скачать книгу бесплатно
– Еда для собаки, – спокойно ответила я.
Он раздраженно посмотрел на меня и налил себе порцию. Свободных мисок больше не осталось, и ему пришлось есть из треснутой фарфоровой чаши, которая явно была частью его рабочего инвентаря.
– Удивительно, что вы ничем не отравились, – заметила я.
Он отправил в рот сразу полную ложку похлебки.
– Я был бы рад отпустить какое-нибудь колкое замечание по поводу отравления вашей стряпней, но не получится. Это прекрасно. Не припомню, когда я последний раз ел горячую еду.
Он съел три миски, каждую следующую все медленнее и спокойнее. Наконец он выскреб последнюю ложку и вздохнул с сытым видом.
– Вы плохо о себе заботитесь, – сказала я. Это было просто наблюдение, а не обвинение, и, кажется, он так это и воспринял.
Он пожал плечами.
– Слишком много работы, слишком мало времени и слишком мало денег. Вы были правы насчет моих привычек. Я сплю, когда придется, и что-то перехватываю из еды, когда вспоминаю об этом, просто, чтобы поддерживать свои силы. Ну и джин, конечно, – добавил он с утомленным видом заядлого пьяницы.
Я ничего не ответила, подошла к своей сумке и достала фляжку.
– Вот. Я привезла это из своих путешествий. Мне кажется, это очень укрепляет.
Он взял фляжку у меня из рук, сделал большой глоток и сразу закашлялся так, что чуть не задохнулся.
– Господи, что у вас там, черт возьми?!
– В Южной Америке есть такой напиток, называется кашаса, это что-то вроде рома, но его делают из сока сахарного тростника, а не из патоки.
– Я с ним знаком, – сказал он с сожалением в голосе, – чуть ли не год потратил на эту дрянь в Бразилии. Но это совершенно на нее непохоже.
Я намеренно оставила без ответа это упоминание о его прошлом. Если он с таким усердием старался скрыть свое настоящее имя, я была не вправе его разоблачать. По крайней мере, пока.
– Когда я охотилась на бабочек в Венесуэле, я останавливалась на постой у одного джентльмена, владельца обширных полей сахарного тростника в Бразилии. На его вкус, кашаса была чересчур банальной, и он решил дистиллировать ее дважды. В результате получился этот агуардиенте, гораздо более крепкий напиток.
Он сделал второй глоток, на этот раз гораздо более скромный, и рукавом вытер горлышко фляжки с изяществом лорда. Потом вдруг резко заморгал.
– Кажется, я ослеп. И мне это совершенно не по душе.
Я завинтила фляжку и вернула ее на место. Он приподнял глазную повязку, и, к своему изумлению, я поняла, что этот глаз такой же целый и невредимый, как и второй, только веко пересекает тонкий белый шрам. Я заметила также, что его глаза синего цвета, не яркоголубые, как бабочка «морфо», а темно-синие, как Limenitis arthemis astyanax, «ленточник Артемида», в красную крапинку, на которого я успешно охотилась в Америке. В отличие от легкомысленного «морфо», «ленточники» были очень серьезными бабочками.
– Вы видите этим глазом, – сказала я почти обвиняющим тоном.
Он кивнул и стал тереть глаза костяшками пальцев.
– Хотите – верьте, хотите – нет: не хуже, чем вторым. Но он быстро устает, и тогда мое зрение становится мутным. А потом в глазах начинает двоиться, и мне ничего не остается, как только закрывать этот глаз повязкой, чтобы он отдохнул.
– Но таким образом вы утомляете второй, – заметила я.
Он вернул повязку на место и потряс головой, будто пытаясь ее прочистить.
– Ну, тут уж ничего не поделать, ведь нужно заканчивать этого проклятого слона.
В этот момент у двери послышалось шебуршение.
– Мистер С., я принес вечерние газеты, – весело сообщил Баджер, – и ваши сладости.
Он вручил газеты и кулек мятных леденцов мистеру Стокеру, который сразу с жадностью накинулся на них. Я повернулась к мальчику.
– Как хорошо, что ты пришел. У меня есть миска супа, которая пропадет, если ты ее не съешь, а если я отдам ее псу, ему точно станет плохо. Ты не против?
Я вылила суп в чашу мистера Стокера и вытерла ложку. Баджер не стал мыть ни руки, ни лицо, а сразу принялся за еду. Он чавкал так же радостно, как Гексли, и прикончил свою порцию за несколько минут. Мистер Стокер в это время просматривал газеты. Вдруг он выпрямился, и каждый мускул его тела напрягся так сильно, что я поняла: случилось что-то очень плохое.
– Что такое? – спросила я.
Он не ответил, но так сильно вцепился в газету, что костяшки побелели. Я встала за его спиной и стала читать через его плечо.
– Нет-нет! – воскликнула я с ужасом. – Этого не может быть!
Заголовок был сенсационным, но мое внимание привлекли детали истории. Немецкий джентльмен, опознанный как барон фон Штауффенбах, был найден мертвым в своем кабинете. Вся комната была перерыта; полиция сочла эту смерть подозрительной. Никаких зацепок для опознания личности преступника обнаружено не было. Заканчивалась заметка тем, что дознание будет производиться через два дня.
– Этого не может быть, – повторила я.
– Но это так, – решительно возразил мистер Стокер. – Должно быть, его убили вскоре после того, как он вернулся домой.
– Убит? – Баджер поднял голову от миски с супом. – А кого убили?
Я посмотрела на мистера Стокера, но казалось, что он не в состоянии ответить, ужас застыл на его лице. Я заметила, что газета дрожит в его руках. Он явно был во власти сильных эмоций и не реагировал на происходящее вокруг.
– Друга, – ответила я мальчику. – Наверное, тебе лучше уйти, Баджер.
Он вылизал последние капли супа и послушно поднялся. В этот момент мистер Стокер будто очнулся: он отложил газету и встал.
– Не торопись, приятель. Мне нужно отправить телеграммы.
Хоть он и стряхнул с себя оцепенение, но двигался так, будто был не в себе, резко и с отчаянием. Он вырвал клочок бумаги из научного журнала и что-то написал на полях.
– Отправишь эту телеграмму в двенадцати экземплярах, по одному в каждое из этих двенадцати отделений. Отправь их и дождись ответов, слышишь? Почти все ответы будут отрицательными, их можешь выбросить. Но один ответ будет положительный, эту телеграмму принесешь мне.
Он нацарапал еще одно послание и тоже отдал мальчику.
– А эту телеграмму отправишь в Корнуолл, ее посыльный должен отдать лично в руки получателю и больше никому, – распорядился он. Затем стал шарить по банкам и коробкам, наскреб пригоршню монет и отдал их Баджеру. – Получишь больше, когда вернешься.
Мальчик убрал монеты в карман и побежал к двери, отсалютовав на ходу.
– Можете положиться на меня, мистер С.
Затем повисло гнетущее молчание, нарушаемое только потрескиванием дров в камине и похрапыванием Гексли. Я чувствовала себя беспомощной перед яростью мистера Стокера, а он явно был очень зол: губы сжаты, краска залила лицо, кулаки сжимались и разжимались, пока он взад-вперед ходил по комнате. Конечно, он имел право злиться, и ужасу и скорби тоже было место в такой трагедии. Но, глядя на него, я поняла, что еще одно чувство заставляло его метаться по мастерской, как лев в клетке, – страх.
Тем временем он перестал мерить шагами комнату и взялся за другое дело: вытащил старый гладстоновский саквояж[6 - Гладстоновский саквояж – кожаный неглубокий саквояж с округлыми боками, названный по имени премьер-министра Великобритании Уильяма Гладстона.] и начал упаковывать вещи. Он рылся в сундуках и на полках, вытаскивал разнообразные вещи и бросал их в сумку, в том числе сборник романтической поэзии и пачку огромных алых носовых платков. После минутного колебания он вернулся к одному из ящиков. Сморщившись от отвращения, он сунул туда руку; я не видела, что именно он достал, но он положил этот предмет в карман брюк и с силой задвинул ящик. Я подошла к нему и протянула руку.
– Мистер Стокер, вы были так любезны, приютив меня, но сейчас я явно мешаю вам, в момент глубокой личной скорби. Теперь мне пора вас покинуть. Спасибо вам.
Он повернулся ко мне, и его гнев обжег меня, будто плеткой.
– Покинуть? Ну нет, дорогуша. Теперь мы с вами связаны, по крайней мере, до тех пор, пока все это не закончится.
Ужаснувшись, но сочувствуя его сильным переживаниям, я постаралась запастись терпением.
– Мистер Стокер, я все понимаю, это вполне естественно, что вас так расстроила смерть близкого друга, и я выражаю вам свои глубочайшие соболезнования. Но мне явно уже пора, и здесь у меня дел не осталось. Мне нужно отправляться.
– Вы что, действительно не понимаете? – В его голосе послышалось искреннее недоверие. – Сейчас вы и есть мое дело.
– Я?! Но это же невозможно!
Он запихнул в рассыпающийся на глазах саквояж пыльный черный костюм и туго затянул ремни.
– Подумайте хорошенько, мисс Спидвелл.
– Еще раз, мистер Стокер, я соболезную вашей потере, но я вынуждена настаивать…
Он схватил меня за запястье. Он требовал, а не уговаривал, и силу его эмоций я ощутила по тому, как он сжимал мою руку.
– Мой лучший друг и учитель мертв, и, насколько я могу судить, вы тому причиной. До тех пор, пока я не выясню подробностей, вы ни на дюйм от меня не отойдете.
– Будьте благоразумны, мистер Стокер! Как такое может быть, чтобы я стала причиной смерти бедного джентльмена? Я была здесь, с вами, с той самой минуты, как он меня здесь оставил, и до того момента, как его убили. Вы сами это понимаете.
– Единственное, что я понимаю, – это то, что он привез вас сюда, убежденный, что вам угрожает смертельная опасность, и это было последним, что он успел сделать в жизни.
– Я с вами не поеду, – сказала я, высвободив запястье и скрестив руки на груди.
– Думаю, поедете. Макс просил меня охранять вас (если потребуется, то ценой собственной жизни), и я не собираюсь его подводить. Кто бы ни убил его, но он опережает нас по меньшей мере на двенадцать часов.
Мы должны отправляться сразу же, как Баджер вернется с ответами на телеграммы. Я планирую уехать с вами из Лондона и добраться до моих друзей, которые обеспечат нам своеобразное укрытие до тех пор, пока не завершится расследование и мы не получим ответы. Пока что я не знаю, жертва вы или преступница, но поверьте мне на слово: я это непременно выясню.
– В таком случае почему бы просто не пойти к властям?.. – предложила я.
– Нет! У нас нет такой возможности! – взорвался он, и его черты снова исказились от ярости.
Я ответила терпеливо, как няньки разговаривают с маленькими мальчиками или умалишенными:
– Я понимаю, что вы расстроены, мистер Стокер…
– Не думаю, что понимаете, – резко оборвал он. – Но вы поймете. А теперь садитесь и ждите возвращения Баджера.
Он толкнул меня на диван, и мне пришлось сесть.
– Мистер Стокер, – начала я, снова вставая.
Он навис надо мной, заставив снова сесть, и крепко прижал к дивану мои плечи.
– Если вы думаете, что я не свяжу вас по рукам и ногам, как свинью на вертеле, то прошу вас, прошу, поверьте!
Я замолчала и подчинилась; сумка стояла на полу у меня в ногах, на ней – сачок. Он снова стал мерить шагами комнату, а я сидела, скрестив руки на груди, и считала его шаги. Очевидно, сейчас с ним невозможно спорить, настолько он захвачен своими чувствами, и я решила подождать более благоприятного момента. «Ты сама мечтала о новом приключении», – напомнила я себе. И, может быть, это как раз начало одного из них, подумала я, потому что не верила, что мистер Стокер действительно может быть для меня физически опасен, каким бы буйным ни был его нрав. Я доверяла своим инстинктам, прекрасным от природы и проверенным годами путешествий среди подозрительного люда. Не все бывают довольны, когда кто-то рыщет по их владениям в погоне за бабочками, а мои вылазки часто приводили меня к крайне неучтивым личностям. Я вспомнила одного главаря банды на Корсике. Мне удалось тогда уклониться от его намерений убить меня или на мне жениться, и мы расстались в прекрасных отношениях. К тому же он благородно обучил меня нескольким приемам самозащиты. Я была совершенно убеждена, что смогу добиться подобного успеха и с мистером Стокером. Очевидно, у него было очень мало опыта в обращении с женщинами. Он даже не подумал отобрать у меня шляпную булавку.
Так что пока я решила с ним сотрудничать; мистер Стокер принялся копаться в разных коробочках и банках, собирая там все оставшиеся монеты, которые и составляли его скромное состояние. Затем он потряс какие-то книги, и из страниц выпало несколько банкнот минимального достоинства. Он убрал деньги в карман, потом потушил лампы и огонь в очаге, оставив только одну тонкую свечу, чтобы рассеивать мрак, достал нож и убрал его в кожаный чехол на шнуре, который надел на шею и спрятал под рубашку. Тут я могла бы начать возражать, но снова ощутила интуитивную уверенность в том, что как бы зол и разъярен он ни был, даже будучи вооруженным, он не направит свою ярость против меня.
Я начала считать его шаги и досчитала до шестисот восьмидесяти двух, когда вернулся Баджер, размахивая двумя телеграммами.
– Получил, мистер С.!
Баджер вручил бумаги мистеру Стокеру, и тот быстро прочитал их.
– Хорошая работа, – сказал он и ссыпал мальчику еще одну горсть монет. – Ты хороший парень, я знаю, что всегда могу на тебя рассчитывать.
– Да, сэр, мистер С.! И я позабочусь о Гексли, не бойтесь.
Мальчик выманил бульдога из-под дивана и привязал кусок веревки к его ошейнику вместо поводка. Мистер Стокер взял неуклюжую шляпу с низкой тульей, надвинул ее себе чуть ли не на глаза и поднял свою сумку. Затем повернулся и нетерпеливо махнул мне рукой:
– Ну идемте же.
Я остановилась на минутку, чтобы почесать бульдога за ухом перед уходом. Мистер Стокер должен был наконец понять, что я не пленница и иду по собственной воле.
Глава седьмая
Мистер Стокер предпочел не делиться со мной подробностями того, куда мы направляемся, и я поняла, что лучше не спрашивать. Хоть я и говорила о его потере, но понимала, что он еще по-настоящему не горюет о бароне. Это придет позже, после осознания неизбежности смерти, которое наступит в результате долгих минут тихого созерцания. Тогда и только тогда это станет для него реальным. А пока мистеру Стокеру нужно было действовать, его гнали страх и ярость, он без остановки двигался вперед и безжалостно тянул меня за собой. Я хотела показать ему, что следую за ним спокойно и добровольно, поэтому демонстративно взяла сумку и сачок и вышла вслед за ним на улицу, где уже наступала ночь. Он шел быстро, немного вразвалочку, как человек, который провел много времени в седле или в море. Он крепко держал меня под локоть, но беспокоиться ему не стоило: я и не думала о побеге. Загадка безвременной смерти барона крайне волновала меня, и про нее нельзя было просто так забыть. И если, как предполагал мистер Стокер, я действительно могла хоть что-то сделать, чтобы пролить свет на это событие, моим долгом было именно так и поступить, осознала я. Мне также пришло в голову, что, потеряв барона, я лишилась единственной нити, связывавшей меня с матерью. Найдя ответы на вопросы, касающиеся его смерти, я могла также найти ответы относительно своего рождения, но верхом неприличия было бы признаться мистеру Стокеру в столь эгоистичном мотиве в минуту его глубокой скорби.
Я послушно спешила за ним, сворачивая с одной улицы на другую, подчиняясь движениям его руки, пока наконец мы не достигли мерцающей громадины Паддингтонского вокзала. Глядя на широкие арки и впечатляющие металлические конструкции, радость и гордость мистера Брюнеля[7 - Изамбард Кингдом Брюнель (1806–1859) – британский архитектор, построивший основное здание Паддингтонского вокзала.], я убедилась, что архитекторы, несмотря на репутацию скучных людей, на самом деле обладают живейшим воображением.
Но мистер Стокер не смотрел на это чудо современной инженерной мысли. Вместо этого он нырнул в темный угол и погрузился в изучение расписания, то и дело поглядывая на часы и что-то подсчитывая.
– Мы явно шли кружным путем, – заметила я, почти не сомневаясь, что он ничего мне не ответит.
– Это было необходимо. Требовалось убедиться, что никто за нами не следит.
Я хотела попросить его объяснить мне это подробнее, но он кивнул в сторону касс.
– У нас есть четверть часа до отправления поезда. Идем.
Я не двинулась с места, и он повернулся, нахмурившись. Я опередила его.
– Вы можете купить билеты, а я тем временем загляну в дамскую комнату.
Он открыл рот, без сомнения, чтобы выругаться, но я подняла руку в предупреждающем жесте.
– Я не намерена сбегать от вас, хотя сейчас вы убедились, как абсурдна мысль похищать даму в общественном месте.
Я кивнула в сторону дородной фигуры бобби, патрулировавшего станцию. К моему изумлению, мистер Стокер углубился в изучение расписания и надвинул шляпу поглубже на глаза, чтобы скрыть лицо.
Очевидно, он не хотел привлекать к себе внимание констебля, и я решила воспользоваться этим преимуществом.
