скачать книгу бесплатно
Короткий день привёл за собой длинную ночь. Сумерки наступили как-то сразу, неожиданно, будто кто-то накрыл солнце мешком из-за туч, едва оно село на макушки берёз у дальнего леса.
Ещё бледные звёзды подпёрли белые столбы из печных труб. Морозную тишину нет-нет да разорвёт треск сорок у реки. Длиннохвостые трещотки устраиваются поудобнее в густом ивняке. У ним свои секреты. С зимней ночью шутки плохи. Завтрашний восход лишь для тех, кто хорошо устроился.
Возясь у печи, Мария Андреевна вспомнила о кошке. Попросила старшего сына:
– Володя, кошку приведи.
– Подожди, химию делаю.
– Потом доделаешь, в чулан её посади.
– Ну, иду! – он сунул под подушку фантастику, взял фонарик и вышел в сени.
Не прошло и минуты, дверь распахнулась. На пороге возникла Марфа.
Давно запретная черта невидимой стеной остановила её.
Передняя лапа так и осталась висеть в воздухе. Марфа замерла, прижимаясь к порогу. Двигались только большие зелёные глаза и чёрный нос, внюхивающийся в забытые запахи.
– Ну, что застряла? – пинок сзади выбросил её на середину кухни. – Старая ведьма!
– Володя, ей же больно! – подскочил к кошке маленький Сашка.
Марфа испуганно оглядывалась и прижималась к полу. Вздрагивала от прикосновения детских рук.
– Киса, Марфа, хочешь молочка? Хочешь?
Марфа смотрела на него, не мигая, широко открытыми глазами. Что он хочет от неё?
– Киса, Марфа…
– Брось кошку, Сашенька, брось, она плохая, после неё надо ладошки помыть, – Мария Андреевна хотела оттащить сына. – Ну, что тебе мать говорит… Отойди.
– Она хорошая, Марфа хорошая, она мурлыкает, – цепкие маленькие руки не отпускали кошку. – Она будет жить в моём уголке. Там много места.
– Она плохая, старая. Мы новую кошечку тебе принесём – маленькую, пушистую. Ты будешь с ней играться, она будет мурчать, а Марфа плохо мурчит, уж больно старая она.
Марфа только съёживалась, снова ожидая ударов.
– Сашенька, брось, отойди от кошки мама тебе сейчас конфетку даст.
Марфа хорошая. Она пушистая, – мальчик ещё крепче прижимался к кошке и вдруг неожиданно отпустил её и закричал.
– Марфа плачет! Она плачет!
На помощь матери пришёл старший сын.
Это у неё от мороза. С холода в тепло зашла.
– Нет, она плачет! – маленький Сашка рвался из объятий матери, – плачет, плачет! – кричал он. По пухлым щекам катились слёзы.
– Сашенька не плачь, завтра мы тебе другую киску принесём, – утешала его мать. Обернулась к старшему сыну и кивнула на чулан. Тот понял сразу. Ловко подцепил кошку ногой. Перелетев через всю кухню, Марфа очутилась у маленькой двери, Владимир открыл дверь, пинком забросил кошку в темноту чулана.
Мария Андреевна долго не могла успокоить расплакавшегося сына, но конфетка и обещание купить танк, совсем как настоящий только маленький, сделали своё дело. Слёзы высохли. Каждый занялся своим делом. Мария Андреевна готовила ужин и завтрак сразу, Владимир погрузился в омут фантастики, а Сашенька готовил постельку для маленькой кошечки.
Не проходило и минуты, Сашенька прибегал к матери – надо же всё узнать про новую кошечку.
– Мам, она пушистая?
– Пушистая.
Через минуту бежал снова.
– Мам, она мурчать умеет?
– Умеет.
Через равные промежутки времени появлялись новые вопросы.
– А какого она цвета?
– Красивого.
– А она лучше Марфы?
– Лучше.
– Почему?
– Марфа старая, никчёмная. Её надо совсем выгнать, Евдокиму надо сказать.
– Мам, не надо говорить, я сам от неё избавлюсь, – на кухню пришёл Владимир, – фантастика тоже имеет не только начало, но и конец, – а то…
– Сделал уроки? – перебила его мать.
– Да.
– Не надо. Нужно быть гуманным.
– А что ж я, фашист, что ли. Евдокиму надо сто грамм наливать, а я задаром. Вон палкой по голове. Да и всё.
– Володя, не надо, не надо, – забеспокоилась мать, может, она сама уйдёт к речке. Мне ещё отец говорил. Он и сам видел и от деда знал – кошки, как смерть почуют, так уходят умирать в густые ивы к речке. Место там такое.
– Мам, не надо Марфу прогонять, – вступился за кошку Сашенька, – она будет с маленькой киской вместе играть. Она ей мамой будет.
– Сашенька, она плохая, бяка… Старая совсем. Мы её прогоним… а то она будет маленькую киску обижать, – на ходу отвечая сыну, Мария Андреевна ставила на стол чашки, тарелки, стаканы, вскипевший чайник, – позови отца, сейчас ужинать будем, Сашенька.
Мальчик побежал в зал. В проходе остановился. Вернулся к матери.
– Ну, что ты? – голубые глаза малыша испуганно смотрели на неё, – ну, что ты? – повторила мать.
– Мам…
– А.
– Мам, а когда я буду старый, меня тоже прогонят со двора?
Мария Андреевна на мгновенье оцепенела. Наклонилась к сыну. Большая сморщенная рука легла на головку ребёнка. Взъерошила волосы.
– Что ты, сынок. Людей не прогоняют.. Ты очень долго будешь ещё маленьким, мы с папой состаримся, а ты будешь всё ещё маленький.
– Мам, а тебя с папой не прогонят со двора?
Вместо ответа последовал подзатыльник.
– За что? – пухлые губы мальчика искривились, вот-вот расплачется.
Возня в чулане заставила всех вздрогнуть, крысиный визг остановил материнскую руку, занесённую для второго подзатыльника. Мария Андреевна схватилась за грудь. Сашенька прижался к матери и быстро-быстро заморгал, смахивая с длинных ресниц первые слёзы. Владимир схватил палку и кинулся к чулану…
Марфа растянулась на полу. Перевела дух, осмотрелась в темноте. Давно не бывала тут. Всё здесь знакомо. Её внимание привлёк большой ящик. Раньше его тут не было. Ящик оказался пустой. Марфа обошла всё по кругу, принюхиваясь к каждому предмету. В центре чулана наткнулась на большую дыру. Оторопела – ведь лежала здесь, как не заметила. Принюхалась. Так и есть. Прижалась к полу и попятилась. Стал дыбом загривок. На расстоянии прыжка легла и притихла. Только хвост бесшумно бил мелкой дрожью по старым доскам. Мир для Марфы сузился до величины дыры в подполье. Позабылось всё, даже боль в брюхе. Старая кошка ушла в себя, обратилась в слух, прищурив глаза, казалось, задремала. Выдавали её напряжение только облезлые уши, ощупывающие тишину чулана. Время от времени щёлки глаз приоткрывались и недоверчиво сверлили дыру – уж больно здорова. Хозяйка подвала делает их по себе, Марфа это хорошо знала. Долго ждать себя крыса не заставила. Появившаяся серая бестия подняла неимоверный шум и возню в подвале. Марфа даже оторопела от такого нахальства. Её прищуренные глаза на миг открылись широко, блеснули в темноте и вновь сузились до невидимых щёлок. Старая кошка ещё сильнее вжалась в пол. Задёргался от нетерпения хвост. Поднялась и застыла в воздухе правая лапа готовая к удару. Крыса носилась из угла в угол. Марфе так хотелось подойти к дыре и заглянуть в неё, но она набралась терпения и выжидала удобный момент. Крыса продолжала носиться из угла в угол и вдруг затихла. Всем нутром старая кошка чувствовала – сейчас выскочит.
Сначала из дыры высунулся нос. Зашевелила усами, принюхиваясь к запахам жилья, потом осторожно вылезла наполовину из дыры. Щёлки кошачьих глаз пристально следили за каждым движением глаз, носа и усов крысы. Марфа ещё сильнее прижалась к полу. Крыса продолжала осматривать чулан. «Может, заподозрила что? Почему не вылазит? Вдруг уйдёт?» Острый нос беспокойно задвигал усами. Ждать больше нечего! Крыса даже не успела среагировать, как страшный удар с боку в ухо оглушил её. Очнувшись в одно мгновение, дико заверещав, рванулась в подполье. Ей удалось опуститься в дыру, но кошачьи когти острые и в старости цепко держали её. Удушить крысу обычным приёмом, двумя лапами, Марфе было неудобно. Изо всех сил она подтянула крысу снова к дыре. Серая бестия надрывно верещала, билась в агонии, пытаясь ускользнуть от пронзивших голову когтей. Марфа всё глубже и глубже вдавливала их в свою жертву. Наконец ей удалось прижать крысу к доскам. Она давила и давила вкладывая в лапу всю свою силу. Когти медленно, миллиметр за миллиметром, делали своё дело. Крыса хрипела, захлёбываясь в крови. Чуя смерть, она отчаянно билась. Острые жёлтые клыки отчаянно рвали воздух, они так хотели добраться до Марфы.
Неожиданно дверь распахнулась. Полоса света, ворвавшаяся в чулан, на миг ослепила привыкшую к темноте кошку. Марфа даже не повернула головы. Узнала вошедшего по шагам. Появление человека, запах крови злейшего врага, а самое главное – ощущение того, что теперь всё будет, как раньше: после удачной охоты – молоко и кусочки мяса, ласка хозяев, возможность нежиться на тёплой печке, придало ей небывалый всплеск силы. Утробный кошачий крик разнёсся по дому. Марфа чувствовала, как жизнь начинает потихоньку покидать крысу – она стала вялой, даже на крик у неё не осталось мочи. Палку, занесённую над головой, Марфа заметила поздно. Отскочить? – разве можно – победа так близка. В мгновенье её осенило – это по врагу, но… ошиблась. От удара старая кошка обмякла. Гул охватил голову, затуманил глаза. Из ослабшей лапы выскользнула крыса и забилась под полом в предсмертных судорогах. Марфа чуяла как, что-то брызнуло из носа и ушей. Она с трудом поднялась и, шатаясь, направилась в светлеющий дверной проём. Старая кошка не видела происходящего вокруг. Шла на ощупь, по доскам пола за ней тянулась кровавая змейка.
К утру выпал снег. Он покрыл тайной прошедшие дни и выставил на вид одинокий кошачий след от деревни к реке, в заросли ивняка. На него обратила внимание лишь Мария Андреевна. Несколько минут она молча стояла, всё сильнее прижимая к себе младшего сына, мысленно прося у Всевышнего к себе снисхождения за обиду бессловесной твари. Из задумчивости её вывел плач Сашеньки – ему стало больно от материнских объятий.
– Ушла, что-ль? – как-то через несколько дней спросил Владимир.
– Да, ушла, – с тоской в голосе ответила она, стараясь заглянуть в глаза сыну. Он отвёл взгляд и вышел, хлопнув дверью.
В БОЛЬШИЕ ГОРОДА
Маленький вездеход выскочил из тайги. Натужено ревя мотором, он нырял по ухабам разбитой дороги. От былой окраски не осталось и следа. Вся машина была вымазана сизой глиной, всюду торчали прилипшие ветки, мох, листва. Даже лобовые стёкла были замурованы слоем грязи, а одного стекла вовсе не было. Вероятно, его вытащил сам водитель, чтобы видеть дорогу. Вездеход подрулил к одинокому деревянному дому, стоящему на краю огромного поля, и лихо развернулся у крыльца. Мотор фыркнул и заглох. Над дверью дома красовалась громкая вывеска «Аэропорт СОЛОВЬЁВО». Время и дожди сделали своё дело, от когда-то красочных букв остались одни тени.
Из кабины вездехода выскочил чумазый водитель.
– Высаживайся, народ, мы уже в аэропорту, скоро прилетит лайнер! – блеснув белыми зубами, весело крикнул он.
На землю соскочили ещё двое молодых парней. Одеты они были для этих мест сравнительно нарядно. Оба в одинаковых кожаных куртках, новых ботинках и одинаковых кепках. В руках у обоих одинаковые чемоданы. В этот момент тесовая дверь домика открылась, и на крыльце показалась пожилая тучная женщина в лётной фуражке.
– Вот чёрт, ты бы ещё прямо в контору заехал, и так всю дорогу испохабили, ни пройти ни проехать, – начала она, обращаясь к водителю.
– Не шуми, мать, ты что, не видишь – люди на Большую землю летят, – ответил он.
– Много их тут таких, не успеют прилететь, как уже думают о том, как бы скорее улететь, – она повернулась и уже через плечо добавила: – Самолёт будет где-то через полчаса, не раньше.
Громко хлопнула за ней дверь.
– Вот, тётя! – рассмеялся водитель. Попробуй с такой потолкуй, враз рога набьёт. – Он вытер о штанину правую руку и подошёл к ребятам.
– Ну что, давайте прощаться. Вы уж на меня не обижайтесь. Мне надо поторопиться. К вечеру уже надо быть на базе, а дороги сами знаете какие.
– Прощай, Иван, – протянул один из них ему руку. – Не забывайте. Передай ребятам: кто будет в Москве, пусть зайдёт.
– Спасибо, Валерка, обязательно передам. Как буду в Москве, непременно зайду, – шофёр лукаво посмотрел на парня. – Надеюсь, примешь?
– Ещё как! – воскликнул тот и обнял друга.
– Тише, дурак, измажешься.
– Ерунда, – пробасил Валерий. – Ты уж давай жми здесь на все педали. Не чихай и на рожон к медведям больше не лезь, а то они ведь разные бывают. – Все трое вместе рассмеялись.
– Знаю, что разные, но только тот был особенный, – продолжая смеяться, ответил Иван.
Водитель вездехода подошёл к другому парню.
– Ну, Васька, держи пятерню на прощанье! – Иван протянул ему свою сухую, жилистую руку.
– Ваня, я буду писать, ты уж отвечай.
– Обязательно! Как только получаю твоё первое письмо, так сразу же строчу тебе, Васька, поэму в трёх действиях, – весело ответил водитель и добавил: – Как только купите сотовые, письмом высылайте номера, буду звонить со спутникового. Десять минут в месяц по контракту имею право.
– Ты мне хоть пару строк напиши, как вы тут будете без нас, – попросил Василий, сжав до боли руку другу, – письмом быстрее дойдёт. Свои десять минут ты на жёнушку потрать.
– Осторожней, медведь, мне ещё вездеход назад вести. С тобой опасней встречаться, чем с медведем в тайне, – водитель лукаво посмотрел на Валерку, – а то вот он говорит, чтоб к косолапым на рожон не лез. – Все трое рассмеялись.
– Ну, мне пора, надо поспешить, – Иван повернулся к вездеходу. – Прощайте, ребята! Не забывайте! – крикнул он, высунувшись в разбитое лобовое стекло.
Взревел мотор. Вездеход, окутавшись облаком сизого дыма, развернулся на месте. В окно снова высунулась лохматая голова Ивана, он что-то кричал и махал рукой. Вот голова исчезла в кабине. Вездеход рванулся с места, словно сорвавшийся с цепи пёс. На крыльцо домика полетели ошмётки грязи.
– Ну и гоняет, чёрт! – сказал Василий, махая рукой вслед удаляющемуся вездеходу.
– Что правда, то правда, – усмехнулся Валерий, – ему бы крылья. – Так и стояли друзья, провожая взглядом вездеход, пока он не пропал из вида за стеной начинающейся тайги.
– Вот и всё, – произнёс Василий, – теперь нас ждёт такая жизнь, такие девушки! И мы к ним едем не пустые, – толкнул в плечо друга, – не зря ведь мы здесь два года торчали. Наконец вырвались из этой глухомани.
– Давай присядем, что ли, – Василий показал на маленькую лавочку у крыльца.
Не успели они сесть, как с тихим скрипом распахнулось окошко в домике, в него выглянула начальница аэропорта.
– Ребята, берите билеты, скоро самолёт, – сказала она. Оставив чемоданы на лавке, друзья поднялись на крыльцо.
– В дверь заходите, окошко справа.
Внутри здание аэропорта оказалось обычной деревенской избой, разделённой фанерными перегородками. На двери с вывеской «РАДИСТ» висел листок с написанным от руки расписанием полётов. В дальнем углу – карта края с паутиной маршрутов.
– Какое убожество, – произнёс Валерий, – даже не представляю, как я буду себя чувствовать в московском аэропорту. Я здесь определённо немного одичал.
