скачать книгу бесплатно
– Это Тот, – сказал я. – Бог знания. Египтяне считали, что это он создал письменность.
– Так и есть, – кивнул Амос.
– А почему у него птичья голова? – заинтересовалась Сейди. – Почему-то у всех египетских богов головы от разных животных. Очень глупо выглядит, по-моему.
– Ну, обычно они так не выглядят, – сказал Амос. – Я имею в виду, в реальной жизни.
– В реальной жизни? – фыркнул я. – Да ладно. Можно подумать, ты лично с ними встречался.
Я вроде не сказал ничего такого, но у Амоса вдруг сделалось такое лицо, будто он вспомнил что-то очень-очень неприятное.
– Боги могут являться в разных обличьях, – заговорил он после паузы. – Иногда в человеческих, иногда в звериных, а иногда и в виде… м-м… гибрида. Понимаете, боги – это первозданные стихии, что-то вроде мостика между человеком и природой. Поэтому их и изображали с головами животных, чтобы показать, что они существуют сразу в двух мирах. Теперь понятнее?
– Ни капельки, – сказала Сейди.
– Хмм. – Амос несколько озадачился. – Ясно, придется нам с вами всерьез позаниматься. Говоря вкратце, Тот, которого вы видите перед собой, является основателем Дома Жизни, а этот особняк, если угодно, его местная штаб-квартира. Или, по крайней мере… была ею раньше. Сейчас в Двадцать Первом номе остался только я один. Точнее, был один, пока не появились вы двое.
– Погоди немного.
Вопросы теснились у меня в голове, так что я даже не знал, с чего начать спрашивать.
– Что это такое – Дом Жизни? И почему только Тоту позволено в нем находиться? И почему ты…
– Картер, поверь, я знаю, каково тебе сейчас. – Амос сочувственно улыбнулся. – Но такие вещи лучше обсуждать при свете дня. Вам сейчас непременно нужно поспать, и я не хочу, чтобы вам снились кошмары.
– Ты правда думаешь, что я смогу уснуть?
– Мурр.
Пышка на руках у Сейди сладко потянулась и зевнула во всю пасть.
Амос хлопнул в ладоши и крикнул:
– Хуфу!
Поначалу мне показалось, что он просто громко чихнул, а не позвал кого-то, – слишком уж странное это имя – Хуфу[5 - Хуфу (Хеопс) – фараон периода Древнего царства Египта, предположительно строитель Великой пирамиды в Гизе (27 в. до н. э.).]. Однако на лестнице тут же показался торопливо спускающийся к нам коротышка в пурпурного цвета одежке – футов трех ростом, весь заросший золотистой шерстью. Я не сразу сообразил, что это не человек, а павиан. Причем наряженный в футболку с логотипом лос-анджелесского спортклуба «Лейкерс».
Павиан одним прыжком преодолел последние ступеньки и приземлился прямо перед нами. После чего показал длиннющие клыки и издал какой-то угрожающий звук – не то зарычал, не то рыгнул. От него за милю несло сырными чипсами.
Я не придумал ничего лучше, чем ляпнуть:
– «Лейкерс» – моя любимая команда!
Павиан в ответ похлопал себя руками по макушке и еще раз рыгнул.
– О, ты Хуфу понравился, – сказал Амос. – Думаю, вы отлично поладите.
– Потрясно, – отреагировала слегка ошеломленная Сейди. – Значит, за дворецкого у тебя обезьяна. Что дальше?
Пышка как ни в чем не бывало мурлыкала у нее на руках, как будто павиан в доме был чем-то совершенно обыденным и нестрашным.
– Агх! – рыкнул на меня Хуфу.
– Это он хочет сыграть с тобой один на один, Картер, – со смешком перевел Амос. – Оценить, так сказать, твой уровень.
Я переступил с ноги на ногу.
– Э-м-м… да, ладно. Конечно. Только, может, не сегодня, а? А как ты понял, что…
– Картер, боюсь, тебе еще ко многому придется привыкнуть, – сказал Амос. – Но если ты намерен побороться за свою жизнь и спасти отца, тебе нужно как следует отдохнуть и набраться сил.
– Эй, извини, – вмешалась Сейди. – Кажется, ты сказал «побороться за жизнь и спасти отца»? А поподробнее нельзя?
– Завтра, – решительно пресек разговоры Амос. – Непременно введу вас в курс дела, но только утром. Хуфу, покажи, пожалуйста, ребятам их спальни.
– Агх-ухх! – заворчал павиан, тут же разворачиваясь и направляясь вверх по лестнице. Как я не замедлил убедиться, майка «Лейкерс» оказалась чересчур коротка, чтобы скрыть от нас его разноцветный зад.
Мы двинулись за ним следом, но тут Амос окликнул меня:
– Картер, отдай мне сумку, пожалуйста. Будет лучше, если я запру ее на ночь в библиотеке.
Я заколебался. Сумка так и болталась у меня на плече без дела, но она была единственным, что у меня осталось от папы, и мне не хотелось с ней расставаться. У меня вообще никаких вещей при себе не оказалось – весь наш багаж так и остался в Британском музее. Честно говоря, я удивился, что полиция не изъяла у меня и эту сумку, но почему-то на нее никто не обратил внимания.
– Ты непременно получишь ее обратно, – пообещал Амос. – Когда придет время.
Дядина просьба звучала вполне дружелюбно, но по его глазам я сразу понял, что выбора у меня на самом деле нет.
Я протянул ему сумку, и Амос взял ее – бережно и очень аккуратно, как будто в ней лежала тикающая бомба.
– Увидимся утром, – попрощался он и направился к скованным цепями дверям в конце зала. При его приближении цепи сами собой распались и створки приоткрылись – ровно настолько, чтобы Амос мог проскользнуть внутрь, так и не показав, что же скрывается по ту сторону. Цепи за его спиной сомкнулись обратно.
Я покосился на Сейди, не зная, что делать дальше. Оставаться в Большом Зале наедине с жутковатой статуей Тота нам не хотелось, так что мы поплелись следом за Хуфу вверх по лестнице.
Нам с сестрой достались смежные комнаты на третьем этаже, и должен признать, что они были куда круче, чем все прочие места, где мне доводилось останавливаться.
В моей комнате оказалась встроенная кухонька, битком набитая моими самыми любимыми лакомствами: банками с имбирным элем… (Нет, Сейди. Имбирный эль пьют не только старикашки. И вообще помолчи!) …и всякими сластями, вроде «Твикс» и «Скиттлс». Просто невероятно… Когда Амос успел узнать, что именно мне нравится? В самой спальне, конечно, большой телевизор, компьютер, стереосистема – все самое новое и навороченное. В ванной – зубная паста, дезодорант и все прочие необходимые принадлежности, и тоже все привычных мне марок. Кровать просто поражала воображение: огромная и пружинистая. Только почему-то вместо пухлой удобной подушки в изголовье оказался твердый подголовник из слоновой кости, какие я видел в древнеегипетских гробницах. Его украшали резные фигурки львов и (кто бы сомневался!) целое изобилие иероглифов.
Еще в комнате был балкон с видом на Нью-Йоркскую бухту. Я хотел было выйти полюбоваться Манхэттеном и светящейся вдали статуей Свободы, но раздвижные стеклянные двери оказались заперты. Тут я впервые насторожился, почуяв опасность.
Я обернулся к Хуфу, но того уже и след простыл. Наружная дверь была закрыта. Я подергал ручку, и тут выяснилось, что моя комната заперта снаружи.
Из соседней комнаты донесся приглушенный голос:
– Картер?
– Да, Сейди, я здесь.
Я попробовал дверь, соединяющую наши комнаты, но и она тоже не открывалась.
– Кажется, мы тут не гости, а пленники, – сказала сестра. – Как ты думаешь, этот Амос… По-твоему, ему можно доверять?
После всего, что случилось с нами сегодня, я не мог доверять абсолютно никому. Но неподдельный страх в голосе Сейди пробудил во мне какое-то странное чувство. Я словно ощутил потребность утешить ее и подбодрить. Даже смешно как-то. Сейди всегда вела себя гораздо смелее, чем я. Делала что хотела, не заботясь о последствиях, а я часто робел дать волю своим желаниям. А сейчас я вдруг почувствовал себя в роли, о которой почти успел позабыть: роли старшего брата.
– Все будет хорошо, – сказал я, стараясь, чтобы мои слова звучали уверенно. – Ну сама подумай: если бы Амос хотел сделать нам что-то плохое, у него была бы куча возможностей. Так что ни о чем не беспокойся и постарайся заснуть.
– Картер?
– Что?
– Это ведь было волшебство, правда? То, что случилось в музее с папой, и лодка Амоса, и этот дом… Все это какая-то магия.
– Мне тоже так кажется.
Я услышал, как она вздохнула.
– Хорошо. По крайней мере, я не сошла с ума.
– Ага. А теперь ложись. Сладких снов, – пожелал я ей. И тут же сообразил, что не говорил Сейди этих слов давным-давно – с тех самых пор, когда мама была еще жива и мы все вместе жили в Лос-Анджелесе.
– Я скучаю по папе, – услышал я вдруг. – Знаю, мы с ним почти не виделись последнее время, но все равно… мне очень его не хватает.
У меня защипало в глазах, и я сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Не хватало еще раскиснуть – сейчас, когда Сейди нуждается в моей поддержке, а папа – в помощи.
– Мы найдем его, – пообещал я. – Спокойной ночи.
Я еще постоял возле стены, прислушиваясь, но все, что мне удалось расслышать, – довольное мяуканье и резвые прыжки Пышки, осваивающейся на новом месте. Что ж, хотя бы кто-то из нас не унывает.
Я разделся и забрался в постель. Одеяло было чудесное – легкое и теплое, но устроиться уютно на могильном подголовнике у меня так и не получилось. Когда у меня окончательно свело шею, я просто спихнул его на пол и заснул, подсунув под голову руку.
Это была моя первая серьезная ошибка.
6
Завтрак с крокодилом
Картер
Даже не знаю, как это описать. Это был не кошмарный сон: мое видение оказалось куда реальнее и от этого еще страшнее.
Засыпая, я почувствовал, как мое тело становится легким, почти невесомым. Я воспарил над кроватью, обернулся и увидел внизу свое собственное спящее тело, укрытое одеялом.
Моей первой мыслью было: «Я умираю». Но вскоре я осознал, что вовсе не умер и не превратился в привидение. Просто мое тело стало другим – золотисто-сияющим, с крыльями вместо рук. Я превратился в птицу. (Нет, Сейди, не в цыпленка. В золотую птицу. Слушай, ты дашь мне рассказать или нет?)
И я знал, что не сплю, потому что я никогда не вижу цветных снов. И уж точно в моих снах не бывает такого богатства ощущений. Комната благоухала жасмином, тихо шуршали пузырьки газа в банке с имбирным элем на прикроватном столике. Я почувствовал, как прохладный ветерок ерошит мои перья, и понял, что окно открыто. Мне не хотелось улетать, но сильный порыв ветра подхватил меня, как сухой листок, и вынес в распахнутую створку окна.
Освещенные окна особняка скрылись вдали, вслед за ними померкли огни Нью-Йорка. Я мчался сквозь ночную мглу, сквозь шелестящий шепот странных голосов, звучавших неведомо откуда. Внутри снова появилось ощущение пустоты, как тогда, когда мы плыли на лодке Амоса. Потом мгла рассеялась, и я оказался в совершенно незнакомом месте.
Я парил в темном небе над какой-то бесплодной горой. Далеко внизу, в долине, мерцали огни большого города, но я сразу понял, что это не Нью-Йорк. Несмотря на темноту, я точно знал, что нахожусь в пустыне. Ветер был таким сухим, что кожа на моем лице натянулась, как пергамент. Знаю, что это звучит дико, но хотя тело у меня теперь было птичье, лицо так и оставалось нормальным, человеческим. (Отлично, Сейди, валяй. Можешь звать меня картероголовым цыпленком. Теперь довольна?)
Прямо подо мной на гребне горы стояли две фигуры. Меня они вроде бы не замечали, и я понял, что мое золотистое сияние пропало. Я парил во тьме невидимкой. Толком разглядеть стоящих я не мог, понял только, что выглядят они не как люди. Приглядевшись старательнее, я увидел, что один из них – невысокий коротконожка, лысый, с влажно поблескивающей кожей, похожий на лягушку или жабу, вставшую на задние лапы. Второй, наоборот, был высокий и костлявый, с когтистыми петушиными лапами вместо ног. Лицо его я видел плохо, понял только, что оно красное, какое-то влажное и… и… короче, я только рад был, что не могу рассмотреть его получше.
– Ну и где же он? – нервно проквакал жабоподобный.
– Он еще не нашел себе постоянного хозяина, – проворчал когтеногий, – и может появляться лишь ненадолго.
– Ты уверен, что это то самое место?
– Конечно уверен, дурья твоя башка. Он вот-вот явится…
Недалеко от них на гребне возникла еще одна фигура, сотканная из огня. Ожидавшие ее рухнули ничком на землю, пресмыкаясь в грязи, и я от души порадовался, что меня не видно.
– О повелитель! – сдавленно поприветствовал пришельца жабоподобный.
Даже в темноте огненного гостя было почти не разглядеть – лишь силуэт человека, окаймленный пламенем.
– Как называется это место? – спросил огненный.
Едва он заговорил, я сразу узнал его. Это был тот человек, который напал на отца в Британском музее. И весь ужас, который я испытал тогда, обрушился на меня снова, сковывая и парализуя. Я со стыдом вспомнил, как потянулся за камнем, чтобы бросить его во врага, но не смог сделать даже этого. Как же я подвел папу…
– Мой повелитель, – почтительно подал голос когтеногий, – эта гора называется Верблюжий Горб. А город у ее подножия зовется Финикс[6 - Один из крупнейших городов США, столица штата Аризона.]. На здешнем языке это означает «феникс», мой повелитель.
Огненный человек разразился громоподобным смехом.
– Феникс. Очень подходящее название! И пустыня так напоминает родной дом. Для полного сходства нужно всего лишь очистить ее от всякой жизни. Пустыне надлежит быть бесплодной, согласны?
– О да, повелитель, – не стал спорить жабоподобный. – А что же остальные четверо?
– Один уже погребен, – сказал огненный. – Вторая слаба и неопасна. Ее легко подчинить своей воле. Остаются только двое, но с ними мы скоро покончим.
– Э-э… а как? – спросил жабоподобный.
Огненный силуэт вспыхнул ярче.
– Не слишком ли много вопросов, головастик? – громыхнул он и направил на жабоподобного раскаленный палец. Бедная тварь тут же задымилась.
– Нет, пожалуйста! – взмолилась она. – Не-е-ет!
Я отвел взгляд, чтобы не видеть этого. Даже описывать не хочется. Может, вы когда-нибудь слышали, что случается, когда дети в своих жестоких играх посыпают солью улиток? Тогда можете догадаться, что случилось с бедной жабой. Вскоре от нее ничего не осталось, кроме горстки пепла.
Когтеногий опасливо попятился.
– Здесь мы и возведем мой храм, – объявил огненный, как будто ничего не произошло. – Эта гора станет местом, где мне будут поклоняться. А когда все будет готово, я вызову невиданную по силе бурю, которая сметет все. Все без остатка.
– Да, мой повелитель, – поспешно согласился когтеногий. – Позволено ли будет мне, господин, предложить кое-что, что увеличит ваше могущество…
Почтительно склонившись, он приблизился к огненной фигуре, словно хотел нашептать что-то ей на ухо.
Я уже ждал, что когтеногого тоже поджарят, но, видимо, то, что он сказал, огненному понравилось. Он заполыхал так, что глазам стало больно.
