скачать книгу бесплатно
сойдутся вместе женщина и птица,
и смутных образов возникнет вереница,
таких бесстыдных и во сне не ждут.
И выбежит нагая на крыльцо,
где мухи, муравьи, стрекозы, слизни.
И станет тихо, словно после жизни,
лишь ночь покроет снятое лицо.
Воздушные замки
Дальний лес отчужденных небес
замерзал и мерцал, как вокзал.
Я мечтал и избыточный вес
ощущал, как холодный металл,
но дыханье земли и накал
воспаленных под кожей костей
тяготили меня, я летал,
как воздушные замки детей.
А воздушные замки летят
без затей и энергозатрат,
я мечтал возвратиться назад
в полуночный запущенный сад,
или в лес на вершине горы,
или в спальню, где слепнут миры
одуревшей от сна детворы,
ожидавшей под елкой дары.
Мы летали без права и крыл,
но никто ничего не забыл,
а воздушные замки летят
и уже не вернутся назад.
Крымская ночь
И сызнова все – переулок, дома,
и ночь, и в трех метрах ни зги,
и губы оближет косматая тьма,
потупившись, смотрит в зрачки.
Казалось, распахнута южная ночь,
вся настежь, но сжата в кулак,
и нужно себя десять раз превозмочь,
чтоб сделать единственный шаг
к развязке. Идешь по булыге кривой,
молчишь, чтоб вконец онеметь,
идешь вдоль забора, овчарки цепной,
в конце переулка мечеть.
И чувствуешь, как расширяет зрачки
густой переливчатый лай,
и чувствуешь камень и холод руки,
и ночь, и дорогу на край
молчанья, где сходят с ума,
волнуешься, пробуешь вспять,
но сызнова хлынут под ноги дома
и нужно идти и молчать.
Цирк
Убежали трапеции вверх
без гимнасток – они улетели,
падал ржавый обугленный снег
на пустые сырые шинели,
на дома, на постели детей,
на глаза, на стеклянные груди
спящих женщин, средь ям и сетей
ждущих ласки. Преступные судьи
тоже спят, но гудит шапито,
а артисты вчера улетели.
Я на улицу выйду в пальто
или в чьем-то оставленном теле.
Это цирк или сон, или суд
над безгрешными вкупе с рабами
спящих женщин. Другие придут
и не вспомнят, что сделали с нами.
Полустанок
Просыпается, мечется, рвется,
не дает до конца одолеть
тяжесть млечная, тега колодца,
непрощенная гулкая медь.
Воскресенье на выцветших пятках
выползает из глянцевых туч,
и висит в придорожных посадках
свет разляпанный, словно сургуч.
Запечатаны ветки и почки,
и деревья стоят в ярлыках,
по-бухгалтерски точных до точки,
но разбросанных врозь впопыхах.
Воскресенье стремглав спозаранку
засветило, застало врасплох,
но пробился к путям, к полустанку,
неприкаянный чертополох.
И не та ли дремучая тяга,
что погнала под рельсы сорняк,
разлилась по путям и двояко
набросала вчерне товарняк.
А затем и домишко путейный,
пару коз у засохших ворот,
маету, распорядок семейный,
здесь бы жить, да никто не живет.
Что тогда упирается, рвется,
ускользает, струится из рук?
И откуда следы у колодца
и на рельсах густой перестук?
Время уходит
День уходил незаметно для глаз,
сумерки гасли, волнуясь слегка.
Свет пузырился, сужался и гас.
Исподволь, сверху немела рука.
