скачать книгу бесплатно
– Иолайя, открой створки окна!
Капитан резко развернул кресло и побежал в коридор. Влетев в отсек, он не стал бежать к окну, хотя, как обычно, вид в космос для человеческих глаз навсегда остался одним из самых великолепных зрелищ и любой, будь то новичок или старый космический волк, никогда не могли оторвать взгляд от только что открывшегося вида в открытое пространство. Вместо этого разведчик встал возле выключателя освещения в отсеке. Задумавшись на секунду, он нажал кнопку «включить освещение отсека»…
После того памятного для истории Гентора совещания, все внутренние силы планеты были брошены на мобилизацию ресурсов и людей перед могучим противником. Все штаты орбитальных станций, флота и наземных сил были укомплектованы до состояния военного времени и проходили дополнительные тренировки для до-обучения призванных резервистов новым технологиям и навыкам.
Орбитальная станция под номером 2, построенная на орбите Гентора ранее других (первая была серьезно модифицирована после первой сборки на орбите и не могла считаться новой – ее теперь классифицировали скорее как верфь), была самой старой и к настоящему моменту использовалась в основном для ремонта патрульных катеров и некоторых пассажирских и исследовательских моделей кораблей. К началу мобилизации на ней немедленно начались работы по укреплению наиболее изношенных узлов, ремонт маневровых двигателей (а маневровик на орбитальной станции – это Вам не шутка!), навешивание дополнительной брони, установка современных моделей орбитальных пушек и лазеров среднего класса. Штат станции также был доведен почти до полного комплекта со всем обслуживающим персоналом. Срочность действий на станции обуславливалась еще и тем, что она находилась почти напротив нацелившегося на Планету флота агрессора, и предполагалось, что она одной из первых примет на себя удар крейсеров врага. А незначительное удаление противника позволило бы ему уже через три с половиной часа полета по прямой на фотонных двигателях оказаться на расстоянии стрельбы из лазеров главного калибра, а еще через сорок минут – даже обычными ядерными торпедами. Конечно, такая дальность позволяла открыть огонь и с орбитальной станции, но эффективность более совершенного оружия на бортах кораблей флота врага предполагалась выше, чем у Космофлота Империи. Поэтому ближе к Станции 2 переместили станцию 4 с более мощным вооружением, в качестве прикрытия, а станции 2 обозначили первоочередной задачей визуальное и электронное наблюдение за перемещениями в боевом строе противника. Третья станция, не многим уступала по оснащенности Четвертой и ее тактическое положение было сохранено для обороны планеты. Первая орбитальная сместилась на обратную от флота Прагматии сторону планеты, так чтобы дать ей шанс хоть какое-то время продержаться и использовать ее ресурсы для восстановления поврежденных кораблей Боевого флота.
Также на второй станции организовали нечто вроде ускоренных курсов для специалистов связи и наблюдения. Старшими в вахтенных сменах назначались сержанты или старшины из кадрового состава флота или сил орбитальной обороны, а в подвахтенные им отводились два-три человека из специалистов, призванных по мобилизации, и прошедших первичное ознакомление с новым оборудованием на планете.
.... В рубке наблюдения четвертого сектора Орбитальной станции 2 дежурили трое:
Сержант-мастер Симонович, огромный детина с лицом, покрытым оспинами, и манерой самым вкрадчивым тоном сообщать отвратительные новости, типа «два наряда вне очереди, сопляк»; резервист пятнадцатилетней давности Турлан Могарский, радиоинженер высшей квалификации и глава семейства из жены, тещи и четверых ребятишек, с небольшим брюшком; третьим нес вахту наводчик башенного станционного лазера, только что прибывший из учебного подразделения артиллеристов Ларгон Прома. Последнему Правительство Гентора в лице Императора объявило амнистию, как и многим другим заключенным, совершивших незначительные проступки вроде кражи кассы своих предприятий или бытовые преступления.
Сержант-мастер Симонович дремал в кресле в задней части рубки. Способность заснуть таким особенным способом, когда ты слышишь все вокруг себя, чувствуешь изменение температуры или запаха, видишь седьмым чувством, где находится каждый из присутствующих – и при этом все-таки спать, вырабатывалась годами безупречной службы кадровым сержантом на разных должностях и в разных подразделениях. Могарский пытался уснуть в специально подвешенном гамаке, так как его очередь дежурить наступала через два часа. Попавший в новые условия пребывания, инженер не мог привыкнуть к несколько меньшей силе тяжести на станции, и его обычно нагруженное избыточным весом тело испытывало определенный прилив бодрости, что и мешало уснуть. Вахту нес Прома. Он все еще находился под впечатлением от произнесенных сержантом ему прямо в ухо «ласковых» слов вкрадчивым тоном о том, что думает он, сержант-мастер Симонович,с двадцатидвухлетней выслугой, о тех недоделанных салагах, которых в детстве не учили правилам поведения и которые ничего тяжелее собственного – догадайся сам чего, недоучка! – в руках не держали, а, попав на первое, второе, третье (нужное подчеркнуть) дежурство в своей салажачьей службе, сразу начинают вести себя непотребно и класть ноги на пульт связи и наблюдения. Оторопевший Прома вскочил, вытянулся во фрунт и дослушивал последние фразы, недоумевая, как спящий, по его мнению, сержант, мог узреть момент, когда он вытянул затекшие в армейских ботинках ноги на пульт. Однако размышления на эту, скорее философскую, чем практическую, тему были прерваны каким-то бормотанием, доносившимся из гамака:
– непонятно, откуда взялась эта двойная звезда, мы ведь уже как восемь лет закончили составление полного реестра и сдали его в инфосеть для публикации…
– чего ты там бормочешь, Могарский? Какая двойная? Какой реестр? Не думай только, что если ты не смог уснуть сейчас, я потом стану проявлять к тебе жалость и давать еще пять минуточек, когда тебе придет пора давить задницей это кресло.
Могарский открыл глаза.
– правильно сержант говорит – недоучка ты, Ларгон, – незлобиво ответил резервист. – Твоя задача – наблюдать, а ты такой наблюдатель, что и не заметил до сих пор, что на треть от нуля вправо уже пятнадцать минут что-то моргает. Я подумал было, что это неизвестный нам двойник, который мы по невнимательности не внесли в коммерческий планетарный каталог звезд для инфосети. Это была специализации нашей конторы, чудо.
Приготовившийся выдать какой-нибудь очередной перл по поводу слишком умных резервистов, ввиду своего слишком ученого вида попавших в переделку под названием «мобилизация», Прома проглотил заготовленные слова и, в некотором страхе, что сержант обнаружит его невнимательность и придется, как минимум, выслушать очередной мерзкий монолог о его, ЛАргона, способностях к обучению и службе, повернул голову и посмотрел в направлении, указанном Могарским. Несколько секунд он разглядывал мерцающий огонек. Его практически невозможно было различить, и, к тому же, что-то показалось ему странным в этом мерцании… Потом он решил, что понял, что ему не нравится, и решил высказать этому умнику, что он думает о его наблюдательности. Поворачиваясь в сторону гамака с лежащим в нем сослуживцем поневоле, он начал:
– эй, баклажан (насмешливое прозвище призванных на военизированные сборы в процессе мобилизационной подготовки гражданских специалистов – вызвано специфическим цветом шевронов на рукаве униформы), это же электрический свет, а никакой не двойник, – и осекся на полуслове, – электрический? В космосе?
Бывший заключенный начал было поворачиваться в сторону кресла со спавшим в нем мастер-сержантом, но тут же оказался нос к носу с Симоновичем. Сержант уже стоял рядом и из-за спины Промы наблюдал за тем же сектором космоса, что и Могарский.
– скажешь спасибо еще Могарскому, солдат, – не глядя на Прому, – произнес Симонович. Он сел в кресло рядом с тем, где только что сидел Прома и коснулся значка вызова главной рубки станции на голомониторе.
– Четвертый сектор – главной рубке! Наблюдаю неопознанный мерцающий свет искусственного происхождения в направлении 32-4.
Дежурный офицер, в тот самый момент уже заметил странное моргание света, уже протянул руку к пульту рубки дальномерщиков и, не отвлекаясь от обдумывания дальнейших указаний по станции, ответил: – принято, продолжайте наблюдение, ждите указаний,
– Дальномерный узел, ответьте! Робсон, дьявол вас побери, просыпайтесь, лежебоки!
Робсон, старшина, ответственный за дальномерщиков, отозвался спустя пару секунд:
– На связи, Чиф, Майор!
– Произвести все замеры, поставить на электронику объект и дайте мне увеличенное изображение на четверть главного монитора.
– Есть, Чиф.
Через минуту ожидания майор увидел на увеличенном изображении корабль малого класса. В кормовой части корпуса корабля было открыто окно наружного наблюдения, и свет в окне постоянно загорался и гас с определенной периодичностью.
Тем временем с узла дальномерщиков поступил доклад:
– Чиф, корабль не подает никаких сигналов в стандартных частотах, никаких признаков аварии или критических повреждений, активности приборов наведения вооружения не обнаружено. Визуальный осмотр при максимальном увеличении электроскопом – судно класса Интеллидженс Пауэр 3, территориальный разведчик, капитан Симарт Барт, экипаж – два человека, капитан и штурман. Жду разрешения на установление контакта с кораблем.
– подождите, – шестым чувством Майор ощутил, что мерцание света и есть сигнал, и если им воспользовались, значит, другого варианта не было. Он еще некоторое время смотрел на огромный голомонитор внешнего обзора станции. Офицер удивлялся двум вещам: как на таком расстоянии они смогли все-таки наблюдать этот свет, и кому и зачем могло прийти в голову производить сигналы таким образом.
– Дальномерщики, Робсон, кто у тебя сегодня еще в смене? Точнее, доложи мне, есть кто-то из кадровых?
– Так точно, Чиф, Майор, «первоклассник» Скалкори («первоклассник» – рядовой, специалист первого класса).
– К монитору его!
– Скалкори на связи, Чиф, Майор! – майор в это время отдал распорядился помощнику передать на монитор комма в отсек дальномерщиков запись сигнала с самого момента обнаружения.
– смотри запись на комме, солдат, – приказал майор. – Что тебе видится?
С той стороны коммуникатора ветеран службы в армии склонился надо монитором. Отсюда офицер видел только лицо и плечи подчиненного: глаза неотрывно следили за чем-то на экране, брови сошлись почти на переносице. И вдруг Скалкори начал шевелить губами.
– Что там, солдат?
-…– обычным лучом связи не отвечайте. При расшифровке данных, полученных с захваченного устройства, связи обнаружен факт централизованности управления Флотом Вторжения. Буду передавать сообщение по три раза. В качестве подтверждения отправьте патрульный маловооруженный катер на расстояние визуального контакта в реальном времени….
– Командир, нет возможности так быстро переводить, и фраза, видимо не сначала записана. А так: Это однозначно азбука Морзе.
– Что это? Какой-то аварийный шифр?
– не совсем. Военные пользовались таким способом передавать радио сигнал. Собственно, шифр проще некуда: буквы отличались только набором пауз и сигналов. Известно было, что длинный сигнал составлял три длины короткого, так же регулировались промежутки между сигналами и т.п. Связисты раньше передавали радио сигнал на частоте таким кодом – при том устаревшем оборудовании такое кодирование могло значительно сократить скорость передачи сигнала от одного источника к другому. Нас этому курсовой старшина учил, как один из способов подать сигнал бедствия и описать ситуацию. Весь алфавит был записан комбинациями коротких и длинных сигналов. Их еще точка – короткий и тире-длинный называли, кажется.
