скачать книгу бесплатно
Что ж, остаётся ждать Мериану. Вздыхаю, но не возражаю, так что Берониан отправляется подкармливаться дальше – то ли уезжаем мы, то ли нет, но сил лучше иметь побольше, – а я возвращаюсь за прилавок, вешать посетителям отборную лапшу на уши.
Ещё через пару часов появляется Мериана, ужасно недовольная.
– Как там твой план? – начинает тормошить меня с порога. – Я хочу замуж! Я хочу прекратить учиться! Можно как-то сделать так, чтобы у тебя поскорее стало много денег? Тогда мои родители ничего возразить не смогут и не станут заставлять ждать до семнадцати! Им куда приятнее будет, чтобы дочка поскорее стала богатой!
Увлекаю Мериану в спальню, обнимаю и начинаю рассказывать. Излагаю кратко, делаю выжимку из фактов, чтобы невеста моя поняла именно то, что ей надо:
– Я расскажу тебе правду, потому что сейчас её действительно нужно знать. У моего учителя был друг. Учитель, как ты знаешь, умер, а вот друг его, сир Берониан, попал в нелепую ситуацию: враги превратили его в призрака. Он явился ко мне и попросил помощи: мне нужно сопровождать его в столицу, к магам, чтобы они помогли ему вернуть тело. В благодарность за помощь он осыпет меня богатствами – у него огромное состояние, на которое враги очень рассчитывали, но он составил завещание так, что никто, кроме него самого, так быстро этих денег не получит…
– То есть они его родственники?
– Всё ловишь на лету, – улыбаюсь одобрительно и целую Мериану в макушку. – Словом, объяснять про магов и призрака мы твоим родителям не будем. А вот про старую тётушку, которая собирается на тот свет и хочет увидеть меня и мою невесту, переписав на нас перед смертью часть своего состояния, – отличная идея. Уезжать нам надо завтра, так что с утра я зайду к твоим родителям и сам им всё это расскажу – чтобы тебя отпустили. Тётушка вызывает срочно, ехать нужно немедля, ну, ты понимаешь.
– А не сегодня – почему?
Сбиваюсь. Берониан же хотел напитаться перед дорогой, потому и не сегодня, но как я ей это объясню? Собираюсь с мыслями:
– Потому что сир Берониан просит пускаться в путь именно завтра. Он потратил много сил на то, чтобы найти меня, и теперь ему нужно отдохнуть, прежде чем тратить силы снова.
Мериану это объяснение всецело удовлетворяет.
– И мы будем богаты? – она смеётся от радости, а я завожу ей прядку золотых волос за точёное ушко. Бог мой, как же моя невеста красива! Как же мне повезло! Что бы там ни было, как бы ни бесился Эжен Корибельский, я самый счастливый человек, если не на свете, то в округе так точно…
Мериана уходит, а я собираюсь с мыслями. Надо бы всё-таки зайти к священнику. На собрание я уже опоздал, но можно зайти попозже… Что он мне скажет? Что я ему скажу? Впрочем, Берониана всё ещё нет, потому надеваю плащ, повязываю свой любимый шёлковый шарф и выхожу из дома.
Священник, отец Карл, как раз протирает стол после собрания. Церковные сборища по вторникам проходят за круглым столом, прихожане приносят записи, и отцу Карлу, несомненно, кажется, что стол они пачкают. Собираются, кстати, у него дома, не в церкви. Дом, правда, при церкви и находится, но на это уже можно не обращать особого внимания.
Захожу, кланяюсь с порога:
– Святой отец, позволите? Только освободился в аптеке, потому на собрание не успел – я по делу к вам.
Карл недоверчиво откладывает тряпку и садится за своё место, во главе стола. Стол круглый – с обязательным заглавным местом. Что тут скажешь.
– Святой отец, беда у меня, – вздыхаю. – Сын мэра, Эжен Корибельский, взревновал ко мне невесту мою – сам хотел бы на ней жениться. И теперь хочет меня со свету сжить. Вот, пускает гнусные слухи… да вы сами знаете…
Пускаюсь в подробности тяжкой своей жизни. Как было нас в семье пятеро братьев и сестёр, а шестая сестрёнка умерла маленькой, и как тосковала мама. Как после смерти дочурки она долго болела, отец только ею и занимался, на нас вообще почти не смотрел. Как аптекарь – согласно официальной версии, друг моего отца, – проезжая мимо, заехал выразить соболезнования и понял, как в этом доме живут дети. Как он проэкзаменовал нас на сообразительность – каждого: и меня, и двоих братьев, и двух сестёр на всякий случай, хотя с ними всё было легче, они были старшие и всё равно скоро вышли бы замуж, – и сказал, что юноша Леокаст может учиться у него аптекарскому делу. Как он вначале просто забирал меня летом, а потом понял, насколько моим родителям нет до меня дела, и забрал к себе совсем, став для меня самым лучшим отцом. Как он умер, и я остался один в огромном доме-аптеке, обязанный взять своего ученика и быть ничуть не хуже покойного учителя при этом… Словом, несу сумятицу из фактов и отъявленного вранья, перемешиваю всё как попало – радует то, что большую часть врак я пересказываю со слов учителя, как он сообщал это всё некоторым посетителям аптеки и старым знакомым.
Отец Карл слушает внимательно, не перебивает. Но, когда я заканчиваю, сокрушённо вздыхает:
– Я понимаю вас, господин Брам, и очень сочувствую. Но в вашей истории нет никакого опровержения того, что вы могли наслать на весь город ночные кошмары. Одинокий юноша, лишившийся даже своего учителя, легко может начать заниматься тёмным колдовством.
– Во-первых, почему это я одинокий? – обижаюсь. – У меня есть ученик и невеста! Во-вторых, почему юноша? Мне тридцать лет без малого! И, наконец, почему на весь город? Корибельский, вроде бы, только про дом мэра рассказывал.
– Но кошмары-то снились всему городу, – снова вздыхает отец Карл. – И, вы уж меня извините, если насылать кошмары на дом мэра – очень просто ошибиться. Мэр олицетворяет собой город, а значит, домом мэра, семьёй мэра весь город и является. Точно так же, как если бы вы прицельно охотились на сына мэра, то каждый из нас может считаться, на самом деле, чадом Корибельского-старшего. Так уж складываются социальные условия…
Хватаюсь за голову. А отец Карл-то не лыком шит! Сам практикует! Тоже мне, церковник, тоже мне, святой отец! То есть по воскресеньям он проповеди читает, по вторникам и четвергам жалобы жителей городка выслушивает, а всё остальное время колдует, значит?! Умные книжки читает, творит всякое?! Нет, неудивительно, почему его так любят, уважают и ценят – это всё магия навроде приворотной, тут и сомнений нет. Но выразить потрясение вслух не могу – сразу станет ясно, что я тоже маг. Потому делаю вид, что поражён совсем другим:
– Да что вы такое говорите, отче! Это что же получается, кто-то мог бы наслать кошмар на одного только Эжена, а пострадал бы весь город?! А если бы я на дуэли с ним сцепился – да, я понимаю, дуэли давно запретили, но в прошлом… словом, убил бы я Корибельского, и умер бы весь город?!
Кошу под идиота. Кажется, отец Карл прекрасно это понимает.
– Ну что вы, господин Брам, – терпеливо объясняет он, – какое же колдовство в дуэли? Это просто бессмысленное убиение людей. Колдовство, хоть и бесовское дело, а всё-таки какой-то смысл в нём всегда есть: колдун никогда не хочет просто так кого-то убить, ему это зачем-то надо. На дуэли же тем, кто собирается стрелять, движет исключительно ненависть. На одной только ненависти колдовство не построишь – вся бесовщина строится на многих ступенях, которые в конечном итоге приводят к единому смыслу. Да даже светлые чары – вот аптекарство, например. Разве можно сварить хорошее снадобье, когда только денег на нём хочешь заработать, а не людей исцелить?
Был бы Фальяном – покраснел бы. Сам не умею. Раскусил меня отец Карл, ох, раскусил. Мне совершенно всё равно, исцелю я человека или нет, потому и готовлю по книжкам, без, так сказать, души. И получается, что вроде бы настойки действуют, а по сравнению с Фальяновыми – ерунда это, а не настойки.
– Понимаю вас, – говорю взвешенно и серьёзно, – только другого сообразить не могу: кто же у нас в городке такой могучий колдун, что насылал кошмары на Корибельского, а получилось – на весь город? Если я у него недругом стал, значит, наверняка не я один – Эжен вздорный юноша…
– Вы у нас такой колдун, господин Брам, вы. – Отец Карл смотрит на меня пристально. – Корибельский-младший ещё вчера мне рассказал, что учитель ваш занимался оккультной бесовщиной. Пока только кошмары людям снятся, я вам ничего не скажу – только посоветую в дальнейшем старательнее думать именно об Эжене, а не о сыне мэра, а не то весь городок наш замучите. Но если начнётся что-то посерьёзнее – вы уж извините, но мы придём с обыском.
Ничего себе поворот.
Не знаю даже, чем я больше потрясён – тем, что отец Карл меня не сдал здоровякам из народа, вооружив их факелами с боевым кличем «жги колдуна!», или тем, что он и вправду поверил: кошмары вызваны моей личной местью.
Торопливо извиняюсь перед отцом Карлом, заверяю его, что предприму все усилия, чтобы такого больше не повторилось, и решать свои разногласия с сыном мэра буду культурно и цивилизованно. Встаю, ухожу, и не понимаю: что же мне теперь делать?
Впрочем, утром всё равно собирались уходить. Значит, так и будет. Приснятся жителям города кошмары ещё раз – ну так это моё старое заклятие всё ещё работает, тут у отца Карла никаких сомнений не будет, раз уж он такой образованный маг. Только повздыхает, что ученик я бездарный и отменить заклятие не могу, а жду, пока само схлынет. А назавтра мы попросту уедем, и всё будет, как обещает Берониан. Я вернусь в город богачом и поведу под венец свою прекрасную невесту. А с отцом Карлом мы, может, ещё профессионально подружимся. Вот будет у меня много денег, я ему церковь отремонтирую и вотрусь в доверие, будем обсуждать бесовскую колдовщину… тьфу, колдовскую бесовщину. Нет, ну ничего себе отец Карл даёт! Что уж тут скажешь, тут только смеяться.
Около полуночи Берониан заглядывает ко мне в спальню: – Я на минутку, не дольше. Что ж, завтра в десять утра подъём, Леокаст. Идёшь за своей невестой, и уезжаем. Я буду за тобой перемещаться – постараюсь не появляться, пока из города не выйдем. И отправимся в столицу – дальше сам всё знаешь. А я пошёл дальше подпитываться, мне это перед путешествием очень нужно.
И исчезает, не дав даже ответить. Мысленно стону. Мало того, что Фальян растолкал меня сегодня до полудня, так ещё и завтра вставать спозаранку и ехать куда-то… Ненавижу рано подниматься. Отлично знаю, что сам Фальян каждое утро встаёт в семь, ну от силы в восемь, когда устал очень после ночных ритуалов: приведёт себя в порядок, поест, откроет аптеку. Но я-то не Фальян! Я всегда любил подольше поспать, и как тут… зачем… впрочем, ехать надо по делу, а значит, не на что жаловаться. Главное – решить, какую карету нанимать. Наверное, надо зайти на соседнюю ферму, взять пару лошадей и отправиться верхом, зачем мне эти «каретные» траты? Благо невеста моя верхом ездить превосходно умеет, училась. Ещё бы – дочь кузнеца-ювелира! Отец её мечи делает, которыми всадникам положено махать, так что озаботился тем, чтобы дочка если не размахивать мечом, то хотя бы ездить на лошади умела.
Но это всё – утром. Надо лечь спать. Надо просто поспать, выспаться перед дорогой. Да, обычно так рано я не ложусь, но сегодня это необходимо… Лежу, смотрю в потолок. Уснуть не получается.
Когда погибла моя сестрёнка, тоже уснуть не получалось. Ни у меня, ни у мамы. Дом у нас был небогатый, стены, как говорится, картонные: тонкие-тонкие, любой вздох услышишь. Я спал в комнате с младшими братьями – Серон засыпал сразу, он легко относился к жизни. Ярилий, маленький ещё, – поплачет-поплачет слегка и уснёт, свернувшись калачиком. А за стенкой творилось не пойми что – плакала мама, пытался её успокоить сонный отец, которому с утра на работу, а через две стены порой доносились рыдания сестёр. Они малышку очень любили, её вообще любили все. Попасть под копыта лошади, выбежав на дорогу! И ведь мы все за ней не уследили – младшие играли во дворе, не заметили, что Иана куда-то побежала. А старшие просто считали, что младшие в своих играх и сами справятся…
Больше всех корила себя старшая сестра, Арелана. Она должна была как самая старшая за малышами следить. Я слышал как-то, как она плакала матери в подол, стоя перед ней на коленях: «Леокаст и Серон-то что, они мальчишки, за чем они уследят? Ярилий сам малыш, а Нора вообще в доме была, причёску делала… Ясное дело, хочется красивой быть, когда только поняла, что растёшь красивой… А я-то, я?! Я-то должна была уследить за Ианой!..»
Что ж, у Ианы тоже было имя с характерным окончанием. И у Ареланы тоже. Я их обеих потерял – Иану навсегда, а Арелана довольно быстро вышла замуж, родила троих малышей – это когда я в последний раз о ней что-то слышал. Не люблю писать домой. Не люблю думать о том, что было бы, уследи я за сестрой. Я же потому тогда и заставлял дёргать хвостом ту ящерицу, из-за которой учитель меня взял к себе домой: тренировался мёртвых поднимать, думал, и Иану когда-нибудь подниму. С годами понял: нет в этом смысла. Если девочка уже умерла маленькой, то о чём тут говорить? Она не знает, что такое стать взрослой, оно ей не надо. Да и не растут духи – только подниму малышку зачем-то, и будет её жизнь скучной и тоскливой… Как же жаль, что не было у нас в роду эльфов. Судя по Берониану, эльфийская кровь поможет совсем воскреснуть. Да вот только, увы, ничего тут не поделаешь…
Мы все, в общем-то, нашли способ бежать от смерти Ианы. Нора подросла и, мать писала, ушла в монастырь: вроде бы, громче всех Арелана себя корила, а Норе, кажется, было гораздо тяжелее… Арелана замуж вышла, Серон ушёл на войну, Ярилий только с родителями остался, подспорьем и поддержкой. Ну да он маленький тогда был, почти ничего не понял. Он всё теперь сделает, лишь бы мама с папой его любили. Могу понять. Был бы я младше на момент смерти Ианы – тоже бы не баловался с ящерицей и остался бы в конце концов любимым сыном. А так – ящерица дёргает хвостом, к нам подходит седобородый человек, спрашивает, учил ли меня кто-нибудь, и, получив отрицательный ответ, идёт в дом – разговаривать с моими родителями. Если вспомнить, что мама после смерти дочери работать не могла, аптекарь, который забирает на всё готовое лишний рот (пусть для начала и на несколько месяцев в году), показался просто спасением.
Делать мне, в общем, нечего. Надо спать. Но я ещё с полночи мечусь, вспоминаю Иану, возвращаюсь мысленно к горю сестёр и мамы… Да и братьев, да и отца. Отец-то держался, ему нас всех кормить надо было, а вот Серон, который и спал легко, и жил без особых тягот вроде бы, всё-таки на войну пошёл. Значит, ему тоже было тяжело. Я так давно не писал домой, что даже не знаю, жив ли он, – наша страна ни с кем сейчас не воюет, но тех, кто пошёл в солдаты, легко отправляют в другие земли, на передовую. Впрочем, я же завтра еду в столицу! Надо навестить родных, познакомить их с невестой… Не сразу, конечно, а как Берониан денег даст. Успокоенный этой мыслью, засыпаю довольный. Всё совсем не так плохо. Всё можно решить. Мертвецов – человеческих мертвецов – не вернуть, но зато живых можно и обнять, и обрадовать. А это главное, наверно.
IV
Вот только ни обнять, ни обрадовать я никого с утра не успеваю. Если бы меня кто-то растолкал, можно было бы счесть, что, по крайней мере, обняли меня. Ан нет – Берониан заключить меня в объятия не смог бы при всём желании. Потому он, как обычно, кричит с потолка:
– Вставай, Леокаст! Поднимайся!
Продираю глаза, смотрю на часы. Семи утра ещё нет даже. Я почти не спал.
– Сир, что такое?.. Вы обещали поднять меня в десять…
– Леокаст… – призрак, кажется, шокирован. – Этот твой Эжен Корибельский оказался чуточку более крепким орешком, чем я думал. Он проснулся.
Проснулся.
Проснулся, когда над ним нависал – и присасывался – призрак.
– Закричал при виде меня так, что тут же ворвались слуги – я успел исчезнуть, только когда они меня уже заметили. У нас есть совсем немного времени: пока в доме мэра схлынет паника, пока побегут в церковь. Словом, столица временно отменяется. Бежать придётся в другое место, и своим ходом.
Не понимаю, о чём он говорит, и Берониан видит это по моему выражению лица.
– Я и близко не мог себе представить, что такой юноша, как твой недруг, проснётся, когда я им питаюсь. Прости, Леокаст, всё пошло не по плану – я же говорил, от Эжена можно подпитываться долго, он отнюдь не так прост. Занимался бы магией – далеко бы пошёл. Просто ты описал его как недалёкого папенькиного сынка, и я совсем не ожидал, что это может быть сопряжено с недюжинными, просто неразвитыми способностями… Так что придётся нам бежать в Заболоченный лес. Это единственное место, где тебя искать не станут – побоятся. Не волнуйся, у меня всё под контролем. – Призрак не даёт мне вставить и слова. – В Заболоченном лесу можно набрать достаточно сильных артефактов, чтобы в городе забыли, в чём тебя подозревали. Обо мне, может, и вспомнят, но решат, что я напал на Эжена без твоего вмешательства. Увы, без артефактов ни ты, ни я так на людей не повлияем, а перерывать все чёрные рынки нет времени. Я подскажу, где искать, я такие артефакты на расстоянии чую. Ты же знаешь, в лесу стоит старая крепость, там много чего найти можно – да, понимаю, нечисть, опасно, но мы с тобой уж как-нибудь с этой нечистью совладаем. Без артефактов возвращаться в твой город, увы, нельзя. Да и носить их тебе придётся постоянно, чтобы не вспомнили… Но это – наименьшее из зол.
То есть нам придётся, как распоследним мародёрам, бегать по Заболоченному лесу и выискивать артефакты. Хорошо, что нас будет трое. А может, всё-таки четверо?..
Одеваюсь со скоростью, неведомой раньше мне самому. Спешу в спальню Фальяна – он как раз просыпается, лежит уже в своей кровати с открытыми глазами, смотрит в окно. Впрочем, когда мы с призраком врываемся в комнату, Фальян уже потрясённо смотрит на нас.
– У Корибельского есть повод считать, что я наслал на него призрака, – выкладываю всё скороговоркой, – он увидел сира Берониана, досадная случайность. Мы бежим в Заболоченный лес – сир поможет найти артефакты, которые отведут глаз жителей города от моей персоны как от самого страшного зла округи. С нами?..
Фальян горько вздыхает:
– Учитель… Вы, считайте, на войну идёте. А то я не знаю, что такое Заболоченный лес. Для начала – я вам там помешаю, я же совсем не умею на войне. Ни на какой.
У Фальяна на войне погиб когда-то старший брат, он упоминал об этом вскользь. Именно потому, что мельком, а не делился, я очень хорошо понимаю мальчика. Ему до сих пор страшно и больно, так что ничего не могу возразить.
– И потом… – продолжает мой ученик. – Понимаете, учитель, у каждого, кто уходит на войну, должен оставаться зажжённый в окне свет. Вы же Мериану берёте с собой, так вот у неё останутся родители, которые будут мечтать о возвращении дочери. А у вас никого не останется, что ли? Так нельзя. Я буду вас ждать.
– А если тебя обвинят в пособничестве оккультисту? – подаёт голос призрак.
Фальян смеётся.
– Что бедный ученик аптекаря может знать? Меня ни к чему не подпускали. С утра в аптеку, вечером прочь из дома, вернулся – спать иди. Если уже дома остаёшься – вари снадобья в аптечном помещении. Оккультизм? А я тут причём? Может, злой учитель сам мои силы пил, да и вообще – привораживал в определённом смысле. Я тут как бы и ни при чём.
Возразить мне нечего, сиру Берониану тоже. Спешно обнимаю Фальяна на прощанье – ну наконец-то я хоть кого-нибудь обнял, так, помнится, хотел обнимать живых!.. – и спешу на выход.
– Ничего не бери, – разъясняет Берониан. – Еду в лесу мы и сами найдём, аптекарь ты или кто? Оружия у тебя всё равно толком нет – можешь разве что свой кинжал захватить…
Тут же бегу на чердак – за кинжалом.
– В остальном, – продолжает призрак, – я рассчитываю перенести нас на опушку леса, а тут чем меньше веса, тем лучше. Я достаточно напитался, чтобы быть в состоянии переносить материальные предметы, но, правда, лучше меньше. Тем более что барышня твоя, даром что худенькая, всё-таки всю твою поклажу собой заменяет…
Хватаю кинжал, сую во внутренний карман плаща – и бегу на улицу, а там – к дому Мерианы.
– И собирай её быстрее! Пусть тоже ничего не берёт, я её, да ещё с вещами, не утащу, – кричит вслед Берониан, оставшийся у входа в аптеку.
Какое счастье, что у Мерианы спальня на первом этаже! Вернее, что дом у них одноэтажный, наверху чердак, а мастерская её отца и вовсе во флигеле. Как бы я залез в окно второго?
Расталкиваю свою невесту, хотя и хочется полюбоваться тем, как она очаровательно спит, – длинные ресницы, прядь волос упала на лицо, под щёчкой – прелестная ручка…
– Мериана, поднимайся! Тихонько, тихонько! Мы с тобой отправляемся в Заболоченный лес!
– Мы же в столицу собирались, – шепчет удивлённо.
– Собирались, да не собрались! Корибельский-младший доложит в церкви, что я якобы оккультист. Нужно собрать артефакты, чтобы отвести подозрения…
– Ничего не понимаю, – Мериана садится на кровати. – Зачем ему это?
– Да он на тебе жениться хочет, – бросаю в сердцах, – потому и сделает что угодно, лишь бы меня ликвидировать.
– На мне?! Корибельский?!
Она потрясена. А глаза горят – горят как звёзды. Не могу налюбоваться.
– Леокаст! Но это же меняет дело!
Не понимаю.
– На мне. Хочет. Жениться. Сын мэра. И ради этого даже подставляет моего текущего жениха!
Слово «текущего» меня настораживает.
– У него же деньги! И связи! И я стану… Мерианой Корибельской!
Не понимаю, о чём она говорит. Наверное, шутит?
– Леокаст, прости, пожалуйста, с тобой правда было очень хорошо, но больше не будет. Я не буду даже кричать на весь дом, что ты ворвался в мою спальню, чтобы надо мной надругаться, – если хочешь потом вернуться с артефактами, тебе лишние проблемы не нужны. Живи, как знаешь, как хочешь. Я всё равно не верю, что ты мог бы стать богаче Корибельского, – он, уж прости, тебя обгоняет с самого начала, он, при всех его недостатках, аристократ урождённый, в отличие от тебя, так что даже если у тебя материальных сокровищ будет больше, у Эжена есть главное – право рождения… И он по этому праву может и должен взять меня в жёны! – Моя ещё минуту назад невеста буквально дрожит от возбуждения. – Уходи как вошёл, через окно, я правильно поняла? Если успеешь вернуться с артефактами до моей свадьбы, я даже буду рада тебя на ней видеть. А пока – до встречи, Леокаст! Я буду верить, что у тебя всё будет хорошо. Мне с тобой было хорошо, и я умею быть благодарной.
Стою, пытаясь осознать смысл её слов.
– Беги уже, давай! Сейчас родители проснутся, зачем тебе ещё проблемы на пути?! – Мериана подталкивает меня, да так, что я едва не падаю на пол.
На негнущихся ногах иду к окну. Вылезаю. Дохожу до аптечного двора.
– Всё слышал, – сочувственно уточняет Берониан. – Жаль, мог бы вместо неё поклажу взять, а теперь и времени-то нет. Давай, подходи ко мне ближе. Не можешь? Ладно, я сам.
Подлетает ко мне, и я становлюсь частью призрака. Он во мне – или я в нём? Не знаю, но моё тело заволакивает прозрачная субстанция, которая, собственно, и есть Берониан. И я в ужасе понимаю, что родной улицы уже нет, что я в нигде, и это нигде поглощает меня, засасывает, как и сам призрак… Наверное, это никогда не кончится?! Наверное, сегодня у меня прекратилось всё – и любовь, и жизнь, – и началась мука, которая поглощает, никогда не отпустит, всегда будет со мной?.. Впрочем, нет. Мука заканчивается. Мы стоим на опушке Заболоченного леса, по крайней мере, я вижу просвет за деревьями – значит, там дорога. И болотце справа – здесь всюду болотца. А так – полянка как полянка… От неожиданности – такими перемещениями я всё же никогда не занимался, тем более в таком состоянии духа, – падаю на траву.
– Можешь передохнуть, здесь безопасно, – замечает призрак. – Тебе, наверное, лучше доспать. На траве мягко, ничего плохого с тобой не будет. А я пока осмотрюсь по сторонам. Через несколько часов вернусь. Ты не бойся, здесь рядом дорога, с которой никто в лес не сунется, а из глубины леса не сунутся сюда, потому что рядом дорога… Ночью тут, конечно, ещё как шастают, но сейчас утро – и прохожие, и мародёры боятся друг друга. Спи, Леокаст.
Берониан исчезает, а я пытаюсь понять, что же со мной произошло.
Какие-то птицы поют высоко, на верхушках деревьях. Какой-то конский топот проносится вдали – не на дороге рядом, скорее, кто-то пытается скостить путь в город поблизости. Из болотца доносится кваканье лягушек.
А я лежу и пытаюсь осознать, что со мной произошло.
Наверное, лучше и правда уснуть. Не понимаю, решительно ничего не понимаю. Я должен срочно бежать из города. Фальян отказывается бежать со мной. Мериана хочет замуж за Корибельского…
Так бы и лежал с этими мыслями, часами бы лежал, но спал я и вправду слишком мало, а привычную порцию утренней настойки так и не получил. Так я и знал, что от снадобий Фальяна выработается однажды зависимость: тело, не получившее привычный глоток бодрости, просто-напросто отключает мою способность думать.
Меня поглощают сны – очень заболоченные, очень лесные сны.
Эжен Корибельский поёт высоко, на верхушке дерева. Поёт:
– Леокаст, весь в чёрном, вырви глаз! Вырви, вырви себе глаз, глупый, глупый Леокаст! Мериана моя! Мериана – моя! Мериана – моя!..
Кидаю в Корибельского какой-то шишкой, он замолкает, а вдали проносится топот отца Карла. Он, наверное, наполовину лошадь, кентавр. Вот почему постоянно прячется в рясе, в такой длинной. Вот почему священники надевают рясы – нет, вот почему отец Карл пошёл в священники. Вернее, кентавр Карл.
