скачать книгу бесплатно
– Так откуда знаешь Дарьялова? – повторяет свой вопрос.
– Какого, ко всем чертям, Дарьялова? – не выдерживая, разворачиваюсь лицом к мужу.
Господи! Как же я ненавижу его в этот самый момент! За всё, что он с нами сделал… за всё, что сотворил со мной. И за то, что до сих пор маячит рядом, как будто свершившееся можно исправить. Он ведь в этом уверен. Недаром сказал мне это буквально час назад.
– Значит, не знаешь? – выдыхает он. – Тебя подвёз… незнакомый тебе мужик? Соня, ты в своём уме?
Он подаётся ко мне. Хватает за предплечье. Ещё несколько дней назад я была бы в восторге от такого проявления заботы, сейчас же пытаюсь в ужасе отпрянуть.
– Ты о Саше, что ли?
Саша. Александр Дарьялов. Спасатель. Боже, почему же сейчас мне кажется, что я бы предпочла остаться с ним в его машине? Смотреть на то, как он курит, как уверенно сжимает пальцами руль… Хочу быть рядом с ним, а не со своим мужем, предавшим меня, себя и нашу семью.
Верниковская, ты просто сошла с ума. Вот и всё.
– Ах, Саша, – хмыкает муж.
– Да, представь себе, он назвал своё имя. Так делают культурные люди. Не знал?
В памяти сразу Марк всплывает. «Папа учил меня, что так нужно знакомиться». Господи, кажется бы всё отдала, чтобы это наш сын на руках Даниила в тот момент сидел и говорил эти слова.
– Я хочу всё обсудить, – тихо говорит муж, стоит мне только высвободиться и направиться в сторону подъезда.
– А нечего обсуждать, Верниковский, – откликаюсь я. – Нечего. Я уже сказала, что дико от тебя устала. Марк твой найден – на этом всё.
– Я тебя не отпущу.
Что? Я не ослышалась? Он меня… не отпустит? Брови помимо воли взлетают вверх. Поворачиваюсь к Дане и смотрю на него с удивлением.
– Ты меня не отпустишь? А что сделаешь? Привяжешь к батарее? – смеюсь коротко и зло. – Или, подожди-ка… дай подумать. Может, у нас с тобой есть общее что-то? Ребёнок там, квартира, на худой конец?
– Сонь…
– Хватит. Я хочу побыть одна. Что ты хотел от меня – выполнила? Выполнила. Теперь, будь добр, свали в туман, Верниковский. Обстоятельства развода обсудим позже.
Уже почти добираюсь до подъезда, когда слышу позади себя тихое:
– Я очень виноват перед тобой, Соня. И я это знаю. Просто мысли до этого все Марк затмил. А он убежал потому, что плохо ему. Я бы всё отдал, чтобы он нашим сыном был. Твоим и моим.
Застыв на крыльце, я закрываю глаза и пытаюсь досчитать до пяти. Что он от меня хочет? Почему продолжает мучить? Уверен в том, что всё можно исправить этими его признаниями?
– А нет у нас сына, Верниковский. – Развернувшись, цежу эти слова сквозь зубы. – Нет, как ты помнишь. Ведь ты его на потом оставлял. И не будет. Никогда. Я бы тоже всё отдала, чтобы тебе ребёнка родить. Но это в прошлом. Сейчас ты для меня – чужой. Даже не думала, что родной человек таковым может стать за считанные секунды.
Приложив ключ к домофону, отпираю дверь и быстро скрываюсь за её преградой. Когда еду в лифте, размышляю о том, почему, например, до сих пор не придуман какой-нибудь виртуальный развод. Хотя, надо будет погуглить об этом хоть что-то, ведь я напрочь не интересовалась данной темой. Всё казалось, что она меня не коснётся… и вот теперь…
Спрятавшись дома, я запираю дверь на все замки. Теперь снаружи ко мне не попадут. Но всё же знаю – я опрометчиво решила, что хочу быть одна. И отдаю себе отчёт в том, кому позвоню, как только у меня будет уверенность, что Верниковский отбыл и не станет ломиться в нашу квартиру.
– Мда, Сонь, вот это история. Ужас! – Юлька растирает лицо и смотрит на меня так, будто я только что рассказала ей главу из фэнтези-романа.
– Сама в ужасе. – Опускаю голову на сложенные на столе руки и повторяю: – Ты не представляешь, в каком я ужасе.
Мы молчим. Я думаю о том, как же хорошо, что всё же за десять лет брака я не родила ребёнка мужу. Не представляю, что сейчас бы он чувствовал, и как бы стала объяснять ему, почему мы с папой разводимся.
И вообще, почему я так уверена была, что наш брак с Верниковским идеален? Наверное, слишком рано он меня себе забрал. Именно себе – я ведь считала с восемнадцати лет, что он центр всего. Теперь же мне очень многое нужно переосмыслить. Передумать. Перекроить.
– А Свету эту его не видела? – спрашивает Юлька.
Тут же отрицательно мотаю головой.
– Нет, и видеть не хочу. Ещё не хватало на неё нервы тратить.
– Это верно. Ну вообще, какая же он скотина. У меня просто цензурных выражений нет!
Юлька хватает бутылку мартини, которую принесла с собой. Льёт нам по щедрой порции. Я совсем не против – хочется забыться. Затуманить свой мозг хоть чем-то помимо мыслей о том, как докатилась до жизни такой.
– А родители его? Вроде же у вас отношения прекрасные. Ты с ними не говорила? – спрашивает Юля после того, как мы опустошаем бокалы.
– Нет, конечно. Это его дело – сообщить им радостную весть о внуке и о новой… жене.
– Если они ничего не знали до этого, – мрачно комментирует подруга.
Я застываю, так и не донеся стакан до столика. Об этом я, чёрт бы всё побрал, не подумала…
– Если они знали и не говорили – я не переживу.
Я и вправду это не перенесу. С Викторией Павловной у меня отношения, пожалуй, даже лучше, чем с моей матерью. Нет, она не могла знать. Сколько раз намекала, что ей хочется увидеть внуков… И если всё это время она не только знала о Марке, но ещё с ним и встречалась…
Поставив стакан на столик, я кошусь на телефон. Дурман в голове затмевает всё, кроме одной мысли – позвонить свекрови и спросить у неё напрямую.
– Тебе вообще во всей этой истории нужно разобраться. Для себя самой – в первую очередь. Всё понять.
– А что тут понимать? – вскинув взгляд на Юльку, хмыкаю я. – Он переспал с первой встречной после ссоры. Уже этого я бы не простила. А если бы простила – сама бы себя и извела. Но он ещё и скрывал ребёнка. Ребёнка, понимаешь? Шесть лет он знал о нём, ездил к нему, звонил. Жил второй жизнью.
Отмахиваюсь, не желая продолжать. Чувствую на кончике языка такую горечь, которую не перебить ничем.
– Я понимаю. – Юлька опускает голову и вздыхает. – Насколько могу – понимаю. Правда.
Беру телефон в руки и верчу его в пальцах. От бывшего – почему-то хочется сейчас думать о Верниковском именно так – никаких новостей. Но это и ожидаемо, наверное. Сейчас он с сыном. Пытается восполнить те пробелы, которые так или иначе появились в их общении с Марком.
– Знаешь, наверное сейчас свекрови позвоню.
Я едва успеваю произнести эти слова, как сотовый разрывается мелодией входящего звонка. И я с удивлением смотрю на Юльку.
– Виктория Павловна, – растерянно объявляю подруге, после чего решительно отвечаю на звонок.
Свекровь приезжает на следующее утро. Эту ночь почти не сплю, благо Юлька рядом, иначе бы я просто свела с ума сама себя. Она тихо дремлет, я же просто сижу, уставившись в одну точку.
Виктория Павловна сказала, что все знает, но это не телефонный разговор. Сил на то, чтобы спросить, как давно она в курсе, у меня не было. Наверное, зря. Впрочем, этот разговор так или иначе состоится, и он действительно не телефонный.
– Ты не одна? – тихо говорит свекровь, когда встречаю её в прихожей.
– Юля у меня. Спит. Заходите.
Виктория Павловна поджимает губы, смотрит на меня так, что мгновенно читаю её мысли. В них – в основном тревога. Надеюсь, за меня, а не за то, приму ли я назад её сына или нет.
– Ой, доченька. Что же это случилось-то? – шепчет свекровь дрожащим голосом.
– Идёмте на кухню, там поговорим.
Она устраивается за столом, терпеливо ждёт кофе, который я начинаю готовить. А мысли у меня в голове – такие полярные, что хоть стреляйся. От желания закрыться, не заводить разговора, чтобы не узнать тех подробностей, которые нанесут мне лишь новые раны, до потребности бросить кофе к чертям и потребовать у свекрови ответов на все мучившие меня вопросы.
– Вы знали о ребёнке? – спрашиваю, садясь напротив Виктории Павловны и поставив перед ней чашку с ароматным напитком.
– Нет! Нет, ты что… Даня вчера позвонил… и всё рассказал.
Облегчение накатывает волной. Верю свекрови безоговорочно. Хотя бы с этой стороны – никакого предательства.
– А Алексей Дмитриевич?
Виктория Павловна потупляет взгляд. У меня всё внутри холодеет. Свекор знал! Знал и всё это время смотрел мне в глаза, поддерживал разговоры о внуках… будучи осведомлённым, что этот самый внук уже есть? Они встречались по выходным? Даня обещал когда-нибудь рассказать и матери эту сакральную тайну? Просил молчать отца?
– Я ему уже устроила! Знаешь, какой у нас ночью скандал был?
Виктория Павловна закрывает лицо руками и качает головой. Вспомнить бы, есть ли дома корвалол, или сразу браться за коньяк…
– Что вам рассказал Даниил? – переключаю и своё, и свекровино внимание на то, что отвлечёт от ужасающих мыслей.
– Сказал, что ребёнок случайно получился. Но что бросать он его не станет. Что тебя терять не хочет, будет пытаться всё исправить.
– А вы что ответили?
– Что ты не простишь. Я же тебя знаю.
– Поддерживаете в этом?
Свекровь смотрит в ответ устало. Теперь замечаю, какие тени пролегли у неё под глазами. И полное отсутствие косметики на лице, что она всегда считала для себя неприемлемым. Значит, не только у меня была бессонная ночь.
– Я поддержу тебя в любом решении. Но мне так жаль, что Даня поступил с тобой по-свински. Как он вообще мог, я не понимаю.
– Говорит, пьяный был, – пожала в ответ плечами.
Со всех сторон накатилась усталость. Такая удушающая, жуткая, вымораживающая.
– Я не об этом, хотя от этого и мне тошно. Как скрывать-то мог? Ума не приложу.
– И я. И прилагать не хочу, Виктория Павловна.
Мне в сознание вдруг мысль стрелой влетает. Что теперь будет с моей привычной жизнью? Ладно, муж. С ним дело решённое. Но его родители? Наши общие друзья? Как вообще это происходит у других людей? Совместный круг общения просто сходит на «нет»? Был бы у нас ребёнок, родные и друзья собирались, скажем, на его день рождения. Или общий Новый год праздновали. А здесь… Вряд ли мама Дани будет как и раньше звонить мне и обсуждать концерт, на который они ходили с мужем. Или же рецепт шоколадного торта. Этих мелочей, ставших родными и привычными я, скорее всего, буду лишена.
– Он ещё сказал… – Свекровь делает глубокий вдох, как будто сомневается в том, что стоит мне это говорить.
– Не тяните. Нет того, что мы с вами не можем обсудить.
Виктория Павловна кивает.
– Он сказал, что Свету эту не любит и больше у них никогда ничего не было. И тебя боится потерять. – Она повторяет то, что уже сказала. Но теперь эта боязнь со стороны Верниковского мне противна. Раньше было нужно думать, когда девицу с дороги на себя сажал. – Но маленькому там плохо. Бьёт она его, а как сожитель новый появился, так жизни Марку нет.
«Марк», «маленький» – эти слова явственно говорят о том, что сын Дани уже прочно обосновался и в сердце моей свекрови. И винить я её за это не могу, да и не хочу. Это ведь её плоть и кровь. Её внук.
– Ну так забирает его пусть оттуда. Вы с ним познакомитесь, он мальчик хороший, воспитанный. Даже хорошо, что всё это сейчас случилось, когда он обозлиться не успел.
– Так-то оно так… – Виктория Павловна снова тяжело вздыхает. – Но ты же мне как дочь. И по-бабски тебя понимаю прекрасно. Даня же тебя обидел смертельно, за такое и я бы не простила. По крайней мере, не сразу.
Она смотрит на меня с надеждой. А я уже знаю – не прощу. Вообще за это всё, что сейчас творится, простить не смогу. И хорошо, что детей ему не родила. Не представляю, как бы сейчас своим маленьким объясняла, почему у бабушки и дедушки гостит ещё и их брат.
Нет, я совсем не против Марка, он ведь ни в чём не виноват. Но и своя рубашка всегда ближе к телу.
– Я не прощу. Зря сын ваш надеется, что искупить вину можно. Он наворотил слишком много. И должен это понимать.
– Знаю, Сонь. Я это знаю.
Свекровь отпивает порядком остывший кофе. Наш с ней разговор – словно точка, поставленная во всём. Хотя, надо признаться, таких точек за последние пару дней я уже поставила в отношениях с мужем не раз. Но это даже не финал – это последний эпизод, идущий после титров.
Ребёнок есть. Он найден. Даня заберёт его и теперь его не придётся скрывать.
Мы с мужем разведёмся. Как бы он ни пытался сейчас сделать вид, будто вся эта ситуация решаема, итог один – расставание. Пусть болезненное, наполненное теми событиями, которые принесут лишь горечь, но для меня это дело решённое. И Верниковский волей-неволей примет всё так, как это вижу я.
Ну а дальше – новая жизнь. С ощущением, что мне вбили кол в грудь, а я выжила и теперь вынуждена с ним как-то существовать.
Но иного пути нет.
Я просто обязана выжить.
Последующие пару дней проходят… спокойно. Тихо, равнодушно, выжжено. Наверное, так себя можно почувствовать посреди пустыни изо льда. Когда уже настолько привык к холоду, что он совершенно неощутим. Просто воспринимается как часть самого тебя и это в какой-то момент становится даже приятным.
«Как ты? Я могу к тебе приехать?» – это сообщение приходит от Верниковского к вечеру.
Сжав челюсти с такой силой, что скрипят зубы, я печатаю ответ:
«Я же сказала, что дико от тебя устала. Оставь меня в покое!»
Отправив ответ, я размышляю несколько мгновений и набиваю ещё одно сообщение:
«Когда соберёшься забрать, наконец, свои вещи, предупреди. Я попрошу Юльку – она тебя впустит в квартиру».
Даня молчит долго. Даже кажется, что он уже не ответит, когда сообщение всё же приходит:
«Я не хочу забирать свои вещи, Сонь. Я безумно соскучился. Я хочу к тебе. Я тебя люблю».
