Космическая анатомия: диагноз для Вселенной

Расим Агаев

Космическая анатомия: диагноз для Вселенной

Введение: Первый осмотр пациента

«В меня вместятся оба мира, но в этот мир я не вмещусь:

Я суть, я не имею места – и в бытие я не вмещусь.

Все то, что было, есть и будет, – все воплощается во мне,

Не спрашивай! Иди за мною. Я в объясненья не вмещусь.

Вселенная – мой предвозвестник, мое начало – жизнь твоя. -

Узнай меня по этим знакам, но я и в знаки не вмещусь.».

Эти строки великого азербайджанского поэта Сеид Али Имамеддина Насими преследовали меня с детства. Я вырос в Баку, в самой простой семье, но с необычными родителями. Мой отец, преподаватель истории, был влюблен в литературу тюркского мира и часто цитировал поэтов прошлого. Когда я впервые услышал эту газель, то в своей детской прямоте ничего не понял. «Что за нарцисс? – подумал я. – Какого же он высокого мнения о себе, если целый мир для него мал?»

Отец тогда улыбнулся и сказал, что однажды я все пойму.

Годы шли. Детское недоумение сменилось юношескими амбициями, и я решил, что мое призвание – быть врачом. Я поступил в медицинский университет, мечтая о нейрохирургии – самой тонкой и сложной области медицины. Путь в медицине – это путь постоянных экзаменов. Сначала в России, а затем, следуя за своей мечтой, я начал готовиться к вступительным экзаменам в резидентуру США. Эти экзамены славятся своей сложностью; они требуют понимания не просто сухих фактов, а глубочайших процессов, лежащих в основе жизни. И вот там, среди стопок учебников и бессонных ночей, я столкнулся со своим персональным врагом – иммунологией. Чтобы сдать этот раздел, нужно было выучить не просто T – и B – клетки, не просто знаменитых Т – киллеров. Нужно было знать бесчисленное множество подтипов рецепторов на их поверхностях, а затем еще и подтипы этих подтипов. Это была какая – то бесконечная, фрактальная детализация. Я помню этот момент в деталях. Ночь, усталость и тихий гнев. Я в отчаянии отбросил книгу и спросил в пустоту: «Да зачем?! Зачем клеткам такая безумная сложность? Это ведь даже не основная их функция, это просто связь! Зачем им столько "слов"и "рукопожатий"?»

И тут меня осенило. Это пришло не как научное озарение, а как вспышка абсолютной, кристальной ясности. Ответ был пугающе прост.

Потому что внутри нашего тела нет света.

Там кромешная, абсолютная тьма. В этой тьме триллионы клеток должны ежесекундно находить друг друга, узнавать «своих» и «чужих», передавать сложнейшие приказы и не совершать фатальных ошибок. Вся эта невероятная сложность рецепторов – это их язык, их зрение, их осязание в вечной темноте. Это единственный способ для слепого организма не уничтожить самого себя. Это гениальная, утонченная и абсолютно необходимая система коммуникации. В тот момент я не почувствовал гордости. Я почувствовал блаженство. Словно я прикоснулся к величайшей тайне, и она оказалась простой и невероятно красивой. Я осознал, что гениальность не в нагромождении сложного, а в изяществе, с которым решается фундаментальная проблема.

После этого я начал искать. Я был уверен, что кто – то уже думал об этом. Я перерыл интернет в поисках ученых или теоретиков, которые проводили бы прямые аналогии между устройством организма и космосом. Всё, что я находил, было либо общими философскими концепциями вроде космического антропоморфизма, либо теориями о переносе жизни как панспермия. Но прямого, детального сравнения анатомии и космологии, проведенного через призму медицины, не было. Детская загадка о строках Насими внезапно обрела смысл. «Два мира, которые вмещаются в меня» – это микромир моего тела, такой же сложный и темный, как космос, и макромир самого космоса, который, как я теперь убежден, живет по схожим законам. Я понял, что поэт говорил не о гордыне, а о масштабе. О том, что человек это точка, в которой Вселенная смотрит сама на себя.

Эта книга – мое приглашение. Приглашение надеть воображаемый медицинский халат, взять в руки не стетоскоп, а телескоп, и вместе со мной провести самый масштабный осмотр в истории – осмотр нашего общего космического тела. Мы пройдемся по его системам, изучим его «клетки» и «ткани», постараемся понять его «иммунитет» и, возможно, осмелимся поставить ему диагноз.

Г