скачать книгу бесплатно
Минмин подошла, улыбнулась.
– Доброе утро. Позавтракали? – спросила Минмин. – Зайдёмте, позавтракаем. Сразу все станут добрее…
Лаобан уже суетился у столов, вынес большой, кипящий чайник, поставил его на стол. На столе уже стояли: керамический чайник с заваркой и чашечки. Позавтракали рисовой кашей и хворостом.
В зал кэджана вошел Доник, подошел к гонджу.
– Доброе утро, – сказал он. – Мы можем поговорить?
– Конечно.
Минмин указала на табурет рядом, он сел.
– Я вчера, после вашего ухода, поговорил с Ёнджуном. Мы хотели бы предложить вам путешествовать вместе до Ушань. Не знаю, согласятся ли ваши спутники?
Минмин вопросительно взглянула на Хей Яна, он утвердительно кивнул. Чем больше людей, тем более вооружённых солдат, те безопаснее.
– Мы не против, – ответила Минмин.
– Благодарю, – обрадовался Доник.
– Вот только… – Минмин оглянулась на своих спутников, – придется убрать настороженность и быть более дружелюбными, не так ли?
Хей Ян и Бай Ци, соглашаясь, кивнули.
Спустя половину шичень лошади были запряжены, повозка готова, вещи собраны и они тронулись в путь.
Ночью уже подмораживало и с утра не оттаявшая изморозь лежала на ветках, желтеющих листьях, на траве по краям дороги. Осень вступила в свои права. Гонджу, укутанная в теплую лисью шубу, сидела с Диди в повозке. Деревянные колёса медленно поворачивались, скрипя и подскакивая на ухабинах. До Ушань еще два дня пути. Удастся ли найти ночлег сегодня вечером? Гнать лошадей не стали, ехали размеренно. Хей Ян, сославшись на карту, заверил, что до следующего кэджана они доедут ближе к вечеру.
Гонджу выглянула из повозки, подозвала Хей Яна.
– Передай, пожалуйста, мужчине с которым я вчера беседовала, что я хотела бы пригласить его к себе в повозку и побеседовать.
Он кивнул, развернул лошадь, подъехал к повозке толмачей, передал просьбу. Повозки затормозили, Доник вышел, пересел в повозку гонджу.
– Я надеюсь моё приглашение вас не… не оторвало от… – начала Минмин.
– Что вы, что вы, я только рад, – перебил он.
– Могли бы вы рассказать мне о Чаохань? Какая там жизнь, какой там правитель, какие нравы? Чем отличается жизнь в Чаохань от жизни в Шань.
Он начал. Его глаза наполнились добротой, когда он описывал свой дом, город, его жителей, их традиции, нравы – он улыбался. Постепенно речь зашла о письменности. Немного поговорили о том, что в Чаохань нет своей письменности. У толмачей были большие затруднения при изучении диалектов Шань и Вэй, и письменности. Насколько поняла гонджу – язык Чаохань отличался от шаньского формой и строением слов. В Чаохань у слов имелись приставки, суффиксы, окончания.
– Как же вы собираетесь адаптировать письменность Шань под свои нужды? – удивилась Минмин.
– Я прибавляю дополнительные знаки.
– Как? Покажите.
Она достала из под скамейка дорожную сумку, немного покопалась в ней и извлекла пачку бумаги и коробку с угольками, обмотанными кусочками бумаги, остро заточенными по краю. Доник, от удивления, оторопел. Он видел бумагу ранее, но в таком количестве…
– Вэй Аймин, – сказал он, – вы необыкновенно богаты?
– Что? – удивилась гонджу.
– Так много бумаги… я за всю свою жизнь не видел столько. Вернее… видел, но только несколько книги. Они была полностью из бумаги и стоили невероятно дорого.
– Правда? – улыбнулась гонджу, – а что за книги?
– Писания Будхи и детские сказки. Писания Будхи… в сюеюань… в Шань они просто, в буквальном смысле слова, цитируются.
– О! – хмыкнула гонджу, – неужели?
– Да, вы слышали о них?
– М… доводилось читать… – кивнула гонджу.
– Так вы… – его глаза засветились, – так вы их читали… и… что вы думаете?
– М… слишком мудрёно для меня, сплошные изречения. Главное они просветляют ум и уводят людей от убийств и жертвоприношений, это мне нравится.
– А для меня это кладезь знаний. Я готов их цитировать снова и снова, например Будхи сказал…
– Давайте не будем углубляться в дискуссию, хорошо?
– Но эти знания… они… это предел человеческой мысли. Самое ценное и самое мудрое… из всего, что мне приходилось читать, эта книга…
– Лишь первый шаг на пути непознанного… Это лишь идеи, они открывают человеческий разум, а дальше человек должен сам развиваться… Это как круг знаний, чем больше знаешь, тем отчетливее понимаешь как много непознанного остается.
– Что? – переспросил, недоуменно, Доник.
Гонджу начала чертить на бумаге круги знаний. Она нарисовала три круга. В центре первого подписала: я знаю. Во-втором, большем, окружающим первый, надписала: я знаю, что я не знаю. В третьем, самом большем, окружающим оба первых, надписала: я не знаю, что я не знаю. И в площади пространства, оставшейся на листе крупными словами написала: абсолютное знание.
Доник с интересом изучил рисунок.
– Я понял, сказал он, – на его лице отразилось счастье. – Как мудро и вмести с тем просто.
– Объясните мне, – попросила Минмин, – каким образом вы записываете слова на вашем языке, используя письменность Вэй.
Она протянула ему лист бумаги и уголек. Он написал несколько вэньзы[86 - ?? wеnz?, (здесь) иероглиф.] и рядом с некоторыми из них сверху, с низу, по бокам, дописал дополнительные символы. Он объяснил, что дописанные символы или вэньзы созвучны с теми окончаниями и приставками, которые ему нужны. Он гордо продемонстрировал еще несколько надписей.
– Замечательно, – скептически покачала головой Минмин. – Но не легче ли придумать алфавит?
– Алфавит? – удивился Доник.
– Называйте мне по отдельности звука из вашего языка, – попросила Минмин.
Он начал произносить: ка, на, да.
– Стоп. Вы хотите сказать, что не в состоянии разделить «к» и «а» на отдельные звуки?
Он недоуменно посмотрел на неё.
– Простите, что? Я не понял.
– Хорошо, – пожала плечами гонджу, пусть будет так.
Гонджу приблизительно помнила как записываются буквы в корейском её эпохи, её мира. Она стала просить его произносить слова. Постепенно она определилась с количеством гласных и согласных, но звучало много дифтонгов. Она попыталась составить слоговый алфавит, параллельно записывая звуки дифтонгов кружочками и палочками, характерными корейскому, который она помнила из своей прошлой жизни. Понадобилось некоторое время, прежде чем он понял, что Минмин пыталась сделать. Дальше они разбирали несколько предложений. Очень скоро он освоился с выдуманной системой, даже начал сам придумывать новые, недостающие слоги.
Первое время Доник смотрел на нововведение гонджу подозрительно. Затем, поняв что подобная запись удобнее, чем запись вэньзы, сам попытался записать несколько предложений. Исписав подобным образом пару страниц он с восхищением посмотрел на своё творение.
– В принципе, этим вы можете пользоваться, – прокомментировала Минмин. – Конечно, еще много нужно сделать, обдумать… но… это уже хорошее начало. Вам нужно проанализировать какие слоги употребляются чаше, дать этим слогам наиболее простое написание…
– Что? Про… – он нахмурился, потом добавил, – я понял, это так просто и удобно… почему это раньше не придумали? Как вам такое пришло в голову?
– Не мне… – скептически улыбнулась Минмин, – я лишь повторяю увиденное. В Ци, например, есть слоговая запись, но она под запретом… Поэтому о ней мало кто знает.
К вечеру, как и предполагал Хей Ян, они добрались до кэджана. Доник объяснял своим спутникам новый способ записи слов, а гонджу, наблюдая за недовольными лицами толмачей, подошла, предложила:
– Если у вас еще остались сомнения, попробуйте объяснить кому-нибудь из солдат, сопровождающих вас принцип использования алфавита и попробуйте научить его писать и читать. Я уверена, это получится гораздо быстрее, чем изучение вэньзы.
Гонджу не стала ждать, когда толмачи обсудят её предложение, она ушла отдыхать.
На следующий день, продолжили путь. К вечеру добрались до Ушань. Войдя в город, попрощались с толмачами и солдатами из Чаохань.
Было слишком поздно, поэтому нашли кэджан и заночевали, а на следующее утро Хей Ян прямиком отправились к магистрату, показал свою бирку дувея, расспросил о пропавших дзяндзюне Вэй Нине, Хей Кае и Хей Ине и двух, сопровождавших их, охранников. Но и там ничего о них не слышали. К полудню, выйдя из магистрата и обойдя все кэджаны города, все дозорные вышки, показав портреты солдатам на воротах и дозорным на стерах, посовещавшись, решили не ждать. В этот же день арендовали лодку и отправились по Фэньхе, вниз по течению в сторону Лиао.
К вечеру следующего дня, пройдя половину пути до Лиао, встали перед выбором: либо продолжить путешествие до Лиао, а затем пройти по берегу или проплыть на лодке вдоль восточного побережья до Синлунва, либо высадиться на середине пути от Ушань до Лиао и, повернув резко на север, обогнуть пустынные земли, которые простирались вдоль восточного побережья Донхай, от Лиао до Каскас, по суши добраться до Синлунва.
Решили выбрать второй вариант: пройти по суше между горами строго на север, а затем повернуть на восток в сторону Синлунва.
О мертвых землях Каскас ходили легенды. Говорили, что звери и птицы умирали, едва коснувшись земли вдоль побережья. Люди, вдыхая ядовитые пары, болеют долго и тяжело, умирают молодыми. Ничто не выживало на тех землях. Даже пламя, если оно случайно разгоралось, то не могло потухнуть. Люди называли берег Донхай к северу от Лиао – мертвыми землями. Гонджу очень хотелось посмотреть своими глазами, что это за такой природный феномен? Однако для поисков Вэй Нина было разумнее идти строго на север, между гор.
Именно там футин мог столкнутся с нэймэнами, именно об этом могло быть письмо, сумбурное письмо… полученное гонджу через несколько недель после того, как он выехал по срочному делу и ничего никому не сообщил… письмо о помощи… письмо с просьбой прислать дайфу, который смог бы вылечить раненых.
Глава 17
Дорога заняла несколько дней. Как Хей Ян и предполагал, места были полностью разорены набегами нэймэнов. Нэймэны, заходя с севера, тут и там совершали набеги на сёла, деревни. Земля была достаточно плодородна, но жить на ней никто не решался. Защиты из Шань или Ушань дожидаться было бессмысленно, а самостоятельно отбиваться от бандитов или отрядов нэймэнов эти горстки крестьян не могли. Ни поселений, ни хозяйств, ничего… Приходилось ночевать под открытым небом, довольствоваться сухими запасами и тем, что удавалось подстрелить в дороге.
Через несколько дней Минмин и её спутники встретили несколько десятков местных крестьян – семьи, согнанные нэймэнами. Вот уже несколько лет эти земли были под защитой одного из племен нэймэнов, крестьяне платили им дань и их не трогали. Видимо что-то произошло, какой-то разлад между улусами, как предположили крестьяне. На них напали, несколько деревень сожгли, убили почти всех жителей, не оставив в живых даже женщин и детей, которых обычно забирали в рабство. Те, кому посчастливилось выжить, направлялись в сторону Ушань. Люди расположились большими крупами вокруг костров, женщины, дети, старики… среди них гонджу увидела знакомые лица: Доник и сопровождавшие его толмачи и солдаты, с которыми они всего пару дней назад расстались в Ушань.
Было уже поздно, Хей Ян распорядился остановиться на ночлег. Гонджу, воспользовавшись передышкой, обошла крестьян, осмотрела раненых, кое-кому оказала помощь. Вдовам с детьми, оставшимся без кормильцев, раздала из своих запасов серебряные монеты. Затем подошла к Донику. Тот, улыбаясь, пригласил её к своему костру, она кивнула, присела на расстеленную на земле попону от седла.
– Есть какие-то новости о тех людях, которых вы искали? – спросил Доник.
Минмин отрицательно покачала головой.
– Что случилось с одним из ваших людей? – спросила она, кивнув в сторону молодого, очень высокого, жилистого парны. – Я заметила, что он все время как-то странно себя ведет. Он выглядит больным, но его постоянно шпыняют солдаты и требуют от него выполнения работы… всякой.
– Он заболел. По дороге поранился, сейчас рана воспалилась. Похоже у него жар.
– Я так и думала. Почему ему не помогут? – спросила гонджу.
– Он раб.
– И что? – удивилась она.
– Его хозяин остался в Шань, его же, за верную службу, освободил и отправил обратно в Чаохань. Как я понял, у парня остались родные и он возвращается, чтобы о них позаботится… хозяин отпустить его.
– То есть он получил свободу?
– М… да, – кивнул Доник.
– Тогда почему с ним продолжают обращаться как с рабом?
– Однажды родившийся рабом – рабом и умирает, так заведено в наших краях.
– В моих краях я не признаю рабства, это во-первых, – возмутилась Минмин. – А во-вторых это разве не воля его бывшего хозяина: освободить его? Если вы уважаете человека, который подарил ему эту свободу, вы должны уважать и его решения.
Доник озадачено уставился на Минмин. Она не стала дожидаться ответа, встала подошла к больному, протянула бурдюк с водой. Он сделал несколько глотков, потом поднял голову и, увидев, что это была девочка, а не один из сопровождавших его спутников, попытался встать. Она надавила ему на плечо, усадила обратно на поваленное дерево. Попросила показать рану, но он, не понимая, сидел молча и только смотрел на неё. Минмин подозвала Доника, попросила перевести. Поняв, что от него хотят, парень ошалело посмотрел на гонджу, отрицательно покачал головой.
Доник объяснил, что рана на ноге, что-то строго сказал парню, тот неохотно стянул обувку. На ноге, действительно, была небольшая рана, видимо он неаккуратно оступился и обо что-то порезался. Насколько можно было разглядеть в свете костра, кожа вокруг раны покраснела, вздулась, накопился экссудат. Минмин прикоснулась ко лбу – у парня уже поднялась температура. Гонджу объяснила, что если рану не обработать, если не очистить и не нанести лекарство, то есть вероятность, что уже через несколько дней у него начнется сепсис, в худшем случае гангрена и затем ногу придется ампутировать. Хоть температура еще невысокая, но это уже говорит о том, что начинается абсцесс. Она попросила Доника перевести, спросила, согласен ли парень на лечение. Тот отрицательно покачал головой. Минмин удивленно взглянула на Доника, тот улыбнулся, пояснил:
– Парень смущается.
– Придется отбросить смущение, если он хочет жить, – Минмин поджала губы, строго проговорила: – так и переведите… убедите его… пока я схожу за своей сумкой с лекарствами.
Доник кивнул, начал что-то оживлено говорить. Солдаты Чаохань обступили их. Гонджу вернулась с сумкой, попросила всех разойтись, подвела больного к костру, показала знаком куда сесть. Надев маску и обработав руки спиртом, одев перчатки она обработала рану, очистила её от нагноения. Парень терпеливо молчал, не издал не звука. Затем гонджу насыпала на рану порошок с пенициллином, забинтовала. Дала инструкции как заботится о ране. Солдаты Чаохань и толмачи что-то обсуждали, она же, уставшая, отошла, улеглась рядом с Диди на устроенную для них импровизированную постель из сухой соломы, укуталась в свою лисью шубу, тут же уснула.
На утро она проверила больного, осмотрела рану, нанесла свежие лекарство, перебинтовала. Температуры не было. Минмин отсыпала на лист бумаги немного порошка с пенициллином, свернула его, протянула парню, попросила Доника перевести, как и какое количество нужно насыпать, сколько дней.
Позавтракав рисовой кашей Минмин и её спутники уже были готовы отправиться в путь, но среди крестьян начались какие-то обсуждения.
– Гонджу, – подошёл к Минмин Хей Ян, – они хотят идти с нами.
– Ты им объяснил, что мы идем на север?
Он кивнул.
– И что?
– Они решили вернуться к своим домам. В Ушань у них ничего нет. Всё, что их ждет – это голодная зима в городе, где им даже милостыню не подадут. Некоторые из них с этим уже сталкивались. Магистрат Ушань обычно не поощряет заботу о таких беженцах, согнанных со своих земель, боясь спровоцировать большие переселения с севера. А на тех землях, где они жили, возможно еще что-то осталось. Кроме того нэймэны уже должны были уйти. К зиме они обычно возвращаются к своим стойбищам и до весны не появляются. Они, видимо, надеются, что охрана, которая вас сопровождает, сможет и их защитить.
– Ты понимаешь, что это просто абсурд, – вздохнула Минмин, – мы не сможем обеспечить безопасность этих людей, если на нас нападут… Не уверена, что мы сами сможем унести ноги.
– Я попытался объяснить, но… они, кажется, не понимают.
– Хорошо, – кивнула Минмин, – я попробую. Мой шаньский не так хорош, м… но может получится…
