скачать книгу бесплатно
Шестидесятники и вовсе
В своих стихах грубы и плоски.
Любой писатель и поэт
Времён советских, разных лет
Для тех «пройдох», как в горле кость.
Но почему такая злость
У них к поэтам тех времён
Пылавших творческим огнём,
Талант чей неподсуден?
Ответить мне не трудно.
Ведь в них самих таланта нет
И зависть, как источник бед
Все чувства умертвляя,
Их нынче угнетает.
Всё для «пройдох» не так, не то.
А сами кто они? Никто.
Анна Ахматова
Из грусти, нежности, тревог,
Она явилась вдруг однажды,
Чтоб волшебством чудесных строк,
Незримо, утолил я жажду
Души изысканной своей,
Отдавшись новизне неясной
Туманных чувств, присущих ей,
Её поэзии прекрасной.
Я ею с юных лет пленён,
Таинственной и нереальной…
Она явилась из времён,
Прошедших, позабытых, странных,
И в блёстках звёзд сияя вся.
Идя сквозь мрак и всех прощая,
Свечу поэзии неся
И будущее освещая,
Покой душевный всем даря,
Лечила людям сердца раны.
А ночь кончалась и заря
Окутала её сияньем.
Осип Мандельштам
Средь разросшейся бурьяном клеветы,
Насаженной всесильным властолюбцем,
Травинкой к свету пробивался ты,
Спеша вновь к правде сердцем прикоснуться.
К той, настоящей, чистой и святой,
Что связана и с жизнью, и с природой.
Поэзия твоя, не сердца стон —
Великая осмысленность свободы.
Она рождалась среди громкой лжи,
Бездарной суеты, призывных вскриков.
И вся твоя истерзанная жизнь
Была достойна святости великой.
Просачивалась правда день за днём,
Как кровь горячая из свежей раны.
Души твоей трепещущий огонь
Задел, обжёг всесильного тирана.
Одной искры, сверкнувшей ярко, вдруг,
Как правды откровения, хватило,
Чтобы вождя нечаянно испуг
Коснулся, разбудив в нём злые силы.
Был быстро тайный отдан им приказ —
Убрать подальше с глаз долой поэта.
О, Осип Мандельштам тебя сейчас
Тирана слуги уведут в бессмертье.
Сквозь мрак, тропой насилия и зла,
Чтоб не осталось не стихов, не мыслей,
Не имени. Но истину нельзя,
Скрыть, уничтожить, смыть, стереть из жизни.
Сурова, но и справедлива жизнь.
И ты, уже в сегодняшнее время,
Очищенный от подлости и лжи,
Вернулся к нам поэзией нетленной.
Она ещё века переживёт,
Тьму, изгоняя ярким светом солнца.
И тот, кто в ней свой высший смысл найдёт,
К бессмертию как будто прикоснётся.
Гиляровский
1
Не зря, наверно, Гиляровский,
Москвой когда-то был пленён,
И углубившись в мир московский
Запечатлел жизнь тех времён.
Не чаровал он тонкой лирой,
Москву в стихах не воспевал.
Ведь, быт Москвы, подобно гире,
Над ним, в те годы нависал.
Такой суровостью безмерной
И безысходностью тех дней,
Что трудно было бы поверить
В святое равенство людей.
Об этом равенстве в то время
Никто и думать не мечтал.
Не признавая чьих-то мнений,
Царил в России капитал.
Народ, устав от угнетенья,
Неслышно продолжал, роптать.
Хватало видимо терпенья.
Но сколько будет он молчать?
Вся Русь по-прежнему стонала.
А кто, скажите, будет рад,
Живя в лачугах и подвалах,
В трущобах зла существовать?
В том мире было всё не просто,
Не каждый мог его принять.
Не зря стремился Гиляровский
Его постичь и описать.
В тот мир, весьма необычайный,
Спускался он, как Данте в ад.
Чтоб все нерадостные тайны,
Своим сознанием принять.
И там, со многими встречаясь,
Их судьбы разные постиг.
И удивлялся, что не каясь
Живут и ценят каждый миг
Той жизни, с виду не красивой,
И вовсе даже, не святой.
Давно пороки укротили
Их души болью неземной.
И мир их, став исчадьем ада,
Взрывался гневом иногда.
Но почему-то были рады
Здесь Гиляровскому всегда.
В нём доброты на всех хватало,
И это чувствовал любой.
Здесь, смог увидеть он, немало
Людей, униженных судьбой.
И смелых, и весьма коварных,
Трусливых, подлых, гордых, злых,
И хитрых, и неблагодарных…
В аду здесь, не было святых.
Здесь о понятиях красивых
Никто в стихах не верещал.
Но, наш герой, общаясь с ними,
Легко любого укрощал.
Всё нынче в прошлом, всё исчезло,
Трущобы превратились в пыль.
Нам говорят, что бесполезно
Их Гиляровский воскресил.
Зря самой, чёрной, мрачной краской
Он жизнь Москвы разрисовал.
Святую царственность напрасно
Не нужной правдой, замарал.
Зачем вернул он в наше время
Трущоб московских жуткий быт?
Что в них грядущим поколеньям?
Зачем их в памяти хранить?
И при царе достойно жили,
И при царе народ был сыт.
Так говорят. Но не забыли
Иные люди боль обид.
Прав Гиляровский. Вспомним с грустью
То, что забыть уже нельзя.
Чтоб вновь нам в ад тот не вернуться
В трущобы мерзкие, назад.
Любая явь, любая, правда
Дней прошлых нас спасёт от бед,
Чтоб был наш новый мир оправдан
И стал достойней прошлых лет.
2
Ах, Гиляровский, образ твой,
Не все, но искажают.
По-своему твой мир живой
Иные выражают.
Любил, мол, автор сочинять
Твердят иные люди
Но разве можно обвинять
Того, кто неподсуден.
Абсурд ума не излечить
У явного больного.
Кто станет Чехова судить
Тургенева, Толстого?
Кощунство можно бы, простить,
Коль – это несерьёзно.
Но я хотел бы, защитить
Героя смелой прозы.
От всех нападок на него,
Пусть даже и шутливых.
Писать, не каждый гений мог,
И смело, и правдиво.
Хотя конечно, у него
Чисты, священны мысли.
Но мне, героя своего
Хотелось бы, возвысить.
Сугубо русский человек,
И запорожец, кстати,
Достойно прожил он свой век,
Напрасно дни не тратя.
Всегда в работе и в трудах,
В движенье, в думах вечных,
Жил, не испытывая страх,
Спеша к судьбе навстречу.
Жил познавая мир, стремясь
Постичь любые тайны.
В нём двух эпох живая связь,
