скачать книгу бесплатно
Не возвращайтесь
Ольга Репина
Роман знакомит нас с особенностями жизни большого геологического треста времен семидесятых, когда работа переплеталась с личным так плотно, что жизнь геологов гудела как муравейник. Сплетни и интриги, страсть и ненависть, успех и деньги – все вплелось в общую канву любви главной героини. Судьба ее дочери – наши дни, иное время, иные возможности: работа в Южной Африке на алмазоносных рудниках, семья, дом, муж, и… незавершенные романы юности, которые врываются в ее жизнь. Как найти любовь и как ее сберечь?
Ольга Репина
НЕ ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ
ЧАСТЬ 1
ЛАРА
* * *
Они танцевали, радуясь жизни, вертясь и подпрыгивая вокруг старого стола с подтеками от горячих стаканов на полированной коричневой столешнице. Несколько белых полукружий сплелись между собой, образовав некое подобие олимпийских колец, поэтому, когда в ее номере собиралась веселая компания, Юрик всегда шутил: «Ну что, олимпийцы! Сдадим нормы физподготовки по принятию спирта на одну единицу населения!». Шли веселые семидесятые, страна готовилась к Олимпиаде, поэтому даже в таких полунамеках всем виделись спортивные символы.
Лара смеялась так же заразительно, как и все остальные. Почему-то в компании даже самые большие глупости кажутся смешнее и не смеяться вроде бы и нельзя, хотя она иногда ловила себя на мысли, что в других обстоятельствах вела бы себя сдержанней. Юрик ей очень нравился, поэтому тормоз критичности был снят при первом его появлении.
Их бешеный танец был началом всего. Так казалось Ларе.
* * *
…Она случайно получила эту путевку в профкоме. Никто не хотел ехать в межсезонье в какой-то заурядный пансионат. Лара же согласилась сразу, как только их важная дама от профсоюзов предложила: «Лариса, не поедешь ли?»
Понятно, что это был не ведомственный санаторий, но и не трестовский пансионат на Азовском море. Ей, обычной чертежнице в крупном геологическом тресте, мало что светило из социальных благ. Уж очень длинная очередь более важных людей, чем Лариса Коломейко, выстраивались в очередь с заветной дверью родного профкома перед летней раздачей путевок.
Ларе не хватало романтики, которой были сыты по горло геологи, по полгода проводившие в полевых условиях. Ей всегда нравилось слушать начальников партий и главных инженеров проектов, которые, приходя по делу, задерживались у приветливых чертежниц и охотно рассказывали любопытным женщинам о производственных делах, устройстве баз, очередной выходке механика Гарбуза, местной алкогольной достопримечательности, и некоем Димыче, вечно пьяном сожителе геодезистки Натальи.
Лариса целыми днями, согнув спину баранкой и почти цепляя кальку носом, вела свои бесконечные изолинии, смеясь над шутками местных ловеласов и не более того, – все местные мужчины находились под бдительным надзором своих жен, работавших в этом же тресте. Правда, по геологическим партиям жены не ездили, считая это уделом той «черной кости», прибывавшей в город из провинции и радовавшейся любой работе, особенно, если при этом еще прилагалось хотя бы простенькое жилье.
Конечно, Лара никогда не считала себя красавицей, и место, которое определила ей жизнь, знала хорошо. У нее была своя квартира, работа. Ларисе хватало своей зарплаты: она умудрялась даже экономить. Что это значит, она хорошо понимала еще с детства: значит, была отложена энная сумма денег, значит, не были совершены некие случайные покупки в магазинах. И в результате этих несложных сберегательных операций Лара могла похвастаться то новеньким розовым плащом из кожзаменителя, то сумочкой, или даже ухитрится сшить недорогой наряд к Новому году на общую трестовскую вечеринку. Конечно, не ей равняться на жен ведущих геологов, которые сидели по нескольку лет с мужьями в странах соцлагеря. Разве мало привезли шмоток, хрусталя и ковров из Восточной Германии или Польши дамы из местной элиты, мужья которых вечно вертелись рядом с кабинетом начальника треста? Но Лара не была завистливой. Знала: и ей когда-нибудь да привалит счастье.
Однажды, когда все уже знали, что она едет отдыхать в пансионат, к ней пришла Людочка Кравец, жена начальника одной из партий. У Ларисы был срочный заказ на кальки геологических карт. Людочка, ухоженная дама под сорок, слыла в тресте весьма разговорчивой и контактной особой. И только некоторые из ее бывших друзей, столкнувшись с истинным, а не демонстрируемым Людочкиным характером, знали ей настоящую цену.
– Лариса, – певучим голоском, слегка потягиваясь и жеманничая, хотя в комнате были одни женщины, сказала Людочка. – Смотрю я на тебя, смотрю… А не пора ли тебе подумать о своей второй половине?
Все присутствующие подняли головы и осуждающе посмотрели на задавшую вопрос. Но Людочка, весьма хорошо осведомленная о причине косых взглядов, по праву человека, который знает все о тресте и его обитателях, продолжала расспрашивать слегка оторопевшую Ларису.
– Милая, ты же едешь отдыхать, вот тебе и карты в руки, – продолжала неутомимая Кравец. – Ищи себе друга, а то страшно смотреть, как такая красота пропадает.
– А чего ж она пропадает, – басом вмешалась в разговор жена механика Гарбуза, дебелая розовощекая Лена, которая тоже ожидала свои кальки. – Придет ее черед, и не надо ей никого искать. Как увидит нужного человека, так ей сердце и подскажет.
– Ну да, Елена, – съязвила неутомимая Кравец, и закатила аккуратно накрашенные глазки. – Тебе оно уже подсказало.
– Ну и язва ты, Людка, – грубо рявкнула зардевшаяся Лена. – Тоже мне, королева! Небось забыла, как мы с тобой суп на партию из тушенки варили, как Кравец твой тебе же, а ни кому-то, по морде при всех за гульки давал!
Она тяжело начала приподниматься из-за чертежной доски, веско демонстрируя утонченной Людочке свою первородную грозную женскую силу. Зная величину кулака Ленки Гарбуз, которая одним ударом сбивала спесь со своего хмельного муженька, Людочка стала постепенно ретироваться к двери.
– Да ну тебя, Ленка, – нахально отмахиваясь от наступавшей Гарбуз и превратившись из нежной кошечки в разъяренную базарную тетку, кричала Людочка. – Я же только правду! Вот скажи правду, и сразу к морде тянуться! Что за люди!
– Ты говори, да не заговаривайся! – Ленка стояла, прижав Кравец вплотную к стене своей мощной грудью и грозно сдвинув густые нещипаные брови, и приготовившись защищать Ларису. Вернее, даже не Ларису, а всех их, женщин из подсобки, ибо Людочка уже преодолела тот рубеж, который отделял чертежниц и работниц партий от дам местного «Белого дома», утонченных инженерш. – Чего пристаешь? Знаешь ведь, что человеку досталось. Чего душу бередишь?
– Ты, Лена, успокойся, – сказала Кравец, придержав мощные руки Денисьевой. – Сегодня мы у картографов выбирали самую красивую женщину треста. Представьте, все сошлись на том, что кожа и глаза лучше всего у нашей Лариски.
– У нашей Лариски, – поправила ее самая пожилая чертежница, которую все звали просто Евгеньевна, сделав акцент-ударение на слове «нашей». – Да и не привирай, знаю я тебя.
– Ох, уж мне эти знальщицы! – возмутилась Кравец. – Да я вам говорю, даже Аня Попик (ого, это уже серьезно!) согласилась, хотя и нехотя. Но вы же знаете Аню! Это же монстр в юбке, особенно, если у кого-то есть нечто лучше, чем у нее.
– Вот именно! – Евгеньевна строго посмотрела на Кравец. – Сама себе противоречишь! Делать вам там нечего, вот языками и чешете. А ведь не думаете, как эти ваши начинания отзовутся. Вы что, Аннушку нашу не знаете? Начнет теперь со своим муженьком Ларису гноить. Это ж надо! Какая-то чертежница имеет глаза и кожу лучше, чем Аня, которая из салонов красоты не вылазит и домработницу имеет. Лучше бы вы там у себя, дорогие картографини, делом занимались!
Людочка Кравец немного погрустнела, потому что замечания ее бывших подруг были весьма правильными и верными. Аня Попик была женой начальника геологического треста, и потому, а может быть по другим причинам, старалась слыть самой модной, самой красивой, самой экстравагантной, что иногда у нее и получалось: усилия прилагались для этого титанические и средств затрачивалось столько, что составило бы бюджет целого женского отдела. Естественно, чертежниц, как кандидаток на роль соперниц, она и в расчет не брала. Характер у Ани был весьма скверный, склочный, и мужа своего, грузного лысеющего Валеру, она держала даже не в кулаке, а в хомуте и полной збруе под жестким седлом. Так что разговоры про Ларисину кожу и глаза действительно, по верным умозаключениям Евгеньевны, которая двадцать лет назад обучала молоденькую Анюту многим геологическим премудростям, а потом хлебнула ее холодной надменности и неблагодарности, – были весьма неуместны.
Вдруг, во время небольшой замершей в воздухе паузы, дверь чертежной распахнулась, и показалась подтянутый, хорошо одетый, пахнущий приятным одеколоном мужчина, который сразу странно заговорил нараспев:
– О, сладкоголосая птица Люда,
и ты здесь!
Видимо, как и всегда, принесла ты хорошие вести!
Лица людские радость вокруг тебя излучают,
приветствуя каждое слово медовое,
которое ты исторгаешь!
Все засмеялись, так как хорошо знали пришедшего. Людочка Кравец сконфузилась, что с нею случалось крайне редко, и, потупив глаза, принялась оправдываться перед импозантным мужчиной, хотя он и не думал ее обвинять.
– Вы, Антон Юрьевич, как всегда против меня. Ну скажите, почему я вам не нравлюсь? – она явно заискивала, и аудитория захихикала, предвкушая прилюдный разгром Кравец.
– О, Людмила! Слишком много вопросов сразу. Знаете, что такое «эффект запирания»? Это когда через слуховые анализаторы – то есть, попросту говоря, уши, – поступает слишком много разноречивой информации одновременно. У меня от вас всегда именно этот эффект и наблюдается. А знаете, почему? Вы, Люда, хоть и не догадываетесь о наличии подобного психологического феномена, но на интуитивном уровне со многими проделываете эту штуковину: человек после вашей мощной обработки себя абсолютно не контролирует и мелет всякую чушь про себя и своих знакомых. А вы этим пользуетесь и весь ваш рабочий день насыщен такой специфичной работой как сплетни. Я прав, не так ли?
Людочка Кравец выскочила от чертежниц, как будто рядом с ней священнослужитель прочитал молитву и очистил место благоуханным дымом кадила.
– Вольно вам, Антон Юрьевич, смеяться, – серьезно сказала Евгеньевна. – А нам приходиться несколько раз в день выдерживать подобные визиты и слушать этот бред.
– Так не слушайте, – спокойно возразил Антон Юрьевич Земляной, перебирая на огромном столе уже готовые геологические кальки. – Повесьте на входе объявление. Ну, например: «Забор яда у змей с 10 до 11 утра». Увидите, как пошепчут.
И, обернувшись к Ларисе, сказал:
– Я, Лара, сегодня хотел на кладбище к жене съездить, так что могу и вас с собой взять. Если, начальник отпустит.
Он взглянул на старшую чертежницу, Ольгу Петровну, небольшого роста женщину с капризным увядающим лицом и еще красивыми чувственными губами.
– Ну что, Оля, отпустишь нас к нашему прошлому?
– Антон, ты зря меня об этом спрашиваешь. Нужно, так поезжайте. – Ольга Петровна ответила, даже не подняв голову на говорившего.
– Тогда через час, Лариса, я жду вас у центрального входа, в машине, – сказал Антон Юрьевич и вышел из чертежной.
– Боже мой, Оля, ты помнишь, какой он был красавец! – мечтательно проговорила Евгеньевна вслед ушедшему Земляному, когда на двери щелкнул замок.
– Помню, помню, – буркнула Ольга Петровна. – Пока его Алина не окрутила.
– Ну вот, завела старую пластинку! – Евгеньевна с досадой бросила старенькие очки на стол. – Да Алины уже как четыре года в живых нет, а ты все вспоминаешь! Нехорошо, подруга! А ваших с Антоном прошлых отношений все равно не склеишь.
– Не лезь, Лиза, не в свое дело! – крикнула Ольга Петровна и, отдернув на еще стройной фигурке трикотажный буро-малинового цвета пиджачок, выбежала, хлопнув дверью.
Все повернулись к Евгеньевне, и на лицах ждущей Ленки Гарбуз и всего чертежного дружного коллектива, Ларисы, Танечки Ермолаевой, Любаши Ямпольской и Зинаиды Карловны было написано неподдельное удивление. Все знали, что Евгеньевну звали Лизой, но никогда не слышали, чтобы кто-нибудь, даже ее старинная подруга Ольга Петровна, так к ней обращались.
– Чего вы, бабоньки, уставились? Думаете, я все время была Евгеньевной? – спросила виновница. – Да нет, были времена, когда за мной половина треста умирала, кавалеров было столько, что пальцев на руках и ногах не хватало, чтобы пересчитать. Звали Лизанькой, сирень и розы охапками дарили. Да что вспоминать!
И Евгеньевна тяжело вздохнула.
– Вот Людочка Кравец! Ну до чего же неприятная особа, а ведь сегодня правду сказала! – и она обернулась к Ларисе. – Слышишь, Лара? Я к тебе обращаюсь. Ты, действительно, женщина красивая, жить тебе, и жить счастливо, а ты все над кальками горбишься. Не бери пример с меня и с Антона Юрьевича. Я сама свое счастье прошляпила, а он свое прошлое все забыть не может.
– Правильно, вы, Евгеньевна, сказали, – разумная Зинаида Карловна отставила свою работу и обвела всех своими мудрыми стеклянно-выцветшими глазами. – Четыре года прошло, как разбились на этом проклятом «Уазике» Алина и Петя. А ты, Лариса, все в колею не войдешь. А жизнь-то идет. Сколько тебе лет? Двадцать семь? Многовато уже для личной свободы, должна я заметить.
– Как один день прошел, – вздохнула Танечка Ермолюк. – Я тогда в декретном отпуске была, а сейчас мой Владик уже буквы знает.
Все помолчали, вспомнив невеселые события четырехлетней давности, когда машина с главным геодезистом треста Алиной Витальевной и шофером Петей выскочила с проселочной дороги на перекресток шоссе и попала под проезжавший грузовик.
Лариса вздохнула, веселый ее жених Петр, как живой, стоял перед глазами. Именно на могилы Петра и Алины Витальевны предлагал съездить Земляной.
* * *
…Через час Лара стояла возле центрального входа треста. В стеклянные крутящиеся двери медленно выходили Антон Юрьевич и главный инженер, который что-то горячо доказывал Земляному.
– Никогда не поверю, Антон, что ты возражаешь против этого проекта, – услышала Лариса. – Ведь это нам прямая выгода.
– Как ты не понимаешь! – отвечал горячо Земляной. – Это прямая выгода хапнуть денег на год под изыскательские работы, но ведь мы там золота не найдем, ты это знаешь лучше меня! Зачем же лукавить перед заказчиками.
– Ох, Антон Юревич, тяжело с тобой стало! Раньше разве не так все делалось, а? – главный недовольно глянул на Ларису, которая прижалась к машине Земляной. – А ты что тут делаешь? Работы нет у чертежниц, что ли?
– Ее Ольга Петровна по моей просьбе отпустила… на кладбище хочу съездить перед командировкой, – мягко, чтобы успокоить начальство, сказал Земляной.
– А, ну-ну… – ответил главный инженер и отвел глаза в сторону.
Земляной легкой для его возраста походкой обошел отмытую и блестящую темно-серую «Волгу», которую купил пять лет назад после экспедиции в Йемен, открыл дверь и предложил Ларе занять место рядом с водительским.
Доехали быстро. Антон Юрьевич всю дорогу молчал, молчала и Лара.
Чугунные ворота кладбища были, как обычно, открыты. Редкие в будний день посетители неторопливо шли по центральной аллее, недовольно оглядываясь на обгонявший их автомобиль. Земляной внимательно смотрел по сторонам, чтобы не пропустить нужный поворот.
– Вот и приехали, – наконец сказал он, аккуратно остановив машину рядом с небольшими памятниками, стоявшими за одной оградой. – Минут десять нам хватит, я думаю.
Лариса кивнула и подошла к недорогому надгробию из серого материала, похожего на камень, украшенного виетиватыми цветочками и фотографией парня с залихватским чубом. Лара каждый раз думала, что если бы у нее было побольше денег, то и памятник Пете она сделала бы другой. Рядом, на могиле Алины Витальевны, стоял изящный, художественно выполненный памятник из черного гранита с вкраплениями красного. На нем была изображена красивая светловолосая женщина.
– Как слезы, эти капли, – сказала Лара, указав на памятник женщины.
– Да… кровавые слезы… – ответил Земляной. – С кровью память о ней отрывал из жизни земной…
Вокруг никого не было. Только незнакомая яркая птичка, усевшись на ветку рябины, которая росла рядом с могильной оградой, с интересом смотрела на Ларису и Земляного.
– Чудные создания, – сказал тот, подбирая ветки, разбросанные кем-то на дорожке. – Знаете, когда я вижу птиц рядом с ней (он кивнул в сторону лица на памятнике), думаю, что это ее душа смотрит на меня. А вы?
Лариса в замешательстве глянула на Земляного и отвела глаза. Странный он какой-то. Говорит тоже странно.
– Н-не знаю… – неуверенно ответила она и начала протирать носовым платком поверхность черного гранита, уверенная в том, что Антон Юрьевич не будет задавать вопросы, если она будет занята работой.
– Странная вы, Лариса, – вдруг сказал он.
– А я про вас так только что подумала, – вдруг брякнула Лара и, испугавшись своей смелой фразы, даже прикрыла по-сельски рот рукой. С Земляным так никто не разговаривал.
Тот, увидев испуг Ларисы, только слегка улыбнулся.
– Знаете, девочка, что я сейчас вдруг увидел? – спросил Земляной, глядя Ларе в глаза. – Увидел я перед собой очень красивую молодую женщину, которой пора устраивать свою судьбу.
Лариса повернулась к Антону Юрьевичу.
– А вы, почему не устраиваете? – спросила она.
– Я?
Земляной задумался, глядя на облака, закрывшие солнце.
– Понимаете, – сказал он, – жизнь интересная штука. В детстве хочешь побыстрее вырасти, в молодости желаешь как можно больше вкусить от благ, дергаешь за веревочку, бездумно разматывая клубок под названием «жизнь», и вдруг оказываешься перед концом нити, то есть жизнь прошла, а ты вроде бы и не жил, а только примерялся. Помните, как в школе черновички писали? Написал и выбросил в мусор… А ведь в жизни нет черновика, все делается один раз и навсегда. А когда это понимаешь, то уже поздно что-либо менять. Удел один – старость и воспоминания об утерянных возможностях и недожитых моментах. У меня, к сожалению, остались одни воспоминания. Я знаю, что жизнь и судьба не дадут мне возможность иметь все то, что я имел с ней, – Земляной кивнул в сторону фото. – А другого я и сам не хочу.
– Вы мне предлагаете дергать за веревочку посильнее и почаще? – спросила Лариса.
– Да не посильнее и почаще, а просто хотя бы дергать! – вдруг с досадой произнес Антон Юрьевич и пошел к машине.
Ларисе показалось, что в какой-то момент этот странный человек пожалел, что столько наговорил ей, а она, неразумная, не поняла и не оценила.
Если бы можно было вернуть жизнь назад! Лариса вспомнила, как в детстве не понимала героя сказки, который, будучи дряхлым дедом, не хотел возвращаться в прошлое, чтобы прожить жизнь заново. «Ох, а я бы вернулась!» – думала Лара с горечью.
Высадил ее Антон Юрьевич уже почти в темноте возле небольшого пятиэтажного дома, в котором жили все работники геологического треста.
Лариса почему-то медлила, не выходила из машины, а Антон Юрьевич ее не торопил. Ей нравились мягкие сиденья «Волги», этой невиданно-роскошной машины. Мало ее знакомых имели свой автомобиль, а ездила Лара все больше на трамваях да троллейбусах. Трестовские «Уазики», которые работали в «поле», в расчет брать было нельзя, поскольку набивалось в них всегда народу не меряно. Да и за аккуратность Лары посадили ее работать не в геологической партии на выезде, а в группе чертежниц, которые «отпахивали» на весь трест.
Ей было так хорошо в машине, что тайком проскользнула мысль: «Вот бы никогда отсюда не выходить! Остаться здесь, рядом с этим интересным мужчиной навсегда! Мне так с ним непонятно, тревожно, интересно, таинственно…»
– Хорошо с вами, спокойно… – сказала она все же, хотя думала о другом.
Её собеседник засмеялся.
– Знаете, Лариса, давайте не портить отношений. Вы правильно сказали: спокойно. Но это, к сожалению, все, что я могу вам предложить на этом этапе, да и вообще на любом этапе наших дальнейших отношений.
Он немного помолчал, затем достал сигареты и закурил.
Лариса вдруг потянулась к пачке:
– Дайте и мне попробовать, никогда не курила, а сейчас вдруг захотелось, просто спасу нет…
