скачать книгу бесплатно
– Немцам хочешь всё оставить?
Толпа оттеснила начальника и надавила на ворота. Они упали вместе со столбами. В один миг сбили амбарные замки с ворот складов. Люди хватали колбасу, наполняли маслом ведра, чайники. Юра взял с собой только наволочку, которую наполнил грузинским чаем. Отнёс ее домой и вновь выбежал на улицу. Толпа уже ворвалась в здание швейной фабрики рядом с кинотеатром «Родина». Рулоны ткани размотали на весь квартал, от проспекта Красной Армии до проспекта Победы Революции. Каждый норовил оторвать кусок, разрезая ткань поднятыми с земли осколками стёкол. Мальчишек рассмешило это безумство. Они заскочили в здание швейной фабрики, увидели в цехах коробки с пуговицами и крючками, и усугубляя абсурдность происходящего, высыпали содержимое коробок со второго этажа на толпу. Во дворе дома семей сотрудников НКВД Юрка заскочил в кирпичный флигель. Глаза у мальчишки разгорелись – какого оружия здесь только не было – по углам стояли пики, лежали ружья, винтовки, сабли, патроны и даже старинные двуствольные кремневые пистолеты. Видимо, собрано конфискованное ещё во время гражданской войны. Было там и современное оружие. Юрка схватил сапетку, так называли плетёные корзины, с патронами и поволок её к себе во двор, оставил в сарае. А сам захватил мешок и побежал по библиотекам, благо, они находились рядом – в театре, в горном техникуме и на соседней улице Третьего Интернационала, ныне Ленина. Понравилась мальчишке «История гражданской войны» – картинок много, прихватил однотомник Маяковского с «Окнами РОСТа». Притащил домой несколько томов сочинений Ленина. Красивые книги – в красном переплёте с золотым теснением. В здании горкома партии разжился диапроектором и парой диафильмов. Потом к Юре приходили друзья и подружки сестры Люськи, располагались на полу и в который раз смотрели фильмы о Смутном времени и о сопротивлении Шамиля. А Юра читал титры:
– Тушинский вор бежала в Калугу, где через некоторое время был убит…
Ночью горел городской отдел НКВД.
7
21 июля всё стихло. Утром Юра вышел на площадь и увидел, как с бугра, со стороны шахты им. Октябрьской революции, спускается длинная, как змея, сверкающая на солнце, механизированная колонна немцев. Фашисты заходили в город не с запада, как ожидалось, а с востока, куда ещё вчера уходили наши войска. Юра со всех ног побежал домой. Не успел спрятаться, как из-за угла со стороны проспекта Красной Армии показался немецкий лёгкий танк. Юра оцепенел от ужаса. Убежать не смог – ноги будто приросли к асфальту. В голове промелькнули все документальные кадры о зверствах фашистов, которые демонстрировали в кинотеатре «Родина».
– Вот и смерть моя пришла, – подумал мальчишка.
Танк остановился рядом, из люка вылез немец, важно прошествовал во двор, где несколько дней назад буйствовала толпа горожан. Там валялись осколки разбитого стекла, обломки утвари. Немец нашёл примус.
– Ком, – сказал он Юре. Тот уже понимал, что его зовут. Подошёл. Немец дал ему примус и кивнул в сторону танка. Юра отнёс примус, отдал другому танкисту. Танк уехал.
Сам Юра не видел, но во дворе говорили, что на проспекте Красный Шахтер какой-то дед подносил фашистам хлеб-соль.
Потом в дом к Резниченко пришли немцы из жандармерии, с металлическими бляхами на груди. На столе стоял принесённый с «растащиловки» чай. Жандармы забрали чай, граммофонные пластинки и дали расписку, что конфискуют для германского госпиталя. Госпиталь расположился в здании рабфака.
Юра устроился возле сарая разряжать патроны. Никто его не учил этому, никто не показывал. Сам додумался, как расшатывать пули, извлекать порох. Но больше мальчика интересовали стальные сердечники бронебойно зажигательных пуль. Хозяйственный Юра слышал, что ими можно стёкла резать, и решил, что в доме сердечники пригодятся. Соседи увидели сосредоточенно работающего Юрку, и пули вместе с сапеткой полетели в колодец, находившийся в дворе. Вода в нём горько-солёная, годилась только на хозяйственные нужды. За питьевой водой ходили километров за пять на Лисичкино озеро на Поповке.
Мать вспомнила о трофейной каске и велела Юре:
– Выброси ее к чёртовой матери, из-за неё нас расстреляют!
И каска полетела в колодец. Вслед за ней – тома сочинений Ленина. Золотые буквы на обложках неделю сверкали сквозь водяную толщу. Приказ немецких властей о расстреле тех, кто не сдаст оружие, уже висел на улицах города.
Мысли об оружии, увиденном во флигеле НКВД, не давали Юре покоя. Он опять пошёл туда. Немцы уже очистили помещение, во дворе валялись только винтовки с отбитыми прикладами. Во флигеле стоял диван, Юра заглянул под сидение и нашёл там старинное ружьё с гравировкой оленя и турецкую изогнутую саблю. От собственного дома Юру отделяла трёхметровая кирпичная стена. Так не хотелось карабкаться на неё. Юра понёс трофеи по улице и сразу наткнулся на немцев. Те, видимо, были знатоками антикварного оружия: «Гут! Гут!» И отобрали Юрин арсенал. Обошлось без последствий.
Сразу по пришествии немцев загорелся театр имени Томского, который стоял на месте нынешнего департамента соцзащиты населения. Высоко летели обугленные головешки. Через неделю Юра наблюдал, как фашисты пытаются с помощью танка сбросить с постамента памятник Ленину, зацепив его тросом, но танк буксовал и становился на дыбы. Юра увидел, что под памятник закладывают взрывчатку. Понял, будут взрывать, и со всех ног побежал домой. Взрыв грянул мощный. По металлической крыше дома что-то сильно загрохотало. Оказалось, памятник был начинён металлическими шариками. Они разлетелись по всей округе, как шрапнель, долетели и до Юркиного дома, пробили крышу.
Юра решил испытать судьбу. Во дворе стоял общественный туалет, там висел старый портфель с бумажками для соответствующей гигиенической процедуры. Именно в портфель Юра перепрятал свои драгоценные находки, которые до сих пор лежали под стрехой сарая. Неделю мальчик аккуратно подкладывал в портфель бумагу, чтобы люди не добрались до ценностей. Но потом всё же принёс их домой и показал матери. «Сокровища» приходили смотреть все пацаны с округи.
Фашисты ввели берлинское время. Установили денежный курс – за десять рублей давали одну немецкую марку. У Резниченко денег не было. Впрочем, как и у многих шахтинцев. Установился натуральный обмен. Горожане ходили в хутора и станицы, обменивали одежду на продукты. В обиходе говорили: ходить на менку.
Два дня у Резниченко квартировали венгры. В начале августа определили на постой румын – врача и унтер-офицера, парня лет двадцати двух по имени Мишка. Мишка говорил по-русски. Вместе с 17-летним соседом Ванькой, который по возрасту не попал на фронт, лазил воровать груши у соседей. Юру сажали на забор на атас. Похоже, Мишка ещё не свыкся с ролью оккупанта, ведь он мог зайти и просто взять эти груши. Через неделю Мишка сказал:
– Уходим на Сталинград. Не знаю, вернёмся ли. Если вернёмся, зайдем к вам.
Не зашли.
С румынами Юре довелось встретиться ещё раз. Как-то он ходил в соседний Новошахтинск повидать отца. Возвращался вместе с двоюродным братом, родственники дали несколько кабаков, тыквы у них уродили в тот год хорошие. Почти двадцать километров десятилетние мальчишки тащили тяжелые кабаки. Уже вошли в Шахты, когда их увидели румынские солдаты. Те подозвали ребят, отняли тыкву, разрезали штыками и начали есть прямо сырую. Видно, румын снабжали хуже, чем немцев. Обидно было до слёз. Хотели порадовать мать и маленькую Люську. Думали, еды на несколько дней хватит.
Немецкий офицер Бернард с ординарцем Феликсом прожили у Резниченко месяца три. Похоже, Бернард работал в госпитале. Жил в отдельной комнате. Юра заметил, что обед фрица состоял из шести блюд, но порции были крошечными.
Продовольственные запасы семьи Резниченко были скудными – картошка, кабаки с огорода, отец привез с растащиловки из Новошахтинска два мешка муки. Иван Львович ещё оставался у сестры, опасаясь, что немцы привлекут его как специалиста к восстановлению взорванных шахт.
Юра ставил ловушки из кирпичей на воробьев. Ощипывал и жарил на печке. Чтобы птицы не разлетались, помещал их в ящик стола в комнату Бернарда пока того не было дома. Один раз Юра не подгадал. Бернард открыл ящик, птицы выпорхнули и заполнили всю комнату. Немец заскочил в комнату Резниченко, размахивая руками, заставил Юру переловить воробьев. Однажды в комнату к Бернарду зашёл Юркин кутёнок и нагадил фашисту в тапки, тот встрял в говно и поднял шум. Тапки заменили, но на следующее утро кутёнок повторил диверсию. Ординарец расстрелял собачонку.
По соседству, в доме, где жили семьи сотрудников НКВД, разместился какой-то полицейский пункт, в нем регистрировали имеющийся у шахтинцев скот. Люди приводили коров, баранов, коз – всю живность, кроме кур. Проспект Возрождения заполнился скотом, всё блеяло, мычало. Куда потом девались животные, неизвестно. Может, угоняли в Германию. Во двор, где жили Резниченко, забрёл бычок. Сосед быстро заколол его, а мясо поделил между жильцами. Кстати, этот сосед вскорости стал полицаем, а после освобождения города куда-то исчез. Семье Резниченко тоже досталось несколько килограммов мяса. Хранить его негде, и мать напекла больше десятка пирогов с мясом. К началу зимы мука кончилась. Александра Кузьминична варила кукурузные зёрна и делала из них лепешки. Какими бы голодными ни были дети, а лепёшки ели без удовольствия.
Как-то Юра полез в узкое пространство между каменным забором и домом и обнаружил там небольшой фанерный чемодан. В нём лежали исписанные листы бумаги. Это оказался шахтёрский фольклор. Юра вспомнил, что Алексей Ионов, корреспондент «Правды», подаривший ему немецкую каску в 1942 году, собирал шахтёрские песни, предания, анекдоты. Алексей в юности работал в шахте, потом в городской газете «Красный шахтёр». Юра вспомнил, как тёща Ионова – Мария Ивановна пела для него:
– Гудки тревожно загудели,
Народ валит густой толпой,
А молодого коногона
Несут с разбитой головой.
Юра спрятал чемодан…
По улице Советской целыми днями непрерывной колонной шли на Сталинград немецкие грузовые автомобили. Они были раз в десять больше наших полуторок. Шли настолько плотно, что невозможно было перейти улицу. Всю центральную аллею парка заняли такие же грузовики с прицепами. Среди деревьев немцы рыли укрытия для зенитных установок. На стадионе вплотную, один к одному, стояли бензовозы. Мощь невиданная. Оставалось только догадываться, как приходилось нашим под Сталинградом.
Здание Госбанка, что на площади Ленина, немцы приспособили для склада посылок из Германии. К разгрузке привлекали мальчишек. Они шли на работу, прихватив с собой что-нибудь острое. У Юры было ржавое безопасное лезвие. Посылки переносили из машины по коридорам здания. В большом зале их принимал немец-кладовщик. Бандероли были в мягкой упаковке. Мальчишки, пока шли по коридору, аккуратно делали небольшие разрезы и вытаскивали, что попадалось в руку. Добычу прятали за пазуху. На против банка стояла железобетонная кинобудка, оставшаяся от деревянного кинотеатра «Октябрь», растасканного жителями на дрова. Там мальчишки и делили добычу в конце смены. Кому достался шоколад, Юре – пачка белого порошка. Попробовали, сладкий. Начали есть.
– Давайте хоть посмотрим, что мы едим, – Юра взял упаковку. На ней была нарисована рука с ранкой. – Тьфу! Это же присыпка для ран.
– Видели? Фрицы оставили на улице неразгруженную машину с посылками, – сказал Володька. – Давайте ночью туда залезем.
Володька Ержов был старше Юры года на три, ему было лет 13—14. Но он уже слыл вором-карманником.
– Ты что, думаешь, немцы охрану не выставят? Вспомни, как фриц Кольку горбатого отходил! Дрын на горбу сломал, – возразил Юра.
– А! Ты бздишь! – разозлился Володька.
– Не в этом дело. Голову на плечах надо иметь! – крикнул Юрка.
Разошлись каждый при своём мнении. На следующий день Юра ребят не встретил. А вскоре вывесили приказ немецкого коменданта города о расстреле группы мальчишек «за хищение немецкого имущества». В приказе значилась и Володькина фамилия.
8
Отец вернулся домой в ноябре 1942. Немцам уже не было ни до кого. В Сталинграде они завязли крепко. А зимой потянулись обратно. Заморенные, грязные, они падали в доме на пол, спали и уходили.
По ночам город начали бомбить наши. Утром, после очередного налёта, прошёл слух, что рядом, на улице Пушкина, убило женщину. Юра побежал туда. Во дворе, где жили армяне, взрослые палочками собирали в сапетку останки женщины. На земле Юра увидел оторванный палец с перстнем. Поднял голову – на проводе висели кишки. Мальчика обуял дикий страх. Страх перед ночными бомбёжками. Потом на протяжении нескольких лет в феврале на него находила тяжёлая депрессия…
Дней за десять до прихода наших немцы начали угонять в Германию мужчин и ребят-подростков. Соседа, семнадцатилетнего Ивана, немцы тоже угнали. Но в Новошахтинске он сбежал и прятался дома от немцев. Те уже суетились, готовились к отходу.
Юра и Иван внимательно наблюдали за домом напротив, где квартировали немецкие офицеры. Его так и называли «дом офицеров». Сейчас он известен как дом Олимпийского чемпиона Василия Алексеева. Вечером 11 февраля немцы погрузились в машину. Не успел автомобиль завернуть за угол, как ребята побежали в дом офицеров поискать что-нибудь интересное для себя. Во дворе увидели три металлические бочки. Кинулись к ним, но Юра крикнул:
– Мина!
Действительно, возле бочек лежала противотанковая мина. В оружии, снарядах он уже разбирался, как многие мальчишки. Тайком от родителей разряжал патроны, гранаты, снаряды.
Противотанковую мину Юра сразу узнал. Но Ванька решительно произнес:
– Если взорвемся, от нас ничего не останется.
Лихо подфутболил мину. Она загромыхала по утоптанному снегу, но не взорвалась, оказалась без запала.
Бочки были с соляркой. Мальчишки быстро перекатили их в свой двор и спрятали. Когда вернулись, увидели, что доме уже полно людей, все искали, чем поживиться.
– Э, – подумал Юрка, – так нам ничего не достанется.
У него в кармане была горсть патронов, мальчишка, недолго думая, кинул их в горевший камин. Патроны начали взрываться. Люди подумали, что началась стрельба, разбежались. И Юра с Иваном спустились в погреб, набрали свеклы, моркови, сушёной картошки.
На следующий день с утра в городе слышались автоматные очереди и взрывы гранат. Как только бой стих, Юра побежал смотреть. На проспекте Красной Армии, возле семидесятой аптеки, лежал труп немца, грудь прошита автоматной очередью. Пять отверстий. На площади, возле трибуны для митингов, стояли несколько зачехленных «катюш». У входа в угловой магазин напротив кинотеатра «Родина» заметил разорванное гранатой тело немца.
Когда пришёл домой, увидел красноармейцев. Они рассказывали родителям:
– Вам повезло, что немцы не оказали серьезного сопротивления. Город взяла разведка боем. Иначе пришлось бы применять «катюши». Тогда бы город сильно пострадал.
Пожаловались, что горючего у них маловато. Тогда Юра и показал припрятанные бочки солярки.
– То, что надо! – обрадовались бойцы.
Семье за это дали несколько буханок хлеба.
Дома не сиделось, на улицах было шумно и многолюдно. Юра решил проверить места, откуда только что ушли немцы. Пошёл в рабфак, где располагался немецкий госпиталь. Наверняка там осталось что-то ценное. И точно, нашёл целый мешок травяного чая. Пили долго, пока кот Вася не справил в мешок малую нужду. Там же Юра нашёл разные лекарства. Дома со словарём перевел инструкции, лекарства пригодились. Возле опустевшего полицейского участка увидел две отрезанные конские ноги. На этом венгерском тяжеловозе ездили полицаи, а перед бегством, наверное, зарезали его на мясо, ноги прямо с подковами остались. Юра решил, что они пригодятся на холодец, потащил их домой. Какими же тяжёлыми они были… Но мать не оценила добычу и заставила выбросить трофей.
Юра зашёл в дом, где регистрировали скот, и оторопел: одна из его комнат была полностью забита шапками, фуражками, женскими беретами. Мальчик сразу понял: это головные уборы расстрелянных. Может, где-то здесь была и фуражка Володьки Ержова. Тогда ещё никто из горожан не знал, что фашисты скинули в шурф шахты имени Красина три с половиной тысячи человек. Это выяснилось позже, когда были оглашены результаты работы комиссии по расследованию злодеяний фашистов на оккупированной территории.
Трупы немцев еще с неделю лежали на площади на морозе. Потом их убрали в подвал ближайшего здания.
9
Февраль был снежный, холодный. В марте белый покров подтаивал. Из-под снега начали появляться мины, снаряды. Юра брал сумку и каждое утро отправлялся на поиски боеприпасов, прятал найденное на чердаке. Друзья с завистью смотрели на Юркин склад, норовили что-нибудь стырить. Юрка их гонял:
– Идите отсюда, сами не можете найти, а ко мне лезете…
Пацаны в долгу не остались. Кто-то проболтался о Юркиных запасах бойцам истребительного батальона, который выполнял обязанности милиции. Снаряды забрали. Юра находил новые снаряды и закапывал за погребом. Сначала одну яму заполнил, потом вторую.
В городе постоянно ходили слухи о несчастных случаях: мальчишки разряжали снаряды, подрывались – кто на смерть, кто оставался инвалидом. Как-то знакомый мальчишка показал Юре во дворе необычный патрон для винтовки совсем без пули. Юра предупредил:
– Не вздумай распиливать – от нагрева может рвануть.
Тут мать позвала обедать. Не успел Юра сесть за стол, как во дворе раздался взрыв, потом страшный крик. Сбежались соседи. Юрин знакомый сидел с окровавленным лицом, оторванными пальцами руки. Одного глаза не было.
Центр города от смертоносного мусора очистили быстро. При отступлении немцы взорвали свой склад боеприпасов на Петровке. Отдельные заряды отлетели от склада, не взорвавшись. Мальчишки группами и в одиночку разряжали их, чтобы извлечь порох. Это были не обычные снаряды, а заряды для орудий в виде унитарных патронов с порохом в гильзах. Чтобы разрядить такой заряд, надо было расшатать снаряд в гильзе и вытащить его. Гильза было наполнена порохом, насыпанным в шёлковые мешочки. Юра разряжал только сам, в компаньоны никого не брал. Справлялся со снарядами больше своего роста. Как-то мешочки Юра принёс матери. Та восхитилась:
– Ой, какие красивые мешочки! Сделаем из них платочки.
Юра про себя усмехнулась: знала бы ты, какой опасности я подвергался, чтобы их достать. Во дворах нашёл ручной пулемёт. Отец прознал, выбросил его в туалет. Юра увидел, что дуло торчит, вытащил, обмыл возле колодца, смазал. Но в истребительном батальоне узнали о пулемёте, пришлось бросить его в колодец. Жаль, хорошая была вещь.
До оккупации Юра перешёл в третий класс. После освобождения занятия организовали только в мае. Но какая там учёба, когда наконец стало тепло. Бурили постоянно. На Белой горке играли в футбол, искали в городе всё, что связано с войной.
К лету с пятью друзьями купили в складчину рыболовную сеть. Пошли на рыбалку на Лисичкино озеро. Ребята протянули сеть по воде раз, другой. Рыбы не было. Юра предложил:
– У меня есть немецкая граната, давайте кинем и узнаем, есть там рыба вообще.
Спрятались за железнодорожной насыпью. Юра, стоя на путях, зажигал бикфордов шнур. Тут дружок Юрка Алексеенко пристал:
– Дай мне, дай мне.
Дал. Сам поднёс огонь к бикфордову шнуру, который с шумом вспыхнул. Юрка Алексеенко вздрогнул от неожиданности, упустил гранату и убежал. Граната покатилась к ногам Юрки Резниченко. Тот отфутболил её, но она ударилась о рельс и опять покатилась к ногам мальчика. Юрка прыгнул под откос и успел укрыться от взрыва. Тут же ребята увидели приближающийся поезд и бегущих в их сторону военных. Спаслись бегством. Рыболовная сеть так и осталась на рельсах.
Прошло уже полгода со дня освобождения города Шахты от фашистов, а бои всё ещё шли под Таганрогом. Однажды у Резниченко остановились интенданты, снабжавшие продуктами одну из военных частей, сражавшихся на Миус фронте. Юра сагитировал соседа Володьку Журавлева:
– Спрячемся в кузове интендантской машины и через шесть часов мы уже на фронте.
Воевать они не планировали, реально смотрели на жизнь, а вот увидеть настоящий бой было заманчиво. Спрятались хорошо, проехали несколько блокпостов. Военный патруль обнаружил мальчишек, когда уже слышались пулемётные и автоматные очереди. Ребят отправили домой той же машиной. Мать не ругала. Рада была, что хоть живой вернулся. С фронта.
Несмотря на первую неудачу, рыбную ловлю мальчишки не бросили. Вместе с другом Володькой Шевченко вставали затемно, брали боеприпасы и шли на железнодорожный вокзал, садились на товарняк или прыгали на ступеньки пассажирского поезда, добирались до речки Тузлов. Глушили рыбу. Кормили всю дворню, всех соседей, не говоря уже о своих семьях. И даже продавали на базаре. Продавал Володька, Юрка стеснялся этого занятия.
Когда наступало время получать продуктовые карточки. Мать обращалась к Юре:
– Дай что-нибудь из своих сокровищ – лишние карточки получим.
Юра выделял драгоценные вещицы из найденных кладов. Так Юрины находки помогли выжить семье в голодное время.
Отец вскорости получил назначение от самого министра угольной промышленности Засядько на должность главного механика треста «Лисичанскуголь». Уехал на восстановление шахт Донбасса один. Мать устроилась посудомойкой на фабрику-кухню. Повар там была женщина добрая и всегда разрешала Александре Кузьминичне покормить детей. Юра с Людмилой приходили на обед и получали по тарелке вкусного борща.
10
9 мая, часа в четыре утра, услышал крик соседки:
– Победа!
Вечером Юра пошёл на площадь. Казалось, сюда пришёл весь город. Царило всеобщее ликование. Из репродуктора звучала музыка. Военных поздравляли.
После победы начали возвращаться из эвакуации соседи. Вернулись и домком Тихон Дмитриевич с женой. Вскоре к ним в гости приехал их зять Алексей Ионов. Юра отдал ему найденные рукописи. Тот несказанно обрадовался. Рукописи легли в основу первой книги Ионова «Песни и сказы Донбасса».
В доме Резниченко были гитара и скрипка. Лет в тринадцать Юра стал подбирать мелодии на одной струне гитары. Перенял несколько аккордов у друга Толика, уроки давал знакомый лейтенант, который лечился в госпитале. Брат Николай из Новошахтинска научился играть у цыган, передал свои знания Юре. Так постепенно Юра стал играть на семиструнной гитаре.
Дружеская компания Юры становилась всё больше. Собирались у кинотеатра «Родина». Гуляли по проспекту Красной Армии, здесь собиралась вся молодёжь города. В парке, сидя на траве, ребята играли на гитаре. Самой популярной мелодией была «Розамунда», девушкам особенно нравилась «Серенада солнечной долины»:
