свяжемся с его начальством и узнаем, что к чему – прозвучало совсем рядом. Прямо за моим левым плечом. Словно решил заговорить мой ангел-хранитель.