скачать книгу бесплатно
Мы уже хотим постучать в дверь кабинета лорда Элленби, когда проходящий мимо рееви бросает:
– Его там нет. Он у Круглого стола.
Мы разворачиваемся и отправляемся в переднюю часть замка.
– Ты действительно сунулась бы в брешь? – спрашиваю я, изумленно глядя на Найамх.
– Конечно! И каково это было? Ты превратилась в призрак?
Я какое-то время обдумываю ее вопрос. Воспоминание уже расплывается, – возможно, это какой-то побочный эффект превращения в призрак.
– Я почувствовала себя невидимой, но в то же время четко осознавала тело, в котором уже не находилась. Есть в этом какой-то смысл?
– То есть в основном как в обычной жизни в Итхре? – спрашивает Найамх.
То, как ее слова в точности отражают сравнение, которое пришло мне в голову, когда я была призраком, заставляет меня засмеяться. Я смеюсь впервые за несколько недель.
Несколько харкеров собрались возле Круглого стола – больше, чем обычно. Рейчел топчется в дальней стороне. Майси и лорд Элленби наклонились над Столом, сблизив головы.
– Сэр? – окликает Найамх, и лорд Элленби, не глядя, манит нас рукой:
– Вы должны это увидеть.
Я подхожу к Круглому столу. Когда я в последний раз была так близко к нему, я его изменяла, чтобы он показывал, где проявляется активность Мидраута. Теперь весь Стол сверкает фиолетовыми инспайрами, не видно ни одного голубого огонька, говорящего о живом воображении. Все под контролем. Майси показывает ту часть Стола, где отражается Ричмонд-парк:
– Брешь здесь, Ферн?
Я киваю и провожу руками над Столом в точке, куда она показывает. Я ожидала, что эта область тоже затрещит фиолетовыми инспайрами, но этого нет. Рейчел сказала, что карта Круглого стола размывается в этом месте, но тут кое-что большее. Я пробегаю пальцами по поверхности – и они нащупывают трещину в дереве. Конечно, какая-то трещина и должна быть в этом месте, но от моего прикосновения она начинает ползти дальше, через большую часть стола. Не только Аннун рушится: Круглый стол тоже умирает.
8
Я не в силах избавиться от страха, когда на следующее утро просыпаюсь в Итхре. Вспоминаю трещины, скользящие по Круглому столу, и то, как Самсон и Олли с отвращением и разочарованием смотрели на меня после моего маленького приключения в роли призрака… Все разваливается. Всего несколько месяцев назад я чувствовала себя сломанной, но способной действовать. Может, у меня больше и не было Иммрала, но у меня была любовь Самсона, дружба Олли и надежная компания друзей. Я не теряла надежды. Но все это рассыпается. Мне следовало знать, что так будет. Фундамент моих отношений пошатнулся после того, как я утратила силу: вместо кирпича он теперь выстроен из песка. Как я могла ожидать, что он останется прежним? Как я могла ожидать, что прежними останутся они, если я уже не знаю, кто я такая?
Мне страшно спуститься вниз, страшно столкнуться с неугасающим гневом Олли. Поэтому я прячусь в своей комнате до последней минуты, как прежде, до того, как мы снова стали друзьями. Я слышу, как собираются они с папой. В какой-то момент мне кажется, что брат остановился у моей двери, возвращаясь из ванной. Если бы он постучал, я бы ответила, но он этого не сделал. Наконец я слышу, как Олли и папа уходят в школу и на работу, и спешу собрать учебники. По дороге к метро я мельком думаю о том, не отправить ли Олли сообщение, попросить меня извинить, но не делаю этого. Какая-то малая часть меня твердит, что Олли не нужен Иммрал, чтобы спасти меня, когда я хожу по Итхру, даже если бы это он потерял Экскалибур. Тогда это он лишился бы силы, а я ее сохранила бы. И осталась бы самой собой. И если должна перед кем-то извиняться, так это перед Самсоном, я не подчинилась его приказу, да еще и огрызнулась на него.
Но отправить сообщение Самсону я не могу. Мы никогда не встречались в Итхре, несмотря на все поцелуи и доверие в Аннуне. Прошедшей ночью я спросила Самсона, расстаемся ли мы. Но мы же на самом деле никогда и не были вместе. А считаются ли отношения в Аннуне за реальные?
Сегодня во время перерыва Чарли снова просит меня посидеть с ней. Я не нахожу в себе сил отказаться, хотя и предполагала провести перемену в студии, где я наверняка осталась бы одна. Учитель рисования, мистер Нолан, в последнее время появляется там все реже и реже. Ходят слухи, что его хотят уволить. В конце концов, никто больше не интересуется искусством. Но Чарли хотя бы ничего не говорит. Она сжимает мою руку, словно это единственное, что удерживает ее от распада. Ее старые подружки начинают это замечать. Они бросают на меня подозрительные взгляды, перешептываются, без сомнения предполагая, что я как-то манипулирую Чарли.
Наконец одна из них, Виктория фон Геллерт, прежде бывшая самой доверенной особой Чарли, подходит к нам.
– Лотти, у тебя все в порядке? – спрашивает она.
– Мм… – рассеянно откликается Чарли.
– Что она с тобой делает? – шипит Виктория. – Идем, Лотти, сходим куда-нибудь. А это, – она кивает в мою сторону, – воняет!
– Нет, это, должно быть, те духи, в которых ты искупалась, – спокойно говорю я.
Я не позволю оскорблять меня прямо в лицо. Они вполне могут делать это за моей спиной, как нормальные люди.
– Ты слышишь, что оно мне сказало? – обращается Виктория к Чарли.
– Я слышала, что ты это заслужила, – отвечает Чарли. – Оставь меня в покое, Виктория. Я хочу посидеть здесь с Ферн.
Виктория судорожно вздыхает, потом возвращается к своей компании. Они склоняются друг к другу, яростно перешептываются, уходя подальше от моей «вони».
– Они вернутся и покусают нас, – замечаю я.
– Может быть, – откликается Чарли.
И весь остаток дня не говорит больше ничего.
Но то, что Чарли за меня заступилась, что-то разжигает. Я благодарна ей, но это также заставляет меня по-другому подумать о Самсоне и Олли. Я всегда истолковывала их попытки смягчить мою потерю Иммрала как жалость. Но возможно, это была совсем не жалость? Чарли заступилась за меня из-за дружбы, от понимания, что так будет правильно. Могли ли Самсон и Олли руководствоваться такими же соображениями? Мог бы Олли стать таким же прекрасным внутренне, как и внешне?
Я понимаю, что должна фундаментальным образом пересмотреть свой взгляд на себя. Однажды я уже это сделала, избавилась от состояния жертвы, стала более открытой. Потеря Иммрала грозила превратить меня… нет, не снова в жертву, но в некое вечно обиженное существо, лишенное всяческих надежд. Я ведь уже привыкла быть лидером, так или иначе. Спасительница, Избранная. Моя обида на Мидраута – это личное: он убил мою мать. Он много раз пытался убить меня и брата. В моем уме наши судьбы переплетались с тех самых пор, как я открыла в себе Иммрал. Но я больше не знаю, кто я такая, раз уж я выпала из центра всей истории.
Когда наступает вечер, я спускаюсь ненадолго вниз, лишь для того, чтобы убедиться, что Олли вернулся после очередного протеста «Кричи громче». С ним Киеран, и я на мгновение задумываюсь, не пришел ли он для того, чтобы помешать нашей с братом ссоре.
– Как дела, прекрасно? – бодро произносит Киеран, входя в гостиную.
Меня всегда изумляет то, как он осваивается в чужом пространстве, – он здесь кажется больше на месте, чем я.
В ответ я пожимаю плечами, желая, чтобы Олли посмотрел на меня. Киеран окидывает нас взглядом:
– О, близнецы в ссоре? Я думал, Олс немножко поутих.
– Не веди себя так, словно уж очень хорошо меня знаешь.
Олли улыбается, но на его лице заметно некое напряжение, которого Киеран не замечает.
– Но я ведь прав, не так ли?
– Я вчера вечером сглупила, – говорю я Киерану. Мне легче общаться с ним, чем с Олли. – И сейчас у меня в голове полная неразбериха.
– Из-за Мидраута? Или Клемми и вашего папы?
– Вроде того. Ну, в любом случае я выплеснула все на тех, кого люблю.
Киеран фыркает, внезапно потеряв уверенность, а я пытаюсь понять, не зашла ли я слишком далеко, создав неловкость. Потом Олли говорит от двери:
– Я немножко о таком знаю. Выливаешь собственную мысленную дрянь на тех, кто не может от тебя ускользнуть. И я такое делал похуже, чем ты.
Я поражена, а он грустно улыбается мне, но каким же он выглядит усталым… И хотя я улыбаюсь в ответ, я не могу избавиться от тревожного комка внутри.
Прихожу в Аннун раньше обычного, надеясь, что Самсон уже будет в своем прежнем состоянии. Такого не случалось, чтобы я прибыла, а его еще не было в рыцарском зале или бы он уже не разговаривал с одним из капитанов лоре или с лордом Элленби. Наскоро заглянув в конюшню, чтобы Лэм поддержала меня, ткнувшись носом, я отправляюсь искать Самсона. Мне требуется много времени, чтобы его найти, – так много, что я уже начинаю гадать, не опоздал ли он наконец-то. По крайней мере, я знаю, что он не с лордом Элленби, потому что прохожу мимо командира Тинтагеля, когда тот направляется к башне Чарли вместе с Джин. Лорд Элленби лишь кивает мне и улыбается на ходу. В моей груди вспыхивает искра надежды – ведь если Самсон уже сказал бы лорду Элленби, что я нежелательна в полку бедеверов, меня бы вызвали на серьезную беседу вместо доброжелательного кивка.
Наконец я нахожу Самсона наверху купола, на парапетах, что смотрят на город. Здесь всегда находятся стражи, каждый занимает свое место по компасу. Самсон не рядом с харкерами, он стоит посередине, глядя на купол, что накрывает центр башни, и явно пытается в чем-то разобраться.
Его лицо мрачнеет, когда я подхожу.
– Мы можем поговорить? – спрашиваю я.
– Сейчас не самое подходящее время… – начинает он, но его прерывает Иаза, появившийся с другой стороны купола.
– Не понимаю, что они значат… – говорит Иаза, но резко умолкает, увидев меня. – Ох. Виноват.
– Нет, это я помешала, – возражаю я. – Я просто…
Я в отчаянии смотрю на Самсона, надеясь, что он поймет, что мне нужно.
– Дай мне минутку. Встретимся внизу, – говорит он мне.
Я киваю, чувствуя себя глупо, чувствуя себя отвергнутой, и спускаюсь по лестнице, чтобы подождать Самсона там, где всегда его жду, – в саду, где аптекари ухаживают за травами и где ароматы розмарина и эвкалипта сливаются в головокружительную смесь.
Ждать долго не приходится. Мне хочется спросить Самсона, что они с Иазой делали наверху, но есть и более важная тема.
– Прости, – выпаливаю я. – Пожалуйста, не заставляй меня уходить!
Самсон подходит ко мне, обнимает, прижимается лбом к моей голове:
– Я бы никогда не стал угрожать тебе таким образом.
Я, запинаясь, начинаю объяснять свой поступок, думая в это время, что куда легче было бы передать все через кого-то другого, как я делаю с Олли и Киераном, и у меня даже мелькает мысль, не будет ли слишком странно, если я попрошу Джин присоединиться к нам, чтобы переводить мое бессвязное бормотание.
– Ты ведь знаешь, что я все понял? – говорит Самсон, когда я наконец умолкаю. – Мне трудно вообразить, что это значило для тебя, но я догадываюсь. И я представляю, как бы сам себя чувствовал… Ты делаешь точно то же самое, что сделал я, когда ворвался в дом вампиров… ты пытаешься доказать то, что тебе не нужно доказывать.
Несколько лет назад Самсон признался мне, что тот подвиг, что занес его в историю танов, был героической, глупой, нарушающей правила попыткой спасти свою тогдашнюю подругу от разрушения.
– Но я должна что-то доказать, – пылко возражаю я. – Ты не можешь понять до конца, потому что ты был избран для того, чтобы стать таном. А я – нет, помнишь? Андраста… – У меня перехватывает дыхание, когда я произношу имя своей погибшей наставницы. – Она привела меня сюда. Она и моя мама просто шантажировали лорда Элленби, чтобы он допустил меня до турнира…
– А турнир как раз и доказал, что ты должна стать рыцарем, – заканчивает за меня Самсон. – Если бы здесь было не твое место, твое ожерелье не изменилось бы. Ты не получила бы скимитар. Тебе следует забыть о том, что это не твое место, Ферн.
Я стараюсь поверить ему. Был однажды краткий миг – несколько месяцев назад, – когда я могла по-настоящему это принять, когда у меня был Иммрал и я действительно могла что-то изменить. Когда я ощущала, что товарищи-таны меня ценят.
– Не знаю, как стать полезной, – шепчу я. – Не понимаю, почему некоторые из вас хотят, чтобы я и теперь оставалась здесь, теперь, когда у меня нет силы.
Самсон долго молчит. Достаточно долго для того, чтобы я начала думать: он признается, и он тоже этого не понимает, и, в конце концов, меня лучше было бы выставить. Потом он говорит:
– Чего ты от меня ждешь, Ферн? Я не могу заставить тебя верить, что ты здесь нужна. Никто этого не может. Единственная, кто может по-настоящему понять, почему мы можем хотеть, чтобы ты здесь осталась, – это ты сама. Пока ты не осознаешь, насколько ты изумительна, с Иммралом или без него, никто не сможет этого сделать за тебя. Не по-настоящему.
– Я не пытаюсь вызвать у тебя жалость к себе или польстить моему эго, – говорю я. – Я действительно себя не знаю.
Самсон вздыхает и садится на раму поднятой кровати. Я сажусь рядом с ним. Он берет мою руку, его кожа кажется темно-янтарной рядом с моей светло-песочной.
– Я никогда никому этого не говорил, – начинает он, – даже лорду Элленби. Когда я несколько лет назад находился в штаб-квартире Мидраута в Королевском арсенале, кое-что случилось.
Самсон никогда не рассказывал мне подробно о том, что он пережил в то время, когда находился под прикрытием. Я время от времени затрагивала эту тему, но он отказывался говорить об этом, а я не настаивала. Бывают иногда переживания, которыми не хочется делиться, потому что стоит это сделать, как тебя начинают видеть по-другому. Это меняет взгляд на тебя. Именно поэтому я лишь вкратце объяснила ему, как появился на моем лице шрам. Но никогда не было секретом то, что меня обижали в Итхре, и вряд ли мнение Самсона обо мне от этого могло измениться, – но я не упоминала об участии в той истории моего брата. Я хотела защитить Олли, чтобы Самсон, узнав такое, не стал смотреть на Олли как-то иначе.
Я подавляю собственный страх из-за того, что собрался открыть мне Самсон, и из-за того, какие у меня могут возникнуть чувства. Просто обхватываю его ладонь руками, давая понять, что ему ничто не грозит. И он начинает.
9
Самсон долго молчит, подбирая правильные слова. Я никогда не видела его таким неуверенным. Когда он все-таки говорит, его голос звучит тихо, низко, и мне приходится прислониться к нему, чтобы слышать.
– Я проник туда примерно за полгода до того, как вы с Олли стали танами, – и вскоре обзавелся там другом.
– Другой шпион?
Самсон качает головой. Он не смотрит на меня, его взгляд уперся в наши соединенные руки. Я всматриваюсь в его лицо. Обычно оно такое сильное, с четко обрисованными скулами, твердым подбородком. Но сейчас я вижу в нем мальчишку, которого – к его собственной досаде – родителям нравится баловать.
– Он был стражем, как и я. Он полностью подчинился Мидрауту, но он был молод. Ну, моего возраста. Его старшая сестра работала на Мидраута, занимала высокое положение, и он ее боготворил.
– И ты изменил его мысли?
– Нет, – улыбается Самсон. – Нет, я даже и не пытался. Это подвергло бы риску мою миссию. Но он мне нравился, и мне казалось, что и я нравлюсь ему. Даже у тех, кто верил Мидрауту, то место высасывало силу. Трудно было оставаться там ночь за ночью, видеть кое-что такое, что мы были вынуждены видеть. Думаю, его не слишком радовало наблюдение за некоторыми экспериментами, но он твердил мне, что это только к лучшему. Что в итоге это всех нас сделает лучше. – Самсон делает паузу, пожимает плечами. – Ну, как бы то ни было, мы, полагаю, стали друзьями или вроде того, учитывая, что главное я хранил в тайне от него… А потом однажды меня поймали с моим рыцарским шлемом. Я думал, что нашел для него надежное место, и был уверен, что за мной не следили. Но меня видели.
– Твой друг?
– Нет. Кое-кто другой, но они не могли рассмотреть мое лицо. Они просто поспешили к своим начальникам и сообщили о том, где и что видели, и вычислили, что это был или я, или мой друг.
– О боже! – выдыхаю я.
Неужели Самсон обвинил в шпионаже своего друга?
– Они посадили нас в разные камеры для расследования, – запинаясь, продолжает Самсон. – И потом я узнал, что мой друг… он признался.
– Что?!
– Он сказал, что это был он, что я не имею к этому никакого отношения. И у него были доказательства – он сообщил о месте, где спрятан шлем. Видимо, он давно уже знал, чем я занимаюсь.
– И что с ним случилось?
Самсон склоняется над нашими руками, словно собирается их поцеловать, а потом я чувствую на костяшках пальцев его слезы. Я прижимаюсь к нему, пока он рыдает, бормочу утешения: «Ты не виноват. Он решил помочь тебе. Ты ничего не мог изменить… тебя могли просто убить…» Но все это не имеет смысла. От этого ничего не меняется. Я это знаю, потому что сама продолжаю винить себя во всех тех смертях, что случились за последние годы. Если бы только я действовала быстрее… Если бы только я была сильнее… Наконец я просто умолкаю, и мы с Самсоном держимся друг за друга.
Потом мне на ум приходит кое-что еще.
– Так ты поэтому не хочешь убивать сновидцев, – тихо говорю я.
За последний год мы так много ночей потратили на то, чтобы вместо снов сражаться со сновидцами: с теми, кого искалечил фанатизм и манипуляции Мидраута. В момент сражения на Трафальгарской площади Самсон едва не погиб из-за того, что сопротивлялся целым толпам сновидцев, напавших на нас, но он отказался убить хоть кого-то из них. Я всегда понимала его причины в философском смысле – в соответствии с его моральными принципами. Но теперь я понимаю, что в этом кроется и нечто очень личное.
– Он ведь предположительно был на стороне Мидраута, но когда такое случилось, перешел на мою сторону, – говорит Самсон. – И кто знает, который из всех этих сновидцев может поступить так же, если им выпадет шанс спасти кого-то любимого?
Лично я думаю, что он уж слишком доверяет людям, но эта мысль кажется утешительной. Что нет спящего, который не может измениться, если к тому возникнет достаточная причина. Что наша борьба за выживание чего-то стоит, и если мы заглянем по другую ее сторону, то сможем простить тех, кто восстал против нас. Или они могут искать нашего прощения.
Когда Самсон отодвигается, чтобы заглянуть в мои глаза, между нами что-то меняется. Мы изучали тела друг друга так, что я буквально таяла. Но мы никогда не доверялись друг другу до конца, как сейчас. Это уже истинная близость.
– Я давно понял, как тебе помочь. – Самсон чуть заметно улыбается. – Но мне так не хотелось признаваться…
