скачать книгу бесплатно
Этот имперец был высок и хорошо сложен, но все тело его было испещрено следами минувших боев. Сильные руки имели много шрамов от порезов, от левого плеча до поясницы извивался шрам со следами от швов, словно на тряпичной кукле наспех зашитой детской рукой. Но самым страшным было большое розовое выпуклое пятно, между грудных мышц – такой шрам мог остаться только если бы из его тела вырвали кусок, который затем заполнился рубцовой тканью.
– Я… я… – девушка начала говорить, не продумав, что скажет. Ее мгновенно бросило в ледяной пот, а к лицу и шее прилила краска, сделавшая цвет волос еще более ярким.
Мужчина обернулся на свою гостью и, не отводя взгляда, залпом выпил налитую в бокал жидкость.
Этот взгляд… так смотрят хищники на своих жертв, если знают, что тем некуда бежать. Так ничего и не сказав, он просто убрал бокал обратно в потайной бар и вернулся за стол.
Будто девушки и не было в комнате, он принялся за какие—то свои дела; провел ладонью по гладкому дереву, от чего его поверхность подсветилась синим и над ней воспарили несколько экранов с рядами цифр и символов. Мужчина стал сосредоточенно их изучать и вводить данные, при помощи панели, которая материализовалась следом – он всем видом давал ей понять, что она в этой комнате не более, чем вещь.
Не зная, что делать… что она должна делать, что может делать, девушка, двигаясь почти по стенке, вернулась к кровати и села на ее край.
Мужчина работал не отвлекаясь, должно быть, около часа. За это время она успела рассмотреть каждый сантиметр вокруг, потому что старалась не смотреть на то, что ее пугало больше всего. На хозяина этой комнаты. А теперь, наверно, и ее хозяина.
Но чего же он хочет добиться от нее, демонстрируя эту отстраненность? Того, чтобы приняла свою безвольность? Смирилась с ней?
Но было ли с чем смиряться? Ведь девушка лишилась каких—либо прав еще когда только покинула родную планету!
Но на Нарвиби у нее, по крайней мере, все еще оставалось что—то свое – право на достоинство. Да, она работала на каучуковой плантации, но это давало ей кров и пищу, а также дело и место в жизни, пусть оно и ограничивалось кроватью и тумбочкой в общей женской комнате, но зато никто никогда не обращался с ней, как с собственностью. Она была вольна уйти с плантации, и свободно умереть от голода и болезней в лесах Нарвиби или, пойдя в противоположную от них сторону, обезуметь от жажды и зноя в Нарвибской пустыне. Теперь же ее положение было однозначным: этот человек владел ей, как вещью и было уже не так важно, для чего она была ему нужна – для удовлетворения потребностей, жертвоприношения или даже ужина.
Что же оставалось… сопротивляться? Но попытаться напасть на него было бы самым бессмысленным поступком из всех: она меньше этого верзилы в два раза и, при том, тут не приходилось сомневаться в его боевом опыте.
Даже если бы ей удалось неведомым образом подкрасться к имперцу сзади, и даже если бы нападение застало его врасплох, она ни за что не смогла бы покинуть эту каюту. А значит, остается только сидеть и молча ждать своей участи.
Сопротивление – это самоубийство… на такое она была пойти не готова. Ведь уйти из жизни по своей воле, значит больше не увидеть братьев и отца!
Ее вера была строга на этот счет: ни простой женщине, ни мужчине нельзя перейти границу миров по своей воле. Сделать это может только воин или жрица, но и то, не при любых обстоятельствах.
Девушка почувствовала на своей спине чужой взгляд и медленно обернулась. Мужчина действительно смотрел на нее. Хищно, сосредоточенно, как и раньше… это ужасало ее просто до боли в напряженных мышцах!
Сказать ему что—то? Но что? Вдруг он не говорит на ее языке? Или вообще не говорит? Или ей нельзя говорить с ним?
Страх смерти странно перемешался в сердце девушки с готовностью к худшему и мысль о том, что мужчина не собирается ее убивать, пугала еще больше. Каких только историй женщины из ее поселка не рассказывали об имперцах и том, что они делают с пленными!
– Что за странное имя? – Его голос был низким и невероятно четким, словно говорил он, а звуковые волны отдавались в ее собственной груди. В ее перепуганном сознании родилась совсем абсурдная мысль, что голос и вовсе не принадлежит его обладателю, так мягко и глубоко он звучал.
– Это мой номер прибытия. Я беженка с Карези…
– Я спросил не это. – Недовольно оборвал он ее. – Почему ты назвалась этим номером, а не своим именем?
В голосе имперца не было и намека на беседу, это был даже не командный, а допросный тон. Девушка сжалась еще больше – внутри нее все окончательно заледенело от страха. Было страшно осознавать, свою беззащитность и то, что любое слово, сказанное не так, может привести к неизвестным последствиям.
– Когда… когда умирают все члены семьи, – попыталась объяснить девушка, – женщина не может взять имя, пока не найдет новую семью, которая ей его даст.
– Глупее ничего в жизни не слышал. Как тебя звали при рождении?
Девушка почувствовала, как немеет лицо и руки. После смерти близких нельзя больше называть себя старым именем, это может привести к страшным последствиям – проклятью. Поэтому она решила придумать другое, чего делать было тоже нельзя, но это все же лучше, чем ничего.
– Агна.
Мужчина усмехнулся, но ухмылка эта не имела ничего общего с весельем.
– Насколько ты глупа… Агна? Скажи, зачем ты здесь?
Ее лицо снова залила краска, взгляд остекленел. Было страшно выдать любую из тех версий, что вертелись у нее в голове с того самого момента, когда она проснулась и увидела его.
– Рискну предположить, что у тебя есть пара идей на счет этого, так? – ее ответ тут вряд ли требовался, но девушка все же кивнула, испытав немного облегчения от того, что ей все же не придется озвучивать свои версии. – Тебе посчастливилось остаться в живых из—за цвета волос. В империи есть глупое суеверие о том, что рыжеволосые женщины приносят удачу. Забавно, правда? К сожалению, проходят столетия, а люди так и продолжают возвеличивать чушь и верить в неслучайность совпадений. Поскольку я все еще не обзавелся цифией, за все мои пятнадцать лет на этом крейсере, мой понтий решил преподнести мне подарок в честь взятия Нарвиби и сокрушения Кри. К сожалению, отказаться я не могу.
Сказав это, он на мгновение замолчал, оценивающе оглядев девушку, будто взвешивая свои дальнейшие слова или принимая важное решение. Нервно постучав длинными пальцами по столу, мужчина продолжил:
– Тебе важно запомнить правила, поэтому слушай внимательно – я никогда не повторяю. Я не хочу слышать тебя. Я не хочу видеть тебя, поэтому, когда я нахожусь с тобой здесь, ты должна занимать как можно меньше пространства и дышать как можно тише. Здесь я бываю редко и не долго, поэтому это не составит для тебя большой проблемы. Я также не хочу думать о тебе, поэтому даже не начинай размышлять о побеге или прочей блажи. Это имперский крейсер – ты покинешь его только через люк для отходов. Ты должна понять, что все еще жива только потому, что тебе повезло родиться рыжей, и какой—то солдат решил, что перед тем как смешать твой пепел с землей, неплохо было бы удостовериться в том, что ты действительно не представляешь ценности. Поэтому лучше для тебя будет считать себя почти что мертвой. Если тебе удастся соблюсти все эти правила, на протяжении нескольких последующих лет, я избавлюсь от тебя при первой же возможности. Поверь, именно этого я хочу на самом деле… Если не доставишь проблем – живой, но, если решишь усложнять мне жизнь, я придумаю способ более практичный. Кивни, если согласна.
Она сразу же кивнула, чувствуя, как мелкая дрожь сотрясает руки. Это не было надеждой на жизнь… но все же было на нее похоже!
– Еще одно, твои предположения верны, тебе все же придется быть цифией, хотя я и не вижу в этом необходимости. Но вас обслуживает персонал из медкорпуса и я не хочу, чтобы понтий считал, что я недоволен его подарком.
Струна внутри нее натянулась и оборвалась. Он говорит о том, что будет с ней спать. Она не знала, что делают цифии, и кем они вообще являются, но разговор подводил именно к этому. Девушка посмотрела на него и пунцовый румянец сменила бледность. Во взгляде мужчины не было ничего даже отдаленно похожего на то, как иные представители его рода смотрят на женщин. И да, у нее никогда не было какой бы то ни было связи. Единственным мужчиной в их поселении был надзиратель – старший распределитель, которому было больше семидесяти лет. Старого ворчливого мужика интересовало только выполнение плана и табак, который он против правил растил в делянке за своим домом.
– Мне не интересно. – Сказал имперец, словно она своим взглядом задала какой—то вопрос. – И не думай, что ты мне интересна. Я считаю, что легионер любого порядка не нуждается ни в чем кроме мундира, оружия и устава. А все эти позументы, – он брезгливо обвел взглядом свою каюту, – все эти животные потребности, не более чем пыль в глаза новобранцам и малодушным. А теперь раздевайся и ложись.
Теряя грань между реальностью и каким—то больным кошмаром, девушка поднялась на негнущиеся ноги и, трясущимися руками, принялась расстегивать на себе одежду.
Длинное платье из простого материала имело около двух десятков пуговиц по позвоночнику. Он не собирался помогать, даже не смотрел, когда девушка стягивала с себя белую ткань, не смотрел и когда ложилась на кровать, совершенно онемевшая и будто обескровленная, при том, что сердце в груди билось, как сумасшедшее. Имперец просто сидел за столом и разбирался в записях на экранах, словно она вновь слилась с интерьером его комнаты, в которой сейчас вовсе не происходило ничего необычного.
Девушка лежала еще около получаса, неподвижно смотря в потолок, боясь пошевелиться, чтобы не издать лишний звук. Может… он только запугивает ее? Но через секунду после этой мысли, имперец наконец поднялся с места – она вздрогнула и все внутри нее напряглось. Его шаги и движения девушка физически ощущала в своем теле, несмотря на то, что не видела ничего кроме потолка каюты над собой.
Мужчина подошел к кровати и она услышала как на пол упало его полотенце. Потом прогнулся угол кровати, на который он сел. Она дернулась, как от электрического тока, когда имперец положил свою горячую руку, чуть выше ее колена. Девушка не смотрела… зажмурилась… вся обратилась в слух и тактильные ощущения – в этот момент ей буквально казалось, что она видит кожей.
Вот он проводит рукой по ее бедру, двигаясь вверх. Не задерживаясь на ложбинке между бедрами, выше, по животу, к груди… Он хочет почувствовать ее кожу, гладкую и упругую… Его рука задерживается на шраме над пупком, но потом устремляется выше, к тяжелой груди, к одному из затвердевших сосков.
Он берет ее грудь в руку и немного сжимает – в этот момент девушка услышала, что его дыхание резко стало более глубоким, а следом ощутила то, как он перенес весь свой вес на кровать. Рукой мужчина грубо раздвинул ее ноги, заставив сдавленно охнуть от неожиданности, и сел между них, чтобы одним движением закинуть на свои. Наклонился над ней.
Почувствовав на себе его дыхание, она задержала свое. Не зная, стоит ли – боясь открыть глаза, вообще как—то пошевелиться.
Девушка ощутила, как он склонился ниже, словно размышляя. Затем не резко, но от того не менее внезапно, прильнул губами к ее груди, нежно прикусил и оттянул затвердевший сосок – она вздрогнула и непроизвольно вжалась в кровать, после чего имперец подхватил ее и привлек к себе, продолжая настойчиво, жадно целовать грудь, затем ключицы, шею.
Настойчиво, но… нежно…
Ее тело само подалось вперед, несмотря на напряжение и тот страх, что она испытывала. Девушка не знала, что делать со своими руками, но вот он страстно вздохнул и прикусил ее за шею, от чего они сами легли ему на мощные плечи. В этот момент карезийка почувствовала его плоть, упершуюся ей пониже внутренней стороны бедра и почти непроизвольно выставила руку, упершись в грудь мужчины. Она сделала это не сильно, не настойчиво, но он почти грубо убрал ее ладонь, сжав запястье и отведя его за спину.
Это было похоже на то, как если бы она попыталась отобрать кость у голодного пса. Он почти зарычал на нее, продолжая сжимать ее руку одной своей рукой и скользить вдоль ее талии другой.
Затем имперец немного отстранился и завел свободную руку между ее ног, после чего там медленно и уверенно погрузил в сокровенное место два своих пальца. От неожиданности и удивления девушка напряглась и выгнулась, отстраняясь, но мужчина снова привлек ее к себе. Начал медленно двигать этими пальцами вперед и назад. Это было немного больно… она чувствовала, как все напряжено внутри, как тяжело он входит в нее, но было в этом… и что—то от удовольствия. Странное ранее не испытанное чувство, словно пузырьки минеральной воды, стремящиеся вверх, от низа живота к темени. Делая это, он продолжал целовать ее, не поднимаясь к лицу. Грудь, ключицы и шея – вот что было зоной его интересов. А между тем пальцы погружались все глубже… двигались все быстрее – тупую боль все более сменяло удовольствие, и девушка почувствовала, как стала совершенно мокрой внизу, потому что пальцы заскользили беспрепятственно. Назад и вперед. Снова и снова…
Мужчина вновь добавил грубости в ласку – прикусил ее за шею и одновременно ввел еще один палец, от чего девушка опять почувствовала боль, более острую – не смогла сдержать вздох, на что тот отреагировал еще настойчивее погрузив пальцы в лоно. Потом резко вышел и снова вошел, еще туже и она поняла, что уже не пальцами – вскрикнула!
Это было странное чувство, напряженное и… сладкое. Волна возбуждения подхватила тело девушки, и она почувствовала, как сотни маленьких искр побежали по коже.
Он схватил ее за запястье и талию жестче, больнее, словно хотел поглотить своим телом, и девушка почувствовала, как начали двигаться его бедра. Вперед – назад, продвигаясь плоть в плоть все глубже, хотя за секунду до того уже казалось, что он вошел весь. И так снова и снова, пока мужчина не уперся в преграду внутри нее. Она чувствовала, что он заполняет ее. Так туго и больно, но так волнительно и приятно. Девушка непроизвольно сделала то, чего никак не ожидала – притянула его к себе и застонала, нет… не может быть – от наслаждения… и он ответил ей таким же стоном.
Мужчина начал двигаться быстрее, причиняя больше боли, но не только. Теперь искры и пузырьки сконцентрировались внутри, в ее лоне и словно собирались там. Имперец снова зарычал и стал двигаться настойчивее. Энергия внутри, это напряжение в месте соприкосновения их тел, все скапливалась. Девушка чувствовала, как растет и его напряжение. Ей казалось, будто он чувствует все тоже самое и ускоряется именно в тот момент, в нужный момент… а потом все вокруг словно взорвалось. Энергия, пузырьки и искры, скопившиеся внутри нее выплеснулись и разнеслись по всему телу!
Они застонали одновременно. Она открыла глаза и увидела перед собой его расслабленное лицо, его влажный лоб. Девушка почувствовала, как напряжение внутри спало, и он вышел из нее, оставив влагу с внутренней стороны бедер.
Мужчина немного отдышался, а затем встал и ушел в ванную, не оборачиваясь. Девушка же не решалась пошевелиться и только когда за ним закрылась дверь, немного привстала, чтобы посмотреть на себя.
Покрывало кровати под ней было испачкано в крови. Кровь была на ее бедрах и выше на талии, отпечатками пальцев покрывала кожу. В этот момент ей стало так стыдно и противно, что внутри все свело холодной судорогой, а из груди против воли вырвалось сдавленное рыдание.
Глава 3. Путь во мгле
Он пробыл в душе совсем недолго, не дал ей пережить случившееся, погрузившись в горькие слезы. Девушка умолкла едва имперец снова появился в комнате – высокий, крепкий, весь облаченный в черное с золотым. Не сказать, что в военной форме империи он выглядел более грозно, чем и вовсе без нее – этот мужчина устрашал благодаря своей внутренней силе и тяжелому взгляду человека, который видел много жестокости и не раз принимал суровые решения.
В его присутствии она сжалась, собрав вокруг себя испачканную простынь, чтобы как—то скрыть свой стыд – кровь и наготу. Он сделал вид что не заметил этого и подошел к столу, чтобы вновь открыть экраны и сделать несколько пассов над ними, даже не сев в кресло.
– Мне не нравится твое имя. – Бросил он не оборачиваясь. – Я хочу, чтобы ты придумала другое, пусть будет что—то значить для тебя. И не такое короткое. О тебе позаботятся, я уже распорядился, если тебе что—то нужно – они принесут. Разумеется, если это не будет противоречить правилам.
Покончив с делами, имперец свернул экраны и, опершись на стол, пристально посмотрел прямо на нее. Заплаканная девушка нервно отерла слезы с лица, в горле ее застрял ком рыданий из—за которого началась неконтролируемая икота. Вероятно, из—за всей жалкости ее вида мужчина поморщился и, не сказав больше не слова, направился к сплошной стене, в которой на миг оформилась дверь, которая сразу же слилась со стенными панелями, стоило ему за ней скрыться.
Оставшись одна, в полной тишине, девушка наконец смогла разрыдаться – выпустить из себя этот ком боли. Ей было страшно и больно… и вместе с тем стыдно. Все эти эмоции смешавшись в одно мешали сосредоточиться и просто подумать над тем, что же делать дальше. Охваченная жалостью к себе, она вскочила и на негнущихся ногах поплелась в душ. Там, включив воду, такую горячую, какую только можно было терпеть, принялась смывать с себя кровь… и его…
Такой грязной и униженной девушка не чувствовала себя никогда! Даже проведя несколько суток в отстойнике для отработанной воды в котором их, беженцев с Карезии, переправляли повстанцы из корпуса Кри.
Смыв с себя все, растерев кожу до красноты, до боли она выключила воду и просто опустилась на пол, прижавшись к теплой керамической стене душевой. Ее больше не душили слезы, на смену им пришла какая—то всепоглощающая тишина – буря эмоций, пережитых ей за последние полчаса или час… или более – она потеряла счет времени, выжгла в ней все до капли. Но вместе с этой тишиной пришли безразличие и принятие, а следом за ними спокойствие… и необычайная решимость.
Он сказал, что оставит ей жизнь – не это ли было ее последней ценностью?
Карезийцы верили в не случайность и предопределенность человеческой судьбы: все разумные существа в представлении ее народа были больше, чем то, чем являлись в этом мире.
Телесная оболочка и жизненный путь в их понимании, представляли собой испытание, которое должен был пройти каждый, преодолев предначертанное от начала и до конца. Какой бы она не была, нельзя отказываться от жизни, иначе можно было возвращаться сюда вновь и вновь, чтобы снова и снова испытывать на себе тяготы и лишения, переживать болезни и мучения, связанные с потребностями слабого бренного тела, так или иначе обреченного на смерть.
Умереть рано для карезийца, значить почти наверняка вернуться сюда вновь, причем оказавшись в еще более худшем положении, чем раньше. Правильная смерть, освобождающая, наступает в глубокой старости или от тяжелой болезни – в ситуации, в которой человек не может решить, жить ему дальше или умереть.
Даже карезийский воин не может позволить себе погибнуть безрассудно, только если иного просто не дано. Поэтому многие ошибочно почитают их трусами и слабаками… но ведь это совсем не так! Просто они знают истинный путь и следуют ему одни из всех.
Ее соотечественники всегда ценились в качестве пленников и рабочей силы. Ведь они не жертвовали собой понапрасну; среди людей их народа не распространен суицид, и карезийцы редко отваживались на убийство своих надзирателей или даже мучителей… ведь если плохо сейчас, то закончив все по своему желанию, пришлось бы обречь себя на еще более страшные муки…
Согласно их вере, все существа, наделенные разумом священны – имеют божественную природу, а потому любое убийство – это высшее зло. Все они, даже имперцы – дети Создателя, который ждет их возвращения в своем сияющем чертоге, чтобы разделить со своими чадами вечность, мудрость и блаженство от осознания и понимания всего сущего – знания ответов на все вопросы. Но для того, чтобы воссоединиться с отцом, каждый должен пройти свою дорогу судьбы, приобрести знания и опыт, которые позволят говорить с Создателем, созерцать Его, слышать и понимать все, что Он готов разделить.
И пройти путь нужно было до самого конца. В представлении карезийцев, после смерти их встречала солнцеликая Маат – первая из созданий. Она определяла честно ли была прожита отведенная жизнь и, если нет, отправляла вновь прибывшего обратно, решая к тому же, насколько тяжелую судьбу он должен принять теперь.
Эта вера была негасимым маяком на пути каждого карезийца. Она помогала справиться с любыми трудностями, наделяла представителей ее народа такими качествами, как упорство в труде, жажда жизни и умение довольствоваться малым, находить улыбку солнцеликой Маат в любой ситуации. Ведь, только пройдя путь до самого его конца, можно было воссоединиться с теми, кого любил за все свои жизни, узреть своего Создателя и наконец обрести покой.
– Значит таков мой путь? – прошептала девушка, не то вопрошая пустоту, не то утверждаясь в своей правоте.
Она может выжить, но даже если это случится, не сможет больше жить среди своих, ведь останется девушкой не только без семьи, но и без чести…
Никто не поверит, что она продолжила следовать пути, потому что рядом не будет ни одного карезийца, который смог бы это подтвердить, поставив на кон свою жизнь. Сироту, пожилую женщину или даже вдову могут вновь принять в семью, назвав своей сестрой, теткой, дочерью или женой… даже если она была изнасилована, изранена и покалечена. Но не ту, что была в плену.
Свобода – обязательное условие чистоты и доказать, что ты оставался свободным духом и не воспринял тлетворную веру других, тем более имперцев, не участвовал в их ритуалах и не возносил хвалу их богам, может только тот, кто, как и ты, следует пути и будет готов поручиться собственным воссоединением с Создателем.
Выжив, она станет отшельницей, только так можно будет пройти путь до конца. Ни одна карезийская семья уже не сможет ее принять… а значит придется научиться жить иначе, в одиночестве, без опоры, без племени и рода.
На Нарвиби вместе с ней работали и такие девушки, за их духовную чистоту некому было поручиться, и они жили с осознанием отсутствия своего будущего. Будь Карезия по—прежнему свободной, они могли бы присоединиться к общине серых плакальщиц и жить в сестринстве, продолжая свой путь. Но тогда им оставалось только молиться о том, чтобы Корпус Кри отстоял у имперцев звездную систему Нарвиби, где карезийцы со временем смогли бы отстроить свое поселение и восстановить хоть часть того, что имели на собственной планете.
Как знать, быть может война закончится, и сами имперцы выделят остаткам карезийской нации место в своем мире, среди бесконечного числа завоеванных планет. Позволят продолжить следовать пути… и тогда она сможет присоединиться к вновь созданной общине серых плакальщиц. Жить пусть и не в семье, но в сестринстве, имея опору и место, где сможет найти покой в ожидании суда Маат и встречи с Создателем.
А значит нужно жить.
Он… ее господин, сказал выбрать себе имя, чтобы что—то значило для нее. И пусть брать себе его самой запрещено, это необходимо для того, чтобы продолжить путь, а значит в том она будет чиста перед солнцеликой.
Азенет – принадлежащая Создателю… и только ему.
Да, это не просто имя. Это протест, ведь имперец думает, что она принадлежит ему, но в самом деле это вовсе не так, и она скажет ему это в лицо! А потом он сам всякий раз будет обращаться к ней так, признавая, что не имеет на нее никаких прав!
Девушка улыбнулась и внезапно почувствовала прилив бодрости и душевных сил. Встала и подошла к большому зеркалу у стены, запотевшему от пара, клубившегося в душевой. Провела по влажной глади рукой, открыв свое отражение – оттуда на нее смотрели все те же красивые зеленые глаза, но теперь в них не было страха. Это улыбка Маат озарила ее лицо, открыв истинный путь и подарив уверенность в будущем.
За стеной послышался шелест открывшейся двери и чьи—то быстрые шаги – от неожиданности Азанет словно пронзил электрический разряд. Она спешно схватила с полки полотенце и едва успела скрыть свою наготу, как дверь душевой отворилась, явив из клубов пара силуэт незнакомца…
Глава 4. Черное знамя Империи
Это был мужчина невысокого роста – чуть выше нее. Он был лыс и уже не молод, кроме того весьма нехорош собой. Несмотря на тонкость черт, выражение его заостренного лица отталкивало. Азанет он напомнил богомола – большие блеклые глаза, маленькие поджатые губы и очень узкий острый нос.
Парсианец – догадалась она.
Парсей был одной из первых звездных систем, оказавшихся на пути зарождающейся империи – они сдались практически без боя. Их правители примкнули бы к имепрцам сами, но тем в то время еще не нужны были союзники. Первый император требовал полного подчинения, ведь согласно созданной философии весь обозримый мир и так принадлежал ему, просто еще не знал об этом.
Парсианцы умело воспользовались своим положением, а также несовершенством системы и законов империи того времени. Они заняли наилучшую роль из возможных – стали верными подданными императора, пусть и не по крови, но по духу. В их преданности и правда сомневаться не приходилось, но они по своей сути были больше похожи на рыб—прилипал, что живут на телах крупных морских обитателей, защищая их от паразитов, но не имея другой цели, кроме собственного благополучия.
Представители этой нации нередко занимали высокие посты, но в основном выполняли роли функционеров на местах, причем, в делах никак не касавшихся военных или стратегических сил империи. Иначе говоря, служили секретарями, поверенными и дворецкими. Большая часть парсианцев была вовлечена в систему торговых отношений между частями необъятной империи, единицы становились врачами, учителями, техниками…
– Меня зовут Коук, я префиарий командующего До Готта. Вы закончили с процедурами? – Холодно протараторил он, неприятным шелестящим голосом, таким, будто чья—то рука непрерывно сдавливала его горло во время разговора. – Я должен осмотреть вас и приступить к обучению. Ну же…
Мужчина сделал шаг в ее сторону и, схватив за плечо, впрочем, не имея цели сделать больно, вытолкнул в комнату.
Азанет растерянно оглянулась по сторонам, кроме них здесь были еще двое – седая женщина и девушка не старше пятнадцати лет. Обе были одеты в бледно—голубые робы, перехваченные широким черным поясом, а волосы их были коротко острижены и зафиксированы каким—то блестящим составом. Они смотрели в пол прямо перед собой, слегка склонившись.
– О… обучение? – переспросила девушка.
– Да, о—бу—че—ни—е. – Как дурочке, по слогам повторил префиарий. – Для начала, позвольте поздравить вас с назначением. Поверьте, это просто удивительно, до каких высот вы смогли подняться, иначе как чудом ваше спасение с Нарвиби не назовешь! Впрочем, благодарите генетику. В вашей семье было много рыжих?
– Нет… – Женщины, до того отстраненно смотревшие в пол, ловкими движениями стащили с нее полотенце и, едва Азанет успела охнуть от неожиданности и прикрыть наготу руками, уже надели на нее платье с пуговицами на спине, наподобие того, что уже было на ней раньше, но теперь ярко алого цвета. – Я ничего не понимаю…
– Все верно, для того и нужно обучение. – Устало вздохнул парсианец. – Люди – глупые существа, скажи им «молчи, не спрашивай ничего» – обязательно начнут делать обратное. Обучение нужно для того, чтобы ты все поняла и даже не смела мучить господина глупыми вопросами.
– Значит я могу спросить у вас, все, что хочу знать? – Робко осведомилась девушка. Женщины вокруг нее тем временем занялись непослушными рыжими волосами.
– Все так и не только. Ну, давай же, спрашивай, пока у нас есть время.
– Хорошо… я не понимаю слов, он и вы говорите со мной на моем языке, но эти слова…
