скачать книгу бесплатно
Кипелки. Самопознание. Самоподобие. Числовые Фракталы. Глухие Софитные. Канонический текст
Евгений Ратнер
Московский математик и философ Евгений Ратнер ныне проживает в Израиле, в городе Сдерот. Этот город известен тем, что именно на него обрушиваются первые удары ракетных обстрелов из сектора Газа. И там он написал книгу, в которой собрал свои философские, житейские, научные размышления. Книгу в свободном жанре, в котором писал, в числе иных, и Василий Розанов. Сам автор определяет свой труд, как «самопознание, самоподобие». Крайне интересна его теория числовых фракталов, работа с ивритским алфавитом и текстами на иврите. Но, главное, это вольный полет мысли автора. А это всегда привлекает читателя.
Книга издается в авторской редакции.
В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Евгений Ратнер
Кипелки. Самопознание. Самоподобие. Числовые Фракталы. Глухие Софитные. Канонический текст
Посвящается
Людмиле Ч.
и П. С.
© Евгений Ратнер, 2019
Предисловие
Со временем (с возрастом) лучше запоминается привычное, иными словами внимание все больше смещается с узора на основу, она же – основа – это, по сути, ритм, а он, взятый сам по себе, – тот же повтор, сестра которого – привычка. Поэтому всегда есть опасность того, что спрятанное внутри и выполняющее чисто опорную функцию, может выйти на первый план и тогда основа объявит себя узором. В большинстве случаев так и случается – порче подвержен, прежде всего, неповторимый узор. Находятся разусовершенствователи… перекладывают на музыку или экранизируют оригинальные тексты и центр тяжести смещается в первом случае в сторону мелодии, а во втором – морфологии. А смысл – неповторимый смысл – затирается… Первичная структура – слова – поются или декламируются, это уже не сами слова, а нечто сбоку припеку. Короче, все теперь на уровне частностей, а частности это ведь, по сути, как бы это помягче сказать, – сфера эротики…
Тогда как в начале то, что впервые, оно и запечатлелось. Как было раньше?
«На мысли, дышащие силой,
Как жемчуг нижутся слова».
Но не все потеряно. При внимательном чтении проводится работа по реконструкции смысла, любитель медленного чтения, пальпируя словесную массу, пытается самостоятельно отыскать эту самую щучью косточку – «Я понять тебя хочу, Смысла я в тебе ищу». Бог ему в помощь!
Начать, наверное, следует с поиска некой наводящей идеи. Возьмем навскидку банальную истину: в капле отражается мир. Самоподобие, если по-современному. А самоподобие основное свойство фракталов. Фракталы же, если в двух словах, это масштабная инвариантность[1 - Манфред Шредер Фракталы, хаос, степенные законы Миниатюры из бесконечного рая. Перевод с английского. Москва – Ижевск, 2001.Manfred Schroeder Fractals. Chaos. Power Laws Minutes from an Infinite ParadiseW.H.Freeman and Company New York]. Фишка здесь в том, что фракталы дают выигрыш в понимании. А опережающее понимание – идея фикс Автора канонического текста.
Наглядный пример фрактала – мать кормит грудью младенца. Оцифровав письменный эквивалент данного выражения, получим 601[61]->662. Это и есть пример числового фрактала (см. текст).
Вроде бы получается, что Автор канонического текста знал о числовых фракталах, а раз так, то мы с удивлением обнаруживаем, что этот текст, который пришел к нам из далекого прошлого, приходит к нам и из будущего. И оживает.
Другой пример скрытой информации – софитные внутри слов (см. текст).
……
А дальше? А дальше, как говорится: думайте сами, решайте сами…
Часть 1
Дождик смеется, А стекла в слезах.
Э. де Чампурсин
• Дзен. К чему сводится общение на улице? «Как пройти к…?» «Который час?» «Не найдется ли закурить?» И вдруг в самом центре мегаполиса средь бела дня подходит старичок с детским ведерком: «Скажите, пожалуйста, где тут можно накопать зеленую глину?» Уже здесь мне объяснили, – оказывается буквально в двух шагах от того места, на берегу речушки Л., что протекает через центр города, действительно была (и есть) зеленая глина. И ничего в этом нет, никакого такого дзэна.
Конец брежневской эры. У киоска «Союзпечать» прохожий нетерпеливо развернул газету с большим некрологом на первой странице; я, замедлив шаг, вопросительно и с некоторой надеждой посмотрел на него. Он глянул по сторонам, грустно улыбнулся, слегка отрицательно покачал головой и шепнул: «Помпиду». Я тоже грустно улыбнулся, он понимающе кивнул, мы оба тихонько рассмеялись и довольные друг другом разошлись в разные стороны.
В заводской кружок настольного тенниса, который на общественных началах ведет отец моего знакомого, затесалась скандальная особа. Играть с этой девицей совершенно невозможно – она спорит из-за каждого пустяка. В конце концов, тренеру это надоело, он отвел скандалистку в сторону и попытался урезонить, мол, на кой ляд превращать игру в перепалку? «Треба буты хитрой!» назидательно ответила «теннисистка».
Очевидно, быть хитрой значит имитировать искренность. Ведь изрек же Антон Павлович: «Прав тот, кто искренен». Если бы он еще и указал критерий достоверного отличия. Она учится не игре в теннис, она оттачивает технику симуляции, ей бы следовало попробовать себя на актерском поприще.
Объясняя суть понятия, некоторые толковые словари добавляют, что хитрость не окупается, мол, в следующий раз номер может не пройти. Но это как сказать, иногда достаточно и одного раза; показательный пример – история с троянским конем.
При равном счете и больших ставках иногда бывает достаточно пустяка, чтобы склонить чашу весов в свою пользу. Понятно, что этот пустяк должен представлять игрока в выгодном свете; а в таком случае что может лучше смотреться, чем та искренность, с которой отстаивается своя точка зрения. Ноу-хау такой хитрости заключается в умении обвести самого себя вокруг пальца, – пуская в ход свою уловку, игрок не должен осознавать ее обманом.
• В деревне под Сумами, где мы отбывали в сентябре студенческую с/х повинность, детский садик под открытым небом; запущенные, оборванные дети. Знакомимся; некоторые малыши охотно читают стихи; один стоит в сторонке и заметно смущается; девочка-одногодка объясняет: «Нi, вiн вiршiв не знает, вiн вмiе тiкi матюги гнуты».
• Июль, жара, внезапный ливень. Насквозь промокший, я с трудом втиснулся в переполненный троллейбус. Сзади прижался жаркий бюст; приняв облик игривого ветерка, некстати явившийся из приоткрытого окна амурчик, загулял на моем плече; казалось, мокрая ткань тенниски совсем растворилась… Как и следовало ожидать, спустя положенный срок мой организм разродился хорошенькой простудой.
• Прага, август. Проливной дождь. Он подумал о зонтике и тут же увидел его в витрине частного магазинчика. Колокольчик, три ступеньки вниз. Хозяйка: «Просимо! Что угодно пану? А то так», говорит она, удаляясь, и высылает продавщицу. Продавщица. Зонтик-головоломка. На улице конфуз – не открывается. Возвращение. Она показывает снова, но быстро как карточный фокус, так что ему во второй раз приходится вернуться. Она понимающе кивает, решительно выходит под дождь и раскрывает над ним зонт. Принимая, он мямлит себе под нос: «Кто же его теперь закроет дома?» «Кристо пане! А то так! Пан хочет, чтоб я пошла с ним?!» (мол, так бы сразу и сказал). «Сейчас нельзя, я могу только в пять». Что остается галантному «пану», – он покорно обещает быть в пять. Без пяти пять он вспомнил, засуетился, но так и не смог найти этот маленький частный магазинчик, похожий на волшебную лавку Уэллса.
После полуночи по ТВ «Отсчет утопленников» Питера Гринуэя, этот фильм меня доконал. Женщины совершают убийства буднично, как готовят еду, безразлично и неосознанно. Феминистки называют нынешнюю культуру мужской, фаллоцентрической, активным началом в ней, по их мнению, выступает сублимированный в социальную сферу половой инстинкт. В фильме смоделирована культура по женскому образцу. И что же? То же насилие, но в женском стиле – на автопилоте.
• «Если до лета ни с кем больше не познакомлюсь, выйду за него замуж», – сокурсница подружке, имея в виду меня, а та мне по секрету, желая избавить от печальной участи. Тут нужен комментарий. Это влечение было скорее литературного свойства. Известное дело, обладатель литературного имени тяготеет к героине своего романа, но Татьян в то время рождалось мало и их быстро разбирали. Эта Таня была единственная на курсе, и Евгений был просто обязан выдержать марку…
• На работе лаборантка рассказала о трагедии в соседних Липицах, суть которой в том, что с женой поссорился, напился, сел за руль, за рулем уснул, разбился…
• Незавершенка. Как бы торжественная закладка камня, только не первого, а последнего. И поскольку начинают с конца, то он становится началом – началом незавершенки. Потому что если от Начала, то какая же это незавершенка? это продолжение начатого в Начале, тут по сценарию невозможно, это впервые.
Итак, с чего начинается незавершенка? С широковещательного назначения срока завершения. Дается клятвенное обещание построить наконец-то то самое (до небес), о котором с древних времен мечтали простые люди разных народов, сошедшие в междуречье.
И вот первая круглая дата. Осень. В старинном парке глухого местечка поутру тишина и туман; человек в галифе отделяется от небольшой группы френчей, одним прыжком взлетает на сколоченное из досок сооружение и охрипшим натужным голосом, растягивая слова, сотрясает сонный воздух: «Де-есять лет как корабль революции плывет по волнам бушующего моря среди акул империализма навстречу…….» и далее в том же духе. Одним предложением на пределе голосовых связок он пытается охватить пространство возможностей, предусмотреть решительно все и завершить в кратчайший срок. Проще всего завершить с помощью иносказаний. Но вот вопрос – чем закончится плавание «корабля революции»? Кто бы мог подсказать? Может, троянский конь? Он ведь знает – внутри переносного обязательно кто-то скрывается. Кто?
• Можно дать и такое определение незавершенки: одно вместо другого. Вспоминается знаменитое: «Хотелось как лучше, а получилось как всегда». Что значит, хотелось как лучше? Что может быть лучше оптимального варианта? Оптимальное – это то, что имеет смысл. Имеет смысл продолжать начатое в Начале. В качестве модели можно выбрать… да вот хотя бы тетрис: продолжение обеспечивается за счет комплементарности. А как всегда – это по привычке, привычка уже реализовала в самой себе вариант, с ее точки зрения идеальный и она предлагает его при всяком подвернувшемся случае. Готовая схема сидит в подкорке и проворачивается в обход сознания. Алгоритм привычного раз от раза все совершенней, а исполнение все более автоматическое. Сфера привычного, таким образом, непрерывно расширяется и, в конце концов, привычное заявляет о себе как об общем. Короче, общее решение. Однажды кого-то осеняет – зачем искать свое особое (имеющее смысл), когда имеется общее решение. И вот – благая весть: найдено общее решение – все спасены. «Никто не ищи своего, но каждый пользы другого». Остается реализовать общее решение – построить общину, фаланстер, коммуну, общагу, в общем, некое братство на отшибе, где все общее. Мобилизация под общее дело. В качестве своего общее. В этом все дело. Своего нет ничего. Скатились на общее.
Мадам Привычка владеет известным заведением – Подкоркой, а там богатая коллекция рецептур, – сплошь заезженные общие фразы, которые извлекаются на свет и проваливаются внутрь в обход сознания, машинально, т. е. практически мгновенно. В этом секрет ее успеха: пока сознание пытается сообразить, в чем суть дела, за него всегда успеет сказать мадам, ей ведь думать не надо, у нее все держится на рефлексах. Отсюда следует, что нельзя отвечать сразу, необходимо выдержать паузу. Хотя сейчас, увы, жизнь пошла без пауз – сплошная логорея. Мадам, конечно, скажет, что привычное удобней, но ведь на самом деле нет ничего невыносимей, чем делать одно и то же.
Убеждения – слишком громко сказано, все дело в застольном ритуале. За столом все исцеляются, воспаряют, особенно нищие. У них своя компания с богатыми традициями – тосты, жесты, притчи. Знакомятся в раннем детстве – отец приобщает, шашлычки на природе, банька на даче. Где же еще как не за общим столом, где все братья, где все есть и все под рукой. И нераздельно слито на языке: еда, питье, речи, притчи. Все свои, и все как все, а сглаживает различия, сближает, заполняя промежутки, и усредняет – та самая чудо-жидкость. Божественно!
Отлыниваешь от своего? Иди к нам, включайся в общее дело – заполняй пространство своим объемом. Это по силам каждому, чего проще – говорить об увиденном, чисто устная форма бытия, и перспективы – что надо. А поскольку видят частности, то можно усреднять с пользой для дела – приводить всем миром к общему знаменателю, фабриковать типаж всеобщего – мистера Среднего, известного в сыскном деле под кличкой Фоторобот.
Итак, в конце силлогистической цепочки застолье: общий стол, в его центре общее блюдо, вокруг которого все и вертится. Общий стол – это и есть общее дело.
Цитация: …брызнул сок помидоров и бестолковый общий говор… Кто-то рассказал, что внизу на Якиманке разлегся бронзовый инвалид, который тут живет, пьет водку, читает газеты, дуется в кости, а на ночь снимает деревянную ногу и спит на ней, как на подушке. Другой сравнил якиманского Диогена с феодальной японкой, третий кричал, что Япония – страна шпионов и велосипедистов. Предмет беседы весело ускользал… (О. Мандельштам)
Цитация: …общий котел поставлен на стол, приходится хлебать свою долю этого отвратительного, ядовитого, но и древнего и в общем-то вечного пойла… (Ф. Кафка)
• Застолье напоминает игру в домино. Да и вообще домино может служить универсальной моделью общих дел. Всплывает из глубин бессознательного похожее и, отразившись в кривом зеркале разговора, передается соседу с присказкой «вот и у меня был аналогичный случай». С приобщением числового артефакта. А течение тем временем незаметно сносит вниз, и вот уже эта пристань «флип-флоп», а мы – псевдоподии коллективного монстра Оно, за общим столом матушки природы.
• Незавершенка камлает: Вы нам проплатите, а мы вас пролечим… Будем до конца доводить этот вопрос… Вопрос находится на постоянном контроле… Вопрос здесь упирается в следующий момент… Этим вопросом занимаются вплотную… Ситуацию с этим вопросом плотно отслеживают мои заместители… Выходя на рассмотрение этого вопроса в… Вопрос напрямую задействован… Озвучить этот вопрос по факту… Возникновение такого факта очень сомнительно… Должен сказать в ответ на ваш вопрос, что мы располагаем четырьмя версиями случившегося… Стоп! Постойте-ка. Какая знаменательная фраза. Где-то уже попадался на глаза этот усредненный по четырем показаниям фоторобот.
«Брунетто слеп, Альбино нем,
Квирико без мозгов совсем,
Джан глух. И кто-то – ах,
Разбойник! —
Язвительно сказал про них:
«Из этих четверых живых
Отменный вышел бы покойник».
• Наладчик в звездно-полосатом комбинезоне (Р. Рейган) подходит к агрегату – американская экономика – и говорит: «Я сейчас ослаблю эту гайку, и машина заработает эффективней». Крутит эту самую гайку в нужную сторону, – и, глядите-ка, в самом деле, налицо улучшение. А вот наш разусовершенствователь поднимается на помост и обещает: «Я ослаблю эту пружину, и начнется ускорение». Вертит и туда и сюда, начинается вибрация, машина идет вразнос и разваливается.
• Рушится как раз то, что необходимо беречь и хранить – смысл слов. Ускорение оказалось торможением, антиалкогольная компания – самогоноварением. Гласность, демократизация и плюрализм – анархия, распад и путчи. Незавершенка любит красное словцо и косится на имена: «Что в имени твоем?» Как бы можно было ответить на этот риторический вопрос с бородой? В имени заключен прямой смысл. Может быть кому-то известен другой его источник? Если открещиваться от прямого смысла, то, в конце концов, оказывается запорчен сам лексикон. И что тогда? Как в этом случае прикажите жить? Переходить на птичий язык? Моноглоту, моногаму есть что терять.
• Словно из заведения Пичема вливаются в ежедневный оборот колченогие словечки и фразочки. Функционеры суконным языком инструкций заговаривают реальность на манер дикарей, заклинающих нуминозное, но куда им всем до последнего советского мегаломана, – «тыкая», путая ударения, калеча слова, запутывая причастные и деепричастные обороты, разглагольствуя о перестройке незавершенки, он инициировал цепную неуправляемую реакцию распада вербальной субстанции. На?чать, предпри?нять, углу?бить, задействовать, конкретика, дискуссировать, подвижки, процесс пошел… «Мне думается, и я надеюсь, что мы констатировали, что все же надо… и в этой же связи, я уверен нужно по достоинству оценить… думаю, мы находим ключ к пониманию с тем, чтобы регулировать и выйти на такое понимание этих, прямо скажем, больших вопросов… и на основе взаимодействия всех заинтересованных сторон…» Где-то здесь, в окрестности этой белиберды система не выдержала и испустила дух.
• Перестройка – перезагрузка незавершенки с помощью переименования. Новое мы?шление, но в чем новое? и где мышление? Все тот же старинный трюк переименования сакральным прилагательным, вклинивается на первое место симулякр и сразу все, что не новое, а просто мышление, становится ветхим, заскорузлым, отжившим. Есть теперь на кого списать издержки построения и грехи предшественников.
• Почему распался Советский Союз? Не выдержало смысловой нагрузки само это словосочетание «Советский Союз». Мы живем в мире, основным строительным материалом которого является смысл слова, а слово «совет» не имело обеспечения, как и сами «советы» оно было фикцией. Прилагательное с неопределенным смыслом ослабляло семантическую прочность определяемого слова. Новая политическая система, декларировавшая опору на новую форму народовластия – советы, не соответствовала своему же определению, между тем, тиражированное ею положительное самоопределение, вошло в лексикон, его включали в тексты. Номинал был проставлен высокий, обеспечения никакого; как тут не вспомнить поручика Киже; со временем у которого завелись детишки – появились новые устойчивые словосочетания-фантомы. По мере наслоения осадочных пород нагрузка росла и…
• Прилагательное перед существительным; перед сущим, существующим то, что прилагается, – что-то тут не так. Прилагательное – дочерняя форма существительного; когда прилагательное стоит первым, оно выступает по отношению к существительному в функции переопределения. В беллетристике, где доминируют чувства и происходящее очерчено жесткими рамками сюжета, внимание читателя поглощено конкретной сценой; он, следуя в колее сюжета, пребывает в круге сиюминутного; прилагательные, если ими не злоупотребляют, здесь кстати, они придают неповторимый лунный колорит сюжетному ландшафту, светят отраженным светом, напоминая об искусственной среде обитания. В тех же случаях, когда на первом плане понимание, двусложные обороты с прилагательными должны настораживать, особенно устойчивые обороты – обороты-фантомы. Здесь налицо вербальный инцест. Племянница не должна выходить замуж за дядю; это чревато мутацией смысла, это приводит к абсурду, а, в конечном счете, к летальному исходу.
• Мастером подобного рода всплывающих подсказок, адресованных советской власти был коллекционер китайских дракончиков А. М. Горький – «советский реализм», «советский гуманизм» и т. п. Логично, что и сам он прошел обряд сакральной метонимии – стал «пролетарским писателем». В этом качестве он по примеру библейского Аарона заново отлил золотого тельца для вышедших из царского дома трудящихся.
• В наше время синдром вербального дальтонизма принял форму хронического заболевания – «суверенная демократия», «национальный лидер», «настоящий патриот» и т. п. Толковые словари дают определение слова патриот, тут все ясно. А кто такой «настоящий патриот?» Это ведь не только радикальное переопределение смысла конкретного слова – все прочие просто патриоты оказываются фальшивыми, – но, в конечном счете, попытка переопределения всего лексикона.
• Велосипедное родео. Наш очередной разусовершенствователь напоминают человека, впервые взобравшегося на велосипед из немых фильмов начала прошлого века. Какое великолепное пособие по обучению президентской профессии. Показывать бы каждый раз перед выборами. Словно некая таинственная сила направляет седока именно туда, где ему меньше всего хотелось бы быть. Отличная модель, высвечивающая суть утопической идеологии – в ней нет места рефлексии.
Прописная истина: в любом начинании первым делом необходимо научиться останавливаться. Именно это и делает смешными эти фильмы – великовозрастный недоросль сел в седло, так и не научившись жать на тормоза. Дескать, подумаешь невидаль – крутить педали. В результате, двигаясь по инерции, он может лишь балансировать на грани. Следствие этого отложенного падения – он обречен наезжать как раз на то, чего больше всего боится. Стремясь объехать препятствия и избежать столкновений, он опрокидывает все, что встречается на пути, причиняя максимальный ущерб и сея ужас. Ведь предсказать очередной поворот руля неуча невозможно, в этом трагикомизм ситуации.
Наш человек, оказавшийся в президентском кресле, первым делом декларирует, на что он ни в коем случае «не наедет», а потом все с ужасом наблюдают, как против своей воли и в борьбе с самим собой он все-таки неизбежно «наезжает» на «это», при всем грандиозно широком поле маневра. Увы, нет рефлексии. А она-то как раз и позволяет ехать туда, и не ехать не туда, и вовремя останавливаться.
• Телевизор напоминает камин в холодную погоду – всегда включен и всегда вокруг него «греются». «Едокам картофеля» уютно у нарисованного очага – телевизора. Как от языков пламени сполохи рефлексов на лицах сидящих. Когда же спросишь глазастого: «О чем речь?», в ответ он буркнет раздраженно: «Откуда я знаю, я что слушаю?»
Глазастая улица проникла в дом под личиной ТВ. Что такое ТВ? В двух словах – микрофон и камера. Если бы они были равнозначны, не миновать бы нам желтого дома, а так телеящик воспроизводит популяцию братства на отшибе.
Слово всегда охватывает, слово самодостаточно, оно наделено смыслом, образ уже интегрирован в слово, тогда как глаз имеет дело с частностями, от одного лакомого кусочка перескакивает к другому. Внимание не способно раздваиваться, поставленное перед выбором, оно, конечно же в конце концов переключится на популистскую камеру, потому что глазеть можно ни о чем не думая, а слушать, – это же напрягаться надо, а какого черта? мы ж не на работе, нам за это деньги не платят. ТВ приучает игнорировать смысл. Видеть легче, чем понимать. Пример типичного телезрителя – Отелло:
«Если вам не представится возможность действовать, и вы способны развлекаться поисками утешения, чтение «Отелло» доставит вам некоторое удовольствие; оно вселит в вас сомнение в самой убедительной видимости. Ваш взгляд с наслаждением задержится на этих строках:
Trifles light as air
Seem to the jealous confirmations strong,
As proofs from holy writ.
«Отелло», акт III
(Мелочи, легкие как воздух, значат для ревнивца больше доводов святого Писания) Стендаль, «О любви».
• На работе перед вахтершей телевизор, – ей же надо как-то скоротать время. Иногда она отпускает реплики в его сторону: «Еще чего»… «Как же, как же»… «Нашел дураков»… Как-то, проходя мимо, я полюбопытствовал:
– О чем передача?
– А я знаю?
– Но вы же смотрите.
– Ну и что, что смотрю?
– Но вы же реагируете.
– Эх, милай. Да мало ли на что я реагирую…
– Но он же говорит…
– Да какое там говорит! Брешет, да брешет…
– Этот? – я показал на фигурку в центре экрана.
– Этот! – она постучала согнутым пальцем по ящику.
– Так, может выключить, чтоб не брехал?
– Господи, а как же без брехни-то..?
Файл boot.ini запустился, спицы замерли, она вышла из транса и посмотрела на меня поверх очков с любопытством, словно видела в первый раз…
Вспомните ослепшего Эйлера, сказавшего, что теперь ничто не будет отвлекать его от работы, или Лагранжа, который гордился тем, что в его «Механике» не было ни одного рисунка.
• П. – самое высокое место в Подмосковье. Этим объясняется соседство с нами радиоастрономической обсерватории. Хитроумная паутина антенн наброшена на пестрое одеяло рощиц и земляничных полян; небольшие домики лабораторий и башни телескопов, а по периметру бетонный забор, но дачники, чтобы не идти в обход, проделали дыры и по тропкам, словно муравьи перебегают под деревьями. На центральной лужайке под чашей большой параболической антенны беседуют двое: профессор и аспирант. По тайной тропке в тени деревьев спешит пожилая дачница. Неожиданно ее внимание привлекают эти двое, она замедляет ход, останавливается, присматривается и прислушивается, потом решительно выходит из укрытия и направляется к беседующим. Остановившись напротив, она самым внимательным образом начинает вслушиваться в разговор. Те, не обращая на нее никакого внимания, продолжают обсуждать особенности спектра изучаемого пульсара. Послушав минуту-другую, она решительно вмешивается в разговор и выносит свой вердикт:
– Вот ты, – говорит она энергично, – ты не прав! А он дело говорит!
Они могли бы… Ох, да чего бы только они не могли, ну да хоть разыграть ее, отнесшись с юмором, или, удивившись нелепости ситуации, шугануть как следует, – тонкие дефиниции радиоастрономии и записная общественница, хохма ведь, рассказать – не поверят. Но нет, они удаляются, оставаясь на той же волне звериной серьезности что и дачница. Да они и сами из той же породы. О, Господи, доколе.
С одной стороны, ну какие у дачницы резоны встревать в дискуссию? С ее-то познаниями. Да, но с другой, она же так воспитана – активная гражданская позиция; сказано же: каждая кухарка должна уметь… И все-таки, как она может судить, да еще так безапелляционно, в вопросах, в которых ни бум-бум? она ведь не понимает смысла того, что слышит. А зачем он ей – смысл? она ориентируется на косвенные признаки. Ее так учили, и она так учила: судить по выражению. Так проще. Тот, кто постарше, – в очках и похож на меньшевика; уж больно уклончив. А молодой напорист, по всему видно – наша рабоче-крестьянская косточка…
• Ученый совет – особый вид серьезности людей по большей части не без чувства юмора. И потому в этой серьезности ощущается некоторая доля лукавства. Председательствующий видит свой прямой долг в том, чтобы сшивать между собой все что говорится, а тем более пишется, он ведет протокол; фактически он выполняет роль словесного лекала. «Так, так, так, продолжаем размышлять, ничего не упустили? Думаем, скажем так, еще немножечко. Извиняюсь, я попрошу чуть-чуть выключить свет, нам покажут слайды…»
[Подражание древним]
Какая, Люда, встреча на днях состоялась долгожданная
скошенных каблуков с асфальтом разбитым.
Радость-то какая: снег растаял и лед сошел;
– больше не надо ходить шагом лыжным!
А подсохнет, – с тротуаров ступим на землю,
путь держа в огороды наши.
Толк понимая в этом,
ты взрыхлишь по Митлайдеру грядки.
Я костер запалю; испечешь тосты,
угостишь дланью щедрой.
Там и солнце припечет, пробьется травка.
Хоть, предвижу со скорбью, —
узурпатор час отымет, дарованный прежде.
Знаю тебя, не утерпишь – сочинишь пироги
с ревенем, луком, не скупясь на начинку.
