Кубанский шлях. Исторический роман

скачать книгу бесплатно


Когда Муса и Аквонуко ушли, друзья дали волю своему гневу.

– Убить, ты представляешь?! Не в честном бою, а как собак! – кипятился Фрол.

– Не мы угоняли его лошадей, а возможно такие же разбойники, как те, что напали на старика. Дядька Павел же говорил, что их в степи много. Может, даже с Дона они! – горячился всегда спокойный Степан, видно, забыв, что недавно они сами пытались угнать чужих лошадей.

– Надо отсюда убираться подобру-поздорову.

– Незаметно не уйдёшь. И кони нам нужны. А у них тут их вон сколько!

Все последующие вечера, неделя за неделей, картина повторялась: гости, ужин, песни. Правда и гости, и песни были разные. Но приятели заскучали.

– Фролка, надо что-то делать. Давай спросим Инала о конях. Да и ноги тебе надо лечить. Может у них тут знахарь какой есть, – беспокоился Степан.

– Давай думать, Стёпа…

В ауле

Ночь друзья провели бессонную. Мысли лезли одна на другую и не складывались в действия. Утром, когда пришёл Инал, первый вопрос к нему был о лошадях. Черкес их понял и обещал помочь с покупкой.

– Вы уже собираетесь уходить? – поинтересовался он, – об этом с отцом поговорите. Вы его гости.

– Поговорим, поговорим, – буркнул Фрол.

К вечеру в кунацкую опять пришли люди. Первым явился Шаид. По-русски он не говорил и Аквонуко не было, однако, и без толмача, знаками гость попросил Степана показать ему кинжал, который висел у того на поясе, в стареньких ножнах, подаренных Мусой. Что уж в оружии он необычного увидел, друзья не поняли, но что-то не так: Шаид, вниматльно рассмотрев кинжал, покачал головой и поспешно покинул кунацкую, даже не оставшись на ужин.

Восемь анэ приносил Инал гостям, но друзья заметили, что угощение оставалось почти не тронутым. Гости только пробовали каждое блюдо, чтобы не обидеть хозяина. Они перешёптывались и ждали…. Ждали Джегуако, который в этот раз пел излюбленный всеми народами Кавказа «Сказ о нарте Сосруко».[28 - Героический эпос, присущий всем народам Северного Кавказа.] Гостей собралось намного больше, чем в предшествующий вечер. Видимо пришли нарочно – послушать сказителя.

В кунацкой было очень тихо. Только звуки черкесской балалайки, голос Джегуако и чуть слышный – толмача: «Едва Сосруко одним прыжком соскочил с коня и схватился за гриву, как конь взвился звездой в облака и попытался с поднебесья сбросить с себя седока, вниз головой взвивался в бездну и вновь взмывал в небеса. Что только не делал конь! Скакал по крутым обрывам и ущельям, бросался в пучину океана, пролетал сквозь горные кольца, но седока сбросить с себя так и не удалось…».

Гости не расходились до тех пор, пока Сосруко не победил всех врагов.

– Ты видел, Фролка, как они слушали-то песельника их. И плакали, и смеялись. Как у нас песни о богатырях слепцы, калики прохожие, поют. Ходят по деревням и поют про Микулу Селяниновича, Илью Муромца, Добрыню Никитича. Слышал, небось? – Степану хотелось поговорить: воспоминания о прошлом тоска по родным местам переполняли его.

– Сказки всё, – равнодушно проговорил Фрол, уже засыпая.

Ночью поднялась буря, пошёл сильный снег. Заметало почти до обеда. Когда непогода утихла, Степан выглянул за дверь кунацкой. Снегу по колено. Расчищая дорожки, он обнаружил, что плетень около коновязи повалился. Степан, подобрав подходящий камень, принялся заколачивать вылетевший кол. Мимо него прошла черноглазая девушка, тоненькая, как ивовое деревце. Степан поймал её любопытный взгляд, но она мгновенно опустила глаза и смущённо отвернулась. И было в этом повороте головы что-то до боли родное. Вот также Степанидушка отворачивалась при их знакомстве, чуть-чуть прикрывая рукавом лицо.

Из унэ выглянул Муса, что-то быстрое и строгое сказал девушке, и она исчезла.

– Не надо, нет-нет, вы гости! – обратился Муса к Степану, забирая из его рук камень. – Инал уже несёт вам обед. Иди в кунацкую!

– Надоело уже гостить-то, – недовольно пробурчал про себя Степан.

Он угрюмо присел на диван, и в его невесёлые мысли всё время вторгалось белое личико с тёмными смешливыми глазами.

Последнее время дурное настроение часто овладевало друзьями. Всё идёт не так, как было задумано: коней они не нашли, к казакам не прибились, мало того, ещё оказались в плену у черкесов. А как иначе их положение назовёшь. Все добрые и ласковые, а за калитку выйти нельзя. Но девушка!

Степан смущённо достал образок. Вглядываясь в строгий лик Божьей матери, прочитал «Живые помощи», перекрестился, поцеловал образок…. Не помогает!

Фрол в этот раз не мешал своему задумчивому другу, хотя обычно забрасывал его шутками и остротами. Сейчас и сам он был в печали. Размотав повязку на изъязвлённой ноге, он посыпал из кисета её пеплом и тяжело вздохнул.

Вошёл Инал с обедом. Степан спросил его о девушке.

– Дари, сестра, – кратко ответил он и, помолчав, добавил, – невеста Бека.

У Мусы было всего трое детей, хотя женился он дважды. Первая жена, мать Инала, скончалась от неизвестной болезни, которую воины привезли из похода. Тогда вымерла четверть селения. Дети, два сына, уцелели чудом – они гостили в доме тестя, из которого никто в поход не ходил.

И если первый раз Муса женился на девушке, которую ему сосватали родители, то второй брак был по страстной любви. Он боготворил свою жёнушку, ласковую и кроткую. И когда она умерла родами, оставив ему Дари, Муса поклялся, что больше не женится. И слово сдержал… Но дома не обойтись без женщины! И он пригласил к себе пожить бездетную сестру Хасинат. Она и стала Дари матерью.

Старший сын был воин, настоящий джигит. Подобных ему в дружине уорка Бека не было. Он пал в бою, оставив неутешную вдову с малолетним сыном, которые тоже жили в доме Мусы на своей половине.

Инал – боль отца. Слабый здоровьем, хромоногий юноша пытался не отставать от сверстников. Он был неплохой наездник, меткий стрелок. Но не эти мужские увлечения занимали его. Он интересовался совсем другим: собирал и записывал истории из жизни черкесов, старинные песни и сказания. Мусе не нравились эти занятия сына, но он понимал, что как воин Инал не прославит свой род. Эту надежду он связывал с внуком, который очень походил на своего мужественного отца.

Его любимица Дари была действительно предназначена Беку. Давным-давно, когда Муса, дружинник уорка, отвёл удар вражеской сабли от своего начальника, приняв его на себя, тот сказал:

– Если у тебя родится дочь, – я женю на ней своего Бека.

Старый уорк умер, а Бек, помня наказ отца, ждал, пока Дария повзрослеет. Теперь же, когда девушка расцвела, Бек и без воли отца жаждал заполучить её в жёны.

Однако Муса по происхождению тфэкотль.[29 - Черкесское общество разделяется на следующие сословия: 1) пши (князь), 2) уорк (дворянин), 3) тфэкотль (среднее сословие свободных людей), 4) об (состоящие в зависимости от покровителей), 5) пшитль (подвластный хлебопашец, обрабатывавший землю своего господина), 6) ясырь (раб, дворовый человек).] Главным условием действительности брака является равенство происхождения. Уорк мог, конечно, жениться на дочери тфэкотля. Однако, по адату, муж передавал право высшего сословия своей жене, жена же не передавала своего сословия ни мужу, ни детям. Если Бек женится на Дари, она не будет обладать никакими правами. Но Муса был согласен на всё, чтобы породниться с дворянином.

Погода была пасмурная, и после обеда друзья уснули. А вечером опять были песни, разговоры, из которых друзья мало чего поняли и поэтому не смогли в них участвовать. Однако толмач изложил суть:

– Джигиты собираются в поход на бжедухов.

– Кто такие бжедухи?

– Наше племя.

– А чем они не угодили вам?

– Скот пасут на нашей земле.

– Зачем воевать, да ещё со своими. Вам что, земли мало? – удивился Степан.

– Мы адыги, воины, – гордо ответил Аквонуко.

Перед сном Фрол, тяжело вздохнув, сказал:

– Уф, не могу больше. Надо что-то делать.

– Что говорить о деле? Ты, Фрол, ноги полечи. Скоро тягать их не сможешь, правая даже распухла.

– Завтра и займусь. Авось найдётся здесь знахарь какой-нибудь.

Степан помолился по своему обычаю и лёг. Но заснул он нескоро. В эту ночь впервые глаза у Степаниды были чёрные.

На следующий день Фрол сразу же спросил у Мусы, есть ли у них в селении лекарь или знахарь.

– Как не быть? Ест старуха одын. Сылно хорошо лэчит. А для чего?

– Ноги болят.

– Позову.

Муса вышел. Степан глянул в окошко: снег подтаял – во дворе образовалась длинная грязная лужа.

«Нужно отвести воду, подумал он», – и, накинув зипун, вышел из кунацкой. Сам нашёл в сарае заступ, проделал канавки и согнал по ним воду и талый снег. Закончил работу он скоро и даже огорчился: истосковались руки по труду. Весна придёт, крестьяне пахать-сеять начнут, а они с Фролом, неприкаянные, гостят в чужих дворах, а, может быть, и не гостят, а в плену…

Он занёс заступ в сарай, и сквозь щель в двери увидел, как во дворе опять показалась фигурка Дари. Она шла не спеша, ровненько-ровненько, на плече у неё был высокий кувшин, который она ловко придерживала рукой, отчего казалась ещё стройней и тоньше. Степан подумал: «Лет пятнадцать, наверное, дитя…». Но глаз не отвёл. Что-то в ней было такое, что приковывало его взор. И он смотрел на черкешенку до тех пор, пока она не скрылась из виду; и после ещё долго стоял с невидящими глазами, обращёнными внутрь себя….

Вывел его из задумчивости Верный, который потёрся боком о сапог хозяина и лизнул ему руку. Волна нежности, переполнявшая Степана, перекинулась на пса. Они долго играли. Даже в кунацкой были слышны смех Степана и радостное повизгивание собаки.

Усталый и весёлый Степан вошёл в дом.

– Фролка, а что мы такие страшные, волосатые, как дикари? Побриться бы надо.

– Ну и брейся, если хочешь. А мне не для кого прихорашиваться.

Слова Фрола заставили Степана сознаться самому себе, что Дария ему нравится, очень нравится. Он вынул из-под рубахи образок, перекрестившись, поцеловал его и виновато прошептал:

– Прости меня, Степанидушка.

Встреча с Беком

Дари с детства знала, что выйдет замуж за Бека, поэтому даже повзрослев, не испытывала к нему никаких чувств. Воспринимала его и будущее, связанное с ним, как данность, собираясь исполнить волю отца[30 - Согласие девушки на замужество требуется непременно, но оно не всегда служит выражением её собственного желания. Девушка, заключив из разговора присланной к ней депутации, что родственники на предварительном совещании уже решили выдать её замуж, изъявляет на то и своё согласие, руководствуясь в этом случае искони заведённым порядком. Впрочем, бывают случаи, что девушки пренебрегают своим сословным происхождением и положением в обществе и бросаются в объятия своего любезного – простого, незнатного человека.] с дочерней покорностью.

Дари росла самостоятельной девочкой: у отца не было времени с ней возиться, тётка, не имеющая своих детей, в воспитании делала упор на ведение домашнего хозяйства. И хотя она любила Дари, материнской нежности племяннице не давала. Тётка отличалась замечательным искусством в шитье одежды, вышивке золотыми и серебряными нитями. О ней говорили: «Скорее износится и изорвется само платье, чем лопнет шов, сделанный Хасинат». Дари училась у неё шить, вышивать, плести кружево…,

А ещё тётка занималась её нравственным поведением: учила проявлять скромность, держаться достойно и оказывать почтение, быть сдержанной в выражении чувств и мыслей, как того требовал неписаный закон Черкесии.

У девушки было несколько подруг из семей таких же тфэкотлей, как и её отец. С ними она проводила свободное время, которого было не так уж и много. Ей так же нравилось играть, а позже и беседовать с Иналом. Он не жалел досуга для сестры. Но больше всего она любила волю и лошадей. Девушка была умелой наездницей, метко стреляла в цель и с охоты никогда не возвращалась без добычи.