скачать книгу бесплатно
– Я только одного не понимаю, – прошептала в темноте Лунь Ву, – зачем они выбрили ей голову, как у меня? Сейчас волосы отрастают. И отрастают быстро.
Мисс Валисджанс встретила Лис и Шкипера в аэропорту Ле-Бурже, который втянул ребят в свою гофрированную трубу прямо из салона самолета. Не узнать мисс было невозможно – в редкой группке встречающих стояло такое же продолговатое, как и его фамилия, существо и держало ярко-желтый плакат, на котором маркером было написано: «ЛЫС & СКИПЕР». Шкипер от этого зрелища покатился со смеху, а Лис спокойно резюмировала:
– Скипер, ты лыс! Круто!
Мисс Валисджанс оказалась типичной американкой из тех, что проживают в Париже. Этот город был ей тесен, как слишком узкое коктейльное платье, и все ей в нем мешало, словно ненужный, длинный шлейф. Своим баскетбольным ростом она чем-то напоминала Лис, но при этом мисс была тощей до изнеможения, и это было заметно по рукам, державшим плакат, – с них на запястья сваливались толстые бутоны закатанных рукавов свитера, спускавшегося в свою очередь на элегантно продырявленные в разных местах джинсы. И когда Шкипер бросил взгляд на ее ноги, а точнее, ступни в простецких сланцах – темно-коричневые, загорелые, покрытые дорожной пылью, похожие на стальные болты, – то понял: наш человек.
Челюсть у мисс Валисджанс была лошадиной, длинной; зубы выпирали, как у кролика, и несли на себе брекет с голубоватыми искорками кристаллов от Swarovski; а большие, слегка выпуклые серые глаза прикрывали круглые очки а ля Джон Леннон. На голове же американки неведомые птицы свили прекрасное, небрежное рыжее гнездо, откуда к ушам спускалась пара кудрявых локонов.
Шкипер только ухмылялся, глядя на все это. Но, когда американка, увидев приближающихся к ней молодых людей, с треском сломала в длинных руках ненужный больше плакатик и заговорила, Шкипер едва не споткнулся на ходу. У этого гибрида железнодорожного семафора и грузинской арбы оказался волнующий, нежный, выдержанный в изящной тональности голос, по высоте – меццо-сопрано. Говорила мисс Валисджанс по-английски, но эти звуки плыли в зале ожидания аэропорта, как французское щебетанье, совершенно смешиваясь с такой же речью вокруг.
– Привет! Меня зовут Мари, будем без церемоний. У вас есть багаж?
Оторопевший от звуков ее голоса Шкипер молчал, а Лис энергично пожала руку мисс Валисджанс, представившись коротко «Лис», за что получила бодрый комплимент:
– Lisse?[5 - Гладкий, ровный, лощеный. (фр.).] Ты мне нравишься, сестричка… Ну, если при вас только эти дерьмовые сумки, поехали в гостиницу.
При выходе на автостоянку Шкипера ожидал еще один шок…
Париж встречал их сыроватой погодой. Было тепло, но небо затянуло серым; деревья в небольшом парке чахли то ли в дымке, то ли в тумане, и сквозь этот туман нетвердо проступали очертания осветительных башен, и приглушенно пробивался гул аэробусов, заходящих на посадку. Забавно шлепая сланцами – они не поспевали за шагом ее сильных, вытянутых ступней и со смешным звуком запоздало приклеивались к круглым коричневатым пяткам, – их новая знакомая шла вдоль припаркованных автомобилей и вдруг небрежным жестом бросила спортивную сумку Лис внутрь открытого красного «феррари». Такой роскошный автомобиль, распластавшийся на асфальте, как алый скат, Шкипер увидел впервые и задохнулся от восторга.
Садилась Валисджанс в машину тоже элегантно, просто перекинув длиннющую ногу через дверь. Лис, усмехнувшись, сделала то же самое. Шкиперу досталось место сзади, и, несмотря на то что часть узкого заднего сидения заняла сумка, там тоже оказалось комфортно. Под затылок лег изумительно мягкий подголовник спортивного сиденья Rekaro.
Мари что-то проворковала.
– Надо пристегнуться, – перевела Лис, одинаково хорошо знавшая как французский, так и английский.
Шкипер попытался было найти концы ремней безопасности, но в ту же минуту его просто вдавило в кресло: красная машина, за пару секунд отшлифовав колесами тротуар, рванулась со стоянки стремительным болидом.
Отель «Фамиллиа» расположен в самом сердце Латинского квартала, но, как сообщают справочники, это место – перекресток улицы Эколь и улицы Бернардинцев – достаточно тихое. И это правда. Из окон их третьего этажа Шкипер увидел только курчавые головы каштанов в сквере Пьера Ланжевена, через улицу, и бесконечные крыши маленьких смешных французских автомобильчиков, приткнувшихся по обеим ее сторонам. В холле поражали воображение полукруглые арки у каждой двери и колонны в арабском стиле; на лестнице, начинавшейся сразу же за круглым залом со стойкой портье, расстилался ковер необыкновенной густоты, и Шкипер не удивился, когда их новая знакомая скинула сланцы и пошла по нему босиком, а Лис, хихикнув, тоже избавилась от своих кроссовок и отправилась мять ковер безупречно белыми носками. Шкипер, тащивший поклажу Лис, пыхтел сзади, поскольку от помощи портье отказался.
В номере их встретили стены, расписанные фресками в тоне сепии, – те же томные восточные пейзажи, барханы, пальмы и верблюды. На карточке-ключе был начертан энергичный призыв:
«СПРАШИВАЙТЕ! ХОЗЯИН ОТЕЛЯ ВСЕГДА ГОТОВ ДАТЬ ВАМ ХОРОШИЙ СОВЕТ БЕСПЛАТНО!»
В этом отеле везде: на лестничных площадках, в тихих коридорах с коричневым деревом дверей, в самих номерах – пахло свежезаваренным кофе, слегка припахивало натуральной кожей и сушеными фруктами.
Номер из трех комнат – две двухместных спальни и гостиная – был оборудован двумя туалетными комнатами. Но тут судьба Шкипера не побаловала: из двух только одна была оборудована джакузи, и, грустно чмокнув губами, Шкипер уступил эту комнату Лис и Мари.
Из многословных объяснений Мари Валисджанс Шкипер понял только несколько вещей. Первое: отец у Мари Валисджанс – валлиец, а мать – француженка арабского происхождения, поэтому мисс говорит по-французски с ужасным акцентом, который, впрочем, Шкиперу таковым не показался. Второе: мистер Лукас задерживается в Малайзии, поэтому они в Париже отрепетируют саму форму проведения семинара в Египте и окончательно утрясут дела с визами и приглашениями, которыми будет заниматься некая турфирма, хорошо известная Валисджанс. Третье: мисс заявила, что ее совершенно не следует стесняться, потому что все здесь – ребята без комплексов. Наверно, поэтому Мари сейчас сидела на кровати с ногами, в своих безупречно дырявых джинсах и одном черном лифчике, туго натянутом на небольшой, но выпуклой груди, а Лис расположилась в кресле в голубом шелковом халате отеля, одетом на голое тело. Шкипер выбрал для себя вполне приличные шорты и уселся на пол, устланный бесподобным ковром. Вокруг него были разбросаны французские газеты, карта Парижа от издательства «Printemps», сразу несколько пепельниц, чашки с кофе и пачки сигарет.
Раскрытые окна впускали ветерок Латинского квартала, обвевавший их разгоряченные головы ласковой вечерней прохладой. Она оказалась наполнена непривычным ароматом – сладко-ореховым. Мари пояснила, что это запах жареных каштанов.
Метать словесный бисер на французском оказалось куда труднее, чем в Новосибирске, на простом русском, – Точка Сборки никак не складывалась. В придачу сидевшая на кровати Мари азартно двигала челюстями, жуя резинку, и виртуозно вертела в пальцах босой ноги фломастер, что совершенно гипнотизировало Шкипера.
– Слушай, а если танцевать от Сены? – спросил он у Лис, задумчиво глядя на край голубого халатика. – Как это по-французски? La Seine?
Девушка перевела. Мари энергично замахала руками.
– Допустим, ловля ништяков в Сене… а?
– Мари говорит, что в Сене можно поймать только дохлую крысу, кусок автопокрышки и много всякого другого дерьма, – перевела Лис. – Сейчас реку постоянно патрулирует полиция. И еще она спрашивает, что такое nichtyak?
– Это такая фигня… ну, сама объясни ей, что такая, мол, фигня.
Лис перевела. Француженка запрокинула голову, растрепав рыжее гнездо, и захохотала.
– Она говорит, что мы очень веселые русские. Она видит таких в первый раз.
Шкипер попытался растолковать суть этих понятий Валисджанс по-английски, но еще больше запутался. Та продолжала хохотать, зажав своими выпирающими зубами новую сигарету. Бриллианты в ее брекете – наверняка настоящие – хищно блистали.
– Тогда, – растерянно сказал Шкипер, – давай еще кофе закажем, а?
Лис лениво потянулась к трубке, лежащей на столике. В этом отеле ее движения, всегда немного расслабленные, и жесты приобрели царственность, которой позавидовала бы сама Клеопатра.
Пока она заказывала кофе, взгляд Шкипера упал на раскрытую полосу «Пари-Матч». На весь газетный лист растянулся заголовок:
«LA MORT ? LA MONTAGNE DES EXCREMENTS. SAUVEZ MADELEINE!»[6 - Смерть в горах нечистот. Спасите Мадлен! (фр.).]
– А эта «Ма-де-лен» – это кто такая? – рассеянно поинтересовался он.
Тем временем в дверь постучали. Лис встала и пошла открывать; Шкипер сообразил, что ей просто хочется встретить портье в таком почти полуголом виде. Маленький, обезьяноподобный негритенок вкатил столик, накрытый белой салфеткой. Лис с усмешкой потрепала его по плечу бело-коричневой ливреи и небрежным жестом засунула в нагрудный карман мелкую купюру. И где она уже этому научилась, бестия? Мальчишка удалился.
– «…лиловый негр вам подает манто», – пробормотал Шкипер и попытался вернуться к прежней мысли. – Так, черт… так вот, Мари. Мадлен, эта, как ее…
Американка начала объяснять, даже не глядя в газету. Вернувшаяся с кофе Лис остановилась перед большим зеркалом в простенке и, прибирая золотистые волосы, перевела:
– Мари говорит, что профсоюз уборщиков музейного комплекса церкви Мадлен, заложенной Людовиком Четырнадцатым в тысяча семьсот шестьдесят четвертом году, объявил забастовку. А так как эти уборщики обслуживают расположенный поблизости платный общественный туалет, построенный тоже давно, в тысяча девятьсот пятом, то ситуация становится критической. Мадлен тонет в мусоре и плавает в запахе нечистот. В общем, наш русский пипец. По-нашему – бардак, по-французски – забастовка.
С полминуты Шкипер сидел, отпивая маленькими глотками жгучий, крепкий, густой кофе. Потом подскочил, опрокинув чашку прямо на газетные страницы, и заорал:
– О! Спасите Мадлен! Спасите рядового Райана! Даешь Мадлен!!!
Мари выпучила на него глаза, и совершенно развратные, зеленые ее кругляшки запрыгали в белках. Лис поперхнулась.
– Ты че?
А Шкипер, вспомнив мельком виденный Торсионный Танец Капитоныча, закружил по ковру в некоем подобии лезгинки.
– Оба-на! Есть! – воскликнул Шкипер и по-английски приказал американке: – Ну-ка, Мари, закрой глаза и поставь точку на карте. Точку, черт, фломастером своим.
Так как фломастер как раз был зажат между большим и указательным пальцами голой ступни Валисджанс, она просто спустила ногу с кровати и, хихикнув, ткнула в карту. Черная точка появилась как раз рядом с площадью Звезды. Шкипер приник к карте и, выхватив из пальцев Мари фломастер, победно взмахнул им.
– Все! Есть Точка Сборки! Давайте бисер метать, быстренько, бисерок… Как ты сказала? «Совэ» – это спасти? Совэ, совэ… Сова!!!
Лис перевела. Снова засмеявшись, Мари захлопала в ладоши и выдала пулеметную очередь французских слов.
– Она говорит, что сова по-французски – звучит как «ибу».
– Как?!
– Ибу, – с невинным лицом проговорила девушка. – Почти по-русски… Ладно, это обсудим. Значит: sauver – sauter – sonner… Спасать – прыгать – звонить. Что еще?
– С Мадлен с этой, давай, давай, Лисонька! Мадлен – это же имя! Магдалина! Ага, помнишь? Чтобы не маяться по жизни, надо выпить в мае с девушкой Майей майского чаю на площади Победы…
– Qu’est-ce que c’est?[7 - Что это такое? (фр.).] – захлебываясь смехом, осведомилась Валисджданс.
– Непереводимая игра слов! Значит, нужно найти девушку по имени Мадлен и вылизать эту Мадлен… дочиста.
– Церковь или девушку? – деловито поинтересовалась Лис.
– Э-э…
Шкипер замялся, но тут Мари, немного успокоившись, безмятежно выдала по-английски:
– О’кей, я вас обожаю! Madel-EINE – sEIN. Грудь. Надо сначала испачкать грудь, а потом ее очистить. Wow!
Американка повалилась на кровать, задыхаясь от хохота и задрав к лепному потолку свои бесподобные коричневые пятки. Шкипер сидел с глупым видом, пока до него не дошло, и ледяной взгляд Лис пал на его голову, как кара небесная. Она, сидя в кресле, изловчившись, босой ногой ловко пихнула его в плечо, и он повалился на пол. В ту же секунду ее ступни стиснули голову Шкипера, прохладная кожа подошв обвила не очень бритые щеки и, склонившись над пойманным в плен другом, девушка проговорила с угрозой:
– Родной, даже и не думай! У тебя там будет только один вариант, КОГО ОБЛИЗЫВАТЬ!
Через час, после заказанной в номер бутылочки виски, которое Мари безбожно разбавила содовой, общая концепция вырисовалась. Флэш-моб, приглашающий всех девушек по имени Мадлен на соответствующую станцию метро, должен был собрать народ в сквере на бульваре Мадлен. Место это как раз находилось между Министерством юстиции на Вандомской площади и Министерством внутренних дел на рю де Соссэ, и это вселяло надежду на то, что акция будет достаточно громкой. Дальнейшие детали «движняка» прорисовывались легкими штрихами: строится небольшой помост из пластика и дюраля, арендуется повар из ресторана «Люка Картон», что на площади Мадлен, с запасом взбитых сливок, крема и цукатов, организаторы звонят в колокольчики и прыгают. Затем повар обрабатывает участниц конкурса, а желающие из публики поглощают все это великолепие прямо с тел участниц за… за скромную сумму в размере ста евро.
– А участники будут? – опасливо спросил Шкипер.
– Будут, – заверила его Мари. – Более того, все пройдет корректно и организованно.
Шкипер вздохнул: «У нас бы просто всех передавили!»
Таким образом, Мадлен «вылизывается», полученная торсионная энергия уничтожает мусор в церкви и вокруг, энергетический танец закрепляет успех, и все полученные средства перечисляются на счет профсоюза уборщиков. В перерывах специально подготовленная группа из отдельных участников читает симороновские произведения собственного сочинения… В общем, получается маленький, типично парижский веселый бордельеро на грани хулиганства. За поэтами решено было ехать прямо сейчас в один из ночных клубов Латинского квартала.
Вечер уже набух темно-синим и светился многочисленными огнями в окна номера.
Уже стоя в дверях, Шкипер спросил:
– Лис, а наша Мари участвовать будет? Ну, эта…
Лис посмотрела на него странно, потом обернулась к американке и что-то сказала ей. Та рассмеялась. В следующую минуту девушки вышли на середину комнаты, обнялись и… почти одновременно совершили маленький стриптиз: одна расстегнула сзади лифчик, а вторая сбросила халатик.
Шкипер от вида двух сочных, тронутых хорошим загаром обнаженных бюстов ойкнул, покраснел и юркнул к себе в комнатку. Его провожал заливистый хохот.
Тексты
Майя, Махаб аль-Талир и другие
Примерно в то время, когда от отеля «Фамиллиа» на рю дез Эколь, одиннадцать, отъехал алый «феррари» с хохочущей Мари Валисджанс за рулем и ее спутниками, недалеко от них, на площади Конкорд, в известном отеле «Крийон», памятнике восемнадцатого века, в ресторане «Обелиск» обедали Майя и Махаб аль-Талир. Араб был в светло-салатовом костюме с белым галстуком и в своем неизменном тюрбане, девушка – в только что приобретенном, из коллекционного бутика, брючном костюме от Carago – изумрудном комплекте с яшмовыми пуговицами. Короткие волосы Майи были обработаны одним из лучших парикмахеров отеля, и теперь девушка все время старалась украдкой заглянуть в любое попавшееся на пути зеркало. Она не могла поверить, что простая стрижка смогла волшебным образом сделать ее волосы в сотню раз пышнее, чем они были до пересечения всех государственных границ.
Майя разговаривала с арабом по-английски.
– …и я напомню, что происхожу из рода суфиев, поэтому могу относиться к исламским ценностям более объективно, чем мои соотечественники, – говорил Махаб аль-Талир, намазывая серебряным ножом на половинку булочки крем из мидий с шафраном. – И надо сказать, что собственно персов, если отслеживать их генеалогию от ариев и их пророка Заратустры, в нынешнем Иране почти не осталось. В Иране они называются гебры. Они все так же исповедуют зороастризм, поклоняются вечному огню…
– О! У нас, русских, тоже есть такое понятие – Вечный Огонь! – прокомментировала Майя, пробуя рагу из тонких ломтиков мяса молодого кролика с шафраном. – Вы были у нас…
Араб благосклонно кивнул. В его смуглых тонких руках нож казался хирургическим скальпелем.
– Да, меня возили туда, в ваш Парк Победы, в ходе обзорной экскурсии… Так вот, они все так же умирают, глядя в небо, и собака для них является священным животным. Большая белая собака… Если человек умирает одиноким, и за его душой приходят демоны Аримана, то собака отгонит их своим лаем. А вот для мусульман собака – грязное животное. В Иране вы не увидите ни одного человека с собакой.
– Их что, запрещено держать? – поразилась девушка, моментально вспомнив шарпея Ромку.
– Почему же? Держать разрешено, выгуливать нельзя. Тонкости восточной культуры! Так вот, большую часть населения Ирана составляют фарси или парси – это азербайджанцы, но до того арабизированные, что, собственно, ничто не мешает нам называть их арабами. Кстати, парси живут обособленными общинами еще и в Индии. Только там они называются парсы. Фредди Меркьюри… знаете такого?
– Конечно! – Майя воскликнула это с полным ртом и застыдилась.
Но араб не обратил внимания. Он равномерно распределил крем по булочке и придержал ее безупречный кружок в смуглых худых пальцах с очень белыми холеными ногтями.
– Так вот, Фредди Меркьюри был парсом. Его настоящее имя – Фаррух Балсара. И похоронили его по зороастрийскому обряду – в Башне Молчания. Его кости ссыпали внутрь, смешав с костями других мертвых.
Майя уже заканчивала с кроликом; официант, весь черно-белый, в похрустывающем фраке, принес второе блюдо – филе копченой пикши. Крепкий, наваристый, пламенеющий жирными кружками бульон с плавающим в нем стручком красного перца появился на столе в фаянсовых пиалах. Свет пышных люстр под потолком заливал это тихое заведение, но почему-то над каждым столом плавал легкий полумрак, окутывая сидящих, а весь зал тонул в дымке, глушащей голоса, звуки, звон посуды. На миг Майе почему-то вспомнилась ТА самая Башня – место, о котором потом рассказывал человек в камуфляже, да и Алексей… Дакма! Башня Авесты с воронкообразным верхом, куда с грохотом сваливаются выбеленные дождями и ветром, вычищенные грызунами кости. Последний ломтик кролика встал костью в горле. Майя закашлялась.
– Да… я читала, – выдавала она, торопливо ловя на столе салфетку.
– Ну, вернемся к гебрам. Они трудолюбивы, смиренны, предпочитают жить в гармонии с миром, и… и мир отвечает им тем же. Не зря в Иране на ключевых должностях в бизнесе, культуре так много гебров. Они – наши союзники в какой-то мере. Кстати, в Иране есть и замкнутые иудейские общины. Они, как ни странно, ненавидят Израиль и сионистов. – Махаб аль-Талир улыбнулся и отправил булочку в рот.
Девушка неуверенно орудовала ножом для рыбы, разрезая филе.
Араб взялся за бутылку вина, стоящую на столе; это было легкое белое калифорнийское вино, по его уверениям, ничуть не хуже старого французского. Майя проследила за движением Махаб аль-Талира настороженно. Он понял ее немой вопрос и рассмеялся.
– Вы все время забываете, моя дорогая, что я суфий… Между прочим, то, что мусульманину запрещено пить вино, – наиболее стойкое заблуждение Европы, неизбежное в созданном ею мифическом образе исламиста.
– А как же Коран?
Араб пожал плечами. Откинулся в кресле с высокой спинкой, поднес к чувственным губам бокал.
– В Коране нигде ПРЯМО не сказано о запрете на питие вина для мусульманина. Есть несколько сур, которые порицают хмельное состояние, то есть опьянение как таковое. Жизнь умного мусульманина регулируется не столько Кораном, сколько хадисами – примечаниями к нему или, если можно так сказать, вольными толкованиями. Сур в Коране примерно в десять раз меньше, чем хадисов к нему. Так вот, один из хадисов прямо говорит о том, что мусульманин, выпивший вина, перед встречей с муллой обязан прополоскать рот! А уж как и когда он это будет делать – Аллаха не интересует.
– Ну, хорошо, – Майя с удовольствием взялась за бокал, наполненный ее спутником. – Давайте вернемся к нашей теме, Махаб. Вы говорите, нам помогут… гебры, да?
– Да. Асаф Хасан аль-Хамид, один из влиятельных чиновников в иранском МИДе, выступил инициатором приглашения Добровольной инспекции – это лучше, чем американцы из МАГАТЭ. Так вот, дорогая Майя, всему миру известно, что строящаяся электростанция в Бушере отработает на собственных иранских запасах урана лет пять-шесть, а потом он закончится. Нужно будет использовать обогащенный уран русского или американского производства. Или строить все новые и новые газовые центрифуги для обогащения урана. Он это и делает – строит. Но для нормальной работы реактора АЭС степень обогащения может быть ноль, пять-шесть процентов, и этого достаточно. А вот для создания атомной бомбы уран должен быть обогащен примерно на девяносто процентов.
Махаб аль-Талир незаметно огляделся. Они сидели в самом центре зала «Обелиска», за мраморным фонтанчиком, и это место было самым лучшим. Они были на виду, и в то же время от ближайшего посетителя их отделяло по меньшей мере три столика.
Араб не торопился приступать к филе из копченой пикши. Он лениво взял из вазы грушу и стал очищать ее, все так же виртуозно орудуя ножом.
– Запад считает, что Иран накапливает именно этот, высокообогащенный уран. Где его хранить? Любой завод или хранилище на земле будут немедленно обнаружены со спутника. Один из вариантов – та самая скала Аламут.
– То есть… в скале?
– Можно и так сказать. Видите ли, Аламут представляет собой очень старое скальное образование. Сама скала – как палец, воздетый на горном плато. Палец, приваренный породой к очень старому и крепкому массиву Эль-Бурс. Представьте себе, что внутри Аламута спрятана гигантская каменная колба. Камень – лучший изолятор для радиоактивных элементов. Думаю, что у этой колбы есть и мощная свинцовая защита. Постоянно действующий источник на скале дает необходимое охлаждение. Либо это так, и хранилище находится под исследовательским центром, либо… – Махаб аль-Талир тонко улыбнулся, последняя стружка с груши рухнула в хрустальную вазочку, – либо это не так, и Запад ошибается.
