скачать книгу бесплатно
Под монотонный гул двигателей вскоре уснули: злобный сосед, сложив на груди руки и запрокинув голову, тяжело сопел, Аня склонила голову к Насте на плечо.
Настя же долго сидела, прислушивалась к мерному дыханию Ани, сама она не могла уснуть – ее переполняло приятное предчувствие чего-то великого. И дело не только в том, что она летит на раскопки в Египет. Нет! То, что она ощущала, было гораздо больше, чем просто исполнение мечты египтолога, даже такой самой заветной.
Всё её существо наполнялось ликованием и нетерпеливым ожиданием, она почти считала минуты… секунды… мгновения…
Ни один Ромео не предвкушал встречи с любимой так, как Настя ждала встречи с Египтом. Это было выше её понимания, и она чувствовала, чувствовала сердцем, что именно эта встреча изменит всю её жизнь.
Вдруг взгляд скользнул по спинке переднего кресла, в его сетке-кармане красочный рекламный буклетик. Она было потянулась к нему, но Аня на ее плече, сонно хрюкнула и придавила ее собой еще больше. Не получилось дотянуться даже до уголка журнала, чтобы вытащить. Так бы она и «ела» буклетик глазами, представляя, что там интересного, если бы самолет на какие-то доли секунды вдруг резко не ухнул вниз и вновь не взмыл ввысь, как будто подпрыгнул над пустотой. Стюардесса тут же оповестила, мол, ничего страшного, уважаемые пассажиры, мы входим в зону турбулентности, просим пристегнуть ремни. Встрепенулись почти все, защёлкали карабинами ремней, настороженно всматривались в иллюминаторы (и как же выглядит там, эта турбулентность?). Лишь одна Аня так и не проснулась, только на доли секунды открыла глаза, улыбнулась, откинулась в своё кресло, вновь мерно задышала.
Настя взяла журнал. На обложке знаменитый храм Абу-Симбел. Четыре колосса Рамсеса надменно взирают с высоты веков. А над входом в храм, в скале вырезана фигурка бога солнца Ра, он опирается на иероглиф «могущество» и фигурку богини истины Маат.
– Вот ты, какой загадочный символ! – Настя провела пальцами по странице, – «Усер-Маат-Ра». Перевод-то какой красивый: «Могущественна Истина Ра»! Истина Ра!
В самом деле, сейчас, в этом символе было что-то необычное, таинственное! Она и раньше, видела фотографии храма с разных ракурсов, но ни разу так чётко не выделялся этот скульптурный символ престольного имени Рамсеса II – «Усер-Маат-Ра».
«Сейчас, у меня, словно глаза открылись», – подумала Настя.
Перевернула страницу, тихонечко прочла:
«К концу XIX века на рынке стали появляться уникальные произведения древнеегипетского искусства. Власти заинтересовались источником поступлений. Подозрение пало на Абд эль-Расула, жителя Луксора, промышлявшего торговлей древностями. Его вынудили выдать тайник – а именно обнаруженную им гробницу в одном из природных амфитеатров, образованных скалами Дейр эль-Бахри на западном берегу Нила.
В 1881 году египтолог Эмиль Бругш исследовал тайник. Вот, что он писал:
…Мы пробирались через ларцы с фаянсовыми погребальными приношениями, металлическими и алебастровыми сосудами, пеленами и различными мелочами, пока наконец не добрались до поворота коридора. В глаза бросились саркофаги, в таком количестве, что я был просто потрясен. Собравшись с чувствами, я обследовал их так тщательно, как мог это сделать при свете моего факела, и сразу же увидел, что в них покоятся царственные персоны… Их золотое покрытие и отполированные поверхности так ясно отражали мое взволнованное лицо, что казалось, будто бы я глядел в лица своих собственных предков… Я был настолько потрясен, что не понимал, явь это или сон. Опустившись на какой-то гроб, я машинально взглянул на крышку и отчетливо увидел имя фараона Сети I… в нескольких шагах от него в простом деревянном гробу лежал со скрещенными на груди руками сам Рамсес II, великий владыка древнего Египта…
Настя остановилась, прислушалась… – ей показалось, что кто-то еле слышно прошептал ей в самое ухо: «Читай! Читай дальше!» По ногам потянуло холодом… «Я сижу у окна, и поэтому так холодно», – подумала она.
…3 июня 1886 года в Булакском музее Гастоном Масперо были развернуты погребальные пелена. Лицо Рамсеса, гордое, с орлиным профилем …
«Что ж в самолете так холодно?» – поёжилась Настя.
…26 сентября 1976 года тело Рамсеса было вывезено во Францию для проведения срочной консервации тела фараона в Париже, в Музее Человека. Рамсес Великий покинул Египетский музей в Каире под охраной полка солдат, командовал которым генерал по имени… Рамсес! Пилот специально подготовленного военного самолета по просьбе египтологов, сопровождавших владыку «Обеих Земель», пролетел над пирамидами Гизы, около которых по приказу Рамсеса II был возведен храм солнечному божеству. На аэродроме во Франции царя Верхнего и Нижнего Египта встречали со всеми почестями, полагающимися правителю иностранного государства, несмотря на то, что правил он тысячи лет тому назад. Почетный эскорт по пути в Музей Человека проследовал через площадь Согласия, на которой возвышается обелиск, воздвигнутый когда-то Рамсесом перед Луксорским храмом.
Рамсес и его творение встретились вновь в Париже спустя несколько тысячелетий – это ли не парадокс истории?!»
Глава вторая
Красный цвет – цвет проклятия!
I
1965 год. 1мая. Асуан
– Смотри, Хамид, смотри! Вот оно наше детище – плотина! – С пафосом восклицал Сергей.
В ответ Хамид удрученно кивнул, он не мог отвести взгляда от клокочущей под ними воды.
С высоты плотины казалось, что обезумевший Нил стремится прорвать столь ненавистные для него бетонные оковы.
Великий Нил – «дар богов Египту» – бушуя и протестуя, вырываясь, оглушительно выпрастывал воды с высоты плотины и, пенясь, шумно разливался по долине.
– Ты говорил: Нил не покорить. А смотри, как мы его! А? Дух захватывает!
– Это не я говорил, это мудрость веков говорила, – задумчиво ответил Хамид.
Он все смотрел на воду, что с безумным рёвом бурлила под ними. В солнечных лучах брызги искрились ослепительно радужно, весело, но на сердце у Хамида было темно и скребли кошки. Он тихо сказал:
– Люди всегда пытались усмирить Нил, подчинить его себе, но это им не удавалось. И ещё неизвестно, как отразится на Египте наше вмешательство в его размеренную жизнь? Для меня же очевидно лишь одно: затопив эти земли, – и Хамид кивнул на огромное без конца и края водохранилище за его спиной, – мы уничтожили там тысячи и тысячи свидетельств Величайшей культуры. Бесценные реликвии погибли безвозвратно! Теперь стражниками древних тайн будут не пески, как раньше, а миллионы тонн воды.
– О, да ты философ! А разве мы не спасли всё, что можно было спасти?
– Что?! Что вы спасли?! – раздражённо огрызнулся Хамид. – Что спасли?
– Перенесли храм Абу-Симбел! Колоссы Рамсеса спасены!
– Перенесли! Спасены! Ты считаешь, это спасло их?!
В ответ Сергей лишь пожал плечами.
– Да, какая разница этим колоссам, где они проведут ещё лет так тысяч пять?! Что изменилось для них? – искренне удивился Сергей.
Сергей – невысокий, светловолосый, с большими голубыми глазами на добром курносом лице, – ведущий инженер стройки. Он настолько далёк от истории, насколько она, казалось бы, далека от технического прогресса. Хотя при подготовке к работе над плотиной ему пришлось столкнуться с рядом попыток древних египтян «усмирить» Нил. И надо сказать, это оказалось далеко не лишним, а особенно расчёты жрецов. Удивительно, но древние жрецы могли точно предсказывать силу и время ежегодного разлива Нила! Но это, как говорил поэт: «Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой».
И для Сергея «преданья старины глубокой» были совершенно неинтересны, и, казалось, к нему никакого отношения не имела, ни история Союза, ни тем более история африканской страны.
Хамид же наоборот просто обожал все, что связано с историей древнего Египта. Обожал и гордился. Еще в школе он по книгам Шампольона выучился читать иероглифы, и теперь посвящал этому занятию всё свободное время. Где бы ни находился, где бы ни работал, он всюду исследовал местность – а вдруг здесь есть интересные надписи?
Когда-то Хамид мечтал, что обязательно станет археологом, и уже было собрался подать документы в археологическую экспедицию, но отец сказал ему тогда:
– Сын мой, посмотри на меня – я работаю в лавке древностей вот уже 50 лет, но так и не стал уважаемым человеком. Эти древности никому не приносят счастья, и на хорошую жизнь ими не заработать.
– Это потому что Вы, отец, продаете туристам поделки наших родственников, а не настоящие реликвии.
– Эх, сынок, наши подделки, я знаю, чисты, они не причинят никому вреда. А эти «настоящие реликвии» из усыпальниц – принадлежат им, умершим! И они охраняют их…
– Ну, вот опять Вы, отец, о проклятиях!
– Сынок, я стар, я хотел бы видеть тебя инженером, чтобы все уважали моего мальчика и обращались к нему с почтением!
Хамид не мог перечить отцу, поэтому уехал учиться в Советский Союз. Но даже став инженером, он не бросил свое увлечение – археологию.
II
…Помолчав, Хамид в сердцах, гневно произнес:
– Как что изменилось? Изменилось многое! Эти толщи воды поглотили пласт неизвестной, неизученной ранее истории! Понимаешь ты это?!
– Но ведь археологи подтвердили, что ничего ценного здесь уже нет, – удивляясь столь неуместной запальчивости, ответил Сергей.
Хамид резко повернулся к Сергею и, схватив его за обе руки, затряс, словно пытаясь проверить, хорошо ли они приделаны к этому тщедушному телу, и, брызжа слюной, перекрикивая рёв воды, закричал ему в лицо:
– Сергей! Сергей, ты не понимаешь! Сергей! Как ты не понимаешь!? – глаза его возбужденно сверкали, – Они могут говорить всё, что угодно, и оправдывать своё безразличие к моей Родине! К Египту! Безразличие к величайшему наследию! Да, Абу-Симбел спасли! Перенесли! Но ведь плановых раскопок здесь не было! И уже никогда не будет! Всё там так и останется, под водой! А в Египте каждый клочок земли таит в себе сотни, тысячи тайн! Непостижимые тайны цивилизации теперь покоятся там, под водой! Вы затопили их! Уничтожили! Понимаешь?!
– Понимаю…
– Уф, Алла, Бесмела, Рахмон, Рахим, – с надрывом забормотал Хамид молитву, призывая себя к терпению, – …Нет, ты ничего не понимаешь! Ничего не понимаешь! Любая самая малая надпись – это сокровище, разгадка чего-то великого, а иная ничем неприметная долина может быть древним городищем, как было с Амарной, городом – эпохой фараона Эхнатона. А ты: «ничего ценного»!
Сергей стоял, вытаращив на Хамида глаза, с каждой секундой поддаваясь силе и страсти его напора. Как бы ни был он далёк от истории, подобная речь не могла оставить его равнодушным. Почувствовав это, Хамид приутих и, загасив в глазах гневные искорки, сказал:
– Хочешь, я покажу тебе то, что не видел ещё ни один археолог, то, что я нашёл на этой, как они сказали, никчёмной и чистой уже от ценностей земле?
Его явно переполняло желание поделиться с кем-нибудь своим сокровищем, своим открытием.
– Да, – было ему ответом тихим и бесцветным. Скорее всего, это было просто вежливым согласием Сергея на столь восторженное приглашение, чем истинным желанием видеть какие-то там «сокровища».
– Тогда идём! – сказал Хамид. – Это недалеко. Думаю, к вечеру мы вернёмся. Возьми флягу с водой.
III
Солнце уже клонилось к закату, когда они на осликах добрались до невысоких на первый взгляд скалистых холмов. Хамид остановился.
– Теперь нам туда, – кивнул на небольшую с виду гору. – Склон хоть и пологий, но ослы не поднимутся. Оставим их здесь.
Он обмотал острый камень поводьями.
Сергей попытался проделать то же самое, но ничего не вышло. Ослик оказался на редкость прытким – совершенно не стоял на месте, брыкался и норовил укусить.
– Он кусается, – одернул руку Сергей.
– Ты его не привязывай.
– Да, как же! Пока я будут лазить с тобой по горам и холмикам, он просто-напросто уйдёт, и я домой – пешком?! Потом ещё платить за эту животинку хозяину. Ну, уж нет! Ой! Смотри, он опять чуть не укусил меня! – Сергей едва успел отдёрнуть руку от норовистого ослика. – Какой злющий осёл!
– Он играет, молодой, резвый, – улыбнулся Хамид, – никуда он не уйдёт, моя ослица – его мать. Идём.
– Ну, если мать, ну тогда, да! Точно не уйдет?
– Точно! Идем!
«Так, на восхождение уйдёт минут десять-двадцать», – прикинул Сергей, но, когда они начали подъём, буквально карабкаясь по скользящему склону, мнение его изменилось.
Такого «подвоха» Сергей не ожидал – скальная порода на вид такая прочная, оказалась хрупкая как стекло, при каждом шаге она звонко трескалась и скользила под ногами. В попытке хоть как-то удержаться на сползающей вниз породе, им пришлось встать на четвереньки, и так чуть ли не ползком подниматься вверх, раня себе руки и колени об острые края камня.
– Это щебень – отработка из шахты. Здесь во времена фараонов добывали бирюзу, а вот там дальше гранит. Видишь… как карьер…
– Хорош же этот гранит, если он такой хрупкий, то ли дело наш среднеазиатский, гранит так гранит! – проронил Сергей. – А горы? Какие у нас горы!
Все красоты мира не променял бы он сейчас за горы, утопающие в утренней лиловой дымке…
…В тех горах, в маленьком городке с красивым названием Червак, жила его любимая жена. Сейчас она была на восьмом месяце, и Сергей надеялся успеть вернуться в Узбекистан к рождению дочери. В отличие от всех мужчин, он очень хотел именно дочку: такую же красивую, как его любимая жена Белла. Он даже приготовил для малышки имя и назовёт он её Надя, Надежда, как воплощение его надежд на счастье и любовь.
И, вспомнив о доме, о жене, о ребёнке, Сергей улыбнулся своему счастью.
А Хамид всё карабкался и карабкался вверх, каким-то немыслимым образом удерживаясь на скользящем склоне и, не поворачиваясь, подгонял его:
– Давай! Давай, ну же… ещё чуть-чуть…
Почти час изнурительного подъема по сползающему вниз щебню и вот они достигли практически ровной площадки. Небольшая утоптанная поверхность, как тропка, но на ней можно было спокойно передохнуть, перевести дух, собраться с силами и дальше карабкаться вверх. К удивлению Сергея, Хамид остановился, и через минуту, стараясь не смотреть вниз, направился по тропке в сторону заходящего солнца, лишь буркнув ему:
– Давай за мной.
– Ага, – также пробурчал Сергей.
Поднявшись на тридцать-сорок метров, они лишь изменили угол зрения, но в пейзаже ничего не изменилось. Те же скалистые горы и всё в том же безжизненном сером цвете, а белесое безмерно высокое небо, точно смеялось над ними, своей вечной недосягаемостью. И такая стояла тишина(!) – ни птичка не свиснет, ни пчелка не прожужжит. Не слышно даже шороха травы. (Да и какой шорох травы, если кругом только каменистая пустыня).
– Всё как вымерло! Мертвая зона! – Сергея охватила тоска, и почему-то вновь нестерпимо захотелось увидеть родные горы, где каждая травинка так мила, где каждый камень необычайно красив. У него ласково, томно так защемило в груди. «Вот вам и ностальгия! А я хвастал, что не страдаю аристократизмом, да ещё посмеивался над бабушкой Александрой».
Однажды…
Или нет, всё по порядку.
У его жены родственников всего ничего: только бабушка Александра. «Бабушкой» назвать её было сложно – статная женщина с невероятно прямой спиной и королевской грацией. В комнате бабушки Александры в сафьяновой папке хранились несколько пожелтевших от времени фотографий – всё, что осталось от былого величия древнего рода. А то, что этот род когда-то был не последний в России, Сергей узнал совершенно случайно.
Однажды вечером, за чашечкой чая, бабушка Александра ненароком в разговоре обмолвилась:
– Князь Юсупов был такой озорник! Такая душка! То в барышню нарядится, то в своём доме, на Мойке…, соберёт нас всех, да, и давай озорничать…
Внезапно за столом воцарилась гнетущая тишина, шуршание крылышек стрекозы, бьющейся о стекло, казалось рокотом реактивного самолёта. У Сергея от подобных слов перехватило дыхания.
И хоть время репрессий давно прошло, и «Хрущёвская оттепель» вроде бы полностью развеяла весь ужас над головами «бывших», но оказаться за одним столом с человеком, когда-то приближенным ко двору, к царственному дому Романовых, было немыслимо! И тем более ему – сироте, все родные, которого погибли во время Второй Мировой войны, а уж если этот кто-то теперь оказывался ему ближайшим родственником, то это была просто фантастика!
Бабушка Александра, не ожидавшая от себя подобной болтливости на старости лет, вся скукожилась, сжалась и сразу стала походить на старенькую черепашку, которая забыла, как прятаться в панцирь.
Первая нашлась Белла. Она, положив руку Сергею на плечо, тихо проговорила:
– Мы никогда об этом не говорим, и это для нас тайна за семью печатями. Ты первый. После революции бабушка и дедушка бежали в Турцию. Долго скитались, жили в Египте, Афганистане. Дед был известный востоковед, но нигде не находил себе места. Его всегда тянуло на Родину – не получалось жить на чужбине. В тридцать восьмом году, после двадцати лет скитаний, удалось вернуться в Союз. Но возвращаться в Санкт-Петербург было слишком опасно, поэтому пришлось обосноваться в Ташкенте. А потом война и мой дед, и мой папа ушли защищать Родину, ведь в нашем роду никогда не было трусов, правда, бабушка?
Бабушка Александра к этому моменту немного уже оправилась от собственного шока и, затаив дыхание, с любовью смотрела на внучку.
– Oui, Ma Chеrie, – ласково произнесла она, – да, моя дорогая, да!
– Ах, вот откуда это «Ma Chеrie»! – радостно подпрыгнул Сергей, хлопнув в ладоши. – Я всегда чувствовал, что всё это неспроста. А еще, бабушка Александра, в ваших движениях есть что-то такое, что всегда удивляло меня – вы как-то не так двигаетесь…
– Деточка, можно сменить одёжи, но не спрятать то, что ты впитал с молоком матери. Хорошо, что мы жили в такой глуши, где русских-то было наперечёт, поэтому никому не бросался в глаза мой столь явный «аристократизм».
– Вот-вот, точно! Аристократизм!
Они проболтали всю ночь. Под утро Сергею уже казалось, что вся их жизнь, все их странствия по миру и мытарства пережиты им вместе с ними. Он физически ощущал их боль, горечь потерь, их страх перед ссылкой и даже физическим уничтожением.
