Песни падающих звёзд

скачать книгу бесплатно


– Голова закружилась? – Леонид обеспокоено посмотрел на девушку. – Лен, надо отдохнуть. Пойдём, я уложу тебя. А хочешь, сделаю чай? Сладкий-сладкий, с мёдом и облепихой?

– Нет, – Лена поморщилась, прикладывая пальцы к вискам, и тихонько шепнула: – Можно просто водички. И включи, пожалуйста, эту песню. Очень хочется ещё раз послушать.

Подхватив девушку на руки, Леонид отнёс её в комнату и, аккуратно положив на кровать, укрыл толстым пушистым пледом. Лена прижалась к его руке холодным липким лбом и, тяжело дыша, прикрыла глаза. Леонид легко гладил её по волосам, с тоской отмечая, что с удовольствием разделил бы боль, а то и вовсе забрал целиком.

На фоне тихонько играла песня и, казалось, время замерло на мгновение, впитывая в себя звуки голосов: хриплого, со свистом – Лениного, высокого и задорного – у певца.

В тот день ни Лена, ни Леонид не знали, что виделись в последний раз.

* * *

Вероника глубоко вдохнула тёплый морской воздух и, сделав глоток фирменного кофе ресторана, подозвала официанта:

– Можно мне ещё…

Темноволосый мужчина покачал головой и, произнося слова с заметным акцентом, подметил:

– Вероника, это четвёртая порция. У тебя сердце остановится.

Ника покосилась в сторону бара, но тут же отвела взгляд и, притворно вздохнув, улыбнулась:

– Мам, я уже большая. Ещё один капучино и, обещаю, на этом всё.

Официант шутливо погрозил пальцем:

– Придёт Катерина – расскажу ей, что очень много пьёшь кофе, – он проследил взглядом за действиями девушки и добавил: – И куришь.

Вероника повела плечом, выпуская колечко дыма, и ничего не ответила.

Официант отошёл, и спустя минуту-другую в ресторан вошла Катерина – подруга Ники – и, заприметив девушку, поспешила к ней.

– Так и знала, что ты тут! Всё выжидаешь? Короче, писал Андрей, у него самолёт завтра прилетает в три. Нет, ну прикинь, мы все вместе – и в отпуске! Ой, напьёмся завтра-а-а… Кстати, может, попросим Николая встретить? Устроим сюрприз со всякими штуками-дрюками типа гавайских ожерелий. Я видела, что над балконом цветёт какое-то дерево красивое. Глициния, что ли, ну или что-то подобное.

– Давай, – рассеяно кивнула Ника, снова осматривая барную стойку. От глаз Катерины это не укрылось. Оглянувшись, девушка хмыкнула и, вытащив из пачки сигарету, закурила тоже:

– Мать, ты дырку просверлишь в стойке.

– Как думаешь, – протянула Ника, не обращая внимания на реплику подруги, и затушила сигарету в пепельнице, – что…

– Он сзади, – шикнула Катерина и, округлив глаза, кивком головы указала направление. – Не оборачивайся!

Ника напряглась всем телом. Лицо моментально покрылось мелкими бисеринками пота. Сердце стучало так сильно, что, казалось, его было слышно во всем зале. Даже всплески волн находящегося неподалёку моря были тише и спокойней. Настоящее море – манящее, опасное, сильное, сметающее всё на своём пути – бурлило где-то в душе Вероники.

Катя наблюдала за действиями за спиной подруги и, покачав головой, прикрыла глаза ладонью. Позади Ники раздался шуршащий звук, затем треск – и всё затихло. Вопросительно посмотрев на подругу, Вероника чуть повернула голову, пытаясь уловить движение за спиной. Но там уже никого не было.

Катя вздохнула и, понизив голос, пояснила:

– Он сидел позади и переключал аквариумы с омарами на другой удлинитель. А после просто уставился на тебя – и замер, как истукан. И, знаешь, что? Вы – два стеснительных придурка. Ладно он – официант всё-таки, как к клиенту подойдёт? Ну ты-то хоть не отворачивайся так демонстративно, а то со стороны кажется, что он вообще тебя не интересует.

– Перестань! – Ника, зардевшись, широко улыбнулась и, сделав последний глоток кофе, отставила чашку. – Не хочу больше кофе, и так уже давление поднялось. Ой, а можешь включить «Шазам»? Песня офигенная играет, хочу её себе закачать…

* * *

Виталий сдвинул тумблер вниз, постепенно отключая систему, и переслал данные на жёсткий диск. Ползунок загрузки двигался медленно, и, как только отметка достигла ста процентов, экран, мигнув, погас. Сеанс, продлившийся три минуты и двадцать четыре секунды, был закончен.

Они вышли из своих кабинок почти одновременно. Оба – улыбались. И оба упорно пытались это скрыть. Виталий переводил взгляд с девушки на мужчину, стараясь разгадать их эмоции, и в очередной раз удивлялся, как хорошо работает человеческая мимика.

Леонид не мешкал ни секунды. Выудив из кармана маленькую коробочку, он открыл её и протянул Нике:

– Выходи за меня?

– Я… Я согласна! – Ника захлопала в ладони, радостно подпрыгивая на месте, а после с готовностью протянула руку. – Милый, это самый счастливый день в моей жизни!

– И мой. И песня об этом напомнила. Ты же, как и я, видела нашу первую встречу?

– Конечно, а что же ещё!

Они крепко обнялись и, безостановочно улыбаясь, двинулись в сторону выхода. Их восторженными возгласами наполнилась вся комната, и Виталий изо всех сил тоже пытался почувствовать хоть капельку искренней радости.

Но его, наблюдавшего чуть ранее за воспоминаниями на экране компьютера, не покидало ощущение: единственное, что возлюбленные сейчас делали – это лгали. И не только своему партнёру. Также Виталий чувствовал, что они снова вернутся сюда, уже по очереди и скрывая это друг от друга. Потому что люди осознают, что были действительно счастливы, лишь когда настоящее перестаёт существовать, плавно переходя в прошлое.

Заперев дверь, Виталий устало опустился на кресло и потёр руками лицо. Увиденное, как бы он не хотел хорохориться, подкосило и напомнило о собственных проблемах. До конца рабочего дня оставалось полчаса, и они показались мужчине самыми длинными в его жизни. И самыми короткими – как только он принял решение уволиться.

Вновь окинув взглядом свою кружку, Виталий, поколебавшись, достал мобильный телефон и, найдя в контактах нужное имя, набрал номер.

На том конце провода ответили сразу:

– Здравствуй, сыночек. Что-то случилось?

– Нет-нет, – поспешно успокоил женщину Виталий, и чуть помолчал. Слова давались ему с трудом. – Мам, я тут подумал… Можно я в гости сегодня приеду?

– Ко мне? Ко мне домой? Конечно! Конечно, сыночек, приезжай!

Он слышал, как обрадовалась мать, как, не сдержавшись, всхлипнула, и мысленно обругал себя.

– Сделаешь лимонад? Вкусный который, черносмородиновый?

– Сделаю! Обязательно сделаю! И пирог с яблоком и корицей испеку!

– А потом включим музыку и будем танцевать, как раньше, да? – Виталий зажмурился, представляя картину, и, казалось, даже услышал песню. Ту самую, нежно любимую мамой – «Мой друг, художник и поэт».

– Давай! Придумала, сыночек, давай Никольского на пластинке?

– Ага.

– Сыночек, только скажи честно, – на секунду голос женщины сорвался, и она запнулась, стесняясь своих эмоций. – Правда ничего не случилось? Не обманываешь? Просто ты так редко…

– Правда, мам, – Виталий улыбнулся тепло и искренне, чувствуя, как начинает щипать в глазах. – Не обманываю. Подумал, что у нас с тобой совсем мало общих воспоминаний. А я не хочу жить прошлыми. Лучше будем создавать новые! Вместе.

День всех недооценённых

Февраль. Самый холодный месяц в году.

Но сегодня он, желая позлить младшего братца, на удивление мягкий и безветренный.

Хлопьями падает снег, подсвечиваясь в лучах солнца, и снежинки становятся похожими на крошечные искорки. Голуби важно выхаживают вдоль бордюра, постоянно соглашаясь с невидимым собеседником. Топчутся на одном месте, поджимая озябшие лапы. Кружатся возле возлюбленных, привлекая их внимание.

Кира отвернулась от птиц за окном и, сделав глоток обжигающего язык чая, тяжко вздохнула:

– Спасибо, что выслушали. Вот такая история. Не понимаю, что делаю не так! Не молчу, но и не перебиваю. Слушаю внимательно. Прихожу аккуратно одетая и причёсанная, счёт за себя оплачиваю сама, не спрашиваю про зарплату, не рассказываю о бывших… Но очередной мужчина, сходивший со мной на первое свидание, не только не перезвонил, но и вовсе кинул в чёрный список! А в переписке расшаркивался, утверждал, какая я чудесная, как со мной интересно, и что непременно хочет сходить куда-нибудь вместе – в театр там, на выставку… А потом оказывается, что дело не во мне. Всегда, со слов, не во мне. Нет, я уверена – сглаз, не иначе. Верно Элечка со второго этажа говорит – надо к колдунье съездить какой, а то…

– Перестаньте, – Илья перебил её и ободряюще улыбнулся краешком губ. – Вы ищете причины и раз за разом находите новые, закапывая себя в руинах из сомнений и страхов. А реальность проще, чем кажется: не те люди в не тех местах и не в том времени. Эдакое комбо. Может, у человека настроение было хорошее, и он говорил искренне о желании ещё одной встречи. А потом ехал в автобусе и ему любимую куртку испачкали. Залили чем-то едким и невероятно вонючим. Он пришёл домой, сел на стул, оглядел пятно, и – раз! – всё. Последняя капля. Подумал, что всё дорогое сердцу непременно испортится. Когда-нибудь. Не сейчас, но обязательно. Куртка, люди, жизнь. И придётся снова выбирать, искать в новом родные очертания. А с появлением этого нового – редко похожего на предыдущее – придётся перестраивать привычный ритм. Исправлять. Может, в чём-то уступать. А кто любит изменения?

Кира недоверчиво поджала губы:

– Так чего он ожидал? Что незнакомый человек с первой минуты станет… Как там говорится… «Своим в доску»? О цвете носков расскажет? Мы же не роботы какие, а люди. С привычками, укладом устоявшимся. Да и возраст у меня не юный, чтобы без царя в голове болтать о том о сём.

– Тогда, быть может, вы ему напомнили кого-то? – Илья не собирался сдаваться. – Кого он отчаянно желал забыть. Прямо до зуда в сердце. Наверняка и навсегда. А тут вы появились. Книги читаете те же. Улыбаетесь так же. И ямочки на щеках похожие. Очень красивые. – Кира зарделась, кончиками пальцев дотрагиваясь до упомянутых ямочек. А Илья продолжил, выдумывая всё новые и новые варианты: – А может, решил, что не потянет ни морально, ни физически, ни финансово отношения. Или и того проще – понял, что вы слишком разные. Это не плохо и не хорошо. Но вам не по пути. И такое бывает.

Они помолчали. Кира допила чай и, покручивая чашку вокруг оси, вгляделась в прилипшие к краю чаинки. Некоторые создавали форму конверта, другие походили на миниатюрный поезд. Но оба образа свидетельствовали об изменениях в жизни и неожиданных вестях – Кира это точно знала. Элечка совсем недавно рассказывала, как определить судьбу по чаинкам. А ей можно верить.

– Придумали уже, как праздник проведёте? – между делом поинтересовался Илья, поправляя на столе стопку разноцветных папок.

Женщина пожала плечами:

– Нет. Не для меня он, а для влюблённых. Наверное, куплю по дороге домой бутылку «Вранаца» – очень уж нравится это вино ещё с тех времён, как Сербия… – она беспечно махнула рукой, не договаривая мысль. – Да и отмечу с ней вдвоём. И пиццу испеку. С ананасами. Её никто не любит. И пока я без пары, могу наслаждаться.

– Да, и я не люблю, – согласился Илья. – Но как видите, есть плюсы в холостой жизни. Можно пиццу есть, какую захочется. Фильм выбирать, ни с кем не согласовывая. Посуду не мыть сколько угодно. Плохо разве?

– Хорошо. Но иногда скучно.

– Скука – понятие эфемерное. Ощущается остро лишь когда времени предостаточно. Но сейчас она есть, – а через минуту исчезает, стоит лишь найти какое-нибудь, казалось бы, обыденное дело. А оно захватывает с головой, и уже некогда скучать – надо творить и свершать. Я вот что сказать хотел… Заранее прошу прощения, если огорошу. Сами знаете, как оно бывает внезапно, но тут уж ничего не поделать…

Кира замерла. Сердце заколотилось, как в припадке, когда она подняла глаза на мужчину и невольно залюбовалась им. Как он машинально поправляет сползшие на кончик носа очки, зачёсывает непослушные тёмные волосы, бледными тонкими пальцами расслабляет тугой узел галстука.

«Вот зачем расспрашивал. На свидание позовёт, – догадалась Кира, и тут же испугалась собственных мыслей. – А я хочу? Это ж надо к Эле бежать, косметику просить. А она уходит в пять. И голову вчера не помыла… Вот думала же, думала! Поленилась – теперь мучайся. А как же "Вранац"? А пицца? Ведь предупредил, что тоже не любит такую… Может, специально? А что люди скажут? Он же моложе, да и по статусу выше. Хотя, что мне до людей, будто жить с ними… Поболтают с недельку, а потом поинтересней тему найдут. Нет, не буду загадывать. Пусть скажет – там решим. Ох, а я тут ему про встречи неудачные рассказывала… Уж не пожалел ли часом? Или решил, что раз не особо и нужна кому, то вредничать не буду? Вот и интересовался, одна ли живу или помогает кто. А вдруг маньяк? А я разоткровенничалась…».

– Кира Валерьевна, всё хорошо? – Илья доверчиво заглянул ей в глаза и, сцепив руки в замок, откинулся на спинку кресла. По вспотевшему лбу и быстро пульсирующей на шее венке было заметно, что он волнуется.

– Да-да, – рассеяно откликнулась Кира и улыбнулась. Знала, что от улыбки появятся ямочки. Красивые.

– Мне трудно говорить, но, сами понимаете… Времена сейчас для всех сложные. Пришёл приказ, – Илья ткнул пальцем вверх, указывая на потолок, – оттуда. Директор подписал сокращение штата на пятнадцать процентов. И под него, увы, попадаете и вы. Мне правда жаль! Правда. Папа бы узнал – ни за что не простил! Он к вам с таким уважением относился! Но не могу поделать ничего…

До подготовившейся к длинному и откровенному монологу Киры смысл сказанного дошёл не сразу. Она всё ещё размышляла, соглашаться ли на свидание, и как сильно обидится мужчина на отказ, в случае чего. А когда смысл дошёл, она ахнула, роняя из рук чашку. Та с готовностью разбилась. Чаинки, неприятными на вид комочками разлетаясь по светлому полу, больше ничего не изображали.

– Как же… Как же так… Илья Анатольевич, миленький…

– Поймите, не в вас дело, совершенно в не вас! Просто обстоятельства так сложились. Компания на грани банкротства, будем своими силами справляться. Не волнуйтесь! В вашем возрасте опасно! – Он резво подскочил к Кире почти вплотную и, одной рукой обмахивая её лицо листком белоснежной бумаги, другой достал мобильный из кармана и набрал три цифры. – Алло! Алло, «Скорая»? Срочно приезжайте. Да, женщине плохо. Не знаю, ну… За семьдесят, вроде. Или около того. Да, да.

– Мне шестьдесят два, – тихо отозвалась Кира, разглядывая голубей за окном. Те возмущённо закивали, словно подслушав неловкий и неприятный разговор. Встав со стула, женщина легко сдвинула Илью в сторону и засеменила к выходу. – Не звоните никуда. Не надо. Пойду я. Домою коридор – и домой. Раз не во мне… дело.

Не слушая робкие возражения, бесконечные извинения и льстивые обещания сполна выплатить премиальные, Кира подхватила сиротливо оставленное у стены ведро с мутной водой, сунула под мышку швабру и вышла, хлопнув напоследок дверью.

– Вот тебе и День всех… недооценённых, – вполголоса выругалась женщина, дойдя до лестницы, и так яростно отжала швабру в ведре, что древко треснуло. – А я-то, балда, напридумывала, напредставляла… Семьдесят! Погляди на него. Поживи с моё, посиди в очереди в поликлинике, когда каждый норовит без спросу влезть, – тогда и посмотрим, как в свои… сколько там? – Она задумчиво повозила шваброй по полу, оставляя грязные разводы на плитке. – Так, отец его, царствие небесное, на девять лет меня младше, значит Илье, тьфу на него, Анатольевичу около тридцати. Тоже мне. Щенок. Куда по помытому! Нет, ну погляди! Обойти трудно? Я тут что, за каждым протирать должна?

Бегущая мимо девушка испуганно подпрыгнула и, вжавшись в стену, обошла влажный и блестящий в свете ламп островок. Кира проводила её грозным взглядом.

На душе было гадко. Хотелось с силой пнуть ведро и, наблюдая, как оно скачет по ступеням, издевательски рассмеяться. А лучше – поставить его прямо перед дверью в кабинет Ильи Анатольевича. Чтобы он, холёный, элегантный, одетый в безупречный костюм, с размаху влетел в грязную воду. Уж тогда бы понял, что такое «облили помоями», и как себя чувствует незаслуженно обиженный человек.

Но злость – острая и болезненная – прошла так же внезапно, как и появилась. И её место заняли ещё не руины, но уже сомнения.

«А может, прав Илья? Потому и бегут все, как завидят меня в жизни? Постарше кажусь, чем на фото. Да и волосы там длинные ещё, волнистые. Некрашеные». – Кира переставила ведро чуть ближе к окну и обратилась к нахохлившейся на карнизе парочке голубей: – Решено! Вот приду домой и сменю фотографию на сайте знакомств! Та хороша, конечно. Помню, что день, когда её сделали, таким счастливым для меня был! Оттого и лицо светилось. Сдала последний экзамен в институте, и впереди ожидало долгое и беспечное лето… Но раз пришла пора изменений – подстроюсь под мир! А там, глядишь, и другие подтянутся. Согласны?

И голуби, конечно, согласились, хотя ничего и не поняли. Их не беспокоили людские праздники, привязанные к конкретной дате. Для них каждый день, проведённый с любимым, считался особенным.

Пророчество

– Как интересно, – пробормотал Густав, склоняясь над выцветшим листком. – «Проро…бера»? Или это «бедво»?

– Пророчество, – обронила Амелия. – С возрастом ты слепнешь всё больше.

Густав искренне оскорбился:

– Я? Мой взор остёр, будто у орла, женщина, не неси чепуху! Чернила выцвели на этом пророчестве, вот и вся беда!

– Конечно выцвели, эти олухи совсем не соблюдают правила хранения. Подумать только: пергамент оставляют возле незашторенного окна. Немыслимо! Век идиотов и клуш. В моё время…

– В твоё время люди были точно такими же, – перебил Густав. – Как и в моё, и за сотни лет до.

– Я утомилась от этой болтовни. Чаю, слуга!

Густав закатил глаза.

– Он же не услышит тебя. И не слуга вовсе, а работник! Да и вообще, что ты собралась делать с чаем? Сердито булькать из чашки?

– В моё время работники не…

– Ох, святые угодники, за что мне эта кара… Мало того, что прикован к скучнейшему из магазинов, так и обречён на соседство с капризной ханжой! Не могла ты почить чуть подальше? У моста, к примеру?

Амелия подобрала полы платья и гневно топнула ножкой:

– Уж прости, что не выбрала, где быть убитой бешеной лошадью! И я, в конце концов, здесь намного дольше! Мог бы и сам, раз уж так здесь не нравится, потерпеть до родных мест, а не заболевать лихорадкой в середине пути!

Густав попытался побагроветь, но прозрачные щёки отказывались слушаться. Как у всех призраков, крови у Густава не было, и краснеть он не мог. Хотя очень старался.

– Вот же заноза! Да я, если бы мог, сам себе лучше оставил бы такое же пророчество, мол, «мой любезный друг, когда ты забежишь в бордель, то очутишься в рассаднике заразы! Окстись, милейший, не греши!». И не пришлось бы ютиться с тобой промеж старых и никому не нужных экспонатов, которые некоторые богатые, но скудоумные человечишки называют антиквариатом.