Теплая книга

Рим Сафиуллин

Теплая книга

Введение.

В ваших руках короткие истории из моей жизни, которые как жемчужины на берегу остались после отлива под названием юность. Перечитывая их, можно всегда напомнить себе, что неудача как раз и станет вашей завтрашней жемчужиной. Улыбнемся легкой грустинке и сделаем ее своим другом.

Май.

Солнце белое-белое, высоко, прямо над головой. Такое белое, что сливается с небом и не видно, где тут солнце, а где лучи. Только на самом горизонте, там, за школой, видно, что небо голубое.

На голове еще шапка, но легкая куртка и резиновые сапоги – это вердикт шарфу и варежкам. Зима совсем скоро окажется в коробке на антресоли. А пока май улыбается ей. Стелет неспешно, по-доброму, красную дорожку, на которой зима достойно проиграет и утечет ручейками, уже не возмущаясь.

И вот эти самые ручейки открывают сезон масштабного судоходства, который начинается от школьного двора и идет по краю всей стройки. Весь детский мир нашего двора в эти дни там. Плотины, корабли, костры. Не оттащишь.

От голода спасает только огромный бутерброд твоего нового друга или крик мамы, что пора домой.

Чехословацкие сандали.

В особенные дни меня подводили к коробке с чехословацкими сандалиями, которые были куплены на вырост и ждали в шкафу своего звездного часа.

Желтые, на крепкой прошитой подошве, кожаные и с застежкой. Гордость купившего и полярная звезда будущего обладателя. Значимость в моей жизни по оценке взрослых – extremely important.

Я ждал, терпел, крутил в руках, и не понимал, что же черт возьми произойдет в тот самый день, когда я их наконец-то одену.

И однажды понял.

Уж не знаю почему, но впервые меня отправили гулять в них в самый обычный день. Не на выход, не в гости, не на утренник, а просто на улицу. Погулять и вернуться к обеду. Скорее всего это был выходной, потому что все были дома, а на улице стоял тихий безлюдный летний день.

Вожусь я, как вы понимаете, только с авантюристами, поэтому, пожав руки, мы незамедлительно направились выгуливать моих чехословацких скакунов за седьмую горбольницу, где простирались два шикарных болота.

На месте, после осмотра флоры и фауны – был обнаружен большой деревянный плот неизвестного мастера.

И вот я уже капитан корабля с чехословацкими корнями. Управляю судном деревянной длинной палкой, которой отталкиваюсь по дну и вызываю «ваууу» у напарника на берегу.

А слабо на середину болота? Пффф, я уже тут, малыш.

А вот на тот остров вылезти и станцевать? Пффф, будет вам танец маленьких утят.

Танца маленьких чехословацких утят, к сожалению, не случилось.

Выпрыгнув на берег, я по инерции оттолкнул плот и тот уплыл на середину болота, оставив меня на необитаемом острове за седьмой горбольницей.

Лето, жара, стрекозы летают…Я голый с одеждой в руках иду по дну болота.

Гипотеза такая: глубина будет не очень большая и я смогу все пройти по дну, а там, где глубоко, подниму одежду в руках вверх. Ну или вернусь на остров.

Иду. Дно глиняное такое, противное, вяжет…И настигает понимание…Уфф, опять холодок по коже.

Ботинок засосало. И одна нога уже босиком. Блин, ну как так.

Ок. Сейчас приду на берег, скину, что уцелело и вернусь искать.

Как вы уже понимаете, ничего я в тот день не нашел и даже чуточку опоздал к обеду.

Помню шел по улице с одной сандалией на ноге. И понимал. Сандалии реально крутые оказались.

С приключением.

Даже не мечтай.

Было у меня в детстве одно дело.

Съездить на поезде в другой город к дедушке и бабушке. Раз месяц. Иногда может чаще. Иногда только с папой. Но точно, что просыпался резко на шумном ночном вокзале, где сквозь прокуренных, брошенных, советских людей бежал под ручку к вагону. А дальше место у окошка.

Пока спадает темень, можно поспать. Пустынный взгляд, которому ещё не за что зацепиться, пустые рваные мысли. Стук колёс.

Будила меня фантазия. В какой-то момент в светлом окне становилось всего так много и так часто, что мозг начинал соединять несоединимое в обычной жизни.

Я катался на дедушкином запорожце параллельно поезду, шагал роботом на станции, пальмы втыкал в огородах, прыгал по крышам, полз по заборам и на секунду жил в каждом увиденном месте.

Это было каждый раз, а все поездки давно стали одной.

Однажды в вагон вошёл мальчишка и сел с родителями напротив нас. В руке у него было невиданное чудо. То ли робот, то ли машина. Фиолетовый такой. Или фиолетовая. То он играл с машиной, то через секунды уже роботом нападал на сумку бабушки. Я был в шоке. Вот это игрушка.

В изумлении я посмотрел в глаза отцу. А он, глядя мне в глаза, тихо сказал: «даже не мечтай».

Я повернулся в окно и меня снова захлестнули фантазии.

И не было никакой обиды. Никакой горечи.

С тех пор не мечтаю и всегда защищаю фантазию ото всех, кто говорит, что дело пустое.

Тётя Валя.

Мы растем.

Значимые вчерашние события начинают угасать и вставать в один ряд с такими же безликими в памяти сюжетами. Особенно интересно наши впечатления разглядывать через розовое стеклышко детства.

Кто бы мог подумать, что мужчину с мягкой пачкой бонда я буду помнить, а как подарили игрушку мечты нет.

Как гербарий не в тему, без повода, в дождь, собирал на школьном дворе помню, а вручение диплома нет.

Машину на базаре толкали как-то мужчине. Вечером. Помню.

Выпускной в школе – не помню.

А еще помню, как однажды в летнее, скучное и тихое городское утро к бабушке приехала тетя Валя и сказала: «Рим, погнали в центр».

Целый день я слушал плеер, кушал пирожные, а перерывах жевал орбит.

Помню все быстро и смазано, а потом вселенная замирает, и я на вечерней площади. А в руке у меня Электроника «Волк ловит яйца».

Как можно было сделать такое проникновение в банк «вечной памяти»? Которое я, похоже, не забуду никогда.

Нет тут секрета. Главное было сбоку. Тетя Валя. Которая сделала так, что этот день прописался в библиотеке «вечной памяти».

Как же круто это осознавать, когда ты окружен детьми. Велкам в их юные, вечные, кайфовые библиотеки памяти.

Портной.

Мне тут недавно прилетела задачка. Под вечер.

Найти портного.

Вечер в южном, уездном городишке – это значит темно, всё закрыто, а портной в баре.

И этого уже достаточно, чтобы легально отказаться от затеи. Но нужен господин портной – по суперважному школьному поручению.

Пришить эмблемы и флаги отряда на форму бойскаута. А это святое.

Портные в баре, поэтому решено было поехать в частные лавки с костюмами на заказ, коих пруд пруди на популярных туристических тропах.

Первый портной сказал, что нет машины для шитья и надо оставлять до завтра.

Не вариант.

Второй сказал: машинки нет вообще ни у кого. Кроме, как я понял, некоего Джорджа. Но кто этот товарищ, где его искать, объяснить он не смог.

Третий и четвёртый тоже были без машинок, Джорджа не вспоминали.

И вот он, пятый. Дверь закрыта, но внутри горит свет.

Я, кстати, все это время с дочерью раскатываю по нашей деревне.

Решили подождать и сели на его крыльце.

Юному бойскауту без эмблемы нельзя.

Поэтому в прекрасном настроении духа – любуемся своим, вроде как, зарождающимся провалом.

И в этот момент проезжающий байк останавливается, и скромный щуплый мужчина объявляет, что это он тот портной, на пороге которого мы сидим. И более того, машинка у него есть, но есть ещё и сын-непоседа, который не даст пришить ничего. Поэтому, не сегодня.

Договорись так: мы отвлекаем сына что есть мощи, а он работает над нашим костюмом.

Парнишка, сын его, действительно, оказался тем ещё авантюристом. Первым делом, оказавшись с нами наедине, он ловко схватил ручку со стола и нарисовал рыбу на красивом твидовом пиджаке в шоуруме.

Неплохо. Переглянулись мы с дочерью и попросили у него ручку.

Он молча отдаёт.

Как отдают виноватые и провинившиеся.

А я на старом блокноте молча рисую рожицу.

Передаю ему.

Пылающий взгляд. Он снова рыбу.

Я свинью.

Он рыбу.

Я кота.

Он рыбу.

Заходит портной со словами все готово отдаёт нам форму. На вопрос, сколько мы должны, говорит, что нисколько.

Как так?

Да вот так.

Вон у пацана мол сегодня день рождения, 4 года. Дайте ему сколько хотите, и держите визитку.

Протягиваю малому купюру, а на визитке – Джордж Босс.

А у малого на купюре уже рыба.

Дорога в бассейн.

Почему-то в детстве меня водили в бассейн исключительно в зимнее время.

С двумя пересадками.

Сначала на желтом Икарусе.

Тусклый свет. Угрюмые взрослые. На улице еще темно.

Не особо помню в деталях, мне кажется, я сидел с закрытыми глазами и еще спал.

А потом уже на трамвае.

Вот тут в 4K все помню.

Едешь, загадочный весь такой. Молчаливый.

Главное успевать согревать прозрачное пятнышко в замороженном окошке.

Можно делать двумя способами – пальцем, но это холодно.

И бесконтактным – теплым дыханием на окно.

С паром на все окно. Результат не сразу, ты как бы борешься с ледяной корочкой подольше, но с пониманием, что победа за тобой.

И скоро у тебя будет твое окошко в мир.

А из него рядом с трамваем бежит светлая зимняя улица с прохожими, дворниками, бурчащими машинами.

Я как бы подглядывал за миром сквозь свое окошко. И он был забавный.

Вообще взрослые забавные.

Тогда, маленьким, мы все видели цель. Бассейн.

А дорога была маленьким окошком к цели.

Повзрослев, мы чаще смотрим в дорогу. Дорогу ради дороги.

Вместо маленького окошка у нас тройной стеклопакет, диван, суета, споры, выяснение отношений, право быть правым.

Не занимайтесь дорогой, друзья.

Мелодия.

Я вот о чем и жалею, так это о том, что не были записаны все мои суперхиты.

Я бы только их сейчас слушал. И вы.

Но! Как вы знаете, мир несправедлив и хиты безвозвратно утеряны в стенах музыкальной школы под стоны потрясённого учителя.

Кузницей хитов была моя дача.

Внимательные читатели помнят, что голубой запорожец похищал меня с баяном и домашним заданием из музыкальной школы каждое лето на берег Волги.

Состояло это задание обычно из 5–6 мелодий. Классика, этюды, что-то народное, иногда учитель наигрывал, а я сам выбирал, что хочу за лето самостоятельно разучить.

Раз в день, согласно расписанию, я усаживался с баяном и часами напротив.

60 минут, баян, я и душная комната.

Основной метод отчёта – звуки.

Если наступала тишина, то дед Василий или бабушка Зоя кричали с огорода: в чем проблема, малыш?

И я играл.

Играл, как чувствую сердцем.

На огороде тоже все ладилось.

60 минут заканчивались большим одобрением и уважением, а меня отпускали к подельникам, чтобы завтра вновь услышать мои хиты.

И ведь я помню, что загорелый музыкант тот понимал, что 1 сентября в музыкальной школе будет трагическим.

Понимал. И играл.

Ибо красота жизни в не совершенности.

Коржик.

Как ни крути, а все-таки в памяти самые яркие моменты всегда с грустинкой.

Ибо печальное очарование – самое сильное очарование.

Так и было с моим первым коржиком, который я купил на неожиданно-выданные карманные деньги аж только в третьем классе. Жили мы скромно, поэтому мой опыт покупок в школьной столовой был нулевой. А тут гром среди ясного школьного неба – третьеклассник с парой сотен синих затертых рублей в кармане.

И сразу дилемма: когда лучше купить этот чертов коржик? Сразу? Когда проголодаюсь или отложить самое приятное напоследок? Могут ли они закончиться? А вдруг я потеряю деньги?

Невыносимо. Думать ни о чем не могу.

После первого урока сходил в столовку и приценился. Лежат. По 200 рублей.

Еще пару раз до конца перемены заглянул на прилавок, но на покупку не решился.

Следующий урок я тоже думал о проклятом коржике. Пришло ли время его покупать? Или еще похожу?

Так, деньги в кармане, хорошо. На перемене видно будет, сразу пойду в столовую после звонка.

Лучше побегу.

Перемена. Додумался посмотреть на опытных одноклассников. Не суетятся. Хорошо.

Сгонял в столовку, лежат. Может убавилось немного, но еще много в наличии. Не стал брать.

Третий урок. Решил, что точно куплю. Время пришло. Пойду и куплю. Сразу после звонка.

Как раз середина учебного дня будет, очень даже бодрый план у меня получается.

На перемене несколько раз приближался к стойке с коржиками. Но отходил. Не решался.

И в очередной раз как-то в тумане я его взял. Все! Денег нет, есть коржик.

Но черт возьми, звонок на урок.

А на нем всего один надкус. Э-эх, коржик в карман и на урок.

Мой коржик и я внимательно случаем учительницу.

А пальцы, гады, предательски надламывают его в кармане и тащат кучек в рот. Вкусный такой.

Мягкий, ароматный.

Вроде никто не заметил. Еще один, крошится только немного, но отламывается строго по месту. Еще один.

И вот он, новый гром! Поймали! Ну как так?

Перед всем классом меня поднимают и уличают в поедании коржика. Меня!

Вердикт – вон из класса, доешь.

Класс заливается.

А мы на подоконнике сидим и смотрим как падает снег.

Я и коржик.

Парнас.

Когда однажды бабушка мне сказала, что им с дедом нужно съездить в город, а я останусь на сутки на даче один, я быстро смотался в ларек и купил свою первую бутылку пива. Балтику девятку за 16 рублей. Спрятал ее в малину на огороде и пошел к другу авантюристу рассказывать про мою неожиданно начавшуюся взрослую жизнь.

Красная нива, забитая коробками от рассад, плавно выкатывалась из ворот, а две бутылки Балтики девятки уже лежали в холодильнике. Шоколадные такие, помню дизайн шикарный раньше у них был. Сейчас какой-то дикий, а тогда – буковки, циферки, все таким тонким шрифтом, аккуратно, как дорогое лекарство из аптеки.

Чуть позже пришлось гнать на велике за третьей, так как еще один авантюрист не выдержал давления от соблазна стать крутым и раздобыл откуда-то кулак монет.

Втроем мы под покровом ночи открыли в бане наши покупки и загудели.

До осени было еще долго, но я уже знал, что самые крутые вечеринки у нас в клубе, а я об этом буду рассказывать загорелым одноклассникам на первое сентября.

И вот прошло столько лет, а я все тот же авантюрист с бутылкой в кустах.

Украденные треки.

Если вы думаете, что троллинг – это что-то с комментариями в интернете, то откладывайте свои пельмени и читайте эту чудесную зарисовку про лучший в мире троллинг меня любимого.