скачать книгу бесплатно
Крепко держали городок в кулаке
купцы Нечаевы, Паршины, Грязевы.
Девять храмов построили.
Прадед не участвовал, сумел увернуться, ломали другие.
Болдин какой-то особо усердствовал, по воспоминаниям,
Пестерев и Сопронов.
Все храмы свели на нет.
Потому крестили меня не здесь.
Повезли в деревню за тридевять километров,
вниз по Советской (бывшей Соборной) и дальше.
Тайно, чтобы без неприятностей на работе.
Морозно, окна заиндевели, шумит АГВ.
Две крохотные комнаты и одна чуть побольше.
Как они все здесь умещались? —
Прадед, прабабка, четверо их детей
да еще родственники-приживалы.
После войны им стало свободней, втроем.
А позже мой дед, зятем въехав сюда,
дом расширил: кухню пристроил, веранду,
новые яблони посадил.
В доме тепло, за стеной заснеженные деревья.
На соседней улице, Карла Маркса (бывшей Дворянской), —
пять сотен шагов отсюда —
Бунины жили в каменном одноэтажном особняке.
Иван у них часто гащивал, у матери с братом.
Написал здесь «Чашу жизни», «Деревню» и прочее.
Я читал, понял почти все слова, я еще русский?
Люблю вообразить их встречу,
Бунина с мои прадедом Алексеем.
Писатель бы яблок купил у него
на Верхней Торговой (сейчас Комсомольской)
или случайно плечами столкнулись бы
где-нибудь на Московской (ныне Свердлова).
Мне приятно думать об этом.
Но нет, не могли.
Я просыпаюсь один в доме моего прадеда,
куда он заселился в середине двадцатых,
как ценный руководящий кадр,
вместо прежних жильцов —
попа с попадьей и их дочек,
чьи имена мы постарались забыть.
Василий Нацентов
Родился в 1998 году в Каменной Степи Воронежской области. Поэт, эссеист. Лауреат Международной премии имени В. Аксенова, Премии правительства Воронежской области, финалист и обладатель специального приза премии «Лицей» от журнала «Юность» и др. Печатался в журналах «Юность», «Знамя», «Октябрь», «Дружба народов», «Наш современник», «Москва», «Кольцо А», «Сибирские огни», в «Литературной газете» и др. Член Союза писателей России и Союза писателей Москвы.
«Нет, ничего, и страдание снега недолго…»
Нет, ничего, и страдание снега недолго
продлится. Грузный выдох январский,
непролазный и грузный, почти опустился
на шапку, на плечи.
Все, что потеряно, стынет в руках ненадежных
и вот – вот потеряется снова.
Я выхожу каждый вечер лишь только за этим.
Память чужая чугунна, бескровна. Где проявитель?
Это бегут по полям виртуальные дети
к каким – то безумным открытьям.
Нет, ничего не исправить, не выдумать слова,
птицы бессмертные мокнут под временным снегом,
под снегом картонным.
Их подбирают и плачут.
Все повторится. И полные ветра карманы
потянут к земле или лопнут от свиста.
(Спокойствия и не хватает на свете,
а тревога напрасна.)
Нет, никогда не забудут —
потому что вовек не простят —
всенародно, построчно.
Родина только на вид равнодушна.
«Ты проснешься тихая, смешная…»
Жене
Ты проснешься тихая, смешная,
и лениво скажешь: «Вот ночное
солнце!..» и покажешь на бумагу.
Жизнь меняю страстно, добровольно:
лучики вяжу в пучок сердитый,
ставлю в вазу – в кляксу на углу.
Спи, земная, ни о чем не думай.
Страх волною по реке проходит,
чуть качает утку, как ресничку,
и рябит в прибрежных камышах.
Я стою, держу в руке подснежник,
потный кулачок вперед протянут,
носик вздернут смирным рядовым.
До утра, до наволочки мятой
стриженые волосы ершатся,
губы мерзнут, шепота стыдясь.
«темнота стоит по углам…»
темнота стоит по углам
чтобы прятать фамильный хлам [храм]
охранять свет
там зверье и птицы на все лады
для небесных трав и во льду воды
нет не то что смерти —
прощенья нет
мы сидим за тихим большим столом
на столе бокалы с сухим вином
на столе свеча запеченный лещ
вот закусим и тоже придется лечь
как на противень на кровать —
снега ждать
мой последний мой вещий мой вечный сон
на равнине русский старик вийон —
за спину голубые руки
он обвит по горло сухим плющом
невесом не-высказан не-прошен
между рам комариный трупик
«о-кажется не скажешь и полслова…»
о-кажется не скажешь и полслова
о ветке дерева
и дрогнет целый лес
простимся!
нам столько места дали для разлуки
с чугунной ласточкой на память в уголке
«Нащупать спинку стула…»
Нащупать спинку стула.
Облокотиться.
Дождь среди ночи будто бы невозможен —
потому что невидим,
потому что зимний.
И все же он есть,
слушай его, слушай.
Как ты перед Богом,
маленький и холеный,
так дождь, ломая коленки,
перед тихой землей январской:
Сказать – страшно,
промолчать – не имеешь права.
Анна Ревянина
Родилась в Донецке в 1983 году. Член Союза писателей России, Союза писателей ДНР и Союза писателей Республики Крым. Стихи переведены на девять языков. Обладатель и финалист множества международных и национальных премий, в том числе Гран-при VIII Международного литературного фестиваля «Чеховская осень», специального приза «Слова на вес золота» еженедельника «Аргументы и факты», Национальной российской премии «Лучшие книги и издательства года – 2018» в номинации «Поэзия», премии «Книга года» (в соавторстве) и других. Автор семи книг.
«У меня есть брошь из Белграда…»
У меня есть брошь из Белграда.
Я броши рада.
И она мне рада.
Мама охает: «Пятьдесят ойро,
вот оно тебе надо?
Собираешь безделки со всей земли!
Купить бы лучше риса и гречки,
а не брошь, оставшуюся после мертвой девочки».
Мама, она живая,
в ней чернота воды Дуная
и бомбежка Белграда,
в ней человек с мишенью над головою:
«Стреляй в меня!»
Брошь – серебро и оникс.
Бомбежка Белграда – забытый комикс,
словно и не было ничего.
Но посмотришь в черную брошь, как зеркало,
и увидишь серба,
который ее когда-то купил для дочери,
но не успел подарить.
Война – это то, что никогда
не может быть кончено
для живых.
«До чего же стыдно…»
До чего же стыдно.
Все эти лица,
лица на фоне десятка яиц,
масла, сыра и банки с горошком.
Бабушка Нюра и ее облезлая кошка,
бабушка Нюра в халате цветастом и разных носочках,
похоронила двух сыновей и дочку,
живет на пенсию и подачки.
Растягивает на месяц пачку гречки.
Бабушку Нюру добрые волонтеры усаживают за стол,
раскладывают красиво продукты перед,
говорят бабушке Нюре:
«Смотрите-смотрите, сейчас вылетит птичка!»
И бабушка Нюра смотрит,
глаза ее – чистые слезы, совсем без цвета.
И бабушка Нюра смотрит.
Прекрасная бабушка Нюра, беззубая бабушка.
Ей стыдно позировать, но ведь так надо!
Сказали ей волонтеры, что нужно
смотреть прямо в камеру. Нужно!
Иначе добро не зачтется.
