скачать книгу бесплатно
Уже в квартире я освобождено выдохнула. Все, я дома, здесь меня никто не достанет. Скинув с усталых ног кеды, на ходу стянула худи и направилась прямиком на кухню. Кофе. Срочно. Желательно с коньяком, да побольше.
Приготовив на скорую руку омлет и сварив огромную кружку кофе, я поставила еду на стол, а сама устроилась на табуретке. Мой древний ноутбук медленно оживал, при этом издавая нездоровые гудящие звуки. Пока он натужно грузил нужную страницу, я кусочек за кусочком поглощала еду, молясь об одном – чтобы хотя бы тут мне повезло!
Неужели я многого прошу? Только чтобы моё произведение, которое я так трепетно писала, отрывая каждую строчку от души, вышло если не в топ, то хотя бы поднялось с самых последних страниц.
Страничка очень медленно, но прогрузилась. Щёлкнув по колокольчику, я не обнаружила ни одного нового комментария, ни одной звёздочки. Всё по-прежнему: комментариев ноль, звёздочек пятнадцать, библиотек тридцать. Зато уведомления пестрели повальными рекомендациями других авторов: кто-то выпустил новый (очередной) бестселлер с драконами и беременными в главной роли.
Наверное, если бы у меня душа лежала ко всяким там властным и попаданкам, я давно бы уже купалась в лучах славы, гребя роялти двумя лопатами. Но сердце велело писать истории о людях, которые живут среди нас. В тех же, совсем не радужных, реалиях, которые им так хочется преломить. Они ведут невидимый бой с реальными проблемами. Но на этом сайте они, как и в жизни, никому не нужны. Они обречены, закопаны на самом дне.
Со злостью хлопнув крышкой ноутбука, я подпёрла кулаком голову, думая о том, как же мне жить дальше. Да и нужно ли мне это писательство? Даже если мне и нужно, то нужно ли кому-то ещё? Или если нужно мне, значит, будет услышано другими?
Тряхнув головой, я одним глотком допила кофе и снова открыла крышку ноутбука.
– Нет, я не сдамся просто так, я обязательно допишу. Да так, что все ахнут!
Натянув штанишки большой девочки повыше, я открыла заветный документ с текстом. Быстро пробежалась взглядом по последним страницам и тут же схватила нужную мысль за хвост:
«Он упал на пол, созерцая ядовитые плоды чужой неприязни, людской ненависти. Всё, что когда-то принадлежало только ему одному, теперь стало жалким мусором, достоянием чёрствых сердец одноклассников. Ему хотелось выть от злости, когда он пытался соединить воедино обрывки фотографий. Лица родных теперь уничтожены безвозвратно и это было куда больнее побоев. Это было невыносимее каждодневных унижений. Над ним надругались…»
Бум! Бум! Бум!
Мои глаза недоверчиво расширились. За тонкими стенами «дома-колодца», прямо в соседней квартире громыхали тяжёлые музыкальные биты. И, казалось, что новые жильцы ещё больше выкручивают звуки динамика, стремясь выжать из него всю возможную мощь. А у меня намечается интересное соседство… Чёрт!
Глава 2
Я уставилась под ноги на паркет ёлочкой, который, наверное, пережил Первую мировую войну, обе революции и Великую Отечественную в придачу. Пожелтевший от старости пол почти ходил ходуном, моля о пощаде. Но я ничем помочь не могла.
Громкая музыка и весёлые выкрики соседей сотрясали весь дом уже пару часов. А вечеринка всё набирала и набирала обороты. Всё это время я то расхаживала по квартире в поисках тихого уголка, то зажимала уши руками, или, как сейчас, всматривалась в щели дощатого пола.
– Просто дыши…просто дыши, – повторяла я как мантру, сжимая и разжимая кулаки, – Вдох и выдох.
«Над ним надругались… Горячие слёзы текли по мальчишеским щекам, обжигая нежную кожу».
Похоже, надругались здесь только надо мной. Биты дикой танцевальной музыки, казалось, заполнили собой всё пространство, стали слепком в моей голове. Мысли отчаянно разбегались в стороны, как крысы с тонущего корабля.
«Сердце щемило стальными тисками. Этот беззащитный ребёнок познал все оттенки ненависти, живя в приюте. Но никак не ожидал такой подлости… И от кого? От той, которой он так безраздельно доверял?»
– Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна! – раздалась новая волна пьяных возгласов. – У-у-у-у-у!
Я со злостью хлопнула крышкой ноутбука. Этот, дышащий на ладан, аппарат недовольно затрещал, но его крики о помощи, как и мои собственные, быстро поглотила пульсация музыкальных ритмов. Складывалось впечатление, что колонка располагалась прямо над моей головой. Или вообще вся стена стала огромной колонкой.
Время на часах только перевалило за одиннадцать часов, а сна как и не бывало. Но и работать в такой обстановке было невозможно. Плюнув на всё, я переоделась в растянутую пижаму и нырнула в кровать. Подушка приятно холодила разгорячённую кожу. Я сильнее вжалась в нее, надеясь заглушить посторонние звуки и поскорее уснуть.
Марго, как ни в чём не бывало, развалилась поперёк подушки, нагло пихая свой пушистый хвост прямо мне под нос. Я отодвинула её тельце в сторону, за что была удостоена высокомерным взглядом. Пока я отделалась лишь кошачьим предупреждением, но в следующий раз она меня обязательно покусает.
Музыка, словно преследуя цель – добить меня окончательно, теперь колотила маленькими молоточками по натянутым нервам.
Туц, туц, туц…Туц, туц, туц!
Ни ещё одна подушка на голову, ни многочисленные проклятия ситуации не помогали. Сон не приходил. Перевернувшись на спину, я раскинула руки и тяжело вздохнула.
– Раз овечка, два овечка, три овечка, четыре овечка, – шептала я в темноту маленькой комнаты, пытаясь абстрагироваться от шума.
– Пять овечка, шесть овечка, семь овечка, восемь овечка.
Вжууух! Бум, бам!
Марго подскочила со своего ложа, испуганно убегая куда-то под диван. Её острые когти, не видя никаких препятствий, проехались по мне. Я чертыхнулась, прикрывая оцарапанную руку.
К общей какофонии присоединились высокие риффы электрогитары. Стрелки часов показывали второй час ночи – самое лучшее время для разборок с зазнавшимися соседями. В конце концов, нормальным людям завтра на работу. И если уж переехали в наш мирный и тихий подъезд, так будьте добры жить по устоявшимся правилам.
Накинув поверх пижамы махровый халатик, я сунула ноги в мягкие тапочки и сжала кулаки. Настрой – решительный. Не хватало лишь красной краски на лице и пары перьев, чтобы объявить войну новым жильцам, как настоящий предводитель племени индейцев.
Как и следовало ожидать, не одной мне мешал ночной концерт без заявок. На лестничной клетке толпились милые женщины. Соседка сверху – Вероника, молодая мама двух очаровательных близняшек и вольная художница. Соседка снизу – седовласая Анна Петровна, светило Питерской науки и почётный член исторического сообщества. Третьей была строгая преподавательница математики средних лет Инга Павловна, которая жила прямо подо мной. Они бурно обсуждали творящийся в нашем подъезде ужас, но к злосчастной двери близко не подходили.
Оно и немудрено. Такую громкую и жутковатую музыку в два часа ночи слушают либо конченые неформалы, либо хулиганы, которым закон не писан.
– О, Сашенька, и тебя разбудили эти негодяи, – проговорила Инга Павловна, поправляя накрученные на жиденькие волосы бигуди. – У меня потолок шатается, штукатурка сыпется, а им все хоть бы хны.
– А что не стучитесь? – я кивнула на соседскую дверь, обитую чёрным дерматином. – Стесняетесь?
– Подмоги ждём, может ещё кто подойдёт. Василич так и не ответил, – испуганно пропищала Вероника своим мягким голосом, под стать владелице.
– До утра ждать придётся, – бросила я, смело делая шаг вперёд.
Под пристальными взглядами трёх пар глаз, я надавила пальцем на старенький, круглый звоночек. Мы услышали трескучий звон. Но он потонул в непрерывной волне музыкальных композиций.
– Попробуй постучать, дорогуша, – посоветовала пожилая Анна Петровна.
Сжав руку в кулак, я поднесла её к двери и неуверенно постучала, что, естественно, не принесло никаких плодов. Следом в ход пошла вся мощь моего тела. Я долбилась ладонями и ногами так отчаянно, как будто от этого могла зависеть моя жизнь. И в обычной ситуации я бы получила за это гору осуждения, однако, сейчас эти добродушные женщины поддерживали меня как могли.
Наши совместные усилия заглушала мягкая обивка. Вероника своим тонким, словно кисть, пальчиком снова нажимала на звонок. Дзинь, дзинь!
Ударив ненавистную дверь в последний раз, я уже хотела сдаться, как по ту сторону послышался усталый скрип замка. Неожиданно для всех дверь распахнулась, едва не сбив меня с ног. И куль тщедушного тельца ударился бы о твёрдый бетон, но в полы моего халата вцепились крепкие мужские руки.
– Ой, – вскрикнула вместо меня Вероника.
– Ой, – удивлённо повторила я, фокусируя свой взгляд на пёстрых татуировках, которые тянулись по всей длине жилистой руки.
Где-то в чужой квартире раздался пьяный девичий визг и чей-то хриплый смех.
Молодой человек рывком вернул меня в исходное положение. Правую часть его лица скрывала длинная чёрная чёлка, отбрасывая зловещие тени. Я отступила назад, желая как можно скорее разобраться с этим любителем ночных вечеринок.
– Музыкальная минутка подошла к концу, так что советую закругляться, – я свела брови на переносице, придавая своему лицу серьёзный вид.
– Уважаемый, Вы на часы хоть иногда смотрите? – выглянула Инга Павловна из-за моей спины.
Но парень и бровью не повёл. Он окинул весь наш квартет безразличным взглядом льдисто-голубых, с поволокой, глаз и тут же отвёл их в сторону. Словно не увидел перед собой ничего интересного. На его кривоватых губах застыла ленивая ухмылка.
– Я говорю, музыку сделай… – в следующую секунду соседская дверь захлопнулась прямо перед моим оторопелым лицом.
За спиной возбуждённо загалдели соседки, обсуждая невежество нового жителя нашего замечательно подъезда. Учёные, творческие люди, преподаватели, капитан морского судна и на тебе – какой-то наркоман (как выразилась Инга Павловна).
Не став слушать их птичий гомон, я на струе злости залетела в свою квартиру, шваркнув дверью об косяк. Не хочет по-хорошему, значит, будет по-плохому!
– Я тебе покажу, как дверь у меня перед носом закрывать, – пробурчала я, набирая нужный номер по памяти.
Пальцы не слушались, попадая не на те кнопки сенсорного экрана. Как только мне это удалось, я нажала зелёный кругляш и прижала трубку к уху, нервно топая ногой, все ещё обутую в тапочку. Вторая валялась где-то в прихожей.
– Да, я слушаю, – раздался в трубке знакомый, заспанный голос, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности.
– Василич, привет! Это Саша Морозова из двадцать пятой квартиры.
– А, Сашенька, чем обязан в столь поздний час? – в трубке раздался сонный зевок, отчего я разозлилась ещё больше. Значит, он там дрыхнет, а мы должны его работой заниматься? Хитро, хитро.
– Чем обязан спрашиваешь? – зашипела разъярённой кошкой я. – Ты в курсе, что у тебя на участке происходит?
– Просвети.
– А ты не слышишь? – я приставила телефонную трубку к дрожащей стенке на несколько секунд. – А сейчас? Сейчас слышишь?
– Ну, музыка. И что?
– Василич, на часы посмотри! – повысила голос, не в силах больше сдерживаться. – Нормально в такое время слушать музыку, как думаешь?
– А чего ты от меня-то хочешь, Саш? – на том конце раздался тяжёлый вздох.
– Хочу, чтобы ты пришёл и выполнил свою непосредственную работу, – отчеканила я, – иначе жди коллективную жалобу, ясно?
Отключившись, я кинула трубку на диван и плюхнулась рядом с ним. Наш Василий Васильевич, вообще-то, мужик неплохой. Но как от участкового толку от него никакого. Слишком трусливый. Вот если что где подкрутить или починить нужно, так это он с превеликим удовольствием. Особенно если его ещё и вкусно накормят. А вот группку пьяных подростков отогнать от подъезда, то извольте сами, дамочки, у меня есть дела и поважнее.
Только так уж вышло, что весь мой подъезд был заселён женщинами. Ей-богу, проклятие какое-то! Даже капитан дальнего плавания и та женщина. И здесь без грубой мужской силы нам не обойтись, пусть, даже если она будет исходить от грузного тела Васильича.
Я посмотрела на свои пижамные штаны в весёлый горошек. Ну, конечно, кто же воспримет всерьёз девушку в розовой, почти детской, пижаме с тапками единорогами? Только безумец! Может я и могу нагнать на кого-то ужаса, но точно не растрёпанными волосами и бабушкиным халатом.
Я сидела на диване, мерно покачиваясь под непрекращающуюся музыку, не сводя глаз с часов. Минутная стрелка двигалась лениво и нерасторопно, не то что утром. Время близилось к трём, спать хотелось ужасно, но мозг работал в утроенном режиме. Бой ещё не окончен.
Как там говорят: свобода одного человека кончается там, где начинается свобода другого? Любой человек волен делать все, что он считает нужным, ровно до того момента, когда его действия причиняют неудобства другим. Но вот этот голубоглазый неформал плевать хотел на все правила, и его свобода, похоже, не ограничивается ничем. Разве что моей расшатанной нервной системой.
Трель дверного звонка отвлекла от раздумий. Тяжело поднявшись с насиженного места, я направилась к двери. По ту сторону стоял не кто иной, как Василич, собственной персоной. В спортивных трениках и непрезентабельного вида футболке, из-под которой выпирал приличного размера пивной живот. Я даже опешила от его внешнего вида.
– Василич, это что? – изумлённо спросила я, окидывая его взглядом.
– Не понял? В смысле «что»? – загнусавил он.
– Что за вид, Василич? Ты так пришёл разбираться, серьёзно? Участковый, блин!
– Ну что ты, Сашенька, я же всё-таки мужчина! – он широко улыбнулся, обнажая жёлтые кривоватые зубы. – Что я, малолеткам по голове не настучу?
– Да скорее они тебе настучат, – фыркнула я. – Нет, ну, правда, ты не мог надеть форму?
– А тебе, я смотрю, больше мужчины в форме нравятся?
– Мне больше нравится спать по ночам, Василич.
Мужчина сделал шаг назад и окинул меня с головы до ног сальным взглядом мелких, глубоко посаженных глаз. Я вдруг почувствовала себя голой, несмотря на то, что халат доходил почти до колен.
– Красивая ты баба, Сашка! Но злая. Ох и злая. Мужика тебе надо, что бы всю злость из тебя выбил.
– Так ты поможешь или нет? – задала прямой вопрос я, пропустив мимо ушей его комментарий.
– Ну я это… как его, – Василич почесал лысеющую макушку. – Я ксиву в отделении забыл.
Я почувствовала, что в любой момент могу потерять терпение. Тяжёлый рабочий день и бессонная ночь охотно подталкивали меня к состоянию нервного срыва. Того и гляди, нервный тик разовьётся. Вспомнив Машкину дыхательную практику, я мерно задышала, стараясь концентрировать своё внимание на одной точке – блестящем роге мифического животного. Вдох-выдох, вдох-выдох.
– Ну, ты хоть припугни их, ты же мужчина!
– Я, да – мужчина, – приосанился участковый.
Мы вышли в пустой, но совсем нетихий подъезд. Пухлая рука Василича тут же принялась барабанить по двери. Но сколько бы он ни стучал, сколько бы ни возбухал о том, что он участковый и требует немедленно прекратить этот беспредел, никакой ответной реакции с той стороны не последовало. Хотя я отчётливо слышала шевеление за соседской дверью, и буквально ощущала на себе пристальное внимание холодных лазурных глаз.
Оказывается, отсутствие звёздочек под книгой – это меньшая моя проблема. Наглый сосед неформал и предчувствие мешков размером с Питер – вот что действительно должно меня волновать.
Глава 3
Кофе.
Мне нужен кофе. Желательно внутривенно.
Я подавила сладкий зевок, пытаясь изобразить на своём лице улыбку для гостей. Получилось, мягко говоря, не очень – маленький мальчик за соседним столиком, увидев этот звериный оскал, скуксился. А может, ему просто не понравился крем-суп из брокколи? Да и кому эта зелёная жижица может прийтись по вкусу? Точно не мне. К свежим дарам садов и огородов я была равнодушна, но вот за плитку молочного шоколада, да ещё и с орехами, могла и убить.
Сочувствуя этому, ещё не окрепшему, но уже познавшему отвратный вкус брокколи, ребёнку, я рассчитала последнего на сегодня гостя. Уже у высокой барной стойки я запустила руку в карман накрахмаленного передника. Но даже приятное шуршание щедрых чаевых не грело душу.
Новоселье продолжалось до пяти. Бедные соседи настолько устали, что решили свернуть свой праздник жизни и дать-таки поспать остальным. Естественно, за всю ночь я так и не сомкнула глаз, слоняясь по квартире, как неприкаянная душа. Из угла в угол и обратно. А моё воспалённое воображение рисовало совсем неутешительные картины: будь я волшебником, то заклинание «Авада Кедавра!» непременно бы настигло наглого соседа.
Хотя и к себе я бы применила непростительное заклинание. Например, «Империо», приказав немедленно взбодриться. Ведь весь сегодняшний день прошёл, словно в тумане. Передвигаясь по залу, как сомнамбула, с натянутой улыбкой на губах, я мечтала только об одном – скорее оказаться в постели. Даже волосяные фолликулы на моей голове хотели впасть в длительную спячку.
В тишине. Без ужасных, оглушающих раскатов музыки.
Отработав очередную смену в «Рафинаде», я распрощалась с коллегами и медленным, ленивым шагом направилась к остановке вдоль Невского проспекта. Тёплое летнее солнце, даже под вечер, прилично припекало, расцвечивая яркими лучами небесную лазурь. Короткие джинсовые шорты и белая футболка с изображением скряги Скруджа не спасали от невыносимой жары.
Улицы буквально рвались от наплыва туристов. Они были повсюду, заполняли собой весь исторический центр, словно полчища тараканов или саранчи. Они заворожённо оглядывались на каждый дом, тыкали пальцами в каждый памятник, остервенело фотографировались у Зимнего Дворца. Их легко распознать по восхищённому огоньку в глазах и глупой улыбке. Весь город был для них непривычным, не из этой эпохи, чудным видением. Настоящим произведением искусства. В Санкт-Петербурге туристы становились единым живым организмом, склонившимся перед величием города.
Для местных, со временем, вся эта красота меркла. Парадные фасады зданий становились однотипными. Питер являл им своё второе лицо – мрачное, местами побитое беспощадным временем и шквалистыми ветрами с заливов и рек. В стремительном темпе городской жизни краски вымывались. А парадные, как и ровные ряды аккуратных домиков, не казались такими уж и уникальными. И всё же, каждый петербуржец прирастал к этому месту, как пуповиной. Прикипал душой.
Белый автобус, в который я успела запрыгнуть в последнюю секунду, пересёк знаменитый Дворцовый мост, выезжая на Университетскую набережную. Васька тоже дышала жизнью. Только здесь к любопытным туристам примешивалась молодёжь, унося в водоворот юности на фоне памятников истории.
Выйдя на своей остановке, я побрела домой. После смены болело все: руки, ноги, спина. Даже кожа. В самых страшных фантазиях мне представлялось, что я захожу домой, а там снова шумят и веселятся чокнутые неформалы, не давая жизни никому. Танцуют на моих бедных костях.