скачать книгу бесплатно
– Слишком много всего нужно, куда ни глянь, – резюмировала Адель.
Четверо погрузились в раздумья.
– Не молчи, Славек, – подтолкнул Гриффен коллегу. – Объясни свою идею. Расскажи им.
Славек кивнул.
– Реальная проблема в том, что ледники сползают в океан в десять раз быстрее прежнего.
– Да.
– Из-за глобального потепления на поверхности льда каждое лето скапливается все больше талой воды. Вода просачивается по колодцам и трещинам в самый низ ледника, где ей некуда деваться. За счет этого ледник немного приподнимается над ложем. Вода играет роль смазки. Прежде лед был сцеплен – по крайней мере в определенных местах, а часто во многих – со скальной породой. Ледник давил своим весом все, что попадалось на пути. Лед плотно оседал на скалах. Толщина в километр дает огромную массу. Итак, ледник выскребал каменное ложе подчистую, не оставляя зазора между льдом и скалами. Иногда даже примерзал к скалам. Стопорился. В таких случаях движение ледника в его низовьях приводило вместо сползания льда к его существенной вязкой деформации.
Адель и Боб согласно кивали. Адель выглядела задумчивой, Пит же улыбался до ушей.
– Ну и? – спросил Боб.
Славек засмущался.
Гриффен ободряюще воскликнул:
– Валяй!
– Хорошо. Выкачиваем из-под ледника воду. Буравим лед, как для проверки уровня подледных озер или толщины ледяного шельфа. Технология хорошо освоена и довольно проста. Достаточно пробурить и поставить насос, подледная вода сама поднимется по скважине под давлением массы льда – процентов на девяносто. На оставшееся расстояние ее можно поднять насосами и направить по трубам на устойчивый лед по соседству.
– И много наберется воды? – поинтересовался Боб.
– Если сложить все ледники вместе, то около шестидесяти кубических километров. Это, конечно, много, но до трех тысяч шестисот далеко.
– Или до трех тысяч и шестисот тысяч! – воскликнула Адель. – Что соответствует подъему уровня океана всего на один метр.
– Правильно. Кроме того, талая вода под ледниками на самом деле имеет тройное происхождение. Поверхностная вода, просачивающаяся через вертикальные трещины, – новое явление. Геотермальная энергия тоже немного подтопляет ледник снизу. Третий источник – тепло, выделяемое в результате трения при сползании ледника. Геотермальная энергия в большинстве точек поднимает температуру самой нижней части ледника выше нуля, в то время как на поверхности она может составлять минус сорок. Поэтому тепло из геотермальных источников обычно рассеивается в толще льда, улетучивается, и ледник остается примерзшим к ложу. Теперь же вода, поступающая из вертикальных трещин, действует как смазка, движение ледника вниз ускоряется, из-за чего вырабатывается больше теплоты трения, что вызывает дальнейшее таяние и ускорение движения. Но если снизу выкачать воду и затормозить ледник, трение тоже уменьшится, а вместе с ним и таяние. Ледник остынет, ляжет на ложе, примерзнет к скалам, и скорость его движения вернется к прежней. Достаточно откачать около тридцати кубических километров из-под крупнейших ледников Антарктиды и Гренландии.
– На скольких?
– Скажем, на сотне самых крупных. Не так страшно.
– Сколько на один ледник потребуется насосов?
– Кто знает? Я уверен, что количество везде будет разным. Это – эксперимент, придется работать методом тыка.
– К тому же дорогой, – кивнул Боб.
– В сравнении с чем? – вскинулся Пит.
Адель рассмеялась.
– Юрген называл цифру в квадрильон долларов.
Славик, надув губы, торжественно кивнул.
– Наш план дешевле.
Все рассмеялись.
– Славек, – спросила Адель, – почему ты не предложил его на сегодняшнем заседании? Ведь оно было посвящено ускорению сползания ледников.
Гляциолог замотал головой.
– Это не для меня. Когда ученый лезет в геоинжинирию, он перестает быть ученым и становится политиком. Посыплются сообщения с проклятьями, полетят камни в окна, люди перестанут воспринимать твои работы всерьез и все такое. Я всего лишь хочу вернуться на лед, пока еще способен выдержать проверку.
– А как же судьба цивилизации? – спросил Боб.
Славек пожал плечами.
– Это разве не по твоей части? Поэтому я и решил рассказать. Вернее, Пит за меня решил.
– Спасибо, Славек, – ответил Пит. – Ты настоящий гляциолог.
– Так и есть.
– Пожалуй, за это стоит выпить.
– Согласен.
23
Много времени занял поиск огнестрельного оружия. Наконец Фрэнку удалось похитить винтовку и боеприпасы из шкафа у их швейцарского владельца, мужчины в Швейцарии нередко держат в таких шкафах оружие. Кража сошла с рук до нелепости легко, жизнь в стране была настолько безопасна, что лишь немногие запирали двери. Разумеется, от швейцарских мужчин требовалось держать штатные автоматы под замком, и все они так и делали, однако охотничье оружие кое-кто хранил халатно. Фрэнку попался именно такой хозяин.
Теперь можно действовать.
Фрэнк изучил подходящих фигурантов. Один из них должен был через месяц присутствовать на конференции в Дюбендорфе.
Фрэнк спрятал винтовку в рюкзак – по частям – и отнес ее в парковочный гараж конференц-центра в Дюбендорфе на другом склоне Цюрихберга. Он поднялся по лестнице до верхнего этажа, оттуда вышел на крышу. Оценил вид с крыши на вход в конференц-центр. Собрав винтовку, Фрэнк положил ее на деревянную подставку, которую сам и смастерил, и посмотрел на вход через прицел.
Объект, поднимаясь по широким ступеням ко входу, обернулся и что-то сказал ассистенту. Синий костюм, белая рубашка, красный галстук. Похоже, отпустил какую-то шутку.
Фрэнк рассмотрел человека в перекрестие прицела. Сглотнув ком в горле, снова прицелился. Лицо быстро горячело, ладони и ступни тоже. Человек скрылся в здании.
Фрэнк сложил части винтовки обратно в рюкзак и спустился по лестнице. В лесу на холме, отделяющем центр города от окрестностей, бросил оружие на землю под деревом. Повернулся и пошел вниз по склону к своему сараю.
В перекрестии прицела находился негодяй сродни военному преступнику. Климатический преступник. Редкому военному преступнику удастся погубить столько душ, скольких погубит этот тип. И все-таки Фрэнк не нажал на спуск. Не смог. Перед ним был объект, посвятивший всю жизнь уничтожению видов, обрекающий на смерть миллионы людей, а Фрэнк не смог пересилить себя.
Может, он не настолько безумен, как ему казалось? Или оторвался от реальности. Либо просто струсил. Он уже не знал, что и думать. Его тошнило, трясло. Как будто на него летел автобус, а он чудом успел отскочить. Мысль разозлила Фрэнка пуще прежнего. Желание убить одного из тех, кто губит планету, ощутить себя одним из детей Кали, их западным соратником, еще не прошло.
Фрэнк видел, как умирают люди, и столкновение со смертью надломило его. Возможно, новыми смертями делу не поможешь. Один из психотерапевтов сказал: травмированные люди травмируют других людей. Несомненная правда. Но слишком уж общая, слишком простая. Не приложимая к каждому отдельному случаю. То, что он хотел кого-то или что-то уничтожить, тоже правда. Как, например, этого нефтяного магната или того дебила, которого он свалил поленом, – выдающихся людей, беспечных говнюков, которые могли совмещать в себе оба качества. Вероятно, они однажды заплатят жизнью за свои преступления, чего вполне заслуживают. Однако сделает это не Фрэнк. Он не жалел, что ударил того парня, и все-таки нападение произошло спонтанно. Застрелить человека не то же самое, что дать в морду засранцу. Несмотря на непреходящую жажду с кем-нибудь расправиться, Фрэнк не мог не признать: придется искать другой путь.
24
Все люди, ввиду природы наших органов чувств и физической реальности, подвержены ошибкам восприятия. Мы также подвержены некоторым когнитивным искажениям, застрявшим в наших мозгах в период человеческой эволюции. Отдавая себе в этом отчет, мы все равно не способны их избежать.
Сенсорные иллюзии легко объяснимы. Существуют определенные черно-белые повторяющиеся фигуры, которые, если их напечатать на бумажном круге и вращать этот круг на палочке, воспринимаются органами зрения человека как цветные вспышки. Достаточно замедлить скорость вращения круга, как сразу становится ясно, что перед нами черно-белые фигуры. Если скорость вращения увеличить, у нас на глазах они превращаются в цветные пятна. Так устроен мир.
Ракурсное сокращение – еще одно искажение восприятия, которое мы не способны корректировать. Когда вы стоите под отвесной скалой в горах, ее высота всегда выглядит одинаковой, скажем, примерно триста метров. Даже если вы стоите под северной стеной Айгера и вам известно, что ее высота 1800 метров, она все равно выглядит не выше трехсот метров. Колоссальные размеры северной стены Айгера становятся заметны, только если отойти от нее на несколько километров, например, к берегу озера Тун. С близкого расстояния их невозможно оценить.
С существованием оптических иллюзий соглашаются все – достаточно демонстрации. А вот для выявления когнитивных искажений требуются тесты. Когнитивисты, логики и экономисты-бихевиористы лишь недавно начали сортировать и придумывать названия когнитивным искажениям, споры идут по сей день. Однако тест за тестом выявляет неизбежные ошибки, порождая новые и новые названия вроде «эффекта привязки» (человек предпочитает держаться первичной оценки либо услышанного в самом начале) или «эффекта простоты изложения» (человек считает более правдивым то объяснение, что доступнее его пониманию). Им несть числа. По интернету гуляет превосходная диаграмма в виде круга – колесо ошибок, распределяющее искажения по категориям, куда входят закон малых чисел, ошибка базового процента, эвристика доступности, иллюзия асимметричной проницательности, иллюзия оценки вероятности, эффект фрейминга, контекстуальная сегрегация, асимметричность выигрыша и потерь, ошибка конъюнкции, закон типичности, ошибка казуальной атрибуции, асимметрия причин и следствий, эффект достоверности, синдром иррационального благоразумия, диктат невозвратных издержек, иллюзорные корреляции, неоправданная самоуверенность – график представляет собой прекрасный экземпляр последней, претендуя на истинность знаний о том, как мы мыслим и что должно считаться нормой.
Как и в случае с сенсорными иллюзиями, знание того, что когнитивные искажения существуют, не помогает нам избегать их при столкновении с новой проблемой. Наоборот. Искажения эти постоянны, встречаются у всех тестируемых, имеют одинаковые тенденции, не зависят от личностных факторов испытуемых и не поддаются исправлению, потому как знание о них не позволяет их избежать либо усомниться в выводах, которые мы делаем в новой ситуации. Мы всегда более уверены в своих заключениях, чем следует. Самоуверенность – не только экспертов, но всех и каждого – воистину одна из наиболее распространенных иллюзий. Данный анализ, несомненно, дает еще один пример: насколько мы действительно во всем этом разобрались?
Батюшки! Что тогда означают последние открытия когнитивной науки? Одни говорят, что они не более чем демонстрация статистической безграмотности простых людей. Другие утверждают, что по своему значению они могут сравниться с открытием подсознания.
Вернемся-ка к идеологии, без которой невозможно упорядочить огромный поток проливающейся на нас информации. Может ли идеология быть еще одной когнитивной иллюзией, полезным вымыслом?
Да, конечно. Мы не способны функционировать, не генерируя и не применяя идеологию. Эту работу мы выполняем путем мышления, которое подвержено целому ряду системных, если не сказать фактических ошибок. Люди никогда не вели себя рационально. Возможно, наука сама по себе – это попытка обрести рациональность. И философия тоже. Разумеется, философия нередко доказывает, что мы лишены способности все додумывать до конца, заставлять логику работать в виде замкнутой системы и так далее.
Еще не следует забывать, что дискуссию эту мы ведем о нормальном, здоровом разуме. Если, начав со столь шаткой исходной позиции, потерять по дороге здравость мысли, вся дискуссия зайдет неизвестно куда. Достаточно сказать, что ничем хорошим это не кончится.
25
Зимой Цюрих часто окутан туманом и низкой облачностью. Господствующие северные ветры прижимают сформировавшиеся над Атлантикой облака к стенке Альп, откуда им некуда деться. Один серый день за другим серым днем в сером городе у серого озера, разделенном надвое серой рекой. Нередко в такие дни поездка на поезде на расстояние меньше ста километров способна вывести из тумана к альпийскому солнцу. С другой стороны, лучшего времени года для работы не придумать.
Мэри работала. Читала отчеты, проводила встречи, обсуждала проекты со множеством людей по всему миру, выдвигала законодательные инициативы по принятию более жестких национальных законов, закрепляющих юридический статус людей будущего и прочих бесправных тварей. Каждый день был насыщен. Вечера она часто проводила с Бадимом и остальными членами команды. Они обычно пешком спускались в Нидердорф и либо переходили по мосту на другую сторону к ресторану «Цойгхаускеллер», либо оставались на своем берегу в темном переулке около собора Гроссмюнстер и сидели за длинным столом в глубине «Каса Бар».
В тот день сквозь облака проглянуло солнце, и поэтому они спустились на трамвае до площади Бюрклиплатц, доехали еще одним трамваем до остановки «Тифенбруннен» и сели ужинать в «Трес Килос», где обычно отмечали только дни рождения и другие важные события. Тот день этого заслуживал. 19 февраля – первый солнечный день, что для Цюриха отнюдь не рекорд, как грустно заметил Юрген. В Швейцарии обожают вести учет рекордных погодных явлений.
К тому времени, как они прибыли в ресторан, давно стемнело. Лампочки в форме стручков чили, висящие над входом, пылали, как языки пламени. Внутри кто-то что-то уже отмечал, свет вдруг погас, и в зал под звуки песни «С днем рожденья» Стиви Уандера вошла официантка с тортом, рассыпающим искры бенгальских огней. Гости присоединились к поздравляющим, допели с ними песню и сели около кухни, где всегда сидели, если места раньше них не занимали другие. Мэри, сидя рядом с Эстеваном и Имени, прислушивалась к их игривой перебранке. В ней не было ничего нового, пара словно застряла на стадии ворчливого флирта.
– Мы Министерство будущего, – наседал Эстеван, – а не министерство для решения всевозможных текущих проблем. Надо тщательно выбирать свои сражения, иначе полем битвы станет все вокруг.
– Но ведь в будущем все на свете будет представлять собой проблему, – отвечала Имени. – Как ты можешь это отрицать? Твоя разборчивость означает, что мы изменяем своей миссии. Что, кстати, гарантирует говенное будущее.
– И все же необходимо выделять приоритеты. Времени в обрез.
– Это и есть наш приоритет! Кроме того, нас много, и время у нас есть.
– У тебя, может быть.
Имени толкнула соседа локтем и наполнила оба бокала из только что принесенного нового кувшина с «маргаритой». Разговор перешел на сегодняшние новости из Мауна-Кеа: там был зарегистрирован уровень углекислого газа в 447 частей на миллион – самый высокий в истории для зимы. И все это несмотря на индивидуальные отчеты стран, демонстрирующие значительное сокращение выбросов – даже в США, Китае, Индии. Даже в Бразилии и России. Из всех стран с высоким уровнем выбросов сообщали об их сокращении, а в итоге все равно происходил совокупный рост. Либо были выявлены не все источники, либо врали отчеты. Мнения за столом разделились. Возможно, причина была двоякой.
– Когда люди лгут, они знают, что неправы. Но если есть какие-то вторичные выбросы, о которых никто не знает, то дело обстоит еще хуже. Будем надеяться, что люди просто врут.
– Чего тут надеяться, конечно, врут!
– Ладно, не будь циником.
– Я не циник, я реалист. С каких пор люди начали говорить правду по этому конкретному вопросу?
– Люди? Кого ты имеешь в виду, ученых или политиков?
– Политиков, разумеется! Ученые не люди.
– Я думала, что наоборот!
– Ни те, ни другие не люди.
– Эй, полегче. Мэри – политик, а я ученый.
– Нет, вы оба технократы.
– Получается, мы научные политики?
– Или политические ученые. Точнее, политизированные ученые, потому что политическая наука – это из другой оперы.
– Политическая наука – фальшивка, если желаешь знать мое мнение. Или по крайней мере не заслуживает своего названия. Что в ней от науки?
– Статистика?
– Нет. Им просто хочется солидно выглядеть. В лучшем случае это история, в худшем – экономика.
– Слышу стон несчастного обладателя диплома по политологии.
– В точку!
Хохот за столом. Еще один заход на «маргариту». Счет принесут астрономический, «Трес Килос», как и все рестораны Цюриха – или всего мира? – делали главную выручку, чудовищно накручивая цены на выпивку. Коллеги, вероятно, рассчитывали, что сегодняшний вечер оплатит министерство. Они не ошибались. Мэри со вздохом позволила снова наполнить бокалы.
Министр обвела собравшихся взглядом, прислушалась к флирту Эстевана и Имени. Прощупывают друг друга, но с оглядкой – они здесь не одни. Служебные романы редко доводят до добра и все-таки случаются снова и снова. Никто не собирается работать в министерстве всю жизнь, как и на любой другой работе. Так почему бы и не пофлиртовать? Где еще людям встречаться? Поэтому такие романы – данность. Ее тоже однажды зацепило – давным-давно. Мэри помнила, как точно так же болтала с Мартином, еще в Лондоне. Мэри и Марти! Двое ирландцев в Лондоне, протестантка и католик, изучающие систему в надежде запустить в нее когти. Мартина нет в живых уже больше двадцати лет.
Мэри быстро и решительно переключила внимание на текущий момент. Эстеван и Имени крайне оживились. Мэри без труда различала, что именно притягивает их друг к дружке, несмотря на различия. Хотя… Их треп слишком ломкий, немного натянутый. Причина, по которой людей тянет друг к другу, в принципе непознаваема. Кто знает, может, они уже были любовниками, потом разошлись и теперь договариваются о перемирии? Трудно судить со стороны, особенно если ты их начальница.
В конце долгого застолья Мэри поднялась на ноги, прикидывая уровень своего опьянения. Министр осторожничала, понимая, что окружена коллегами, подчиненными, плохо, если они увидят тебя в непотребном виде. К тому же молодость ее кое-чему научила, а заодно выработала довольно высокую сопротивляемость алкоголю. Все шло хорошо, Мэри могла дойти в компании с остальными до ближайшей остановки голубого трамвая, сделать пересадку на Бюрклиплатц и, попрощавшись с Бобом и Бадимом, продолжить путь с Эстеваном и Имени. Потом она выйдет на остановке «Церковь Флунтерн», помашет рукой двум молодым попутчикам, гадая о состоянии их отношений, но на самом деле будет думать совсем о другом: чашке чая, постели, угрозе бессонницы.
Мэри шла по Хохштрассе, как вдруг мужчина, шедший по другой стороне улицы, резко свернул и пристроился рядом. Она бросила на него слегка испуганный взгляд. Незнакомец смотрел на нее бешеными глазами.
– Не останавливайтесь, – скомандовал он низким сдавленным голосом. – Теперь вы моя пленница.
– Что? – Мэри остановилась как вкопанная.
Мужчина защелкнул на ее кисти какой-то зажим, а другой рукой показал спрятанный в ладони короткоствольный пистолет. Зажим на руке оказался половинкой наручников из прозрачного пластика, вторая половина была пристегнута к запястью мужчины.
– Пошли, – скомандовал он и первым двинулся вперед, увлекая Мэри за собой. – Я хочу с вами поговорить. Если пойдете со мной, я ничего вам не сделаю. Не пойдете, пристрелю на месте.
– Вы не посмеете, – слабо возразила Мэри. Тем не менее она против воли уже шла за ним.
– Посмею. – Мужчина бросил на нее еще один пылающий взгляд. – Мне на все наплевать.
Мэри сглотнула комок в горле. Сердце бешено колотилось. Выпитый алкоголь побежал по жилам, как огонь, она едва не спотыкалась.
Незнакомец, к полной неожиданности Мэри, подвел ее ко входу в ее собственный дом.
