скачать книгу бесплатно
– Лейтенант, завтра вечером мы выходим в море для решения важных задач. Поэтому никто никуда не едет и у вас никто не родился. Идите, готовьте материальную часть и подчиненных к трехдневному пребыванию в море. Все, вы свободны.
Калинин вышел из каюты начальника с ощущением, словно его облили помоями. В голове хаотично витали мысли, которые сводились в конечном итоге к одному и тому же.
Как командир его не понимает? Ведь у него сын родился! А что может быть в этой жизни важнее появления на свет нового человека! Теперь Виталий знает наверняка: его командир – черствый и плохой человек. Его интересуют только служба и зачитанные до дыр пошлые детективы. Да что там говорить, он – настоящее бессердечное чудовище!
Юношеский максимализм тотчас вынес окончательный приговор, который обжалованию и корректировке не подлежал. Но делать было нечего, и потому Калинин собрал в кормовом кубрике своих подчиненных и принялся инструктировать их по предстоящим задачам. Если честно, то дел у командира минно-торпедной боевой части морского тральщика было невпроворот. Не зря морские тральщики на флоте называют «пахарями моря». Вот и на этот раз планировалось на выходе в море ставить неконтактный трал ТЭМ-3 (трал электро-магнитный. – АВТ.). Эти тралы применяются для уничтожения мин с магнитными или индукционными взрывателями. Но перед тем, как его ставить в море, этот более чем полукилометровый тяжеленный резиновый червяк с металлическими внутренностями требовалось еще получить на складе, затем проверить, разложить на причальной стенке и только уже после этого намотать на барабан тральной вьюшки. Словом, после того, как все это будет проделано, выражение лиц у минеров становятся очень похожими на персонажей знаменитой картины Ильи Репина «Бурлаки на Волге», только еще более усталые и чумазые.
Поскольку процедура получения трала немного затянулась, все работы минеры завершили всего за час до команды «Корабль к бою и походу приготовить!». Калинин расстроился, потому как планировал еще до выхода быстренько смотаться в город и позвонить теще, чтобы узнать, как чувствуют себя жена и сын. Но за час не успеть. А тут, как назло, Виталий заметил, как на ют вышел командир в сопровождении мичмана Тележника, что служил продовольственным баталером. Михайлов что-то повторял мичману, а тот кивал головой, после чего сошел на причал и убыл в неизвестном направлении.
– Кому война, а кому мать родна! – почему-то обиженно вспомнил Виталий подходящую к данному случаю поговорку. – Мне, офицеру, у которого только что родился малыш, обязательно требуется идти в море на три дня, а этого мичмана на такой же трехдневный срок командир почему-то отпускает на берег. Да за какие такие заслуги? Ну почему вокруг творится такая несправедливость!
Виталий готов был еще немного покипеть от возмущения, но выход в море все расставил по своим местам. На тральщике всего шесть офицеров. Механик в ПЭЖе, штурман – в своей рубке, поэтому нести службу вахтенным офицером приходилось старпому, заму и ему – командиру БЧ-2-3. Четыре часа через восемь «вахтить» не особо трудно, но его специфическую работу на юте по постановке, а потом и выборке трала никто за минера не сделает. За три дня Калинин вымотался основательно, а тут еще по радио сообщили, что в таком-то районе рыбаки наблюдают плавающую мину, которую штаб соединения приказал уничтожить именно их кораблю. Такие «подарочки» на Балтике встречаются ежегодно до сих пор. Виталий где-то читал, что в день начала Великой Отечественной войны 22 июня 1941 года уже в 6.30 утра Балтийский флот принялся выставлять минные заграждения. За годы войны только наши корабли выставили более 79 тысяч этих адских изделий, и это без учета немецких донных и якорных мин. Так что эхо войны аукается балтийцам до сих пор.
Пока шли в обозначенный район, командир собрал офицеров и мичманов на ГКП. Доведя приказ командования, он поинтересовался мнением зама и старпома. Те в один голос предложили расстрелять мину из универсальной автоматической артиллерийской установки. Такой вариант допустим, но командир принял иное решение:
– Комбриг просит для надежности мину подорвать. Я с ним согласен. Навешивать подрывной патрон старшим в шлюпке к мине пойдет… лейтенант Калинин. Всем все понятно? Тогда – по местам!
Виталий никогда не делал ничего подобного, хотя досконально знал порядок действий в такой ситуации еще с училищной скамьи. И хотя все было правильно, потому как по боевому расписанию подрывать плавающую мину должен был именно минер, шальная мысль в голове Калинина все же промелькнула: «Наверное, мстит. Ему не понравилось, что я просился на пару дней жену из роддома забрать. Бессердечное чудовище…».
Прибыли в указанный район. Первыми мину обнаружили глазастые сигнальщики. Стали подходить ближе. Виталий с юта посмотрел в бинокль и профессионально определил: «КБ-3. Разработана и принята на вооружение еще до войны. Гальваническая. Весит больше тонны, заряд – 230 килограммов. Особенности конструкции просты: наличие у этих мин предохранительных чугунных колпаков, закрывающих гальваноударные элементы – так называемые минные рожки. Если этим своим рогом мина ударится о преграду, то чугун обязательно разобьет стекло хрупкого элемента внутри и мина взорвется. От таких мин в войну гибли подводные лодки и надводные корабли. Если Калинин ошибется, то у экипажа шлюпки шансов нет совсем. Разорвет на мелкие кусочки».
Тем временем корабль лег в дрейф. Виталий лично проинструктировал матросов и мичмана, которые должны были идти вместе с ним. Затем с левого борта спустили шлюпку, и самая опасная фаза этой непредвиденной операции началась. Осторожно приближаясь к мине, Виталий все более убеждался: он правильно определил. Это именно якорная, гальваноударная КБ-3.
Чтобы подвесить на рым (металлическое кольцо на корпусе мины. – АВТ.) подрывной патрон, подошли к мине метров на 10-15 с подветренной стороны. Калинин приказал развернуть шлюпку. Затем сняли руль и осторожно кормой, табаня веслами, стали подходить к зловещему объекту опять-таки строго с подветренной стороны. Шесть матросов и мичман выполняли команды аккуратно и молниеносно, так как каждый чувствовал важность и ответственность момента. Виталий лег грудью на заспинную доску и, выставив руки вперед, удерживал мину от возможных ударов о корпус шлюпки.
– Ну что ты, моя хорошая, – разговаривал он с миной. – Не волнуйся. Сейчас мы тебе аккуратно подорвем. Ты полетаешь, а затем пойдешь отдыхать на дно морское. Ты у нас заслуженный пенсионер, почти 60 лет в строю.
Напряжение росло и, даже услышав шутливый и ласковый разговор командира боевой части с миной, никто из матросов даже не улыбнулся. Все понимали: реальная подводная смерть внимательно разглядывает каждого из них и размышляет, что ей предпринять дальше. Как ни странно, после слов минера волнение моря немного успокоилось, а сама мина перестала переворачиваться в воде, как бы умышленно подставляя минеру рым. Продолжая удерживать одной рукой мину, Калинин не глядя почувствовал металл подрывного патрона, который передал ему мичман. Словно издеваясь, снова накатила волна, в результате патрон удалось подвесить лишь с третьей попытки. Калинин выдернул чеку зажигательной трубки и громко скомандовал: «Весла на воду!». Шлюпка отошла от мины по ветру. Никого уговаривать активно грести не пришлось, и через какое-то время максимально возможным ходом они были уже метрах в ста от «рогатой смерти». Виталий облегченно вздохнул и скомандовал: «Весла по борту! Всем лечь на рыбины».
Казалось, там, на мине, бикфордов шнур будет гореть вечно, а стрелка секундомера, который запустил мичман, обленилась и не хочет двигаться по кругу. Через какое-то время Виталий стал испытывать легкое беспокойство. Если вдруг что-нибудь пойдет не так, то по инструкции через полчаса придется повторять маневр, что во много раз опаснее первого подхода. Но все сработало безотказно. Раздался мощный взрыв, металлический рогатый шар в огромном столпе воды, разваливаясь по ходу движения на части, подлетел метров на тридцать вверх, а затем также грациозно принялся пикировать вниз. Громко шмякнувшись о воду, останки мины камнем ушли на дно…
…Вернулись в базу лишь к вечеру. Пришвартовались и после команды «От мест отойти!» Виталий пошел к себе в каюту. Он собирался быстренько умыться, переодеться и мотануться в город на переговорный пункт, чтобы позвонить теще и узнать о состоянии здоровья жены и малыша. Виталий все рассчитал: двадцать минут на автобусе до переговорного пункта, там примерно полчаса, и назад. Он с небольшим запасом успевал на последний автобус. Но дежурный по кораблю каждому офицеру и мичману персонально передал приказ командира, назначившего совещание через полчаса в офицерской кают-компании. Услышав об этом, Калинин сильно расстроился и уйдя в свою каюту, не жалея самых непристойных слов, негромко выругался.
– Какое же надо проявлять неуважение к своим подчиненным, чтобы назначать совещание почти ночью, причем сразу после швартовки. Я был прав, он настоящий монстр, бессердечное чудовище! – подумал минер о командире и, не скрывая раздражения, побрел в кают-компанию.
Пока старпом проверял всех собравшихся и ходил докладывать командиру, Калинин с тревогой поглядывал на часы: если это долбаное совещание продлится хотя бы тридцать минут, то он может уже никуда не торопиться, потому как заведомо опоздает на обратный автобус.
Но, как говорят моряки, человек предполагает, а командир – располагает. Капитан 3-го ранга Леонид Михайлов провел совещание весьма оперативно. Он кратко подвел итоги действий экипажа в море, особо отметил грамотные и смелые действия лейтенанта Калинина.
– Завтра я подам представление командиру соединения на награждение Калинина медалью «За боевые заслуги». Задача была сложной. Несколько лет назад такая же мина взорвалась в трале у рыбаков, были жертвы. Так что Калинин – молодец, с задачей справился, – сообщил командир. – Есть еще одна новость: у Виталия родился сын, с чем все мы его и поздравляем!
По кают-компании пронесся одобрительный гул, мол, молоток, так держать. На этом совещание завершилось, но Калинину передали, что его ждет в своей каюте командир. Виталий понял, что никуда торопиться уже не надо: он гарантированно опоздал на автобус. Зашел и опешил… За маленьким журнальным столиком у иллюминатора расположился командир, зам и старпом. Все трое загадочно улыбались. Михайлов пригласил присесть и минера.
– Вот что, Виталий, – попросту обратился к подчиненному командир. – С завтрашнего дня предоставляю тебе краткосрочный отпуск по семейным обстоятельствам. На неделю. Мужик должен встретить жену из роддома. Больше никак не могу, снова пойдем в море. Летишь сегодня ночью. Я специально оставлял на берегу мичмана Тележника, чтобы он купил тебе билеты на самолет туда и обратно. Вот держи, – протянул квитки офицеру Михайлов.
– И еще. Ты до аэропорта сам не доберешься, можешь опоздать. Комбриг тебе дает свой уазик. Через полчаса, чтобы был готов…
От неожиданности и благодарности у Виталия перехватило дыхание, и к горлу подступил предательски-сентиментальный комок.
– Товарищ командир… – только и успел произнести минер.
Тем временем командир скомандовал старпому: «Давай!» И тотчас из-за шторки появилась бутылка армянского коньяку и несколько маленьких рюмочек. Старпом разлил, а Михайлов произнес:
– Поздравляем тебя, Виталий, с рождением сына, – затем хитро подмигнул, словно напоминая о разговоре трехдневной давности, и добавил. – Вот теперь сынок у тебя родился!..
…Всю дорогу в аэропорт и позже, уже в самолете, Виталий испытывал чувство искреннего стыда, вспоминая, как он поносил на все лады своего командира. А Леонид Михайлович не только конкретно помог ему с отпуском, но и наглядно научил молодого лейтенанта неписаным азам корабельной офицерской службы.
Успокоился Калинин только после того, как твердо решил: поскольку своего первенца они с женой уже давно договорились назвать Женей в честь деда, то а второго сына, если даст Бог, обязательно назовут Ленькой… В честь командира…
4.ДИСПАНСЕРИЗАЦИЯ
Тот, кто обжегся на молоке, обречен впоследствии дуть даже на воду. Особенно требуется быть настороже, если общаешься с симпатичными и обаятельными женщинами в белых халатах. Два года назад, когда Алексей Данченко проходил плановую диспансеризацию, молодая фигуристая врачиха в коротком халатике развела его словно мальчишку. Она так участливо выспрашивала, мол, не бывает ли у него изжоги, что холостой офицер возьми и брякни приглянувшейся особе противоположного пола: «Да, иногда бывает. Обычно после дружеского застолья с друзьями-приятелями». Сказал, не подумав, просто так, чтобы поддержать шутливый разговор… А она тут же деловито выписала направление на гастро-чего-то там-скопию. Свою ошибку Алексей прочувствовал в тот момент, когда в соседнем кабинете ему в горло вставили пластмассовый загубник с дыркой посередине (от одного воспоминания у него начинается неприятное слюноотделение) и принялись через нее внутрь засовывать длиннющий шланг.
– Все хорошо, ни гастрита, ни язвы у вас нет, – улыбаясь, поведала фигуристая врачиха, читая, какой вывод сделали ее коллеги в ходе изуверского обследования.
«Слава Богу, что такой язвы, как ты, у меня нет», – подумал холостой Данченко. После перенесенных мук фактурная дамочка показалась ему страшнее Бабы Яги…
…И вот новая диспансеризация. Вчера медики доложили командиру, что половина экипажа еще носу не показывала в военную поликлинику, и подали список, в котором числился и капитан 3-го ранга Данченко. Командир долго не разбирался и приказал до конца недели закрыть этот вопрос, иначе все, кто не прошел диспансеризацию, в длительный океанский поход не пойдут.
По логике, все верно. Углубленное медицинское обследование необходимо пройти всем членам экипажа атомной субмарины, готовящимся к «автономке». Но для этого требуется пожертвовать как минимум целым рабочим днем, который так нужен для подготовки к походу. Но ослушаться приказа командира было недопустимо.
Утро диспансеризации изначально не задалось, все один к одному. Явившись в военную поликлинику и стыдливо выставив на стол в лаборатории бутылочку и коробочку с анализами, Данченко с удивлением узнал, что, согласно обходному листу, полученному им в регистратуре, требуется сдать еще какой-то мазок. Узнав, что представляет собой это обследование, Данченко расстроился. И ведь как красиво назвали – мазок. Словно он – художник, рисуя с натуры пейзаж, своей кистью мазками накладывает краску на холст. На деле все это выглядит намного вульгарней. Ковырнуть в укромное место человека, который стоит в самой унизительной позе, – такое могла придумать или злющая женщина, или какой-то извращенец. Стало быть, удивился Данченко, того «продукта в коробочке» им уже мало и фестиваль унижений продолжается? Данченко занял очередь у процедурного кабинета, где и должна была свершиться очередная пытка. У двери скопилось человек шесть мужчин в форме и две женщины, оживленно болтавшие. «Любое медучреждение для женщины, как место для тусовки, – подумал Данченко. – Они ведут себя в поликлинике смело, уверенно и даже бесцеремонно, словно все им тут понятно, они здесь свои, а все эти раздевания, осмотры, заглядывания, эти шприцы-иголки, кровавые пробирки – дело обычное, естественное. В кабинеты, где тошнотворно пахнет страхом, они заходят между прочим, в паузах между бесконечными разговорами».
Процедурный кабинет, куда в конце концов согласно очереди зашел Данченко, был весь обложен мрачным серым кафелем. Ширма в углу была затянута такой же серой тканью и приятных ассоциаций не вызывала. Быстро просмотрев документы и направления, женщина неопределенного возраста скомандовала:
– Так, за ширмой штаны-трусы долой… Наклоняемся… Раздвигаем…
Красный от стыда Данченко подчинился. После экзекуции ощущение было такое мерзкое, будто его только что вероломно лишили невинности. Чтобы отомстить за унижение, Данченко, одевшись, язвительно спросил:
– Вам ваша работа нравится?
– В каждой работе есть свои минусы, – серьезно отреагировала врач. – У иных людей лица противнее…
– Вот это она правильно заметила, – подумал Данченко, и ему стало стыдно за свой вопрос.
Далее диспансеризация покатилась по накатанной колее. Старый лор был глуховат, а потому, проверяя остроту слуха, шептал за спиной громко и часто не слышал, что ему отвечают. Окулист во время приема даже головы не поднял.
– Жалобы?
– Нет.
– Очки, линзы носите?
– Нет.
Штамп, автограф и свободен.
Невропатолог заставлял одними глазами следить за движением его молоточка, а затем тем же инструментом принялся колотить Данченко по коленям, после чего неожиданно поинтересовался.
– Пьете?
– Нет. Как все, по праздникам. А вы можете налить?
– Чувство юмора – это хорошо. Оптимисты почти не болеют, но чаще умирают, – монотонно произнес врач и громко заржал, закидывая голову и постукивая ладонью по столу от восхищения собственной остротой.
Следующим был хирург. Он также оказался юмористом.
– У вас полный комплект? – задал он первый свой вопрос.
–Это как? – не понял Данченко.
– У вас все конечности в комплекте! Это уже радостно само по себе!
– Так я и радуюсь, – без энтузиазма отозвался Данченко.
– Геморрой не мучает? – с надеждой в голосе спросил хирург.
– Нет, – жизнерадостно заверил Алексей доктора, чем, видимо, его сильно огорчил.
– Переломы были? Операции?
– Нигде, ничего, никогда, – отрапортовал офицер.
После этого врач потерял к Данченко профессиональный интерес.
– Иди к кабинету, где написано «ВВК». Медсестра сейчас все принесет.
Данченко радостно нашел указанный кабинет и спросил, кто крайний. Все сидели без бумажек, стало быть, ждали, когда хирург допишет свои заключения.
Когда подошла очередь, Данченко зашел в кабинет с чувством исполненного долга. Но, как оказалось, все только начинается.
– Фамилия?
– Данченко.
– Лариса, найди его карту. Ага, вот она. И записку, что хирург передал. Так, так… – Врач перебирала листочки. – А кровь его где? А список, что рентгенолог написал? Ну, все понятно. Вам, дорогой товарищ, нужно еще в двести пятый кабинет, к онкологу заглянуть, а уж потом ко мне. Лариса, проводи и карту его отнеси.
От неожиданности Данченко опешил. Почему к онкологу, зачем, по какой причине? Неужели у него нашли что-то страшное и сейчас онколог вынесет свой приговор? На ватных ногах он дошел до нужного кабинета. Перед закрытой дверью сидело человек пять. Данченко молча присел рядом, даже не спросив, за кем ему заходить.
В висках пульсировало: как же так, как же так, как же так… Господи, за что? Он еще молод, даже не женат, чувствует себя отлично, а тут змеей крадучись подползла беда. Сколько ему осталось? Надо успеть завершить все дела. Матери он говорить ничего не станет…
Сердце колотилось так, что казалось, разорвется, выскочит страшным кровавым комком через горло. Кто-то дотронулся до его плеча.
– Эй, мужик, это ты – Данченко?
– Да, я Данченко, – прохрипел Алексей и не узнал свой голос.
– Иди, тебя в кабинет вызвали. Без очереди. Держись! Видно, плохи, мужик, твои дела, – сочувственно сказал тот, кто сидел рядом.
Слова, а главное, тон, которым они были произнесены, окончательно добили Алексея. В глазах неожиданно возникло ощущение тумана, дыхание перехватило, по спине пробежали тысячи мурашек. С огромным усилием Данченко встал, сделал несколько шагов, толкнул дверь, и тут, словно кто-то выключил свет, он куда-то провалился…
…Очнулся на жесткой кушетке от резкого запаха нашатыря. Вокруг него суетились женщины в белых халатах, и одна из них спросила:
– Алексей Николаевич, вы меня слышите? Кивните. Так, отлично. Сколько пальцев я показываю?
– Два, – прохрипел Данченко
– Вы с утра что-нибудь ели?
– Нет… Сдавал анализы… Сказали ничего не есть…
– Понятно.
– Что со мной?
– Голодный обморок. Вы что, крови боитесь? А еще герой-подводник! Сейчас я вас чаем угощу, и все пройдет.
– А у меня рак чего? – голос Алексея предательски дрогнул, но пребывать в неведении он больше не мог.
– А ничего,– улыбнулась медсестра, помогая ему сесть и подавая чашку, над которой поднимался ароматный парок.
– В смысле?
– Вас к нам по ошибке направили. Анализы плохие у Донченко, а вы Данченко. Да и моложе того дяденьки годиков на двадцать пять…
– Осторожно пейте, горячо, – предупредила откуда-то издалека еще одна спасительница в белом халатике. Потом она появилась, красивая, синеглазая, с ямочками на щеках, и протянула небольшую шоколадку:
– Пожуйте, это сейчас то, что вам нужно, – распорядилась она.
После чая Алексею принесли медицинскую книжку, где уже было написано «Годен». Извинились, что «такая досадная ошибочка произошла».
Данченко не обижался и зла не таил. Скорее наоборот. Он вышел из поликлиники, на минуту остановился на ступеньках, сделал глубокий вздох полной грудью, и вдруг понял, что еще никогда не был так счастлив. Жаль, конечно, что он не спросил номер телефона у той красивой медсестрички, с ямочками на щеках…
5. «ДЕ МIЙ ЧОЛОВIК?»
Пить, курить и говорить, по откровенному признанию мичмана Петра Кравчука, он начал примерно в одно и то же время. Детство его прошло в небольшом украинском селе Лисогорка, что в Запорожской области. Учился он плоховато, зато быстрее всех мальчишек в селе бегал, плавал, без устали отплясывал на сельских танцульках в местном Доме культуры, компетентно разбирался в породах кроликов и голубей и умел, особо не морщась, заглотнуть на спор целый стакан самогона. Благодаря данным способностям Петр имел непререкаемый авторитет среди местных пацанов и считался умеренным разгильдяем среди жителей Лисогорки.
Учебу в сельской школе он завершил на тройки, а по осени наступила пора идти служить. Попал Петр в одну из тыловых частей под Питером в поселке Понтонный. На смышленого, немного прижимистого и физически крепкого паренька обратил внимание ротный вещевой баталер. Поскольку мичман готовился оставить военную службу и искал себе замену, он взял Петра в свои помощники.
На военной службе все просто. Чтобы чувствовать некоторое превосходство над окружающими, ты должен либо иметь высокую должность и звание, либо обладать связкой ключей от склада, хранилища, каптерки, баталерки или иного помещения, куда без тебя никому нет хода. С чем повезло Петру. Через полгода Кравчук уже самостоятельно исполнял обязанности вещевого баталера, что позволило ему встать вровень чуть ли не с самим старшиной роты старшим мичманом Рындюком по прозвищу Рындя. Тот частенько давал указание Петру постелить ему днем в баталерке, где на видавшем виды матрасе старшина в рабочее время отсыпался после очередной пьянки. Понятное дело, этот тайный маневр сохранялся в секрете от командования подразделения, за что Рындя покровительствовал Петру. Он и рекомендовал подчиненного в школу мичманов, куда Петра со временем и направили.
Получив погоны, Петр заявил, мол, он хотел бы вернуться в прежнюю часть, но получил назначение в Мурманскую область, город Полярный. Перед тем как убыть к новому месту службы, Кравчук поехал в свой первый отпуск в родную Лисогорку. Дело было в марте, когда еще лежал снег, но, желая предстать перед односельчанами в самом, по его мнению, презентабельном виде, Петр прошерстил новенький вещевой аттестат и выбрал для отпускной поры несопоставимые атрибуты военной формы. Он напялил на себя белую рубашку, белую тужурку и такие же белоснежные брюки. За неимением белых ботинок в ход пошли черные. Поскольку погода теплом еще не баловала, сверху Кравчук обрядился в черную шинель, подпоясавшись парадным желтым ремнем с кортиком, и белую фуражку. К счастью, эту «неуставную новогоднюю елку» не видел местный комендантский патруль, иначе Петр наверняка вместо отпуска угодил бы на гауптвахту.
Но сей экзотичный вид моментально сразил первую красавицу села Галю Рябоконь. После танцев она, не мешкая, поддалась уговорам Петра и отдалась ему в комнатке киномеханика Дома культуры. Поскольку в небольшом селе все люди на виду, на следующий день к Петру подошли два ее здоровенных брата и поинтересовались, когда Кравчук будет засылать к сестре сватов. Деваться мичману было некуда. Словом, в конце отпуска сыграли свадьбу, и на Север Петр убыл вместе с молодой женой…
…Незаметно пролетело пять лет. В субботу после обеда на брзк «Беломорье», что стоял у первого причала в Горячих Ручьях (небольшой населенный пункт в 2 км к югу от Полярного. – АВТ.), шла помывка личного состава. Старшим на борту был старпом. Он сидел в каюте в ожидании разогрева сауны, чтобы от души попариться и смыть с себя весь груз напряженной служебной недели. Радужные надежды моментально испарились после взволнованного доклада по телефону. Из рубки дежурного сообщили, что, несмотря на отчаянное противодействие и сопротивление вахтенного у трапа, на борт корабля вероломно поднялась какая-то женщина из Полярного. Она вопит и требует командира.
– Какая женщина? – не понял старпом. – Чего она хочет?
