скачать книгу бесплатно
– Но ты же не знал.
– Ладно, – пресек неприятную тему дядя, брат отца, – разберутся. Ты подал на апелляцию, так? Значит, жди.
– Ну вот и хорошо, – обрадовалась мать и спросила у невестки: – А как ты варишь варенье? Ты косточки вынимаешь?
Уютно было сидеть в саду. Братья хорошо выпили, вспоминали прошлое.
– А помнишь, как ты покрасился, – засмеялся старший брат.
– А я подумала, что он брюнет, – подхватила мать, – он мне таким и понравился, черноволосый-черноволосый.
Артур ест и думает: «Я слышал это тысячу раз, неужели им больше не о чем говорить».
И наворачивает пироги. Дома таких не бывает. Никто не умеет печь. Баба Яга из бывших, жили всегда с прислугой. Мать тоже ничего не умеет. Такая у них голубая кровь. А отец крепкий крестьянский сын.
Наконец они откланялись и пошли вокруг дома пройтись. Артур решил взять велосипед. Уходя, услышал, как отец тихо сказал матери:
– Отказали мне в апелляции.
* * *
Осень. На даче стало холодно. И Смирновы стали перебираться в город. Как и в начале лета, Савелий Карпович снова заказывает машину. И опять все вещи надо собрать, и опять перевозятся обратно две кровати и раскладушка, а также все кастрюльки и сковороды. Одинокой остается керосинка – не нужна она в городе. Там газ.
Баба Яга сбилась с ног, чтобы ничего не забыть. Из экономии заворачивает в бумагу недоеденное Нютой крутое яйцо – пригодится. На кашах и сухарях девочка наконец избавилась от своего колита.
Нижние тоже довольны – перестанут у них над головой топотать.
* * *
Ну вот и Москва! Какое непривычно гулкое парадное. И городские цветы ярко-желтые, едко пахнущие – календула. Любимое лекарство у Бабы Яги. От всего лечит.
Первое сентября Артур запомнил плохо. Ощущение сумятицы мешало осознанию значимости момента. Толпы студентов во дворике на Моховой совсем не походили на передовой отряд молодежи, о котором кто-то талдычил в приветственной речи. Но гремела музыка, хохотали студентки, все обнимались, и у него зарябило в глазах.
Потом целую неделю разбирался со своим окружением, расписанием и расположением аудиторий.
Идут занятия. Обе девушки Артура с ним в одной группе. В этом повезло. А в остальном…
Артуру очень нравится латынь. Он помнит, как папа прежде любил читать чеканные строки Вергилия, выученные в дореволюционной гимназии.
А теперь… Теперь получается, если апелляции у отца нет, то Артур совершил подлог, просто наврал в своей анкете. И если вскроют обман? В лучшем случае сразу выгонят из университета, а в худшем – думать страшно. И у Артура возникает план.
После очередного семинара по латинской грамматике Артур подходит к преподавателю. Этот симпатичный человек вызывал у него доверие. Он не просто преподаватель – он член партбюро.
– Евгений Серафимович, можно с вами поговорить?
Латинист удивлен. Студент старательный, занимается хорошо, только что выступил на семинаре, цитировал Вергилия.
– Пожалуйста, – говорит он, пряча в портфель свои бумаги.
Артур мнется – рядом вертится доносчик Кочетков, у него тоже вопросы к лектору.
– Пусть сначала он, – говорит Артур и выходит из коммунистической аудитории.
К нему тут же подбегает Рогова, сует записку и исчезает. В записке написано: «Встретимся в музеи Ленина, там выставка подарков Сталина».
Артур поморщился, исправляя ошибку в слове «музеи» на «музее». А тут появились довольные друг другом Кочетков и латинист.
– Так о чем речь? – поинтересовался преподаватель.
Кочетков, к счастью, исчез. Артур сказал:
– Это конфиденциально.
Латинист сразу понял и завел его в небольшую пустую аудиторию. Смотрел требовательно и строго.
– При поступлении я ошибся в анкете.
– Если вы русский знаете так же хорошо, как латынь, – это не беда! – улыбнулся преподаватель.
– Я написал, что отец член партии, а в это время его исключили. Он подал апелляцию, и я думал, что так можно… написать. Он член партии с двадцать четвертого года.
– За что исключили? – строго спросил латинист.
Это был трудный вопрос, формулировка там была убийственная. «За пособничество троцкисту». Но разве такое произнесешь. Артур покачал головой:
– Он мне не говорил.
– Когда апелляция?
– Уже… опять отказали.
Евгений Серафимович надолго задумался. Но тут зазвенели звонки и в комнату уже кто-то ломился.
– Почему вы мне это говорите?
– Вы член парткома и… и хороший преподаватель… И человек.
В дверь стали входить студенты. Латинист сказал:
– Я подумаю, – и исчез.
В коридоре ждала Рогова.
– Ну, – сказала она.
– Что ну, – не понял Артур.
– Идем в музэй.
Она не только писала неправильно, а еще и произносила это слово через «э» оборотное. Это вызвало раздражение, и Артур отрезал:
– Прости, я занят.
Она вроде обиделась и ушла. А Артур стоял, все еще не в силах понять, что же будет дальше.
* * *
Через несколько дней при входе на истфак Смирнов неожиданно увидел портрет в рамочке, подошел поближе и вдруг дернулся.
Это был Евгений Серафимович, латинист, член парткома, которому он решился поведать свою тайну. Еще вполне крепкий мужик с легкими залысинами.
Что-то погнало Артура в партком узнать, когда похороны.
Там ему сказали, что латинист не такая уж большая шишка, чтобы по нему устраивать гражданскую панихиду, поэтому если хотите с ним попрощаться – вот вам телефон, спросите вдову.
Вот этого Артуру совсем не хотелось – не любил он и не умел выражать сочувствие. Но тут появилась Лариса и спросила, что случилось.
Короче, они поехали вдвоем к черту на куличках прощаться с совсем неизвестным им человеком. Но Артур оправдывал себя, считая, что у него есть кодекс чести и он ему следует.
Они оба помолчали над гробом в больничном морге, потом Артур неуклонно потащил ее на кладбище. Лариса сопротивлялась и спрашивала: «Кто он тебе такой, почему ты так переживаешь?»
И тогда он открыл ей свою страшную тайну. Лариса отреагировала странно:
– Ты считаешь, что виноват в его смерти?
Артур обомлел:
– Я?
Тогда Лариса сказала ему очень серьезно:
– Ты ни в чем не виноват. Прекрати страдать. Это смешно. Может, у него грипп был, испанский? – И, прижав губы к его уху, прошептала: – Только ни о чем не говори Роговой! Она неправильно поймет.
Артур почувствовал их тайное соперничество. Впрочем, смерть латиниста еще не означала, что он не успел дать ход его делу, вполне мог поделиться с нужными товарищами. Но как об этом узнать?
В поисках опоры Артур погружался в свою родословную, дабы обрести твердую почву под ногами для дальнейшей жизни. Надо покопаться в отцовских предках.
* * *
По линии Смирновых все было в порядке – крестьяне Владимирской губернии. Дед Карп выбился в люди и подался в Москву. А там такая задорная Настенька, с ума сойти. Глаза – сплошная синева, а ресницы в два ряда, как щетка для чистки сапог. Обомлел дед Карп да и женился. А женившись, детей начали производить: мальчик, мальчик, девочка, мальчик. Отец Артура, второй мальчик, – девятьсот первого года рождения. Карп, конечно, воевал в Первую мировую, да Бог миловал, живым остался, и еще одного мальчика сделал напоследок – младшего брата Савелия – Анания. Могучая порода получилась – все гиганты, роста под два метра, и между ними крошечная сестра Маруся, вся в мать – та тоже куколка с двойными своими ресницами. Ей в молодости все время кричали: «Закрой глаза, закрой глаза!»
И все в люди выбились. Такими только гордиться можно. Не то что материнская Баба Яга со своими дворянами.
* * *
Поездка на природу была организована студкомом, чтобы перезнакомить всех друг с другом – оба потока первого курса истфака и филфака. Артур прикатил к своим на велосипеде. Историки были люди солидные и политически подкованные, они воспринимали себя как тот самый передовой отряд – им смешно было смотреть на филологов: жалкие девчонки с хвостиками, а мнят себя черт знает кем.
Пикник удался на славу. Запасы еды исчезали на глазах. Артуру ничего не досталось. Сейчас жизнь в его семье стала заметно скуднее. Белую французскую булку покупали только для сестры – она маленькая, ей нужно. А ему не нужно? У него растущий организм, и он постоянно хочет есть. В школе им давали бесплатно бублики – он даже сестре приносил. А на факультете столовая есть, но это ему не по карману. Можно, конечно, взять чай-сахар, соль и хлеб на столах. Коммунизм.
Вот Лариса получала что-то из дома. Однажды она попросила съездить с ней на Курский вокзал принять от проводника передачу.
Это оказалось очень увесистая посылка, Артур еле доволок ее до общежития. Но от угощения гордо отказался – не иждивенец.
А Рогова не отставала, продолжала куда-то приглашать, особенно интересовалась выставками в «музэях». Но на все мероприятия неизменно приходила Лариса – и Артур уже чувствовал себя «многоженцем»: пора было выбирать.
На том пикнике сочинили песню – гимн истфака, потом оказалось, что она давно была известна. Просто каждое поколение добавляло по своему куплету.
Кто бывал в экспедициях, тот поет этот гимн.
И его по традиции мы считаем своим —
потому что мы народ бродячий,
потому что нам нельзя иначе,
потому что нам нельзя без песен,
потому что мир без песен тесен…
На обратном пути Артур шел между двумя подружками, поочередно сажая их на велосипед. Вот взгромоздилась Тамара. «Тяжеловата», – оценил Артур.
Вот легко вскочила Лариса. «Как пушинка», – подумалось ему.
Подошли к станции. Веселая гурьба кинулась штурмовать вагон. Артур закопошился с двухколесным другом, он с трудом поместился в набитом тамбуре. В вагоне сразу запели и не прекращали петь до Москвы. Артур, стиснутый со всех сторон, ругал себя последними словами – зачем, дурак, взял велосипед? На очередной станции вышло много народу – отсюда уже шло метро. В тамбуре стало попросторнее.
И вдруг рядом оказалась Лариса. Она смотрела на Артура своими круглыми украинскими глазами и что-то говорила. «Я оглох, – испугался он, – я ничего не слышу!» Оказалось – она тихо пела. Ну да, ведь у нее был хороший слух и чистый голосок. Артур посмотрел на прореженный вагон и увидел Рогову, весело болтающую с комсоргом Финкельмоном.
– Хочешь, я тебя прокачу до Стромынки? – спросил он Ларису и увидел в ответ такую восторженную благодарность, на которую он точно не мог рассчитывать.
* * *
Артур совсем перестал бывать дома. Приходил поздно ночью, брякался на раскладушку, поскольку его кровать отдали больной бабушке. Проваливался в глубокий сон, а утром – только его и видели: бежал к открытию в историчку писать рефераты, искать архивные факты и просто знакомиться с новыми людьми.
Хорошо было в библиотечной курилке, хотя Артур не курил, но пробовал. Не нравилось совсем. Но это было так здорово – стоять с папиросой, внимательно разглядывая курильщиков. Какие остроумные ребята! Особенно один, его звали Леша, крепко сбитый здоровячок. Он так ироничен, кажется, нет ничего, над чем нельзя посмеяться. В их разговорах низвергались такие идолы, и недосягаемые колоссы оказывались на глиняных ногах. Артур сделал над собой усилие и подошел познакомиться:
– Ребята, вы откуда, из МГУ?
Они захохотали. Артур тут же обиделся: что он такого смешного сказал? Леша ответил:
– Артур, мы с одного потока. Ты, что, никого не узнаёшь?
– Может, виновата моя близорукость… Простите, ребята.
– Ты знаешь, что такое капустник? – спросил второй, гигант, кажется, его звали Никита. Фамилия такая смешная – Рыжий. А сам черноволосый.
Артур ощутил подвох, задумался, даже вспотел.
«Проверяют, – занервничал он, – ну черт его знает, не пирог же, а что?» Вслух сказал:
– Конечно, знаю.
– А хочешь попробовать? – спросил Леша.
