скачать книгу бесплатно
– Решили оставить меня здесь?
– Да. По крайней мере, на время. Разумная мера. Если что, выкину вас в космос.
Клавэйн потянулся к шлему, отсоединил и снял. Тот поплыл по шлюзу, будто крошечная металлическая луна.
– Я не собираюсь совершать поступки, способные вас рассердить.
– Это хорошо.
– Но, пожалуйста, выслушайте меня внимательно. Находясь здесь, вы подвергаетесь большой опасности. Нужно покинуть зону военных действий как можно скорее.
– Старик, расслабься, – посоветовал мужчина. – Мы еще успеем техобслуживание провести. На световые минуты вокруг ни одного зомби.
– Вам не демархистов следует опасаться. Я убегаю от своей фракции, от сочленителей. У них неподалеку субсветовик, который трудно обнаружить обычными средствами наблюдения. Правда, не совсем рядом, я об этом позаботился. Но он может быстро двигаться, и несет дальнобойные ракеты, и упорно меня ищет.
– Так вы же вроде инсценировали свою гибель. Так мне и сказали, помните?
– Да. – Он кивнул. – Должно быть, Скади уже разнесла мой корвет в пыль, будучи уверена, что я на борту. Но на этом она не остановится. Это очень дотошная особа. Она не поленится прочесать окрестности, собрав атомарные следы на корпус корабля.
– Атомарные следы? Да вы шутите! – Антуанетта покачала головой. – К тому времени, как они доберутся к месту взрыва, там…
– Там все еще останется повышенная плотность – пусть на пару атомов в кубометре – веществ, которых не отыщешь так запросто в межпланетном пространстве. Например, характерные изотопы, содержавшиеся в материалах корпуса, и прочее в том же роде. Обшивка «Паслена» уловит их и проанализирует. Она покрыта клейким веществом, захватывающим все, что крупней молекулы, а бортовые масс-спектрометры проанализируют окрестный вакуум. Полученные данные будут тщательно обработаны, и компьютер придет к выводу, что такое распределение посторонних элементов возникает при взрыве космического корабля, и не просто корабля, а корвета. Конечно, результаты вряд ли получатся однозначными, статистические ошибки слишком велики – почти порядка самого эффекта. Но мне доводилось наблюдать, как подобный анализ служил руководством к действию. И наверняка выяснится, что на корвете было слишком мало органической материи. И еще кое-что. – Клавэйн медленно двинул рукой, стараясь, чтобы жест не был воспринят как угроза. Коснулся виска. – В моих имплантатах есть очень специфичные изотопы. Их тяжело детектировать, даже очень, но Скади это сделает, если поставит себе такую задачу. А она поставит. А она приложит. И когда не найдет…
– Поймет, что вы ее провели, – докончила фразу Антуанетта.
– Да. Конечно, я учел и это. Тщательный поиск потребует много времени. Мы успеем достичь нейтральной зоны, но стартовать нужно немедленно.
– Клавэйн, вам и в самом деле не терпится попасть на Ржавый Пояс? – спросила Антуанетта. – Они же вас живьем съедят – что конвенция, что зомби.
– Никто же не говорил, что дезертирство – занятие не рискованное.
– А вы, если не ошибаюсь, однажды уже дезертировали.
Клавэйн поймал дрейфующий шлем, закрепил на поясе.
– Да. Это было давно. Наверное, задолго до вашего рождения.
– Века за четыре, так?
Клавэйн поскреб в бороде:
– Почти в точку.
– Тогда – это же вы! Тот самый!
– Что значит «тот самый»?
– Ну, Клавэйн! Из истории. Про которого говорят, что он уже давно мертвый. Фарсидский Мясник.
Клавэйн улыбнулся:
– Ох, грехи мои тяжкие. Это именно я.
Глава восемнадцатая
Торн парил над миром, обреченным на гибель.
Они вылетели с «Ностальгии по бесконечности» на проворном кораблике, найденном женщинами в ангаре. Двухместный аппарат был рассчитан на рейсы от планетной поверхности к орбите, сделан в форме головы кобры: крылья, как расправленный капюшон, плавно стыкуются с фюзеляжем, иллюминаторы пообочь корпуса – будто глаза. Нижняя сторона покрыта буграми сенсоров, люками и чем-то похожим на разномастное оружие. Пара стволов излучателей частиц торчит спереди, как ядовитые клыки, а всю поверхность корабля укрывают разной формы черно-зеленые, мерцающие чешуйки керамической брони.
– Эта штука и вправду доставит нас туда и обратно? – спросил Торн.
– Это самый быстрый шаттл на субсветовике и, наверное, самый малозаметный. Но у него легкая броня, да и оружие скорее для впечатления, чем для настоящего дела. Если хотите лучше защищенное и вооруженное судно, подыщем, но не жалуйтесь потом, что оно слишком медленное и легко обнаружимое.
– Решайте сами.
– Торн, не стоит туда лететь. Это просто глупо. Еще не поздно отказаться.
– Глупо или нет, такой вопрос не стоит, инквизитор. – Торн никак не мог избавиться от привычки обращаться к Виллемье по должности. – Я просто не стану сотрудничать, если не поверю в реальность угрозы. А для этого должен увидеть ее своими глазами.
– А с какой стати нам лгать?
– Не знаю с какой, но ведь вы лжете. – Он пристально смотрел ей в лицо, удерживал ее взгляд, пока не стало неловко обоим. – Я не совсем понимаю, в чем дело, но вы обе не совсем честны со мной. Кое в чем правдивы, не могу отрицать, но что-то утаиваете. И это мне совершенно не нравится.
– Мы хотим всего лишь спасти людей Ресургема.
– В это я как раз верю.
Виллемье и Торн сели в «змеиную голову», оставив Ирину на борту «Ностальгии». Стартовали быстро, и хотя Торн постоянно оглядывался, ему не удалось толком рассмотреть субсветовик. Не сумел он это сделать в первом рейсе, когда прилетел сюда с Ресургема. С чего бы этим женщинам не желать, чтобы он увидел звездолет снаружи? А может, у него просто разыгралась мнительность, и по возвращении он рассмотрит «Ностальгию по бесконечности» без проблем?
– Вы можете лететь и сами, – предложила Ирина. – Кораблем не нужно управлять. Запрограммируем траекторию, позволим автоматике реагировать на обстановку. Скажите только, как близко хотите подобраться к ингибиторам.
– Слишком близко, пожалуй, не надо. Несколько десятков тысяч километров будет вполне достаточно. Если дуга хорошо рассеивает свет, я ее увижу с такого расстояния, равно как и уходящие в атмосферу трубы. Но один лететь не хочу. Если уж вам так нужно привлечь меня на свою сторону, отправляйтесь со мной. Так я буду знать, что это не ловушка.
– Я полечу с ним, – вызвалась Виллемье.
– Как пожелаешь. – Ирина пожала плечами. – На всякий случай – прощай.
Долетели без проблем. Как и по пути с Ресургема, бо?льшую часть времени проспали – не в анабиозе, но в глубоком, подобном коме сне, вызванном средствами, тормозящими нервную систему.
Виллемье велела кораблю разбудить их, когда окажутся в половине световой секунды от газового гиганта. Торн проснулся и сразу пожалел об этом: голова мутная, во рту мерзкий вкус, все тело болит и чешется.
– Торн, хорошая новость: мы еще живы, – сообщила Виллемье. – Либо ингибиторы нас не заметили, либо им наплевать.
– Наплевать? С какой стати?
– Должно быть, они уже знают по опыту, что помешать мы не сможем. Скоро всему человечеству конец, стоит ли беспокоиться из-за пары особей?
– Знают по опыту? – Он нахмурился.
– У них коллективная память. Мы не первая раса, которую они уничтожают. Наверное, процент успеха у них достаточно высок, раз не меняют стратегию.
Теперь корабль дрейфовал свободно. Торн отстегнул амортизирующие ремни, оттолкнулся от кресла, подплыл к щелевидному иллюминатору. Самочувствие слегка улучшилось. За окном виднелся газовый гигант, и выглядел он не лучшим образом.
Прежде всего Торн заметил сходящиеся к нему из глубин системы три потока материи. Они тускло поблескивали в свете Дельты Павлина – тонкие серебристые полосы, словно мазки гигантской призрачной кисти через все небо, параллельно эклиптике, от гиганта в никуда. Движение планетного материала в потоках было едва заметным, выдавали его лишь случайные движущиеся блики отраженного света. Торну это напомнило вязкий поток воды в реке на грани замерзания. Вещество преодолевало сотни километров в секунду, но невероятный масштаб происходящего и эту скорость делал малой, почти неощутимой. Потоки были многокилометровой ширины – будто разматываемые околопланетные кольца.
Торн проследил за ними взглядом. Близ гиганта плавные орбитальные дуги резко ломались – там потоки направлялись к местам переработки. Выглядело это так, будто элегантную работу художника грубо нарушили, толкнув его под руку в самый последний момент.
Ориентация спутников по отношению к набегающим потокам постоянно менялась, и поэтому менялась геометрия потоков вблизи точек поворота. Иногда один вовсе запруживали, пропуская другой. Но, возможно, так лишь казалось, а по-настоящему движением управляли с безукоризненной точностью, и потоки проходили друг сквозь друга, не сталкиваясь ни единой частицей.
– Мы и вообразить не можем, как машинам удается подобное, – тихо призналась Виллемье. – У этих потоков чудовищный импульс, сквозь сечение каждого проходят миллиарды тонн в секунду. Но направление они меняют с потрясающей легкостью! Может, ингибиторы разместили в точке поворота небольшие черные дыры и разворачивают вещество в их поле? Так считает Ирина. А у меня от всего этого мурашки по коже. Еще она допускает, что машины способны попросту отключать инерцию и благодаря этому с легкостью разворачивать любые массы.
– И то и другое звучит не слишком ободряюще.
– Вы правы. Но даже если ингибиторы умеют мастерить черные дыры на заказ и манипулировать инерцией, они это делают не в слишком больших масштабах – иначе мы были бы уже мертвы. У машин есть свои пределы. По крайней мере, в это хочется верить.
Луны – объекты диаметром несколько десятков километров – казались плотными сгустками света, крючьями на конце нисходящих потоков. Материя рушилась в их зияющие отверстия, похожие на рты, перпендикулярные плоскости орбиты. По законам физики, ничем не уравновешенная падающая масса должна была выпихнуть луны на новую орбиту. Но этого не происходило. Очевидно, ингибиторы умели нарушать либо обходить обычные законы сохранения импульса и энергии.
Спутник на самой далекой орбите производил дугу, которая рано или поздно замкнется в кольцо вокруг газового гиганта. Когда Торн смотрел с «Ностальгии по бесконечности», еще можно было усомниться в назначении дуги. Теперь сомнения исчезли. Дуга продолжала удлиняться со скоростью тысяча километров за каждые четыре часа – колоссальная лавина высокоорганизованной материи.
Торну пришлось напомнить себе: это не магия, а всего лишь чрезвычайно продвинутая техника. Хотя верилось с трудом. Под ледяной коркой лун неведомые агрегаты с фантастической скоростью вырабатывали непонятные компоненты, образующие трубу диаметром тринадцать километров. Обе женщины с «Ностальгии» и представить не пытались, какова эта труба внутри: пуста она или забита сложнейшей техникой пришельцев.
Нет, все же это не магия. Насколько Торн понимал, жесткие законы физики в присутствии ингибиторов становились податливыми, словно карамель на жаре. Скорее, законы не абсолютны, они являются лишь правилами, в большинстве случаев соблюдаемыми, а при умении и необходимости вполне изменяемыми. Но и черные машины имели свои пределы. Они могли творить то, что казалось волшебным, но перед действительно невозможным отступали. К примеру, как показывали наблюдения, ингибиторы не могли сотворить материю из ничего, хотя умели обрабатывать ее с поразительной скоростью. Вот и пришлось им разграбить три планеты.
Кроме того, их огромные стройки требовали времени. Дуга вокруг планеты образовалась не мгновенно, она росла со скоростью в двести восемьдесят метров в секунду. Машины, при всем их могуществе, не были богами.
Торн пришел к выводу, что это, пожалуй, единственное утешение в данной ситуации.
Он пригляделся к паре нижних лун. Их ингибиторы перевели на идеально круглые орбиты прямо над облачным слоем, причем орбиты пересекались. Временами луны проходили вблизи друг друга, но медленная укладка «нити» в атмосферу не прекращалась.
Теперь их работа виднелась отчетливо: трубы выходили из них прямыми, чуть изгибались, а затем, в тысяче километров от спутника, обрушивались резко в атмосферу. Касаясь ее, двигались с космической скоростью, несколько километров в секунду, и оставляли среди облаков метины, похожие на раны от когтей. За местом вхождения труб тянулись ржаво-красные полосы, дважды или трижды опоясывающие гиганта. Следы не совпадали друг с другом из-за вращения самого гиганта вокруг оси. Два спутника-завода выписывали на поверхности движущихся облаков сложный узор, напоминающий упражнение экстравагантного каллиграфа. Красиво, аж дух захватывает, но и страшно до тошноты. Несомненно, планету уродуют, безжалостно увечат. А потом и вовсе уничтожат. Эта каллиграфия – надпись на могиле умирающего мира.
– Полагаю, теперь вы нам верите, – сказала Виллемье.
– Да, я склонен поверить. – Торн стукнул костяшками в иллюминатор. – Может, это и не стекло, хотя таковым и кажется, а что-то вроде трехмерного дисплея… Однако вряд ли вы настолько хитры. Даже если я выйду наружу в скафандре, чтобы увидеть собственными глазами, и то не буду до конца уверен в том, что лицевой щиток – не дисплей.
– Вы очень подозрительный человек.
– Захочешь жить, станешь подозрительным. – Торн вернулся к своему креслу, уселся. – Хорошо. Я увидел. Следующий вопрос: что именно там происходит? Каковы их намерения?
– Думаю, ответ искать не обязательно. Достаточно знать, что происходит скверное.
– Для меня этого недостаточно.
– Мы знаем, что делают эти машины, хотя и не знаем, как именно. Ингибиторы уничтожают разумные расы, медленно и тщательно. Их сюда привлек Силвест, и сделал он это, скорее всего, ненамеренно. Впрочем, это исключительно скользкий тип, и невозможно сказать, какими были его настоящие мотивы. Факт остается фактом: черные машины прилетели, чтобы проделать свою обычную работу. Это все, что нам нужно знать. Необходимо просто увезти отсюда всех, кого только можно, и побыстрее.
– Если эти машины так эффективны, как вы считаете, то не будет ли напрасной наша попытка к бегству?
– Мы выиграем время. Да и машины уже не те. Их работа небезупречна.
– Вы же говорили, что они самовоспроизводящиеся. Отчего ингибиторы стали работать хуже? Разве что-нибудь мешает им обучаться, делаться умнее и эффективнее?
– Создатели ингибиторов, кем бы они ни были, не хотели, чтобы их детища чересчур развились. Машины предназначались для уничтожения разума. Какой смысл заполнять ими ту нишу, которую они должны держать пустой?
– Пожалуй, вы правы, – согласился Торн, отнюдь не удовлетворенный ответом. – Думаю, вы должны еще кое-что показать мне и рассказать. Но до того я хотел бы подлететь ближе.
– Насколько ближе? – насторожилась инквизитор.
– Полагаю, корабль приспособлен для полетов в атмосфере. Такая обтекаемая форма…
– Насчет атмосферы мы не договаривались.
– Ну, так подайте на меня в суд за нарушение контракта. – Он улыбнулся. – Я от природы пытлив, как и вы.
Скорпион очнулся. Тело сотрясала дрожь. Было холодно, кожа покрылась липкой гадостью. Он заскребся, сдирая блестящий слой жирного геля. Тот чавкал, отлепляясь мерзкими полупрозрачными чешуями. Скорпион очень осторожно вычищал участок близ ожога на правом плече, бережно, заботливо, почти с наслаждением ощупывал его края. Знал на ощупь каждый дюйм ожога, но, очерчивая пальцами причудливый рельеф грубого шрама, вспоминал о долге перед собой, о данном себе же обещании, которому следовал с тех пор, как убежал от Квайла. Пусть Квайл умственно очень далеко ушел от людей, генетически он был человеком. Этого нельзя забыть. Нужно отомстить людям. За Скорпионом должок.
Боль ушла. Не напоминал о себе даже шрам. Но мутило, трудно было сориентироваться. В ушах ревело, словно голову сунули в вентиляционную шахту. Перед глазами плавала переливающаяся, дрожащая муть. Спохватившись, он отлепил от лица прозрачную корку. Моргнул. Зрение прояснилось, но в ушах по-прежнему ревело. Скорпион осмотрелся. Он по-прежнему трясся от холода, но уже был способен определить, где находится.
Скорпион лежал в половинке металлической яичной скорлупы, скорчившись в позе зародыша. Нижнюю половину тела еще окружал отвратительный липкий гель. Вокруг змеились пластиковые трубки, переходники. В ноздрях и глотке ощущалось раздражение, – должно быть, туда недавно совали эти трубки. И выдернули бесцеремонно. Вторая половина металлического яйца валялась рядом – видно, недавно отсоединили. Вокруг безошибочно угадывалась внутренность космического корабля: полированный синий металл, изогнутые, похожие на ребра перфорированные лонжероны. Гул в ушах – звук работающих двигателей. Значит, летим. Корабль маленький, раз двигатели слышны. Не хватает места, чтобы одеть их силовым полем, глушащим вибрацию. Определенно внутрисистемный шаттл или что-то похожее.
Скорпион вздрогнул: в дальнем конце отсека открылась дверь, обнаружив каморку с ведущей наверх лестницей. С ее последней ступеньки сошел на пол мужчина и спокойно направился к Скорпиону, очевидно не удивившись его пробуждению.
– Как самочувствие?
Скорпион заставил себя посмотреть на вошедшего, сосредоточился. Этого человека он знал, хоть тот и успел измениться. Одежда по-прежнему темная, без отличительных знаков, но уже не отчетливо сочленительского покроя. Лысый прежде череп теперь покрывала короткая черная щетина. Выглядел он теперь куда менее похожим на труп.
– Ремонтуар! – прохрипел Скорпион, выплевывая изо рта мерзкий гель.
– Да, это я. С вами все хорошо? Мониторинг состояния показал: анабиоз не оставил вредных последствий.
– Где мы?
– На корабле близ Ржавого Пояса.
– Снова явились меня мучить?
Ремонтуар отвернулся, не желая глядеть ему в глаза:
– Скорпион, это была не пытка… всего лишь дополнительное обучение.
– Когда собираетесь сдать меня конвенции?
– Думаю, выдача больше не стои?т на повестке дня. По крайней мере, сейчас она не представляется целесообразной.
Скорпион утвердился в догадке: скорее всего, это шаттл. Очень может быть, что на борту всего двое. Интересно, каково это – вести сочленительский корабль? Наверное, непросто, но попробовать стоит. Даже если потерпишь крушение и сгоришь, все лучше, чем смертный приговор.
Он выпрыгнул из скорлупы, подняв фонтан геля. Полетели в стороны трубки, капельницы. В один миг плохо устроенные руки гиперсвиньи отыскали жизненно важные точки. Надави такую – и любой человек, даже сочленитель, лишится сил, потеряет сознание, умрет…
Очнулся Скорпион в другой части корабля, привязанный к креслу. Ремонтуар сидел напротив, аккуратно сложив руки на коленях. За его спиной изгибалась внушительная консоль, покрытая экранами, индикаторами, системами управления и полусферическими навигационными дисплеями. Освещалась консоль на манер игрального автомата в казино.
