скачать книгу бесплатно
Без сомнения, в критических высказываниях великого сатирика многое было верно. Но я провел один эксперимент. Включил у себя на видео несколько выпусков «Голубых огоньков» 1966—1969 годов. Специально обращал внимание на массовку, которая была в кадре: как себя ведет, куда смотрит. Но ничего крамольного так и не заметил (видимо, все огрехи остались за кадром). В итоге удовольствие от этого просмотра я получил немалое (и это при том, что «Огоньки» эти я лицезрел по своему видеомагнитофону неоднократно). После этого я включил по телеканалу «Россия» нынешний аналог советского «Голубого огонька» – передачу «Субботним вечером». Слов нет: и картинка ярче, и песен больше, и массовка активнее. Однако тех чувств, которые я испытал при просмотре черно-белых советских «Огоньков», у меня уже не было. И дело вовсе не в ностальгии. Просто тогда в кадре были парафиновые груши, но искренние чувства, а сегодня все наоборот. Плюс, конечно, сами артисты: вместо Аркадия Райкина – «новые русские бабки», вместо Майи Кристалинской – Жанна Фриске. Как говорится, почувствуйте разницу.
Но вернемся в 60-е.
В том же январе 1968 года на ЦТ было создано объединение телевизионных фильмов «Экран». Сделано это было не случайно. Дело в том, что до этого телефильмы снимались на киностудиях, а с начальниками Госкино у руководителей ТВ всегда были напряженные отношения (как-никак конкуренты). Поэтому и был создан «Экран» – чтобы самим снимать фильмы и меньше зависеть от Госкино. О полной независимости речь не шла, поскольку без большого кино ТВ все равно функционировать не могло: во-первых, ежегодно Госкино передавало на ЦТ несколько десятков художественных фильмов (в основном уже «вышедших в тираж» – то есть неоднократно пропущенных через всесоюзный кинопрокат), во-вторых – на киностудиях продолжали сниматься фильмы для ТВ (в титрах таких картин значилось: «По заказу Государственного комитета по телевидению и радиовещанию»).
Между тем с вводом в действие первой очереди Останкинского телецентра на ЦТ стало выходить в эфир четыре программы. В будние дни с утра работала только одна из них – Первая, что было объяснимо: страна была работающая (не то что сейчас), поэтому большей части людей смотреть телевизор было сподручно только вечером, после работы.
Вот как, к примеру, выглядела программа передач в пятничный день 30 августа 1968 года (без третьей, учебной, программы):
ПЕРВАЯ ПРОГРАММА
10.05 – Теленовости. 10.15 – «Приходи, сказка!» 10.30 – «Барбос в гостях у Бобика». Мультфильм. 11.00 – «Город поет». Концерт. 11.45 – «Ветер странствий». Научно-познавательная передача (повторение от 28 августа). 12.15 – «Тебе, юность!» 17.05 – Теленовости. 17.15 – «Творческое объединение приключений и фантастики». Е. Войскунский, Л. Лукодьянов – «Формула невозможного». 18.00 – «Необыкновенный лагерь». 18.55 – «Интервью, которого не было». Премьера телефильма. 20.15 – «Эстафета новостей». 21.15 – «На огонек». 22.30 – Программа цветного телевидения. Телетеатр миниатюр «Тринадцать стульев». 23.30 – «Только факты». «Музыкальный маяк».
ВТОРАЯ ПРОГРАММА
18.00 – Московские новости. 18.30 – «До свидания, лето!» 19.00 – Литературный театр. «Гнев и боль Вьетнама». 19.45 – «По музеям и выставочным залам». «Медалисты Академии художеств». 20.15 – «Спокойной ночи, малыши!» 20.30 – «Наши интервью». 21.00 – «Колыбельная». Худ. фильм. 22.30 – «На московской орбите». 23.00 – Маленький концерт.
ЧЕТВЕРТАЯ ПРОГРАММА
19.30 – «Огни цирка». 20.15 – «Занимательная информация». 20.30 – «Человек труда на экране». 21.15 – «Н. Охлопков – актер и режиссер».
К началу 70-х ЦТ все дальше и дальше проникает на восток страны, многие студии перешли на работу по двум, а то и нескольким программам. В 60-е годы было даже такое поветрие, как создание колхозных студий телевидения, но потом от этой идеи пришлось отказаться по объективным причинам – прогресс за такими веяниями явно не поспевал. К тому времени в стране уже действовали 134 телевизионных центра, общий объем телевизионных передач составлял свыше 1200 часов в сутки, из них на Москву выпадало 29 часов. Передачи ЦТ принимались в 14 союзных республиках. Естественно, там большую часть эфира занимали не московские программы, а свои, местные. Вот как, к примеру, выглядела программа передач ТВ Узбекистана в праздничный день 1 мая 1968 года:
ПЕРВАЯ ПРОГРАММА
Ташкент: 8.30 – «Май, Труд, Мир». 8.50 – Военный парад войск Туркестанского военного округа и демонстрация трудящихся. Репортаж с площади имени В. Ленина в Ташкенте. 12.45 – Москва: Интервидение. Военный парад и демонстрация трудящихся на Красной площади.
Ташкент: 16.55 – Программа телепередач (на узбекском языке). 17.00 – «Шагай, веселый Май». 17.45 – «Это счастливая черная кошка» (телефильм). 18.05 – «Ешлик». «Гул фасли» (на русском языке). 19.35 – «Мелодии весны». 20.10 – «Аркадий Райкин» (телевизионный фильм). 21.30 – «Новые похождения Густава» (мультфильм для взрослых) (на узбекском языке). 22.00 – Праздничный концерт. Москва. 23.30 – «Время». 24.00 – Специальный выпуск теленовостей «Первомайский салют». Репортаж с Красной площади. 00.30 – «Свадебные колокола». Премьера художественного фильма. 02.30 – Только факты.
ВТОРАЯ ПРОГРАММА
Ташкент: 12.45 – Демонстрация трудящихся Ташкента (продолжение репортажа; на узбекском языке). 13.10 – «Дубравка» (художественный фильм для детей). 14.25 – «Музыка народов Востока». Москва: 18.55 – Программа телепередач. 19.00 – «Путешествие по Талке». Телерепортаж. 19.30 – Цветное телевидение. 21.45 – «Звенит Первомаем весна». Праздничный выпуск «Голубого огонька».
ТРЕТЬЯ ПРОГРАММА
Ташкент: 17.55 – Программа телепередач (на узбекском языке). 18.00 – «Клоун Фердинанд и химия» (телефильм; на русском языке). 18.35 – Для детей. В эфире ансамбль под управлением Локтева. 19.00 – «Судьба барабанщика» (художественный фильм). 20.20 – Цирковое представление. 21.05 – «Озорные повороты» (художественный фильм; на узбекском языке).
Не стояло на месте и цветное ТВ. Аппаратно-студийные комплексы цветного телевидения были смонтированы не только в Москве, но и в Киеве и Тбилиси (в 1973 году к этому списку добавятся Ташкент, Баку, Таллин). Если в 1968 году цветное телевидение вещало только 6 часов в неделю, то в 1969-м – уже 12 часов, а в 1970-м – 20 часов.
В конце 1968-го – начале 1969 года была сдана в эксплуатацию вторая очередь телецентра «Останкино» (два аппаратно-студийных блока черно-белого ТВ, со студиями по 150 кв. м и один блок цветного ТВ со студией в 600 кв. м). Весной 1970 года телецентр был сдан полностью. Общая площадь нового телецентра равняется 154 тысячам кв. м, что в восемь раз больше, чем площадь, занимаемая телецентром на Шаболовке. Это 2180 помещений, 20 студий, из которых 9 —от 600 до 1000 кв. м. Три студии общим метражом 2800 кв. м специально были предназначены для съемок телефильмов. Было 4 аппаратно-студийных блока (АСБ). В каждый из них входили студия, техническая аппаратная, аппаратные видео– и звукорежиссеров, телекинопроекционная, видеомагнитофонная.
Стоит отметить, что еще в начале 60-х, когда было решено строить новый телецентр, под него собирались отвести совсем другой участок Москвы – Черемушки, которые находились недалеко от Шаболовки и где одну из улиц так и назвали – улицей Телевидения. Однако проектировщиков не устроило что-то в этом районе, и стройку перенесли в Останкино. Между тем, по преданию, это место издавна пользовалось дурной славой у москвичей. Оказывается, стоявшая некогда здесь деревня Осташково (она же Останкино) славилась тем, что неподалеку от нее, в Марьиной Роще, хоронили странников и бездомных людей. В старину такие места называли «убогими домами» или «божедомками», и в Москве таких мест было четыре. Однако затем три из них закрылись, и остался один – в Марьиной Роще. Туда свозили всех умерших неестественной смертью. Причем трупы хоронили не сразу – они хранились в огромных ямах со льдом до весны и только раз в году – в «семик», то есть на седьмой четверг после Пасхи, – их хоронили.
Но если в Марьиной Роще хоронили людей, умерших от поножовщины, голода или холода, то в окрестностях Останкина было, по преданию, кладбище самоубийц. Еще там якобы издавна устраивались таинственные мистерии колдунов и чернокнижников. Короче, то еще местечко! Однако в годы, когда это место выбиралось под строительство нового телецентра, на все эти предания никто не обращал внимания. В итоге за короткий срок – всего лишь шесть лет – внушительное по объему строительство было завершено, и объект с большой помпой сдан в эксплуатацию. Но многие телевизионщики, которым предстояло работать в новом телецентре, прекрасно были осведомлены о дурной славе этого места и частенько испытывали некоторый душевный дискомфорт. О том, как это выглядело на самом деле, рассказывает очевидец – Т. Земскова:
«В 69-м переехали в Останкино, в новое современное здание, похожее на огромный корабль. Здесь можно было делать все сразу: придумывать, снимать, монтировать, передавать в эфир.
Вскоре напротив нашего стеклянного кубика выросло еще одно здание, куда переселились все информационные программы. Строили корпус очень быстро, спешили поспеть к Олимпиаде. Рассказывают, что строители что-то напутали в чертежах и построили здание «фасадом внутрь себя». Что-то удалось исправить, но в спешке забыли вывезти из цокольного этажа тяжелый экскаватор с чугунным ковшом. Не знаю, правда или нет, но говорят, будто он так и сгнил под землей. А стройку эту назвали «дурной». (По другой версии, замурованным был не экскаватор, а раздолбанный трактор. Рабочие, выпив лишку, замуровали его в бетон, а доставать обратно поленились. Так он и остался навечно лежать в недрах телецентра. – Ф. Р.)
В это время возник и темный переход под улицей Королева. Строители рассказывали, что по нему бегало огромное количество кладбищенских крыс, которые всех до смерти пугали. Переходом этим никто из телевизионщиков не пользовался, все норовили перебежать улицу поверху. (Самое интересное, что переход соорудили после того, как одного из сотрудников телецентра, перебегавшего дорогу, сбила машина. Этот тоннель сами телевизионщики стали называть «проспектом Юшкявичюса» в честь тогдашнего зампреда Гостелерадио по техническим вопросам, который курировал строительство. – Ф. Р.)
Тогда я и стала примечать, что в здании на Королева с нами стали происходить неприятные перемены. Женщины дурнели лицом, становились излишне взвинченными и нервными. Мы беспрерывно курили в коридорах, говорили неестественно громко. У многих в глазах появилось что-то трагическое. Девушки почему-то не хотели выходить замуж, а если и выходили, часто не могли родить ребенка. Мужчины неожиданно умирали: то от рака, то от непонятной болезни. Один из наших режиссеров, поставивший сериал по «Былому и думам», внезапно скончался прямо у раковины в туалетной комнате, когда мыл руки. Заместитель главного редактора, совсем молодой мужчина, сгорел за несколько месяцев от рака горла.
Само здание будто обладало неким гипнозом. Мы могли бесконечно долго находиться в своих комнатах на 11-м этаже, даже закончив работу. Вечером было трудно уйти домой. А утром – переступить порог телецентра, показать пропуск милиционеру и подняться на лифте с зеркалами, которые отражали уставшие, почти изможденные лица популярных дикторов, ведущих, журналистов. Особенно тревожно было работать ночами, когда выпадала монтажная смена. На перилах лестниц дремали кошки, непонятно откуда появлявшиеся к вечеру, а по неосвещенным углам бегали мыши. В комнатах жили полчища рыжих тараканов. (Кстати, кошки до сих пор бродят по «Останкино». А попадают они в телецентр через маленькое круглое окошко со стороны пруда, которое любители животных проделали специально для них. – Ф. Р.)
Одна бабулька, служившая у нас гардеробщицей, рассказала, что ночами неприкаянные души самоубийц водят хороводы вокруг шпиля Останкинской башни, словно мстя богу и людям. И до сих пор некоторые психологи полагают, что в этом районе сконцентрирована некая черная аура, негативная материя, которая с помощью телевидения передается чуть ли не по всей стране.
Еще раньше я заметила, что некоторые люди категорически отказывались сниматься на телевидении, а если и появлялись на экране, сами передачу эту не смотрели. Долгое время не разрешал показывать себя по «ящику» писатель Леонид Леонов, много общавшийся с болгарской прорицательницей Вангой. Якобы она напророчила ему скорую смерть, если его изображение появится на экране телевизора…» (Кстати, эту историю до сих пор помнят все старожилы ТВ. Действительно, когда в 70-е в Главной редакции литературно-драматических программ возникла идея устроить встречу Л. Леонова со зрителями в Концертной студии «Останкино», писатель долгое время наотрез отказывался приходить туда, рассказывая историю про Вангу. – Ф. Р.)
Официальные средства массовой информации старались не выносить все эти слухи про нечистую силу на публику, сосредоточившись на позитиве – на рассказах о том, какая это удача – работать в новом телецентре «Останкино». К примеру, в одном из номеров журнала «Советское радиовещание и телевидение» корреспондент С. Торчинский так описал трудовые будни телевизионщиков:
«Вечером редакционный корпус пустеет. Остаются только те, кто сегодня «в эфире». Безлюдны лестницы, пригашен свет, шаги в коридорах звучат неестественно громко…
Общесоюзный телецентр. Человек, впервые попавший сюда, похож на жителя маленького тихого городка, приехавшего в столицу. В этом огромном 13-этажном комплексе можно заблудиться и растеряться: где-нибудь в коридоре на втором этаже на вас вдруг ползет грузовик… (Кстати, о лабиринтах «Останкино». Читатель наверняка помнит знаменитый эпизод из фильма «Чародеи», где герой Семена Фарады бегает по коридорам, безуспешно ищет выход и громко причитает: «Ну кто так строит?» Так вот снимали эти запутанные коридоры в Останкинском телецентре. Рассказывают, что долгое время сами телевизионщики, впервые попавшие туда, чтобы не заблудиться, рисовали на стенах мелом стрелки, без которых обратный путь в редакции был просто невозможен. – Ф. Р.)
Днем здесь тесно – четыре программы готовят тысячи людей.
Последнюю передачу диктор заканчивает традиционным «Спокойной ночи, товарищи!» – операторы устало снимают наушники, режиссер благодарит бригаду, а его помощник напоминает, что автобус ждет у входа.
Внизу, в раздевалке, ворчат гардеробщицы: передача кончилась, а люди все еще не забрали одежду. Но что поделаешь с этими режиссерами, редакторами, операторами! Они вдруг остановятся где-нибудь на лестнице между этажами и начинают спорить, как было бы лучше показать… Это для завтрашнего дня.
Обычный рабочий день закончен. От телецентра автобус заезжает за инженерами и техниками с передающих станций. Усталость приходит, когда за окнами автобуса проплывает спящая Москва…»
Новая метла
Противоречивый Сергей Лапин. Взрывные новинки: «Песня года», «Артлото», «От всей души». Система «Восток». Кино с купюрами. Опасное декольте. Закат «КВН» вручную. ВИА «Самоцветы»: от ненависти до любви. Кинопоказ. Сериалы. Советское «мыло» – «День за днем». «Бенефисы». Высоцкий про «глупый ящик». Под колпаком у Лапина. Самое гуманное ЦТ в мире. Главные редакции. Спорт на ЦТ. Десерт – «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Проблемы «Огонька». Пугачева на ТВ. Брежнев-телезритель. За что Суслов хотел сместить Лапина. Кино с «фигами»: «Отпуск в сентябре», «О бедном гусаре замолвите слово». Телекино конца 70-х. «Веселые ребята».
Полный ввод нового телецентра совпал со сменой руководства в Государственном комитете по телевидению и радиовещанию – в середине апреля 1970 года вместо Николая Месяцева, руководившего комитетом с октября 1964 года, в кресло руководителя сел Сергей Георгиевич Лапин (в 1944—1953 гг. он работал в Комитете по радиофикации и радиовещанию при СМ СССР, затем находился на дипломатической работе – послом в Австрии, в 1960–1962 годах занимал пост министра иностранных дел РСФСР, в 1967—1970-м был гендиректором ТАСС).
«Смена караула» в Останкино была делом далеко не случайным, – это был политический заказ с самого кремлевского верха. Впрочем, иначе и быть не могло, поскольку телевидение по мере роста своей популярности на протяжении последних полутора десятков лет стало играть все более важную роль в идеологическом климате СССР (не случайно и в названии Комитета слово «телевидение» вышло на первое место, оттеснив на второе «радиовещание»; к началу 70-х телевизионное вещание уже охватывало территорию, на которой проживало 70% населения СССР, а приемная сеть насчитывала 35 миллионов телевизоров).
Заменить Николая Месяцева другим человеком Брежнев намеревался еще в 1967 году, когда разгромил так называемых «комсомольцев». Лидером последних считался член Политбюро Александр Шелепин, который фактически с момента воцарения в Кремле Брежнева не скрывал того, что рано или поздно он займет его место. Однако последний оказался хитрее и расторопнее, чем полагали его оппоненты. В итоге в 67-м он нанес сокрушительные удары по «комсомольцам» и их союзникам. Александр Шелепин был лишен должности секретаря ЦК и отправлен руководить профсоюзами, Владимир Семичастный снят с должности председателя КГБ и отправлен работать подальше от Москвы – на Украину, Николай Егорычев смещен с поста 1-го секретаря МГК и т. д. Тогда же мог лишиться своего поста и Николай Месяцев, но Брежнев его пощадил – посчитал не слишком опасным. Но очень скоро, после августовских событий 1968 года в Чехословакии, генсек вновь вынужден был вспомнить о Месяцеве.
Дело в том, что в развитии «бархатной революции» в ЧССР весомую роль сыграло телевидение, которое практически в открытую ей подыгрывало. Учитывая этот опыт, Брежнев не мог оставить без внимания собственное телевидение, где либеральные идеи также имели широкое хождение как в среде руководства, так и в низовых звеньях. Как признается в своих мемуарах сам Н. Месяцев: «На заседаниях коллегии Комитета, летучках, научных конференциях, в выступлениях на партийных, профсоюзных и комсомольских собраниях я постоянно проводил мысль о свободе творчества в рамках социалистической идеологии…»
Свобода творчества вещь, конечно, хорошая, если бы Советский Союз тогда не вел изнурительные идеологические бои на фронтах «холодной войны». А после Праги-68 эти бои приобрели и вовсе ожесточенный характер – на СССР тогда ополчилась практически вся Западная Европа вкупе с США и Израилем. Поэтому советскому руководству стало не до свободы творчества. Началось «закручивание гаек» в идеологии (7 января 1969 года из недр ЦК КПСС вышел секретный документ, согласно которому на руководителей СМИ возлагалась личная ответственность за любую ошибку в идеологической сфере). И смена руководства в Гостелерадио стала делом решенным, заминка была лишь в одном – во времени. Оно наступило в апреле 1970 года, когда еще сильнее обострились отношения СССР и Израиля. Израильский премьер-министр Голда Меир призвала евреев к «тотальному походу против СССР», и с этого момента в этой стране Советский Союз стал изображаться как враг номер один всех евреев и государства Израиль в частности.
Поскольку при Н. Месяцеве на советское ЦТ было принято на работу значительное количество евреев, перед высшим советским руководством всерьез встала проблема «зачистки» этой важнейшей идеологической территории. Естественно, доверить решение этой задачи прежнему руководителю Кремль не мог, поэтому судьба Месяцева была предрешена.
Вспоминает Н. Месяцев:
«О своем освобождении от должности председателя Комитета по телевидению и радиовещанию я узнал на аэродроме по возвращении в Москву из Хабаровска, где проводил совещание с председателями комитетов радио и телевидения краев, областей, национальных автономий Восточной Сибири и Дальнего Востока. Шабанов Петр Ильич, генеральный директор Центрального телевидения, а до того секретарь Московского горкома ВЛКСМ, первый секретарь Кировского райкома партии Москвы – отличный организатор, с хорошей теоретической подготовкой – отвел меня в сторонку и сказал, что Брежневым подписано постановление Политбюро ЦК КПСС об освобождении меня от обязанностей председателя Комитета и направлении на дипломатическую работу. Петр Ильич назвал и источник информации, так что сомнений в ее достоверности быть не могло. Выслушал я это известие совершенно спокойно. Оно не являлось для меня неожиданным. Я его ждал. Так же спокойно отнеслись к нему жена и сыновья – Саша и Алеша, уже начавшие, в меру своего возраста, понимать, что к чему.
На следующий день меня пригласил Петр Нилович Демичев. Чего-либо нового к сообщению Шабанова он не добавил. Посидели. Посмотрели друг на друга. Он тоже ходил в «молодых». Было очевидно, что и его ожидает перемещение. И действительно, спустя некоторое время он перейдет на работу в Министерство культуры.
На следующий день меня вызвал член Политбюро, секретарь ЦК Андрей Кириленко. Беседа с ним была жесткой.
– Вы знаете о решении Политбюро?
– Знаю.
– Вам надлежит выехать послом в одну из центральноафриканских стран.
– Не могу. У меня больная жена. Климат любой центральноафриканской страны ей противопоказан. Вы можете это проверить через Кремлевскую больницу. Прошу вас об одном: дайте мне возможность заняться преподавательской или научной работой, не нужны мне ни высокие чины, ни должности. Оставьте дома.
– Нет. Решение принято.
Было очевидно, что мне предлагается почетная ссылка. Глядел Кириленко на меня с ухмылочкой, выражавшей удовлетворение от возможности сломать судьбу человека, неприятного ему. Я платил ему тем же: сел в непривычной для меня манере, развалившись в кресле и бесцеремонно глядя мимо него в окно, на улицу, где ворковали голуби. В Москву входила весна 1970 года. На улице в высоком небе плыло солнце, одаривая светом и теплом всех одинаково: и меня, и Кириленко. Думаю, что над таким явлением жизни он не задумывался.
– В центральноафриканскую страну я не поеду, о чем можете доложить кому следует…
На работу я не поехал. Отпустил машину и проторенной, сотни раз хоженной дорогой пошел домой. Голова была пуста, как барабан, но шел я легко. И эта легкость мне показалась необычной. Откуда она? Понял, что Кириленко, Суслов, Брежнев полагали, что, отстраняя меня от работы в Комитете, они наносят мне сильный удар. А оказалось, наоборот, с меня сняли нечто большее – тяжкий груз ожиданий этого удара. Я его принял. Мгновенно отразил. И потому мне стало легко, свободно.
Дома Алла сказала, что по «вертушке» звонил Кириленко. Сказал: как приду – переговорить с ним. В телефонной трубке: «Поедешь послом в Австралию. И на этом закончим всякие дебаты». – «Что вы так торопитесь? Хотите избавиться?» Ответа не последовало…
Прощание с товарищами на радио и телевидении было грустным, со слезами на глазах. Сократил я его, насколько было возможно. Зачем бередить душу другим и себе?! Так я считал. Но по-иному думали другие. Откликнулись мы с Аллой на приглашение Валентины Михайловны Леонтьевой, диктора Центрального телевидения – умного, доброго, красивого человека, искусницы в своей профессии, – сделанного от имени дикторской группы ЦТ, посетить ее дом и поужинать. Валя, Аня Шилова, Светлана Моргунова, Игорь Кириллов – все, кто был, – своей сердечностью и тактом создали атмосферу искренности, теплоты, участия…»
Так вышло, что новый председатель Гостелерадио Сергей Лапин проработает на своем посту дольше всех прежних руководителей – почти 15 лет. И, как и любой крупный руководитель, оставит о себе у коллег различные мнения: как положительные, так и отрицательные. Вот как, к примеру, вспоминает о нем бывший влиятельный телевизионщик Вилен Егоров:
«Сергей Георгиевич был дважды счастливым человеком, как ни парадоксально это звучит. Он посвятил зрелые годы своей жизни делу, которое фанатически любил, служил ему верой и правдой, гордился своим детищем, искренне радуясь его успехам и страдая от промахов и ошибок.
Лапин был уникальным руководителем, не только потому, что из тогдашней партноменклатуры пошел работать, «исполнять» отведенную ему роль не за страх, а за совесть. Он любил телевидение, как женщину. А любить он умел и был способен в критически острый, решающий момент своей жизни любовь к женщине поставить выше карьеры.
После войны из Комитета по радиоинформации, где Лапин тогда работал заместителем председателя, в ЦК КПСС стали поступать сигналы о том, что он изменяет жене, живет с сотрудницей, которая забеременела от него. Коммуниста Лапина вызвали в ЦК и предложили выбор: или бросай любимую женщину, или уходи с работы. Он ушел с работы, оставил первой жене, от которой не было детей, прекрасную по тем временам квартиру, мебель – все, что имел.
Лапин был счастливым человеком, он создал семью с любимой женщиной, которая подарила ему троих детей. Сам выросший фактически без отца, в разрушенной судьбой бедняцкой семье, он высоко ценил роль семьи, ее благополучие, ее полнокровность и лад в своей жизни и в жизни своих близких.
Моя первая встреча с Лапиным, который уже более месяца занимал кабинет председателя Гостелерадио, состоялась 15 июня 1970 года, на следующий день после выборов в Верховный Совет СССР. Я отвечал тогда за прямую телепередачу из пунктов голосования Москвы и других городов страны. Эта первая встреча могла оказаться последней, потому что на меня обрушился поток жестких обвинений, суть которых сводилась к следующему: почему вы показали полупустой избирательный участок, где голосовали избиратели за Леонида Ильича, и переполненные залы в Харькове, Кишиневе, где народ празднично поддерживал будущих депутатов – рабочих и крестьян? Ведь это была единственная прямая передача о выборах в стране, которую принимала вся Европа, своей передачей вы поссорили телевидение с партийным активом… И потом, что вы написали в тексте: «Я иду на выборы, а по улице к избирательному участку построены новые дома, магазины». Кому нужна эта показуха?
И тут я вспомнил, что, когда шел вчера на избирательный участок, действительно видел на нашей улице недавно построенный новый магазинчик. Доведенный до нервного «зашкаливания», я в ответ ляпнул: «Я шел по улице, где были новостройки. Надо выбирать дороги, которые ведут к выборам». Воцарилась тишина, а я продолжал: «Нельзя было такую передачу ставить в эфир в два часа дня, летом в жару, как известно, все избиратели уже разъехались по дачам. А передачу в эфир ставил не я, время ей выбирало руководство». Снова тишина. Затем последовал лапинский вывод: «Или вы, товарищ Егоров, отвечаете лично передо мной за каждое слово в эфире, или нам с вами не работать». Я только и успел сказать: «Хорошо». Зная, что почти все мои коллеги – главные редакторы Центрального телевидения – были уже сняты со своих постов новым председателем, поднялся – и к двери. Вдруг слышу: «Стой!» Повернулся и еле-еле удержался, чтобы не сказать: «Ну что еще?» А он вышел из-за стола, протянул мне большую мягкую руку и просто сказал: «До свидания». Присутствовавший на заседании Э. Н. Мамедов, первый заместитель Лапина и один из умнейших руководителей Гостелерадио (придя к власти, Лапин не случайно перевел Мамедова с иновещания на телевидение. – Ф. Р.), бросил мне вдогонку: «Подождите в коридоре». Потом у себя в кабинете Энвер Назимович сказал: «Лапин считает, что ты честный парень».
Через два месяца по представлению С. Г. Лапина я был утвержден секретариатом ЦК КПСС членом коллегии Гостелерадио, и началась наша непростая, временами невыносимо тяжелая, но в целом прекрасная творческая жизнь на телевидении…»
Между тем можно смело сказать, что Лапин оказался самым образованным руководителем Гостелерадио за все годы его существования. Так, его страсть к серьезной литературе (особенно к поэзии) была притчей во языцах на улице Королева (в «Останкино») и на Пятницкой. Вот как об этом вспоминают очевидцы.
Кинорежиссер Э. Рязанов:
«Когда в назначенный час я прибыл в Гостелерадио (улица Пятницкая. – Ф. Р.), около вахтенного милиционера меня поджидал референт. Меня пропустили через контроль без пропуска. Потом не дали раздеться в общей раздевалке, а, подхватив под белы руки, повезли на четвертый этаж. В приемной министра с меня сняли пальто и впустили в кабинет. А через несколько минут секретарша принесла чай, сервированный на две персоны. Сергей Георгиевич был очень радушен и приветлив. Я изложил свою просьбу – прочитать сценарий. Сказал, что хотел бы его поставить для телевидения. Между прочим обронил, что в Госкино сценарий не понравился. Лапин взял наш с Гориным опус, обещал прочитать и отложил в сторону. Разговор о деле занял три-четыре минуты. А потом потекла свободная, беспорядочная беседа, которая вскоре свернула на разговор о поэзии. Незадолго перед этим по телевидению прошли поэтические вечера Ахмадулиной, Вознесенского, Евтушенко. От этих поэтов мы перескочили на Мандельштама, Цветаеву, Пастернака, Ахматову, Гумилева. Лапин развернулся во всем великолепии. Он знал поэзию двадцатого века блестяще, все и всех читал, много стихотворений помнил наизусть. Я и сам люблю поэзию и тоже кой о чем ведал, но сильно уступал ему в эрудиции.
– А письма Цветаевой к Тесковой вы читали? В каком издании? В Пражском?
Я кивнул.
– Надо читать обязательно в Пражском…
Дальше мы начали щеголять друг перед другом сведениями и цитатами, которые можно было почерпнуть только из книг, изданных на Западе, запрещенных к ввозу в Россию и вообще у нас в стране недозволенных, подпольных, нелегальных. В разговоре упоминались книги Надежды Яковлевны Мандельштам и Ольги Ивинской, «Воспоминания» и «Реквием» Ахматовой, неизданные стихотворения Цветаевой, звонок Сталина к Пастернаку, подробности о Нобелевской премии за роман «Доктор Живаго», мандельштамовские стихи «о кремлевском горце», которые обошлись автору ценою в жизнь, и многое другое, за что нас обоих по тем временам можно было легко упрятать за решетку. Я поразился тогда С. Г. Лапину – такого образованного начальника я встречал впервые. Но еще больше я поразился тому, как в одном человеке, наряду с любовью к поэзии, с тонким вкусом, эрудицией, уживаются запретительские наклонности. Помимо запрещения передач, выдирок из фильмов и спектаклей, жесткого цензурного гнета, он еще не разрешал, к примеру, на экране телевизора появляться людям с бородами, а штатные сотрудницы, осмеливавшиеся приходить на работу в брюках, нещадно преследовались и наказывались за подобное вольнодумство…»
Еще об одном случае рассказывает президент телекомпании «REN TV» И. Лесневская:
«Это было в ту пору, когда я делала авторские программы. Одна из них была о Маяковском в цикле «О времени и о себе». Она и сегодня прозвучала бы остро, а уж для того времени это была «бомба»… Но, когда делалась программа, меня вызвали к Лапину. А Лапин обожал Маяковского, прекрасно знал его поэзию и к тому же сам писал стихи. Он разговаривал со мной три часа. Я отстояла четыре «вырезки» из шести. И вот, после трех часов беседы, Лапин читает мне стихи и спрашивает: «Какой это период у Маяковского?» Он довольно хорошо читал стихи. Я говорю: «Сергей Георгиевич, это не Маяковский». Он говорит: «Это ранний Маяковский». Я: «Это не Маяковский. Это стихи, но они не талантливы. А Маяковский был очень талантлив». И тут он сказал: «Угадала. Это мои стихи». Я жутко смутилась, потому что получилось, что я просто ему нахамила. Ну, думаю, все! На телевидении мне больше не работать. Но он мне дал свою машину с мигалкой, которая довезла меня до Шаболовки. Вся детская редакция, высунувшись из окна, с ужасом на меня смотрела. Зная мой характер, зная, что я всегда говорю то, что думаю…»
После развала СССР в российских СМИ появилось множество воспоминаний о Лапине, однако большинство из них были отрицательного характера. Что, в общем-то, неудивительно: ведь после исчезновения Союза к власти в России пришли либерал-демократы, с которыми Лапин, по сути, боролся все годы своего пребывания в стенах Гостелерадио. Именно они и нарисовали (и рисуют до сих пор) портрет «Лапина-монстра»: дескать, самодур и антисемит был тот еще! Хотя, к примеру, на фоне постсоветских телеруководителей, которые устроили из ТВ настоящую кормушку для себя, Лапин выглядит бедной церковной мышью: жил на казенной даче, ездил на служебной машине, имел зарплату 500 рублей, и – все!
Между тем тот же антисемитизм Лапина был вызван скорее не его личными пристрастиями, а большой политикой. После того как отношения СССР и Израиля оказались еще более испорченными, «еврейская проблема» в СССР обострилась. Власти стали предпринимать определенные шаги к тому, чтобы сократить число евреев в идеологических учреждениях вроде того же Гостелерадио. Кого-то из них уволили, кого-то перевели на низшие должности (всего на ЦТ было сокращено полторы тысячи работников, были сменены все главные редакторы).
Досталось и артистам-евреям, коих тоже было достаточно много. Например, сразу после воцарения Лапина в Гостелерадио с «голубых экранов» постепенно исчезли эстрадные артисты еврейской национальности: Майя Кристалинская, Вадим Мулерман, Аида Ведищева, Нина Бродская, Лариса Мондрус и др. Остался лишь Иосиф Кобзон, поскольку в его репертуаре всегда было много гражданственно-патриотических песен (остальные его коллеги-соплеменники исполнять подобные произведения считали ниже своего достоинства). На смену исчезнувшим с экрана пришла целая плеяда артистов из союзных республик: София Ротару (Украина), Роза Рымбаева (Казахстан), Надежда Чепрага (Молдавия), Евгений Мартынов и Лев Лещенко (РСФСР), Як Йола (Эстония), ансамбль «Ялла» (Узбекистан) и др.
Именно в целях пропаганды массовой советской песни Лапин затеет в 1971 году новый суперпроект – «Песню года». Суть его заключалась в следующем. На протяжении года в разных городах страны проходили предварительные смотры этого конкурса, на которых звучали новые песни в исполнении артистов из разных республик (эти концерты транслировались по ЦТ). После чего в конце года (в декабре) в Концертной студии «Останкино» проходила запись финальной передачи, где были представлены лучшие песни и исполнители, большую часть из которых отбирали по письмам телезрителей. Вот как, к примеру, выглядел состав участников и подбор песен первого конкурса – финальной «Песни-71»:
«Товарищ песня» (О. Иванов – А. Прокофьев) – исполняет Лев Лещенко;
«А где мне взять такую песню» (Г. Пономаренко – М. Агашина) – Ольга Воронец;
«Баллада о красках» (О. Фельцман – Р. Рождественский) – Иосиф Кобзон;
«Любите Россию» (С. Туликов – О. Милявский) – Галина Ненашева;
«Не плачь, девчонка!» (В. Шаинский – В. Харитонов) – Лев Лещенко;
«Будет жить любовь на свете» (В. Дмитриев – А. Ольгин) – Эдуард Хиль;
«Ненаглядный мой» (А. Пахмутова – Р. Казакова) – Мария Пахоменко;
«Журавли» (Я. Френкель – Р. Гамзатов) – Иосиф Кобзон;
«Зачем вы, девочки, красивых любите» (Е. Птичкин – И. Шаферан) – Ольга Воронец;
«Русское поле» (Я. Френкель – И. Гофф) – Юрий Гуляев;
«Признание» (А. Колкер – К. Рыжов) – Мария Пахоменко;
«Свадьба» (А. Бабаджанян – Р. Рождественский) – Муслим Магомаев;
«Я люблю тебя, Россия» (Д. Тухманов – М. Ножкин) – Галина Ненашева;
«Алеша» (Э. Колмановский – К. Ваншенкин) – Г. Николова и Г. Кордов (Болгария);
«Вдоль по Питерской» (русская народная песня) – Муслим Магомаев;
«Червона рута» (В. Зенкевич – В. Ивасюк) – трио В. Зенкевич, В. Ивасюк, Н. Яремчук;
«Зима» (Э. Ханок – С. Островой) – Эдуард Хиль;
«Знаете, каким он парнем был» (А. Пахмутова – Н. Добронравов) – Юрий Гуляев;
«Фантазия на тему песен Аркадия Островского» – эстрадно-симфонический оркестр под управлением Юрия Силантьева;
«Взвейтесь кострами» (С. Дежкин – А. Жаров) – Большой детский хор ЦТ и ВР под управлением В. Попова;
