скачать книгу бесплатно
Через два часа Алиса была в полной готовности делать дефиле по магазинным коридорам. Помимо телевизора, девушки купили очень тёплый свитер, бусы, тени, соль для ванн, в общем, еще 4 пакета разных «совершенно необходимых вещей». И наконец, устав и оголодав от прогулок, вбежали в кафе и уселись поглощать еду.
– Счастливая ты, Алис, и мужик классный, и богатый, и ещё и любит тебя.
– Ой, Арин. Перестань. А то сглазишь. Тьфу-тьфу-тьфу. Мужик, не спорю, классный. Но я как-то к этому счастью привыкнуть очень боюсь. Ты помнишь, как я жила, сколько на стены кидалась, как в кармане с 10 рублями ходила, так что, мне кажется, я заслужила всё это. Я очень ценю этот подарок Судьбы и сделаю всё, чтобы у меня его не забрали.
– Ну, да. Это я на почве расстройства из-за Серёги. Наговорил мне ерунды какой-то, а потом сам ещё и обиделся. И хорошо, что с работы ты ушла. Наш график и семейная жизнь – вещи несовместимые. Мы же с Сергеем по большей части из-за этого и ссоримся. Он в пять дома, а я в 10. И то, если ничего экстренного не случится. А у нас тут как раз случилось. Ведущих вызвали ночью, меня тоже, программу стали на утро писать по доктора этого.
– В смысле?
– Ты неужели не слышала? Сейчас все только это обсуждают.
– Ну, помню что-то. Мама вроде что-то рассказывала. Я сама особо в подробности не вдавалась. А что уж к нему пристали так, сотни людей сбивают прохожих. И редко кто интересуется, врач он или не врач. Не президент же. И даже не гаишник – это к ним в таких случаях внимание особенное – все разве что карты не раскладывают, посадят, или свои за «честь мундира» поборются и отмажут. Или он сын чей-нибудь?
– Ничей он не сын. Ну, в смысле чей-то, конечно, сын. Но дело не в этом. Помнишь, года три назад Асланова посадили?
– Помню. Но так там же вроде как коррупция налицо была.
– Ага. Тогда перинатальный центр в Питере ремонтировали. И всё никак закончить не могли. А тут в прокуратуре документы оказались, что главврач Асланов на этих делах большую денежку отмывает. И вместо перинатального дома ремонтирует дом на Рублёвке.
– Помню я всё это. А этот бедолага тут при чём? Он, вроде, даже к родовой деятельности отношения не имеет.
– Ага. К родовой не имеет. А к документам в прокуратуре имеет самое прямое отношение. В общем, это он сдал тогда Асланова.
– Зачем?
– Да кто их там разберет, зачем. Может, свои счёты какие, а может, честный такой. Потому как какой тварью был Асланов, когда работал, не мне тебе рассказывать.
– Это да…
– Сейчас аслановские братки и решили отыграться. Я не удивлюсь, что эту девку специально под машину кинули. И скандал такой тоже искусственно раздули. У нас, как известно, без прессы ничего не делают.
– Жалко мужика.
– Да, уж. Ему теперь никакой адвокат не поможет. Если, конечно, он правду не докажет. Хоть какую-нибудь.
– Ой, ладно, Арин, всё о грустном и о грустном. Я скоро только об этом враче думать буду. Везде только о нём говорят и пишут. Давай по чайку, а?
+++
Наступил новый день. И опять пошел дождь. Сильный и холодный. Лужи копились на асфальте и разрастались, как будто боялись не успеть. В местах, где асфальт был плохенький, они превращались почти в мелкие озёра с грязной тёмной водой. Всё было серое, разве что зелёные листья на деревьях выдавали правду – стояло лето, а не глубокая осень.
Мальчик сидел один в маленькой однокомнатной квартире. Он, как мокрый щенок, прижался к спинке старого дивана, и обхватил колени руками. Он сидел на полу и курил. Мама третий день была в командировке. Отца он не знал. На лестничную площадку выходить не было сил. И поэтому едкий дым развевался прямо по комнате. Иногда он вставал, доставал из книжки маленькую бумажку, читал её содержимое и опять зажигал сигарету.
Пробовал включить телевизор. Но там шли новости, а в них опять говорили об этом враче. Опять вспоминали её. А он и так каждую минуту только о ней и думал. А тут ещё и они.
«Может, всё рассказать? Ага. И тогда её папаша меня пристрелит сразу. А так… Может, этого доктора оправдают? Вряд ли… Ну, я же тоже не виноват. Или виноват? Нет, надо подождать. И что потом? Её уже всё равно не вернешь… Как так?»
Алёша Попов – так звали мальчика – глубоко вдыхал дым. Его уже тошнило от него, но он всё равно вытягивал из пачки новую сигарету. Ему казалось, пока он дышит дымом, становится легче. Он вспомнил, как она ему говорила, что «легче» становится совсем не от дыма, а от дыхания: «Если ты будешь дышать также медленно и глубоко, как и при курении, ты точно также успокоишься. Только не навредишь себе этими твоими бестолковыми сигаретами».
«Откуда она всё это только знала?.. Она же умная, и в семье богатой росла, и в школе хорошо училась… Ага, а потом такое сделала!»
Алёша был зол на неё за это. Он и подумать не мог, что она, вся такая хорошая и образованная, может это сделать.
«Я же сам её толкнул на это. Или нет? Или она не подумала, что делает? Значит, я не виноват, да?.. Нет. Это значит, что я ещё больше при делах. Никто, кроме меня, не знал, и я… она же предлагала мне. А я струсил. Зато курить плохо, говорила. Да, плохо, плохо, а это вот всё теперь уж так хорошо».
Мысли Алёши скакали в голове, как кони на скачках. Одна обгоняла другую, потом эти отставали и вперёд выходили новые. Но все они бежали по кругу, в центре которого была она. В центре было то, что её больше нет и никогда не будет.
Алёша был дерзким. Он вырос без отца. А мама, которой приходилось постоянно работать, не могла всё узреть и проконтролировать. Алёша был добрым, но быстро понял, что это ему мало чем помогает. Он пробовал стать жёстче, связался с уличными подростками, которые называли себя группировкой, научился пить, курить, виртуозно ругаться матом, драться и водить машину. Полный набор. К уличной жизни годен. Сначала он был очень доволен собой. Но потом всё это опостылело и стало казаться чем-то дешёвым и ненастоящим. Ему исполнилось 16, и он познакомился с ней. Он подумал, что она всё изменит. Он решил, что взрослеет и эти «подростковые уличные понты» больше ему не нужны. Но ей они нравились. Все, кроме сигарет. Их она не любила и постоянно боялась, что дымом будет пахнуть от одежды и волос, и «папа заругает».
Ей тоже было 16, но она была совсем не такая, как он. В его взгляде она была фея, которая зачем-то спустилась с райских цветов в его грязную чащу. Он даже сначала шарахался от неё, как от неведомого существа. Алёша всё никак не мог поверить, что она – вся такая неземная – может говорить с ним на одном языке. А она смеялась над ним. Он боялся с ней заговорить – она бросалась на него с поцелуями. Он стеснялся старой зашитой рубашки – она раздевалась догола и соблазняла его. Он для неё даже пытался бросить курить – она вдруг сделала такое.
И всё равно в его глазах она была сказочной девочкой, каких он никогда не встречал прежде. Он даже не знал, что такие существуют. Он и подумать не мог, что может позволить себе влюбиться в фею.
Алёша перестал курить и поднялся с пола. Он, как ненормальный, слонялся по квартире, сжимая потёртую бумажку в руке, и продолжал разговаривать с собой. «А может, им письмо написать? Ага. Роман ещё напиши. Совсем уже крыша потекла?! Нет. Не надо ничего делать. А если этого врача посадят, так поделом ему. Надо было смотреть, куда едет. Я даже на похороны к ней не сходил. А чего туда идти? Её не вернёшь, а себя погубишь! Может, пацанам рассказать? Они только поржут. А если нет, всё равно ничего путного не скажут. Что делать-то теперь?»
+++
Почему солнце так ярко светит? Оно застилает лица, оно мешает думать. Где мой жених? А! Вот мой жених… Я счастлива. Да, да, я очень счастлива. У меня самое лучшее платье. Но почему оно белое? Из-за солнца на белой ткани виден только один большой светящийся блик.
И глаза… Чьи это глаза? Почему мне хочется смотреть на них? Почему светит солнце? Ничего не видно.
Боже. Опять этот сон. Алиса проснулась глубокой ночью. Хотелось заплакать. Но она изо всех сил сдерживалась, чтобы этого не сделать. Рядом сопел Артур. «Как я объясню, что плачу по ночам? Это всего лишь сон. Только почему он мне снится?»
Она долго не могла снова уснуть. Просто лежала с открытыми глазами и смотрела в стену. Закрывать их сил никаких уже не было. Как только веки падали, снова начинало светить солнце. К утру её всё-таки сморил сон, но выспаться не получилось.
Сны ей снились часто. Но она их не любила. Как-то всё непонятно во снах. Начинается с одного, заканчивается другим. Хорошо, конечно, что можно полетать, а можно поплавать в лучших водах мира, но это бывает не часто. Обычно то чудища какие-то нападают, то ещё что-нибудь случается, а то приснится собственная свадьба. Да ладно бы просто приснится. А то ведь будет повторяться, как очередные сеансы в кино. «Как будто я должна понять что-то. Может, мне не стоит надевать белое платье? Может, и замуж выходить не стоит? Ну, уж нет. Может, это просто предсвадебная истерика? Я, наверное, подсознательно волнуюсь перед свадьбой, вот мозг и выдаёт мне всякое в кошмарах. Ведь так, да? Конечно, так. К тому же, ничего ведь ужасного в этом сне нет. Ну, солнышко светит, ну, платишко белое, ну, глаза чьи-то. Совсем и не ужасно всё это. Но почему мне так плохо в этом приставучем сне? Почему так страшно? Все волнуются перед свадьбой, просто у меня это вот так, в ночных кошмарах. Ой, реально лучше бы снилось, как медведи нападают. Хоть не так нервно всё это бы было».
Но настроение такие монологи всё равно не поднимали. Артур опять уехал. Разгребать дело этого придурка. Алиса уже ненавидела этого злополучного врача. Так бы она с женихом сходила куда-нибудь. А теперь нет, сиди опять одна и думай про всякие там бредовые сны.
Чем же заняться? И дело-то было не в том, что дел никаких не было. Всегда ведь можно найти занятие – полы помыть, вкусность какую-нибудь приготовить или что-то в этом роде. Но Алисе было лень. Это раньше, когда целыми днями носишься по городу, как оголтелая, можно было успевать всё, а теперь, когда времени навалом, хоть в банки закручивай, ни на что его не хватает. А всё потому, что его попросту много. И кажется – успеется ещё. Сейчас это делать не буду, а потом обязательно. Но потом так и затягивается до бесконечности. Особенно, если имеется домработница. В таком случае «потом» может и вовсе не наступить, даже в обещаниях.
Алиса включила компьютер и села на офисное кожаное кресло перед монитором. Рабочий стол показал красивую картинку, на которой были ровно разложены разные папки. Это были рабочие материала Артура, и он складывал их здесь для быстрого и удобного поиска. Как только дело в суде закрывалось, папка уходила внутрь на диск Д. А на рабочем столе появлялась новая, с новым делом. У Алисы на рабочем столе папок не было. И вообще у неё в компьютере была только одна папка, которая так и называлась «Алиса». Там она хранила фотографии. Она открыла своё электронное хранилище и непроизвольно улыбнулась. Вот фотография с открытия нового моста – здесь губернатор такой смешной получился, он тут похож на медведя из сказки, который нашёл чей-то мёд. А вот – приехал крупный инвестор, нефтяник: это было событие тогда! Матвей Ходаков, весь такой холёный и вальяжный, с голливудской улыбкой и миллионерскими размышлениями, решил здесь делать дела. Его встретили, как гостя дорогого, как ну очень дорогого гостя, таскались с ним везде, куда только ни возили. Алиса вспомнила, что её тогда поразила его кожа. Она никогда не видела такой кожи у взрослых мужчин. Лицо была гладкое, идеально ровное, как будто покрытое толстым слоем грима. Но никакого грима не было, это была кожа, которую невозможно улучшить даже с помощью компьютерных программ. Алиса тогда его долго снимала, потому что в редакции так и велели – снимать максимально, потому что материалов про него предстоит сделать очень много. Алиса старалась. Уже к финалу дня, когда началось итоговое заседание у законодателей, она всё никак не могла найти нужный ракурс. Кабинетик был маленький, а народу в нём собрали много. Как среди этой толпы депутатов и журналистов сделать нормальную фотку? Алиса в творческом порыве подошла к столу губернатора, посмотрела ему в глаза и извинилась. Он сначала ничего понял, а она опустилась на его стол и с этого места сделала фотографии. Губернатор от такой невиданной наглости обалдел, Алиса в волнительном удовлетворении встала и отошла от стола. Утром следующего дня оказалось, что все её подвиги были напрасны. Ходакова ночью арестовали. Губернатор притаился. Прессе было велено забыть про этот визит. Так её эксклюзивные фотки с мужчиной, у которого идеальная кожа, никуда не попали, а вот уже несколько лет протухают в компьютере.
Но больше всего она любила свои фотографии с путешествий. Любила снимать природу, цветочки-василёчки, морские закаты, искрящийся горный снег. Иногда ей фотографии нравились даже больше оригинала. Алиса открыла альбом с природой. От воспоминаний у неё уже слюнки потекли. Разумеется, эмоциональные. Она рассматривала горные вершины, на которых плотно лежал снег. Она вообще очень любила горы и часто туда ездила. Только назревал отпуск, как сразу она покупала билет на очередную высоту. Ей казалось, что такой свободы, которую можно ощутить в горах, больше нет нигде. Она каждый раз приезжала, чтобы снова в этом убедиться. Алиса открыла очередное фото и отчётливо вспомнила изображённый день. Она стояла у края вершины и смотрела вдаль. Впереди простирались многочисленные снежные зубцы. К ней подошёл мужчина из туристической группы и встал рядом.
– Невероятное зрелище, правда? – начал он разговор.
Алиса даже не обернулась на него и кивнула.
– Когда видишь эту мощь, чувствуешь себя таракашкой в этом огромном мире, – продолжил мужчина.
Алиса снова утвердительно промолчала.
– Ни одна фотография никогда не передаст той силы, которая здесь есть, – мужчина обратил внимание на профессиональную камеру в руках Алисы.
– Но хорошая фотография сможет продлить воспоминание об этой силе, – она инстинктивно повернулась, как только речь зашла об её деле.
– Покажете свои?
Мужчина улыбнулся и представился. Это был Артур Солнцев, который тоже любил горы и всякие другие «вершины». Теперь Алиса смотрела на фото и думала о разном. У неё была уйма вопросов к себе, на которые она боялась отвечать. Она каждый день двигала такие внутренние диалоги в сторону, откладывая их на потом. А сейчас фото, сделанное на высоте в 3 тысячи метров, почти вслух её спрашивало. «Дорогая, – говорило фото, – ты уверена в том, что делаешь? Ты готова заплатить за это такую цену? Готова перестать творить, а начать готовить? Готова слушаться, а не слушать? Готова сузить свой внутренний мир до внешнего одобрения? Ты только не подумай ничего лишнего. Просто скажи мне вслух – ты готова?».
Алиса скукожилась в кожаном кресле так, как будто на неё накатывалась бетонная плита. Она не знала, что ей отвечать. Она совсем не хотела про это думать. Сейчас ей стало так просто жить, как не было никогда, даже в детстве. С Артуром она вдруг резко для всех стала хорошей девочкой. Её перестали учить уму-разуму, а начали гладить по головке. Она почти физически ощутила, как стала своей в семье, и её перестали тыкать носом в речи о том, что она какая-то не такая и надо быть проще. Было ли ей плохо, когда всё было «сложно»? Она точно помнила, что было интересно, но этого ведь недостаточно, да? А теперь достаточно? Когда всё просто и понятно. «Дорогая, – её взгляд снова уткнулся в фото, – ты уверена, что тебе всё понятно?». Алиса опять стыдливо промолчала.
Диалоги со сфотографированной свободой прервал телефонный звонок. Алиса обрадовалась, как будто она не выучила домашку, а урок отменили. Необходимость отвечать «у доски» снова пропала. Звонила Аня Богатырёва.
– Привет, подруженция! – Аня всегда была в хорошем настроении.
– Привет, Ань, – вяло ответила Алиса.
– Ты там чего такая тоскливая? – Аня сюсюкала в трубку.
– Нет, я нормальная, просто задумалась о серьёзном. И что-то как-то не по себе стало, – Алиса старалась быстренько прийти в себя.
– Знаешь, что это значит? – она захохотала, – Значит, не надо думать о всякой ерунде, тем более серьёзной! Ещё никого это до добра не довело!
– Ты всегда знаешь, как приободрить, – отшутилась Алиса.
– Я знаю, как не думать о всяких там высоких материях! Надо заземлиться! Я за этим и звоню. Ты знаешь, что у нас новый ресторан открылся? Говорят, невероятное место! Там южная кухня и фирменное вино! Давай сходим?
– Нет, я даже не знаю, о чём ты. Но если там заземляют, я согласна. А то чувствую, мои мысли меня стимулируют на что-то более великое, – Алиса улыбнулась.
Она обрадовалась, что Аня позвонила именно сейчас. Это был словно ответ Вселенной на все заданные вопросы. Конечно, она – Алиса – готова! Разве может по-другому! Вот раньше ни в какой ресторан она бы точно не пошла. Ни денег, ни нарядов на такие места у неё не было. И Аня никогда бы ей с таким предложением звонить не стала, потому что знала, что Алиса, хоть и близкая подружка, в ресторан, на модный показ, в элитный спортклуб может попасть только по работе. Теперь у неё работы не было, зато были возможности. Все двери разом открылись и не задавали глупых вопросов по теме её готовности жить дорого-богато.
Анна Богатырёва с детства была ко всему этому приучена. Дочь состоятельных родителей, она с Алисой училась в одном классе. Так и сдружились. В старших классах семья переехала в новый дом в другом районе города, Аня перешла в другую школу, но дружба так и осталась. Теперь в подобный район под экологичным названием «Зелёный городок» переехала и Алиса. Дома здесь были новые и гладкие. Квартиры огромные и светлые. Когда Гордеева перебралась сюда из привычной хрущёвки, она несколько дней просто сидела дома и никуда не выходила. Ей так нравилось её новое жильё, что она хотела быть в нём постоянно. Это был её личный дворец, блестящий и комфортный.
Аня любила слушать рассказы Алисы про работу. Она делилась тем, что не покажут по телевизору и не напечатают в газете. Это были детали, так называемая журналистская кухня. Это был другой мир, и Ане было жутко интересно на него посмотреть. Когда Алиса переехала к Артуру, всё встало на свои места, и подружки оказались на равных ступеньках. Алису это порадовало и успокоило – теперь она перестала себя чувствовать «какой-то особенной» в Аниной компании.
– А далеко ресторан-то?
– Нет, по шоссе минут 10-15 будет. Поехали, а то ты там совсем зачахнешь от своего свадебного счастья.
– Поехали.
– Я за тобой сама заеду.
– Подожди, ты же про фирменное вино говорила?
– И что же? Мне папусик корочку сделал. Я теперь кто-то вроде внештатного сотрудника полиции. Не спрашивай, чем я занимаюсь. Я к МВД никакого отношения не имею. Папин друг имеет. Вот мне подарок и сделали. «Вот жизнь – что хочу, то и ворочу», – подумала Алиса, а в трубку спросила: «Ты во сколько прибудешь, Шумахерша?»
– В шесть приеду. Ты всё равно опоздаешь. Так что к половине восьмого мы как раз там будем.
– Приедешь, зайди. У меня тут Артур такой коньяк привез из Питера, просто райский напиток.
– Ты же знаешь, я ничего не понимаю в твоих коньяках. Мне бы винца крымского.
– Коньяк тоже крымский. Прямо чудо, пьёшь и взлетаешь. Вот увидишь.
Одевалась и красилась Алиса долго. «Какая же я всё-таки прелесть! – нескромно отметила Алиса через 2 часа, посмотрев на себя в зеркало, – Жалко будет, когда годы пройдут, и всё это благолепие исчезнет с лица и фигуры. Ну, да ладно. Не будем думать о плохом. Вот пройдут годы, и подумаю».
Коньяк с шоколадным вкусом оказался отменным. Алиса сделала глоток, и тёплый огонь потёк по её горлу. Нервозность от бессмысленных вопросов размякла. К пальцам рук вернулась плавность. Кости стали мягкими. Напряжение уходило. Ярко накрашенные глаза блестели. Аню коньяк не впечатлил. Она сморщилась и сказала, что пора ехать пробовать южное белое вино в ресторане.
– Как поедем? Там же дождь, как из душа, – Алиса смеялась и шутила над подругой.
– Нормально поедем. Где газ я знаю, а это самое главное.
– Тогда, вперёд к южной атмосфере!
– Ага, сейчас бы корабль, а не машинку мою крохотную!
– Может, такси вызовем?
– Ну, уж нет, чудеса осмотрительности не терпят. Поехали!
Девушки собрались, и со словами из старенькой песни «Выплывали расписные…» выпархнули из дома. На улице лило. Наступить было некуда – повсюду лужи. Аня жестом показала, какая она предусмотрительная, что припарковалась прямо у подъезда. Не по правилам, но зато удобно. Правила она вообще не любила, потому что знала, что многие лично ей разрешается не соблюдать. Девушки быстро забрались в небольшую оранжевую машинку, и Аня нажала на газ. Дорога была невыносимая. До нового ресторана ехать-то было чуть больше 5 километров, но на асфальте, затопленном бесконечным дождём, пришлось сбавить скорость.
– Как только ты понимаешь, куда ехать? Совсем ничего не видно, – пробубнила Алиса и поправила лямку на шёлковом фиолетовом платье.
– Да я и не понимаю, – Анна немного дёргалась, дождь усиливался, она понимала, что совсем не успевает за дворниками на лобовом стекле разглядеть картинку.
– Может, остановимся? Ань, уже и темнеть начинает.
– Где я сейчас на шоссе остановлюсь? Осталось несколько минут ехать. Сейчас свернём, и приторможу. Просто из-за дождя кажется, что долго. И страшно. Дорога почти пустая.
Алиса тревожно посмотрела на лобовое стекло, залитое водой. Дворники работали изо всех сил. Алиса подумала, что им, наверное, тоже это всё не нравится.
– Не переживай, – было непонятно, кому Аня это говорит, себе или Алисе, – навстречу чудесам по-другому ехать запрещается, – она лукаво улыбнулась и перестроилась на крайнюю полосу в твёрдом намерении поворачивать. Светофор предупреждающе замигал жёлтым глазом. Аня сделала громче радио и бодро запела строчку из очередной песни. Получилось коряво, и Алиса рассмеялась. Аня повернула налево. «Чудо» случилось в одну секунду. Автомобиль на мокрой дороге проехал неровно, его вынесло на встречную полосу, и тут же в аккуратненькую оранжевую машинку вонзилось старенькое такси.
Алиса не успела даже испугаться. Она ещё хохотала над певческим талантом подруги, как уже мгновенная боль со всего размаху шлёпнулась на неё. Она сразу потеряла сознание, но быстро очнулась. Всё ещё в той же оранжевой машинке. Только Ани рядом не было. А дождь был, разве что уже не такой сильный. Алиса открыла глаза и инстинктивно отстранилась. Прямо перед её лицом был какой-то мужчина и пытался отстегнуть её ремень. Она хотела закричать от испуга, но спокойный голос перебил её порыв.
– Пошевелиться можете? – мужчина говорил так, как будто она пришла в библиотеку и спрашивает томик Тютчева.
– Что? – Алисе хотелось истерить и причитать. Она никак не могла сложить пазл, чтобы получилось хоть подобие картины происходящего, – Что происходит? Вы кто?
– Пошевелиться можете? – всё также буднично спрашивал мужчина, словно предлагал ей в дополнение к Тютчеву заодно почитать стихотворения Фета, – Где больно? – мужчина наконец расстегнул ремень и отодвинулся.
– Что? – Алиса думала про Фета и совсем ничего не понимала.
Ей показалось, мужчина совсем не удивлялся тому, что она не может сказать ничего внятного. Из кармана мокрой куртки он достал мобильный, включил на нём фонарик и бесцеремонно широко раскрыл веки Алисы.
– Сотрясение. Спрашиваю ещё раз – где больно? – он стал поочерёдно нажимать на разные части тела. У правой руки Алиса почувствовала неладное, она вскрикнула и наконец полностью пришла в реальность. Она поняла, что произошло. Но где Аня? Она отстранила мужчину и попыталась выйти. Вышла. И тут же упала, хорошо, мокрый мужчина успел поддержать. Голова кружилась, мухи какие-то летали перед глазами, и даже дождь их совсем не пугал.
– Что с Вами? Где болит?
– Рука болит. И в глазах фигня какая-то… А где Аня?
Алиса упёрлась руками на машину в надежде, что сейчас отпустит. Но мухи продолжали летать перед глазами.
– Сядьте. Водитель в машине такси, она повредила ногу, вряд ли сейчас выбежит Вам навстречу, но уверен, что тоже сейчас этого требует.
