скачать книгу бесплатно
Старик Бенджамин полез в карман и достал оттуда стеклянную бутылочку с синей жидкостью. К бутылочке крепилась этикетка с чёрными и серебряными буквами. Старик Бенджамин сдвинул брови, прочистил горло и прочёл надпись вслух:
– «Настойка доктора Кадуоллэдера»!
Потом перевёл глаза на меня и ликующе изрёк:
– Настоящее чудо! Кашель почти прошёл! Я в жизни себя лучше не чувствовал!
И он продолжил читать:
– «Действенный напиток для укрепления умственных и физических сил»… – Он победоносно взглянул на меня и улыбнулся, обнажая прорехи во рту. – И вот что я тебе скажу, Барнаби, – добавил он. – Это лекарство даже зрение мне поправило!
Он вытащил пробку, протёр горлышко ладонью и протянул мне бутылочку.
– Глотнёшь маленько? – предложил он. – Истинно говорю, чудо. В самом деле, укрепляет.
– Ты очень щедр, Бенджамин. Но я, пожалуй, откажусь. Пока на здоровье не жалуюсь.
А про себя подумал – но вслух, конечно, не сказал, – что, если бы меня и одолела какая-нибудь хворь, ни один бес не попутал бы меня испробовать варево шарлатанов.
Я успел бросить быстрый взгляд на этикетку, прежде чем вернуть бутылочку старику Бенджамину: «Доктор Теофолус Кадуоллэдер. Хартли-сквер, 27».
Хартли-сквер! Знаменитое место! Там живут одни богачи. Величественные особняки с мраморными ступенями образуют квадрат, внутри – парк, в который не каждому разрешено зайти. На Хартли-сквер имели практику только избранные врачи – самые обеспеченные, самые известные. Многие из них нажили своё состояние, излечивая от недугов городских толстосумов. Были те недуги истинными или же самими врачами придуманными – узнать непросто. Но мало кто из этих модных докторов имел дело с настоящими болезнями, свирепствующими в бедных кварталах города.
Доктора с таким адресом на визитке бедняков не лечат. Но кто знает, вдруг этот доктор Кадуоллэдер – исключение. Может, он пожалел старика Бенджамина. А иначе зачем бы он так расщедрился. Ведь даже бутылочка от настойки – и та вся какая-то роскошная. Сразу понятно, что такое лекарство не по карману извозчику на пенсии.
Впрочем, ничего необычного не было и в том, что менее почтенные практикующие врачи испытывали свои самодельные зелья на бедных или вконец отчаявшихся. Отслеживали, так сказать, побочные эффекты. Однако, возможно, я чересчур недоверчив.
Я внимательно посмотрел на старика Бенджамина. Он больше не был бледным, на щеках играл здоровый румянец, в глазах блестел огонёк. От кашля не осталось и следа. Старик Бенджамин и вправду словно заново родился. Может, с ним случилось то самое чудо? Если это так, то я мог только порадоваться за него. Я коснулся полей цилиндра в знак прощания и отправился в контору Брэдстока и Клинка, чтобы получить деньги за сегодняшнюю работу.
Помню, в тот день зарядил дождь. Булыжная мостовая блестела. Было скользко. Над городом, как обычно, висела тонкая коричневая пелена дыма, но дождю, в который раз, не удавалось её извести. Я шагал по переулку Турбот, сжимая трость с вкладной шпагой подмышкой, мимо чугунолитейного завода Дэвиса. Потом перешёл через двор на другую сторону. А потом по мокрой ржавой водосточной трубе вскарабкался на крышу.
Когда я перемахнул через жёлоб, вспугнув стайку болтливых воробьёв, и ноги мои коснулись черепицы – я понял, что безотчётно улыбаюсь. По правде говоря, так происходило всегда, когда я был по-настоящему счастлив – здесь, высоко над городом, меж дымовых труб.
Верхоходство. Мы называем это дело – верхоходство, и, поверьте, оно – не для слабонервных. Когда я только начинал работать, тик-такер по имени Том Флинт научил меня перемещаться верхоходом. Старина Том… Всего-то на пару лет старше меня, он был лучшим верхоходцем в нашем деле, пока не свернул себе шею на Конихоуп-лейн. Хью Шовл покалечился вскоре после Тома, а Коротышка Клаф сорвался и утонул в Юнион-кэнале. Немного нас, верхоходцев, осталось. Но я не хотел, чтобы эти мысли омрачали сегодняшнюю ночь. Я держал свой путь поверху, перепрыгивал с водосточного жёлоба одной крыши на скат другой, с колонны на фронтон, словно мартовский кот, что кичится своей ловкостью.
На небе уже красовалась полная луна. Я направлялся на юго-запад, ориентируясь, во-первых, на иглоподобный шпиль банка Паргетера, и, во-вторых, – на высокую закопчённую кирпичную трубу клеевой фабрики Гревилля. Конечно, я не боялся сбиться с пути. Я проделывал этот маршрут десятки раз, как и многие другие, – и мог добраться до конторы даже в кромешной темноте. Лоскутное одеяло крыш расстилалось у меня под ногами, а мысли мои занимали события минувшей недели.
Я перепрыгивал с водосточного жёлоба одной крыши на скат другой… словно мартовский кот, что кичится своей ловкостью
Я вспоминал профессора Пинкертона-Барнса: он изучал повадки снегирей и попросил меня о помощи – отказать ему я не мог. Я обдумывал, как бы скорее доставить по недавнему запросу партию гадюк в Герпетологическое Сообщество Чёрной Часовни – если хоть чуть-чуть потеплеет, змеи станут опасно активными. И нужно не забыть вернуть книги об иероглифах племени майя в Библиотеку Андерхилла для изучающих мистические теории – а иначе штраф выпишут изрядный.
Я поднял глаза и увидел купол того здания, где и находилась контора Брэдстока и Клинка. Мне показалось, что купол немного похож на перевёрнутое птичье гнездо, застрявшее в сине-фиолетовой кроне ночи. Полная луна осветила его. Голуби взметнулись в густой воздух, и хлопанье их крыльев звучало как жидкие аплодисменты.
Сейчас слева от меня возвышалась огромная труба фабрики Гревилля. Я даже чувствовал жар, исходящий от топки, в нос ударил отвратительный запах клея, что варили внизу в громадном котле. Воздух дрожал.
Я шёл по парапету, обрамляющему плоскую крышу. Раскинув руки, чтобы сохранять равновесие, я старался не оступиться, как вдруг резко ощутил нечто враждебное. Что-то было не так.
Потревоженные воробьи, что следовали за мной до сих пор, спешно улетели прочь, взволнованно галдя. Небо нахмурилось, мимо белого диска луны проносились откуда ни возьмись появившиеся всклокоченные тучи. Запахло чем-то прогорклым. И тут внезапно ветер стих, и я остро почувствовал, что сзади кто-то есть.
Я обернулся.
Как будто ничего необычного. Неужели воображение разыгралось, подумал я. Клей, что ли, меня так одурманил?
Но потом, когда я уже было собрался идти дальше, я краешком глаза заметил – что-то промелькнуло в сумерках. Сердце замерло. Там что-то точно было. Никаких сомнений. Что-то, на вид внушительное, скрывалось в тёмном углублении кирпичной стены.
Я услышал фырканье. Затем негромкое, но грозное рычание. И когда тучи рассеялись и луна снова осветила всё вокруг, я вдруг увидел, что на меня неотрывно глядят два сверкающих жёлтых глаза.
Дрожа от страха, я медленно попятился назад. Рычание стало громче. На фоне лунного неба вырисовывался тёмный силуэт. Напряжение повисло в воздухе.
Кем бы ни было это чудовище – оно готовилось напасть…
Глава 4
Мимо полной луны неслись тучи, сквозь их струящееся полотно пробивался лунный свет. И в этом дрожащем свете я увидел, как сверкнули клыки и блеснули когти. Я вмиг обнажил шпагу. Мысли путались.
Существо, уставившееся на меня с крыши напротив, поражало своими размерами и определённо жаждало моей крови. Я нацелился шпагой в точку, которую мысленно поставил меж двух горящих глаз. Во рту пересохло, как на каменоломне, а сердце стучало, словно судейский молоток. Но всё-таки… всё-таки мне было страшно любопытно.
Тик-такер я опытный и не понаслышке знаю о свирепых существах, которые встречаются в самых жутких местах города. Мне доводилось сражаться с крысами размером с кошку, я подвергался нападению орланов на Восточной набережной, а однажды пришлось схватиться даже с парочкой синемордых бабуинов, удравших с выставки диких животных Дж. В. Петтифога.
Но существо, которое сейчас предстало моему взору, оказалось ни на кого не похожим. Было что-то неестественное в его исполинских размерах и пробирающем до костей взгляде. Зло… неизъяснимое зло.
Я не двигался с места – так и стоял, со шпагой наготове. У меня подгибались колени.
А потом зверь бросился на меня.
Он летел с крыши на крышу, вытянув передние лапы, целясь когтями прямо мне в грудь, туда, где колотилось готовое выпрыгнуть сердце. Я успел лишь подумать – какой же он огромный! Намного больше, чем я предполагал. Массивные лапы, тяжёлая голова, устрашающе выпяченная грудь. Да не может природа сотворить такое!
Силуэт зверя отчётливо вырисовывался на фоне полной луны
В последний момент я резко шагнул влево и спрыгнул с парапета на плоскую крышу внизу. Над головой у меня клацнули клыки. Чудовище приземлилось на то место, где ещё секунду назад стоял я, и взревело в бешенстве.
Я запрокинул голову. И снова – эти дьявольские глаза. Силуэт зверя отчётливо вырисовывался на фоне полной луны. А потом чёрная громадина спрыгнула вслед за мной и стала угрожающе надвигаться.
Я попятился, выставив перед собой шпагу. Зверь наступал. Так и шли мы по крыше: я – от него, он – на меня, а лохматые беспокойные тучи, мчавшиеся по небу, то укрывали полную луну, то вновь её обнажали…
Внезапно я почувствовал жгучую боль в верхней части правой руки – руки, в которой я держал шпагу! – и боль эта была такой силы, что я вскрикнул. Я быстро обернулся и понял, что врезался в раскалённую металлическую трубу. Металл был таким горячим, что мгновенно прожёг ткань куртки. И сразу же в ноздри ударил сладковатый запах палёной кожи – моей собственной кожи! Голова закружилась, ноги стали ватными. Но я понимал: если я сейчас потеряю сознание – мне конец.
Превозмогая боль, я осторожно, всё так же пятясь, принялся обходить трубу, изрыгающую клубы дыма. И вдруг, сразу за трубой, в крыше, краем глаза я приметил окошко, в котором горел свет. Это была моя последняя надежда на спасение.
Я попятился к окошку. Мне всё время приходилось рассекать шпагой воздух перед собой, чтобы держать зверя на расстоянии. У того из пасти капала слюна. И вот, когда каблуки мои коснулись рамы, я остановился и – опустил шпагу.
Как я и предполагал, уловка сработала. С оглушительным рёвом зверь вновь бросился на меня: и тогда ваш покорный слуга отступил в сторону, как отступает матадор с пути разъярённого атакующего быка. Мой кровожадный преследователь с разлёту угодил прямиком в окошко. Под весом такого исполина стекло разбилось на тысячи осколков. Зверь полетел вниз, и я глазом не успел моргнуть, как оттуда раздался громкий всплеск.
Я наклонился и, стараясь не оступиться, вгляделся в зияющую дыру, куда сверзилось чудовище. Я увидел громадный котёл, в котором кипела вязкая коричневая жидкость, – клей фабрики Гревилля. Пар клубился над булькающим варевом. И в следующий миг на поверхности клейкой жижи появилась тяжёлая голова. Из пасти зверя вырвался последний, полный отчаяния словно бы не рёв даже, а стон, – и чудовище навсегда исчезло в глубине котла.
Я опустился на колени. Так и стоял некоторое время, будто в оцепенении. Мне никак не удавалось привести в порядок мысли. Нестерпимо болела обожжённая рука, я задыхался от смрада, поднимающегося из котла. Очнулся я, только когда рабочие, те, что перемешивают и разливают клей, стали кричать мне снизу:
– Эй ты, там, наверху!
– Чего безобразничаешь?
– Какого дьявола тебе там надо?
Времени пускаться в объяснения не было. Отпрянув от разбитого окошка, я достал трость из чёрного дерева, вложил в неё, как в ножны, шпагу и поспешил прочь из последних сил – у меня всё ещё дрожали поджилки. Брань рабочих постепенно стихала у меня за спиной. Я подошёл к краю фабричной крыши и стремительно перепрыгнул на выступающую колоннаду соседнего дома. Не прошло и десяти минут, как я оказался на крыше высокого здания в готическом стиле, где и находилась контора Брэдстока и Клинка.
Справа – тонкая перекрученная водосточная труба, которая спускается с крыши прямиком на тротуар. Обычно я цепляюсь за неё и с ветерком съезжаю вниз. Но только не в тот вечер. Боль от ожога нарастала. Она пульсировала, и всякий раз, как я шевелил рукой, становилась всё беспощаднее.
У меня не было выхода: оставалось взломать замок на двери, ведущей с крыши внутрь здания, на лестницу, и спуститься в контору.
Но даже это оказалось трудным. Действие, на которое у меня, здорового, ушла бы минута, отняло теперь добрых пять. И всё же, наконец, послышался характерный щелчок, замок поддался, я толкнул дверь и оказался внутри.
Контора Брэдстока и Клинка располагалась на четвёртом этаже. Я спустился по лестнице, прошёл по коридору и остановился у нужной двери, на которой красовалась стеклянная табличка с выгравированными золотом именами. Я собрался с духом, насколько это было в моих силах, постучался и вошёл.
Молодой Брэдли Брэдсток и старый Алоизиус Клинк вовсю корпели над бумагами. Их письменные столы стояли у стены по обе стороны от маленького грязного окна. Брэдсток и Клинк одновременно подняли головы, чтобы взглянуть на вошедшего.
– Ах, это вы, Барнаби! – и старый Алоизиус откинулся на спинку стула. Он демонстративно вытащил часы из кармашка заплатанного жилета и посмотрел на циферблат. – Уже справились?
– Да, сэр, – ответил я. – Все повестки доставлены.
Молодой Брэдсток поднялся, взял с каталожного шкафа, что стоял позади него, запечатанный конверт и подошёл ко мне. В конверте лежало моё вознаграждение. Молодой Брэдсток протянул мне свободную руку для приветствия – и тут же отшатнулся в ужасе.
– Голубчик, да что же это такое?! – воскликнул он. – Ради всего святого, что вы с собой сделали?!
– Ах, это! – бросил я, стараясь казаться беспечным. Разумеется, я не намеревался рассказывать о неожиданной встрече с чудовищем, похожим на волка. – Пустяки. Случайность. Задел трубу на крыше фабрики Гревилля. Ничего страшного, правда. Всего лишь небольшой ожог…
Но Брэдли Брэдсток не любил, когда ему возражали. Он вручил мне конверт с деньгами и принялся разглядывать моё плечо: кожа пугающе алела под обгорелой тканью рукава.
– Немыслимо! Взгляните-ка, мистер Клинк!
Не прошло и минуты, как рядом с нами уже стоял старый Алоизиус. Кажется, и он был весьма впечатлён.
– Выглядит скверно, мистер Брэдсток прав, – подтвердил он, сокрушённо качая головой.
– Вас необходимо показать доктору, – заявил Брэдли Брэдсток. – Это нельзя так оставлять.
– Пожалуй, юному Барнаби станет лучше, если он отведает моей целительной настойки.
С этими словами мистер Клинк вернулся к письменному столу и вытащил из ящика уже знакомую мне стеклянную бутылочку с синей жидкостью и с чёрными и серебряными буквами на этикетке.
– Настойка доктора Кадуоллэдера! – с лучезарной улыбкой изрёк мистер Клинк, собираясь налить лекарство в ложку. – Творит чудеса, юноша! Я стал принимать – и словно заново родился!
Я остановил его движением руки.
– Благодарю вас, мистер Клинк, – слегка улыбнулся я. – Но за годы моего тик-такерства случалось всякое – и порезы, и царапины. Дело неизбежное. Я сам справлюсь, если позволите.
– Как угодно, Барнаби. Как угодно. Но хуже-то не станет, если вы покажетесь доктору Кадуоллэдеру. И передайте ему, чтобы счёт за ваш визит отправил мне. – Мистер Клинк улыбнулся. – Вы – отличный тик-такер, Барнаби, я не хотел бы вас лишиться.
И он протянул мне маленькую визитную карточку с золочёными краями. В верхнем левом углу на ней был изображён солнечный диск, от которого веером расходились лучи. Я прочёл надпись, выполненную аккуратными чёрными буквами:
Я вежливо поблагодарил мистера Клинка и, спрятав конверт с дневным вознаграждением во внутренний карман, попрощался и отправился домой.
Конечно, я вовсе не собирался идти к какому-то шарлатану, наживающемуся на чужих недугах, однако был тронут заботой старого Клинка о моём здоровье. Я знал: всё, что мне сейчас нужно, – это холодный компресс и крепкий сон до утра.
Возвращаться верхоходом на этот раз я не рискнул – болела рука, к тому же снова начал накрапывать дождь, а значит, черепица будет скользкой.
Я пошёл самым обычным путём, с юго-запада двигаясь на север, к себе в каморку на чердак.
И когда я оказался на углу Уотэр-лейн и переулка Чёрной Собаки, я увидел его. Возле высокого скошенного дома. Исцарапанное, погнутое, одна ножка сломана, подлокотники и спинка перепачканы кровью – но это было оно.
Я словно прирос к месту. У меня даже рот раскрылся от изумления, а сердце бешено заколотилось в груди. Потому что там, в сточной канаве, валялось извозчичье кресло старика Бенджамина.
Глава 5
Я присел на корточки и стал рассматривать свою находку. Удивительно, как много могут рассказать нам даже самые незатейливые вещи, если изучать их с должным вниманием. Царапина на карманных часах, сломанный ноготь на большом пальце у лакея, сажа на лакейской перчатке, нитка, свисающая с подола элегантного платья, – из этих деталей добросовестный наблюдатель составит целую историю: прекрасная дочь горнопромышленника выходит из кареты, опираясь на руку лакея… Историю о трагической любви, горьком предательстве, что чуть не разбило сердце одному тик-такеру…
Как я уже сказал, вещи способны поведать о многом, если вглядываться в них внимательно.
Так, вглядываясь в извозчичье кресло старика Бенджамина, я обнаружил на деревянных подлокотниках глубокие царапины. По отколовшимся кусочкам дерева я сделал вывод, что здесь поработали каким-то острым инструментом. Столярным ножом. Или отмычкой. Или шилом. Но потом я заметил, что царапины располагаются параллельно друг другу, словно по подлокотникам провели чем-то с зубьями, похожим на маленькие грабли.
Сердце снова забилось быстрее обычного. А что, если не с зубьями? А что, если… с когтями?
Левая ножка была сломана. Скорее всего, от удара при падении – очевидно, кресло с силой швырнули в канаву. На обивке повсюду виднелись брызги крови. В некоторых местах к креслу прилипли клочья чёрной шерсти. Аккуратно, двумя пальцами, я снял несколько шерстинок, завернул их в бумажку и спрятал в нагрудный карман охотничьего жилета.
Не без усилий я выпрямился. В голове постепенно начинала складываться история: старик Бенджамин дремлет в своём извозчичьем кресле под серебристой полной луной…
А потом из-за угла внезапно появляется огромное существо, похожее на волка, с жёлтыми горящими глазами. И оно жаждет крови.
Прежде чем старик Бенджамин успевает опомниться, это ужасное существо обрушивается на него. Дерёт когтями, рвёт зубами… В пылу схватки кресло отлетает в канаву… Зверь устремляется к дому… Вбегает в открытую дверь, несётся по лестнице вверх, чтобы оказаться ближе к луне и, запрокинув морду, взвыть на неё, – и именно там, на крыше, я и сталкиваюсь с чудовищем. Тем временем, прямо возле своего дома – который как раз находится в двух шагах от фабрики Гревилля – лежит старик Бенджамин, потрясённый и истекающий кровью. Наконец, он собирает всё своё мужество и пытается ползти за помощью…
Существует тысяча и ещё один способ встретить свою смерть в этом городе. В соответствии с данными статистики, мною изученными, всего чаще жители умирают от того, что попили грязной воды или заснули возле неисправной газовой лампы. Что и говорить, довольно прозаично. Но я в своей жизни, уж поверьте, становился свидетелем по-настоящему жутких смертей. Вспомнить хоть случай с неисправным двигателем на заводе – человека раскрошило, никто и опомниться не успел. Но всё же быть разорванным на куски диким зверем – это, пожалуй, пострашнее будет…
В моей версии меня беспокоила лишь одна нестыковка. Если бы старика Бенджамина и вправду порвал зверь, то на обивке было бы гораздо больше крови. И, конечно, от кресла тянулся бы кровавый след – в ту сторону, куда несчастный пополз за помощью… Но ничего такого не было и в помине, а осматривал я очень тщательно. Никакого кровавого следа. Старик Бенджамин, казалось, просто исчез.
– Исчез! – раздался резкий визгливый голос, вторя моим мыслям. Я обернулся и увидел рассерженную квартирную хозяйку старика Бенджамина, миссис Эндикотт. Она стояла в дверном проёме, воинственно подбоченясь.
– Посреди ночи! – возмущалась она. – Ишь ты – бегство в полнолуние! Дёру дал!
Миссис Эндикотт была худой, неопрятной женщиной, в которой я всегда улавливал сходство с крысой. Голову её покрывал донельзя замызганный чепец, из-под которого выбивались рыжие крашеные волосы. В углу беззубого рта торчала глиняная трубка. Когда миссис Эндикотт разговаривала, трубка прыгала над подбородком, из которого торчали редкие волоски.
– Старик Бенджамин задержал плату? – спросил я.
Миссис Эндикотт сделала затяжку.
– Ну это само собой, – выдохнула она. – Но я сердцем чуяла – что-то тут неладно. В последние недели это был уже не Барлоу. Да его как подменили! Здоровый, откуда силы взялись, будто и годков ему вполовину меньше! Поди, приключения отправился искать. – Она шмыгнула носом. – Мог бы хоть словечко сказать напоследок…
– Когда вы в последний раз его видели? – поинтересовался я у миссис Эндикотт. Я дал себе слово при первой же возможности справиться о старике Бенджамине в Городской больнице для бедняков и в Приюте милосердия для престарелых кучеров, что на задворках Инкхорн-корт.
Миссис Эндикотт задумчиво поскребла волосатый подбородок.
