скачать книгу бесплатно
Однако по опыту… с мамой лучше не спорить! Лесопилка работает так эффективно, что к вечеру сложно не заскучать по вольному университетскому воздуху.
Значит, дело было во вторник.
Сначала я долго бегал за своим вечно занятым научным руководителем, не оставляя надежды получить законный отзыв. Потом – устранял последние огрехи в печатном варианте дипломной работы. Потом – с замиранием сердца слушал сплетни и слухи о готовящемся в процессе защиты тотальном терроре…
Ты же мой родной ужасный физтех, который местные остряки, широко известные в узких кругах, загадочно улыбаясь и таинственно подмигивая, в шутку назвали физкультурным техникумом.
Годы труда, счастья, свободы и забавных глупостей. Годы, когда ты постоянно чем-то или кем-то увлечён. Когда ты то беспечен, то озабочен, но всегда занят по самую тронутую крышу.
И наконец, момент гордости и одновременно смятения в ожидании новых жизненных перспектив…
И вдруг – она.
Наташа даже не вошла, она буквально ворвалась в мою жизнь: сломав, скомкав и вытеснив всё остальное-прочее.
Нет. Я и раньше влюблялся. Раз двести или триста. Страстно и регулярно. Начиная с детского садика. Часто без ответной надежды на взаимность, и это обстоятельство никогда не смущало чертовски нежного очкарика… Но чтобы так!
А главное, всё произошло мгновенно, комично, глупо и неожиданно.
Представьте себе: вы возвращаетесь из родной альма-матер домой по привычному, сотни раз хоженому маршруту, открываете родную дверь, в привычно полутёмной прихожей вас встречает привычно любимая мама. Но вместо заученного: «Привет! Как дела?»:
– Алёша, у нас гости.
– Тётя Ася приехала?
– Почему тётя Ася?! Какая тётя Ася?! Тётя Вера. Моя двоюродная сестра из Владивостока. Со своей дочерью. Они поживут у нас.
– Из Владивостока? Это там, где край земли и бушует великий, но Тихий?
– Алёша!
– Да шучу, шучу.
– Барбос ты! Марш руки мыть. А потом на кухню обедать и знакомиться с родственниками. Живее.
«Хым! Тётя Ас… Вера. Откуда? Что? Нет, я, конечно, слышал. Слышал про дальних родственников с Дальнего Востока. Но чтобы так… Эх. Совсем не вовремя. Накануне защиты диплома. Принесла же нелёгкая.»
Настроив себя на иронично-саркастический лад, судорожно пытаясь придумать каламбур на тему такого дальнего и в то же время такого надоедливо близкого… Я вошёл на кухню и застыл на пороге.
За столом, на моём любимом месте у окна, восседал божественной красоты ангел. Голова была овита венцом соломенного цвета. Изумительная! Просто прекрасная копна волос! Они светились даже в сумрачной полутени. Несмотря на то, что ангел занимал сидячее положение, можно было легко рассмотреть прелесть его фигуры. Розовый румянец и чудесные ямочки на щёчках дополняли пейзаж. И даже небольшой промежуток между двумя ровными передними зубиками не портил светлой улыбки. Наоборот, придавал ангельского шарма.
– Знакомьтесь. Это наш Алёша! А это тётя Вера и Наташа.
– Алёш, чего застыл? Поздоровайся с гостями. Он у нас воспитанный молодой человек, хоть и медведь порядочный.
– Здыр!
– А гости к нам не случайно приехали. Знаешь, Алёша? Наша девочка – перспективная спортсменка. Она делает успехи в верховой езде. И поэтому на время летних каникул её пригасил на просмотр в Москву известный тренер. Так что я надеюсь, ты не будешь против, если Наташа поживёт у нас некоторое время?
– Ох. В следующем году в школе выпускной класс! Я даже не знаю… – горестно вздохнула мама ангела, которая, оказывается, ещё и тётя Вера. Вид у неё, и правда, был пришибленно-усталый. Может, с дороги?
– Мамочка! Всё будет хорошо! – подал голос, осветив мир улыбкой, ангел.
– Ох! Кто же знает, как жизнь сложится? Я так боюсь! А вы что по этому поводу думаете, Алёша? Стоит нам в эту… Москву лезть? Уж закончила бы школу и тогда…
Первое, что пришло на ум, – крылатое выражение Виктора Михайловича Полесова:
– Всегда!
Остаток дня пролетел, точно в тумане. Свершилось! Кажется, я по-настоящему влюбился.
Чувство, которое хранит надежду, – это бесконечное счастье… Представляете? Два с половиной месяца счастья?
Через неделю тётя Вера вернулась в родные пенаты, а Наташа осталась. Мы быстро с ней сошлись, она оказалась очень компанейской и на редкость умной, начитанной девчонкой. Едва у обоих выдавалось свободное время, мы болтали обо всём и, в сущности, ни о чём.
Более всего, естественно, о лошадях. Оказывается, лошади – удивительные животные: умные, благородные. Ну, почти как люди. Даже лучше.
Мы ходили в кино, на выставки, в музеи. Да просто много гуляли по Москве. Я даже бегать по утрам стал. И конечно, как дурачок, таскался следом за Наташей в Чертаново. В «Битцу».
О! Как она божественно смеялась:
– Ах, Лёшка, Лёшка! Какой ты забавно неуклюжий. Тебе, и правда, медведь наступил на все части тела сразу. А-ха-хаа! Буквально на все.
– Да, – радостно соглашался я. – Ушиб всей бабки. Буквально всей.
Но самое классное – это, конечно, вечера у нас дома. Мама рано ложилась спать, а мы, сидя рядом так близко друг к другу, смотрели телек, обсуждали и спорили, играли в шахматы или карты…
Эх. Чего только не делали вместе, кроме одного. Мы до поры до времени не переходили определённой грани, отделяющей симпатию от любви. И тем не менее, я засыпал с радостью, а по утрам просыпался от восторга.
До сих пор не понимаю, как, каким образом в этой варварской эйфории чувств мне удалось успешно защитить диплом? Просто вопреки… Хотя, может быть, наоборот?
Благодаря старым связям деда и маминой настойчивости, меня приняли на работу в престижный научно-исследовательский институт, правда, на смешную зарплату и не совсем по профилю полученной в вузе специальности. Я – физик, а отдел, в котором волей протекции и случая оказался, – занимался исследованиями мозговой деятельности.
И всё же это было классно!
Официально мы разрабатывали новые препараты для повышения тонуса. На самом же деле в основном решали иные задачи, в том числе и для оборонки.
В конце концов, настоящему физику-лирику везде хорошо, главное – чтобы дома его далёкая любимая ждала.
Любовь делает людей глупцами! До поры до времени я был глупцом, но глупцом счастливым. До поры, пока однажды химия наших отношений не рухнула! Глупо и внезапно.
Мы сидели в сквере на лавочке и ели эскимо. Было светло, тепло и прекрасно.
– Лёшка! Как же здорово!!! – улыбнулась Наташа. – И всё-таки ты свин.
– Ы!!! – согласно закивал я, по обыкновению переполняясь чудесным восторгом от звуков её голоса.
– Лёшка, где ты раньше был?! Целовался с кем? – дразнила она меня своей замечательной щёлочкой между зубами.
– А с кем нужно было целоваться? – душа замерла и в липко-радостном сиропе потекла между пальцев.
– Со мной! Со мной! Ты же мой любимый…
В последний момент она успела перехватить языком готовую упасть на небесно-синие джинсы каплю тающего мороженого, а я чуть не забился в конвульсиях восторга. И вдруг…
– Ты же мой любимый братик! Я всю жизнь мечтала о таком умном, заботливом, интересном брате. Где ты был раньше?! Почему не появился в моей жизни лет десять назад? Представляю… Ты бы учил меня. Наставлял. Защищал… Здорово! Правда?
– Как братик?! – мгновенно поник я, спускаясь с небес. – Я люблю тебя, Наташа!
– Я тоже тебя люблю, – и она, откинув в сторону свою шикарно воздушную челку, задорно рассмеялась.
– Но. Я… Я люблю тебя… по-другому… По-настоящему! – с трудом выдавливая слова сквозь мгновенно сузившуюся до игольного ушка гортань, прошипел незнакомый мне голос.
Наташа, словно запнувшись на очередной смешинке, застыла, серьёзно и внимательно посмотрев в мою сторону.
– Постой. Что значит по-дру… Лёшка… Лёш…
Она замолчала, а я, испытывая непонятное чувство стыда и неловкости, потупил взгляд.
– Лёша. Милый мой. Мы же с тобой родственники. Мы же брат и сестра. Так получается.
– Глупости. Седьмая вода на киселе, – внутри меня рушился огромный прекрасный мир. – Я люблю тебя, Наташа. По-настоящему люблю. Как мужчина может любить женщину.
– Что скажут наши родные? Лёшенька, дорогой мой. Братик мой. Это невозможно…
– Очень даже возможно! Выходи за меня замуж! Ты не представляешь, насколько глубоко и бесконечно моё чувство к тебе. Я буду всю жизнь носить тебя на руках. Я буду ждать… Ну… Пока ты школу там…, пока вырастешь… В общем….
Зачем я сказал это глупое «вырастешь»? Урод.
– Уфф! – даже не глядя в её сторону, я ощутил, как она сразу сжалась, уменьшилась в размерах и, конечно, густо покраснела. Она всегда краснела, чувствуя неловкость.
– Но ведь любить должны оба. Ты мне очень симпатичен. Очень-очень. Но… Может, я глупая провинциальная девушка, но любовь должна быть взаимной.
– Совсем необязательно, – уставившись в асфальтовую выбоину под ногами, не смея поднять взгляда, упорствовал я, как баран. – Люблю тебя. Люблю! Не спеши отвечать. Ты узнаешь меня лучше, и может…
– А если не может?
Помолчав немного, она добавила, не пытаясь скрыть волнения.
– Человек не волен управлять собственными чувствами… К счастью или сожалению. Пойми… Я к тебе очень хорошо отношусь… Но! Не обижайся. Я отношусь к тебе… как к брату. И давай не будем это портить…
Крах! Крах всего.
В жизни началась чёрная полоса. Я стал тревожным, раздражительным, замкнутым. Непослушная голова оказалась занята исключительно Наташей. Её облик печатался перед глазами, её запах щекотал ноздри, её голос застилал слух.
Тема любви и дружбы больше не поднималась нами, но в отношениях преимущественно сквозили неловкость и натянутость.
Если раньше после ужина мы старались проводить свободное время вместе, то теперь Наташа под любым предлогом избегала контактов наедине. После ставшего привычным «семейного стола», она, ссылаясь на дела или болезни, уходила к себе в комнату.
Такие резкие перемены не могли быть не замечены мамой:
– Алексей! Что случилось? Ты обидел Наташу? – всё настойчивее и настойчивее допрашивала она меня.
– Нет! Глупости. Мам, успокойся. Всё в порядке. Ну, заболел человек. Недомогание. Это пройдёт, – неуклюже отбивался я.
Как?! Как я мог обидеть человека, которого полюбил страстно и искренне. Да я готов был делать всё, лишь бы ей было хорошо.
Не хочет меня видеть? Пожалуйста. Я как можно реже буду попадаться ей на глаза. Если нужно, вообще готов уйти из дома и жить на вокзале, только бы не потревожить её покоя.
– Сдаётся мне, вы оба заболели, – вздыхала мама.
Дома чётко вырисовывалась патовая ситуация, при которой верхи не могли ничего сделать, а низы категорически не хотели.
Новая, первая после стольких лет ученического мытарства работа, да ещё такая интересная по сути своей, могла отвлечь, занять, успокоить.
Не тут-то было. Что бы я ни делал, чем бы ни пытался заняться, всё вокруг светилось конкретным женским образом.
Мало того, меня чуть было не уволили с работы за срыв важного эксперимента.
Любой выпускник вуза, дорвавшись до реальных задач, наивно полагает, что он знает всё. На самом деле – он не знает ничего, каким бы отличником, краснодипломником или ботаном его не выплеснула из своих недр альма-матер. Абстрактные знания – одно, а жизнь, в том числе и научная, совсем другое. Выпускника надо строить и учить. Учить и строить.
Поскольку я был каким-никаким, а всё-таки мужчинкой, то приставлять меня к кофе-машине или буфету посчитали неэтичным, а потому для начала мою светлейшую голову решили использовать в приземлённо-практических целях. Меня прикрепили к ведущему инженеру Володе Колотилину, который отвечал за подготовку, тарировку (поверку) и коммутацию (соединение) оборудования, необходимого для записи показаний экспериментов.
Володя – жизнерадостный мужичок лет сорока, приятный в общении, не заносчивый и не подвинутый, как остальные коллеги, на науке, был не прочь заложить за воротник в нерабочее время, знал массу анекдотов и шутливых историй, мог запросто припустить матерком, но легким, весёлым и беззлобным. Для меня на этапе вливания в незнакомый, специфический коллектив Володя оказался ценным приобретением с точки зрения жизненного опыта.
Однажды, накануне важного эксперимента, он хорошо так «гульнул». В результате проспал на работу, а я, по доброте душевной, никому ничего не сказав, сделал коммутацию сам.
Да что там делать? Один разъём сюда. Второй – сюда! Тут прилепить, тут припаять, здесь плюнуть и обработать. Раз, два – готово.
Надо же было такому случиться, что именно в этот раз часть данных оказалась безвозвратно утеряна.
Я сидел и по обыкновению мысленно предавался поклонению своему божеству Наташе, когда в общую комнату, брызгая слюной, точно грозный павиан, ворвался руководитель проекта (ученик самого академика А.), кандидат наук Константинов. По выражению коллег – неоднозначная фигура.
Про него, например, говорили странные вещи: «Если бы Палыч меньше занимался наукой, давно бы стал доктором».
Тогда меня удивляла нелогичность данного высказывания, и лишь много позже я осознал его глубокий смысл.
– Где?! Где эта пузатая сволочь?! Где этот долбо… долбня Колотилин? – громко вопрошал шеф, находясь в состоянии крайнего аффекта и беспросветного разочарования.
– Болеет, – был ответ зала.
– А кто? Кто тот варвар?.. Кто тот питекантроп, что так бездарно собрал схему?! Кто? Подайте мне сейчас же эту пустую голову на блюде! Желательно мертвой! Ну?
«НУ» прозвучало именно так, большими буквами, не сулящими пощады и прощения.
– Не знаем, – слегка развернули испуганные взгляды в мою сторону добрые люди.
– Молодой?! – удивился Константинов. – Следуйте за мной, молодой человек.
