скачать книгу бесплатно
Я решительно киваю. И второй раз – для убедительности.
Он усмехается и качает головой.
– И эти люди пытаются доказать мне… Проехали. Я тебя пригласил, я и оплачиваю счет.
С видом, что разговор окончен, он поднимается и снимает с напольной вешалки мою куртку.
Я продолжаю сидеть с упрямым видом. Некоторое время он держит куртку и ждет, но потом закатывает глаза, как бы говоря "дернул черт связаться с этой малолеткой", и говорит примирительно:
– Хорошо, сегодня я заплатил, ты оплатишь счет в следующий раз. Идет?
Я замираю.
– А что, будет следующий раз? После моих… выкрутасов?
– Пять минут назад я сомневался, но теперь уверен – будет, и не раз. Девушки, желающие делить расходы, попадаются редко. В моей жизни ты – первая. Как же можно упустить такой редкий экземпляр? – Он громко и весело смеется.
Присоединяясь к нему, я считаю нужным уточнить:
– Не делить твои расходы, а не обременять своими. На большее я пока не подписываюсь.
Сую руки в рукава и поворачиваюсь к нему лицом.
– Пока?.. – надевая на меня капюшон и не убирая руки, переспрашивает он тихо, а глаза смотрят на меня как-то иначе, с теплотой.
Я перестаю смеяться, но губы так и остаются растянутыми – утонув в его взгляде, я забываю вернуть их в исходное положение.
Он наклоняется, касается моих губ своими – они такие мягкие и такие теплые, их прикосновение так приятно, что я стою, не шевелясь, а не отскакиваю в ужасе, как наверняка сделала бы, не застань он меня врасплох. Отстранившись на пару сантиметров от моего лица, он шепчет:
– Пошли?
Я таращусь на него расширенными глазами и молчу. Я способна только на то, чтобы коротко кивнуть. Мы идем к выходу, но каждый шаг дается мне с трудом – ноги не слушаются, в голове пустота, а в животе ощущение, будто его заполнили малиновым желе.
Мамочки – одно невинное, почти отеческое, касание губами, а такая буря эмоций! Как же я отреагирую на настоящий поцелуй? Рухну ему под ноги?
Да ладно, больно надо ему тебя целовать, – огрызается моя здравомыслящая половинка, и, разделяющая ее сомнение, я начинаю приходить в себя.
Свежий морозный воздух тоже действует на меня отрезвляюще, и процесс восстановления после такой эмоциональной встряски идет быстрее.
Застегнув молнию на куртке, Дэн по-хозяйски берет меня за руку. Я и не думаю ее вырывать.
Мне определенно нравится, как проходит мое первое свидание, и оно еще только начинается…
6 То самое чувство: Трепет
– Шереметева! – слышу я, по дороге на историю проходя мимо кабинета химии.
Смотрю в открытую дверью – наша классная Марина Леонтьевна, которую, разумеется, между собой мы зовем класснухой, стоит, прислонившись к учительскому столу и скрестив на груди руки. Устремленный на меня взгляд ничего хорошего мне не обещает.
"Началось", мысленно вздыхаю я и подхожу к ней с энтузиазмом обреченного на мучительную смерть. Девчонки благоразумно проходят мимо.
– На тебя поступила жалоба.
Она не продолжает, и я понимаю, что говорить что-то нужно мне.
– От кого? – спрашиваю, в тщетной надежде, что императрица все-таки не нажаловалась на нас с Костей.
Она вскидывает тонкую рисованную бровь-галочку, которая была в тренде еще в прошлом веке, демонстрируя крайнее удивление.
– Ты сорвала сегодня не один урок, раз не догадываешься, кто из учителей об…
– Догадываюсь, – поспешно говорю я, но зря, потому что тем самым не позволяю Бодровой договорить, а она терпеть не может, когда ее перебивают.
Даже верные ответы, выкрикнутые с места раньше, чем она попросит отвечать, на своих уроках она не приветствует и строго пресекает подобные попытки. Ее особым требованиям к дисциплине мы обучились раньше, чем освоили ее предмет. Оно и понятно – к плохим знаниям химоза относилась лояльнее, чем к нарушителям порядка.
Но сейчас она не замечает моей грубости, очевидно, не желая отвлекаться от моего более серьезного проступка.
– Так объясни мне, – сталь в ее голосе становится еще явственнее, я почти ощущаю ее вкус в воздухе, – как ты докатилась до того, что Ольга Ринатовна попросила тебя покинуть класс. А главное – почему ты не попыталась извиниться, как-то уладить конфликт, а просто ушла?
– Она попросила нас уйти.
Знаю, что мой ответ звучит жалко, но другого у меня нет.
– Отличная позиция, Кира, – теперь голос Марины Леонтьевны звучит разочарованно. – Учитель предложил тебе выйти из класса, не чтобы выгнать, а чтобы призвать к порядку, но ты делаешь вид, что не понимаешь подтекста, с радостью выполняешь его просьбу, а теперь прикрываешься ею. Слабенько. Не ожидала от тебя…
Признаться честно, я сама от себя не ожидала и даже не понимала до конца, как это произошло. Какой-то секундный азарт, какое-то дурацкое ощущение вызова, и когда физюня, уже дважды просившая нас вести себя потише, не выдержала и использовала тяжелую артиллерию в виде фальшивого требования покинуть класс, мы переглянулись и дружно вышли. Я даже не помню, кто первым сказал "Пошли". Спонтанное решение, о котором я лично пожалела сразу, как прозвенел звонок с урока, которого мы сиротливо дожидались в коридоре, но исправить его теперь трудно – ошалевшая от нашей наглости и молчаливо наблюдавшая, как мы собираемся и уходим под шиканья одноклассников "Вы чего? Куда? Садитесь на место!", физюня очнулась, когда за нами почти закрылась дверь и прокричала в спину:
– Без родителей на уроки не пущу.
Теперь простым извинением не отделаешься. Нужно признаваться родителям. И это в выпускном классе! Пусть физику на ЕГЭ я не сдаю и на медали не претендую, но папа все равно меня убьет. А после его расправы мама заведет полуторачасовую лекцию о непотребности такого поведения. "Ты же девочка" и прочие псевдомотивационные лозунги. И маминой взбучки я боялась куда больше…
