Человек в коричневом бадлоне

скачать книгу бесплатно

Человек в коричневом бадлоне
Мария Рашова

Светлый стильный воин в коричневом бадлоне попадает в Прагу, где его основная задача – не только остаться в живых. Выясняется, что только он может собрать светлое войско для победы над силами зла.

Мария Рашова

Человек в коричневом бадлоне

Мартовским утром я раздвинул диван. Под ним было достаточно пыльно и легкие пылинки еще крутились в воздухе, когда я понял, что день подошел к концу, не успев начаться. Так бывает в начале весны, когда прохожий радостно подставляет свое лицо внезапно появившемуся из облаков солнцу, щурится, забегает на 5 минут в булочную за хлебом, и, в предвкушении праздника, выскакивая на крыльцо, внезапно понимает, что день, обещавший праздник, закончился. Солнца больше нет. Праздника не будет. Финита ля комедия. Был мартовский день, пылинки от моих маниакальных действий по перестановке дивана кружились в воздухе, но ни одной умной мысли в моей голове так и не появилось. Скажем прямо – они все разом исчезли. Было ли у вас такое ощущение: март, пылинки в воздухе, старый раздвинутый диван и ни одной мысли в голове? Ни единой. Ни единешенькой. Ничегошеньки. Фигушки. Ноль. Пустота. Однако ж дело клонилось к весеннему вечеру, а именно весной так горько ощущаются лень и праздность. «Нехорошо, Пафнутий Савельевич»,– сказал я сам себе. Хм. Как будто я был Пафнутием Савельевичем. Щас. Разбежались. Март вывесил свои усы в мое окно, долбил капелью по карнизу, и много еще чего делал неприличного, напоминая о свежепроклюнувшихся мартовских девчонках в коротких юбках. В марте – каждый мужчина немного кот. Ну, конечно, кто-то и много, но я за годы исправной службы научился не осуждать. Я налил крепкого чая в граненый советский стакан. Размешал ложкой сахар. Посмотрел, как чаинки крутятся в подобострастном танце, прежде чем лечь на дно. Передо мной «строились» даже чаинки. Странно, никто уже и не помнит, что эти 12 граней означали когда-то нерушимую дружбу народов СССР. Теперь же, если кто увидит, что выходцы из бывших советских республик не стремятся убить друг друга на месте, спешит это снять на телефон, выложить в соцсеть и кричать на всех углах, что это чудо из чудес. Мы стремительно несемся туда, куда я совсем не хочу нестись. Март хотел моей свежей крови, звал меня на улицу. Так манит мартовских котов неведомый зов. Я натянул куртку и вывалился во влажный моросящий воздух. Прерывисто вздохнул, слегка дернул плечами, как всклокоченный воробей. Марту было все равно на меня. Я не мог похвастаться тем же, я чувствовал, как мартовский воздух будоражил мне кровь, как его запахи растекались по венам, как вскипал мой мозг. Мы с мартом были единым целым. Я не буду бродить вокруг да около, я был педант. Еще немного брезглив, и уж, что говорить, местами брюзга. Ворчлив, рассеян, забывчив. Но я старался быть добрым человеком. Старался, потому что еще я был вспыльчив, и этот мир меня постоянно пытался меня вывести из себя. Я надел коричневые брюки клеш я-ля итальяно 70-х годов, напялил очки в черепашьей оправе, плотное весеннее пальто цвета детской неожиданности, слегка приоткрыл шею, чтобы по пафосному, по питерски, был виден мой любимый коричневый бадлон, а в простонародье – водолазка, все того же коричневого цвета. Взял бежевый дипломат из крокодиловой кожи, посмотрел в зеркало, зеркало в ответ укоризненно посмотрело на меня. Ах да! Я схватил забытый смартфон со стола, провернул звонко ключ в замке и был таков. Если бы это был не март и не средняя полоса России, разумеется, я сел бы в машину с откидным верхом. Но было то, что было. Дано. Данные условия задачи невозможно переделать, можно только изменить действие. Действие. Схватил самое дешевое такси и погнал в аэропорт. В аэропортах очень четко прослеживаются точки пересечения пространств. Ты чувствуешь это, будь ты самой распоследней дубиной, деревом, бревном (сейчас половина женского населения мира на меня обиделась, Окей, мои крошки, вы стараетесь, я знаю, вы стараетесь!). Эти линии проходят сквозь тебя, как будто ты ваза времен примерно 17 века из Японии, над которой натянуты лазерные лучи. Лазерные лучи не спасают раритеты от воровства: их крадут, но крадут еще профессиональнее и изощрённее. Чем больше предусмотрительной охраны, тем больше вероятности, что за вашей охраняемой штучкой примчатся самые отъявленные воры, мошенники, преступники и головорезы со всего мира. Я чувствовал себя японской вазой династии Цин, со всех сторон направленными на меня лазерными лучами, стоя в центре зала Внуково. Я не понимаю, почему до сих пор никто никто никто из этих гребаных менеджеров, из этих психологов, из этих создателей арт пространств, из дизайнеров, из отвечающих в конце концов за моральное и психологическое состояние граждан, никто, ни один человек не догадался построить деревянное кафе, павильон, закуток с низким потолком в аэропортах нашей страны, где можно облокотиться о деревянный столик, увидеть кусочек природы, чего-то натурального, спрятаться хотя бы на время, забыть о многометровом лязгающем металлическом пространстве над головой, о том, что вокруг тебя грохочет, лязгает, гремит. Почему финны это придумали, а русские не смогли? Почему в Хельсинки есть такие кафе на территории аэропорта, почему там я всегда могу комфортно себя почувствовать, почему у нас в аэропорту надо мной вечно висит грохочущее индустриальное пространство, железный километровый потолок, фабричная стальная челюсть, нависшая над паникующими пассажирами, заставляющая почувствовать себя маленьким, слабым, ничтожным? Как же хорошо посреди всего этого хаоса заползти в уютное светлое кафе, оббитое деревом, просто забиться в угол, выжрать в одну харечку огромную чашку капучино с двухсантиметровой белой пенкой, и все блин, и все! Почувствовать себя человеком, а не загнанным зверем, за которым гонится самый страшный враг – время. Пройти через все кордоны, через все проверки, через весь ужас опозданий, потери багажа, расставаний, не случившихся встреч, роковых потерянных минут для успешных стыковок, трагических опозданий всего на пару минут на рейсы, полной пропажи билетов – и почувствовать себя человеком в углу уютного кафе, оббитого мягким теплым деревом. Аэропорт полон трагедий и счастливых случайностей. Я чувствовал все пересечения этих нитей горя, страха, томительного ожидания, радостных предвкушений, выброса адреналина из-за опозданий, потери багажа, коллапсов погоды, нестыковок рейсов и прочего, и прочего. Аэропорт – место, где случайности неслучайны. Я знал, я чувствовал, что нахожусь в самом энергетическом «замесе», в самой точке хаоса. Я не опоздал – таксист гнал как Шумахер в его лучшие годы. Я был собран, как никогда. Ох, говорила мне мама: «Толик, бросай это неблагодарное дело!» Воспоминание об этом согрело мне душу, хотя я не был и Толиком. Изрядная доля мужества нужна была, чтобы проживать мою жизнь. Эта фраза могла принадлежать любому человеку на поверхности планеты Земля, каждый из нас с удовольствием расскажет другому, почему именно его крест так невыносимо тяжел, и уж, конечно, тяжелее чем у всех остальных вместе взятых. Наша общечеловеческая привычка – жаловаться на просто невыносимые условия бытия, не сознавая ни капли, что они могли бы быть несравненно хуже, если бы небо не было столь милостиво к нам, если бы нас судили за все грехи по полной стоимости сразу после момента совершения греха: мы были немедленно растерты в межгалактическую пыль на месте. Только милостью Создавшего нас мы еще ползаем по поверхности земли и жалуемся, жалуемся, жалуемся. Я собрался и мысленно посмотрел табло вылетающих рейсов, знаки вылетов мигали, люди толпились перед табло, облако тревожности таяло, вспышки агрессии легкими трассирующими пулями летали то тут, то там – обычное дело. Я посмотрел свой вылет и вышел к обозначенной стойке регистрации. После пары пассов руками очередь разошлась, и я подошел к своей стойке по свободному коридору. Это не вызвало удивления ни у кого из присутствующих. Так и было задумано.

Я поправил рукой так некстати растрепавшиеся невидимые усы и еле удержался от того, чтобы подмигнуть девушке, зачарованно пялившейся на меня. Впрочем, через мои черепаховые очки это все равно не было бы заметно. Я наслаждался одиночеством внутри моей дорогой камеры, моих коричневых люксовых очков, которые закрывали меня даже сбоку, потому что имели утолщения у дужек около глаз. Мягкий коричневый цвет был для меня цветом роскоши, цветом уединения и защиты от непрошеного внимания. Я выпустил своего внутреннего дракона дыхнуть на девушку, и она тотчас смущенно отвернулась. Дракон недоуменно погромыхал цепями, ворчливо выпустил пару языков пламени, сообщая, что у него были другие планы на эти 2 минуты вечности, и уж точно в его планы не входило отпугивать юных дур. Дурр. Ррр. Дурррр. Я наслаждался его рычанием: дракон был редкий, мадагаскарский. Я любил его гриву, всегда гладил его по языкам пламени, чесал за ушком. Потянулся было и сейчас, но Мистер Разгневанный Ворчун резко отпрянув, погромыхал цепями вглубь моего подсознания. Ну и ладно. Не больно то и хотелось. Мой бежевый крокодиловый дипломат не вызвал подозрений, равно как и Ваш покорный слуга. Ох, как же люто я ненавижу эту фразу. Все, кто так говорят, точат ножи за вашей спиной. Все действительно покорные в раю а мы тут так, играем в эти бесконечные лживые игры.

Пузырьки от размешивания сахара ложечкой в моем американо крутились в центре по часовой стрелке, я опустил указательный палец в кофе и попытался их собрать, а затем коснуться волос и пробормотать: «Денюжки, денюжки». Нехитрое заклинание для приобретения неслыханного богатства отлично работало. Не зря россияне так любят всякие шепотки и поговорки: нам просто нравится думать, что пара «бормотушек» над кофейными пузырьками спасет нас всех от финансового краха. Тем не менее, я явственно ощутил, как после этих нехитрых действий моя денежная аура, как ни странно, наполнилась, уплотнилась. «Русские бабушки forever”, усмехнулся я, хотя, если честно, знаний у меня не доставало, весь тот экзамен по древнерусской магии я тупо списал. Вечер переставал быть томным: я увидел тройку девиц с надутыми губами, полностью экипированными, в чёрной коже. Модницы щебетали, как только что скупившие пол-Цума цыпки, если бы не одно «но». Я почувствовал едва ощутимое проклятие в воздухе. «Странно»,– только и успел подумать я, как на меня напали. Удар был быстрым, мощным, я практически оказался прижат к стенке, окружен и почти раздавлен. Ударил тем, что успел собрать за день, моя упругая денежная аура, как ни странно, тоже пригодилась. Когда воюешь, собираешь росу со всех цветков, не выбирая. Я не нашел источника. Не нашел. Хотя хм… Можно подумать, у меня было время его искать. Нет, не нашел. Цыпки застыли, это были, стопудово, не они. Как обычно, во время нападений, лишних людей замораживали, чтобы потом не мучиться со стиранием памяти у них. Я высвободил правую руку от давления, осенил себя крестным знамением, и высасывающий силу удар исчез. Вернее, он не исчез, а просто прекратил свое губительное воздействие. Во мне не было ни страха, ни упрека, я оставался самим собой, хотя и слегка потрепанным в бою. Губастенькие девчонки разморозились и теперь втроем отчаянно строили мне глазки. Ох уж эта аура наша, вечно люди неосознанно чувствуют к нам влечение, думая, что мы идеалы красоты – именно так ведет себя с людьми наша Сила. Я поправил ворот моего коричневого бадлона и поспешил удалиться, не смотря на огненные, испепеляющие взгляды трех латексных див. Мне надо было сосредоточиться и понять, кто и зачем хотел моей смерти. Ох и некстати я вчера ночью посмотрел фильм «Константин», ох, некстати. Воздух раскалился, я подумал: «О, как вовремя». Было понятно, что я виноват, что я опять не выполняю задание. Нужно быть собранным, нужно собраться, в конце то концов Иннокентий Пафнутьевич! Обычно меня это собирает. Устаревшие имена и отчества, произнесенные с укором пионервожатого, застукавшего тебя после отбоя за подглядыванием в окна палаты девчонок. Ай-яй, как не стыдно?! Но подростковый «играй гормон» обычно не оставляет вариантов. Как же много мы потеряли с закрытием всех пионерских лагерей, как много. Теперь дети путают добро со злом, как право и лево. Никто им теперь не расскажет, что плохо, а что хорошо, а их родителям не до них – они поглощены выживанием. Это на руку тьме, на руку. При слове «тьма» я судорожно погладил амулет, мое непроизвольное движение, должно быть, заметили сверху. Воробей спустился ко мне с высоченного, многокилометрового, лязгающего, железного, холодного, металлического потолка Внуково и что- то возмущенно прокричал на своем воробьином. Я отлично его понял, смущенно покачал головой в разные стороны, типа: «Ну, я же просто человек…» Воробей ни хрена не принял моих извинений, яростно развернулся и улетел. Должно быть, докладывать в Центр. Как часто вы видели воробьев в аэропортах?… Итак, воробей кричал о том, что я на задании, и я должен собраться. Все как обычно, те же производные. Я, мой коричневый бадлон, бежевый дипломат, мои черепаховые очки – да я безупречен! Я – идеал. Вот бы девчонки из Центра это, наконец, заметили..! Внезапно объявили по громкой связи, что мой вылет задерживался. Как некстати. Напряжение в воздухе росло. Неужели врата сегодня не откроются, и я так и останусь здесь? Да ёпрст, я самый невезучий агент! При слове «невезучий» перед моим взором открылось автоматическое окно с изображением моего сенсея: Он поднял палец и глубокомысленно сказал «Везет тому, кто везет». Затем изображение исчезло. Он записал это видео тысячу лет назад, хотел избавить меня от моей дурацкой привычки обвинять самого себя в невезучести. Надо сказать, это не сильно помогло, я продолжаю употреблять слово «невезучий», просто теперь знаю наперед, что произойдет сразу после этого. Экран всегда появляется незамедлительно, сенсей всегда поднимает палец одинаково, говорит с той же интонацией. Иногда я нарочно говорю «невезучий», чтобы просто полюбоваться на своего сенсея. Скучаю. Он сейчас в триста световых лет от меня. Однако я все ещё чувствую его. Вот и сейчас он ткнул меня в ребро и велел поторапливаться. Моя лень и медлительность – притча во языцех у всех межгалактических светлых. Я привык к тычкам и насмешкам – это не мешает мне быть легендарным. Я крут, не смотря на все мои косяки (а их превеликое множество, и каждый раз мне бывает стыдно, стыдно, стыдно, ведь я человек). Я аккуратно собрал возможные линии моего вылета в пучок и проследил, в чем затычка. А. Опаздывала какая-то vip персона, из-за него был весь этот сыр- бор. Я провел рукой по дороге, освободил ее от пробок перед лицом его толстощёкого водителя, еще и подпнул его джип, насладился охреневающим выражением его лица. Энергия слегка покалывала в моих пальцах, я чувствовал её приток. На сей раз ничего противозаконного, просто ускорение реальности. Заказал еще кофе, лениво облокотился на поручень коричневого кресла. За десять минут домчат эту незадачливую вип персону (как же смешон их пафос на фоне настоящих голливудских випов), и я успею простроить линии реальности до самой Праги. Да, я летел в Прагу – город столетних вампиров, известную столицу темных любителей попить кровушки, меня же интересовали исключительно светлые вспышки, сделанные нашими сотрудниками на поверхности. Кто-то или что-то явно светлого спектра пыталось дать нам знак или выйти на поверхность для контакта. Местные профи не смогли толком определить, что это, не привлекая внимания понятно чьих сил. Мы сейчас не хотели лишнего шума, и ясно почему – в следующем году тёмные планировали повальную пандемию, мы не хотели быть ни в коей мере причастными к такому масштабному злу. Все эти жалкие россказни о «золотом миллиарде» – всего лишь проекты темных по завоеванию земли и порабощению светлых для своих нужд. Ха. Как будто ад не дышит на них, предвкушая их проданные души, зияя огненной дырой под ногами. Глупенькие випы продают свои души для вип котлов, то-то у них отвисают челюсти после откидывания копыт, когда они осознают, что в аду одинаковые мучения для всех. Светлые всегда очень хохочут, описывая друг другу все эти ошарашенные глаза в стиле: «first time in hell», когда незадачливые «продаватели» душ видят, как их надули, что они зря старались, творя зло на Земле, и их ждут такие же адские мучения, как и всех остальных. Каждый грешник думает, что попадет в аду в VIP джакузи, а попадает в тюремную общую баню с партией из лепрозория с надсмотрщиком-извращенцем, и это самое мягкое из того, с чем это можно сравнить это «ожидание vs реальность».

Я предвкушал тестирование разных сортов пива, свежие закопчённые колбаски, всю эту весеннюю Прагу с ночными фонариками, надеялся закадрить какую-нибудь остренькую на язык Пражечку, в общем, обычные ожидания туриста. Но мой бежевый дипломат оттягивал своим страшным весом мне руку, а мой дракон, звеня цепями, откровенно хихикал надо мной – и я не хотел никак верить, но смутно подозревал, что заварушка меня ожидает серьезная. Я вновь засунул нос в свой кофе, такое ощущение, что спасение было только в нём. Иногда жизнь давит со всех сторон, сжимает стены твоей картонной коробочки мозга, сплющивает тебя в ничто. Ты с ужасом смотришь на сдвигающиеся стены: тут даже у здоровых людей обычно начинается клаустрофобия, и вот, в этот самый напряженный момент, лучшее – что ты можешь сделать – заказать себе кофе. Закажи себе кофе, долго медитируй над ним, смотри, как волшебные пузырьки от остатков пенки кружатся по центру, думай о хорошем, представь, как магическим образом все это разрешится, знай, что ты на этой планете неслучаен, а потом выпей этот чудодейственный напиток, встань и иди решать свои проблемы. Я находился в стадии медитации, когда громкий противный голос объявил посадку на наш рейс. Издеваются они так, что ли, над пассажирами? Зачем отбирать самый противный голос для таких объявлений? Кому от этого станет легче? Приятнее? Аэрофобы такой голос точно «оценят». Передо мной мелькнуло потное красное напуганное лицо вип персоны – его водитель едва не протаранил стеклянный вход Внуково, не по-детски разогнавшись с шоссе. Я удовлетворенно хмыкнул. Наши поторопили. Шеф обычно не гладит за такое по головке, но и у светлых есть предел терпению. Я встал, как все, в огромную тупую очередь на контроль. Никогда не понимал этих людей: что за пристрастие к огромным советским очередям, чего все эти люди хотят добиться? Запихать ручную кладь в полку конкретно над их головой? Так сейчас по ручной клади везде ограничения, все равно далеко от вас ваши драгоценные вещички не запихают. Сесть поскорее в самолет, в обездвиженное состояние сидячего трупа, без доступа свежего воздуха, где придется провести следующие 2,3,8 часов неподвижно? Сидеть в этой страшной духоте, или же непрерывном холоде от кондиционеров? Чего добиваются эти люди, выстраивающиеся в эту бесконечную очередь на посадку? На них обычно так презрительно смотрят 5-10 человек, сидящие вольготно на креслах, и, тем не менее, краем глаза напряженно контролирующие движение хвоста этой очереди. Чего хотят все эти люди? Я встал в эту дурацкую очередь, ведь сейчас я максимально должен был походить на обычного человека. Несколько мешал этому мой коричневый костюм – клеш а-ля Italyano 70х в сочетании с черепаховыми очками и бежевым дипломатом, но я не сдавался. Стоял вместе со всеми, раздраженно сопел в спину какому-то туристу в отчаянно полосатой рубахе впереди меня (все сопели, и я сопел). У девчонки, проверяющей билеты, мимоходом снял дикую головную боль. Бедняжка аж вздрогнула, судорожно оглянулась, не веря, откуда пришло спасение. А я что? А мне не сложно. Я скромно прошел к своему месту в эконом классе. «Не выделяться, не выделяться», – стучало набатом в голове, хотя, в принципе, начальство давало денег на бизнес, не жадное. Я сам так решил, три часа потерплю в экономе. Заодно подслушаю разговоры людей – чего хотят, что волнует, о чем беспокоятся. Наивный. Едва моя голова коснулась подголовника, я провалился в глубокий сон, ниже на целых три уровня, от того, на котором я обычно сплю. Приползло начальство в виде огромной змеи, диктовало правила поведения на чужой стороне, потом эти правила горели передо мной огненными буквами, а я должен был все это выучить за время сна. Иногда приходили женщины в золотистых купальниках, меняли старые буквы на новые. Это в целом, все, что было приятного в моем сне. Ну хорошо, хорошо, женщин в золотых купальниках я привнес туда сам: ну нужно же было как то разнообразить работу?! Я доучивал последнюю фразу, когда в мой сон ворвались сигнальные звуки и просьба пристегнуть ремни, ибо самолет шел на посадку. А я, в общем-то, и не расстегивал ремень. Я прикрыл глаза – все буквы горели теперь одинаковым красным огнем, так что текст было и не разобрать. Начальство перестраховалось, как обычно- уничтожило следы. Но я все помнил. Посадочная полоса тоже горела огнем – командировочка предполагалась жаркой.

Я зашел в холл пятизвездочного отеля бодрой походкой и направился к стойке. Меня уже ждали. Глаза девушки на ресепшене вспыхнули салатовым огнем, что означало «Номер оснащен, защищен, готов», я взял карточку и поборолся с носильщиком грумом за свой дипломат – я не выпускал его из рук, тоненькая золотая цепочка охватывала мое запястье и вела к ручке дипломата. Эту тоненькую золотую цепочку было бы не под силу разорвать самому сильному человеку в мире. Золотая цепочка хранила мой дипломат от кражи, а меня самого от немедленной смерти. Он был набит артефактами под завязку, простые смертные не могли дотрагиваться до него. На контроле в аэропорту пришлось подсуетиться, стереть этот момент из памяти всех проверяющих – как я проношу сквозь рамки дипломат в руках, мимо ленты и их застывших, удивленных лиц. Но задача руководства того стоила. Открыв дверь в номер, первым делом, проверил его на магические вмешательства. Было чисто. Хм. Странно. Чисто на самом деле, или настолько тонко и мощно сработано, что я не смог заметить? Это вечный вопрос, который мучает всех посвященных: моего ли уровня было вмешательство, чисто ли тут, или чисто сработано, лох ли я или лох кто-то другой? Ах, уж эта вечная гребанная иерархия, расшаркивания ножками перед высшими, презрительное обращение с новообращенными, которым всего-то лет 200-300. Пожалуй, тут в совете никого младше 600-летних вампиров и не встретишь. Но это меня, впрочем, не касалось. Я приехал по работе, по работе же и хотел уехать. На своих двоих, желательно. Я содрал покрывало с моей огромной кровати и рухнул в нее, не раздеваясь. Мне хотелось утопить свое лицо в кипельно-белых подушках и простынях так сильно, как будто это могло спасти меня. Как будто это могло отменить задание. Как будто я был новобранец и не знал, что такие задания не отменяются. Такие задания – как билет в один конец, отменяются только тогда, когда исполнитель умирает. А я не хотел умирать, я хотел еще пожить. Да, у меня были планы на жизнь. Я немного похрипел в подушку, к сожалению, я не мог сказать маме, что мне ко второй и не ходить, на фиг, никуда. Я не мог отказаться от задачи, поставленной руководством. Да что там? Я ничего не мог. Я встал, подошел к зеркалу и поправил прическу а-ля Мирей Матье. Да, я все знаю, что вы там мне собираетесь сказать (заткнитесь все, кто кричит что Мирей Матье – французская певица, я не хочу вас слушать) , но весь я, весь мой костюм был стилизован под 70е годы, под Италию 70-х годов, равно как и моя прическа. Пусть те, кто подворачивает штаны, назовет мою прическу глупой. Я был на пике моды, алё, ребята. Жизнь искрила во мне красками, жизнь нравилась мне. Дурацкая моя задача слегка портила мое мартовское настроение, но я терпел. Я отодвинул шторы и увидел Пражскую суету бархатного вечера, уже обещающего быть томным. Лидочка выбрала мне номер в самом центре Праги, умничка, надо будет привезти магнитик и чего-нибудь булькающего для блеска глаз нашей секретарши. Обычный человек в обычном номере смотрит на обычный вечер обычного мартовского дня в Праге. Все срасталось, кроме города: этот город в любое время дня и ночи был необычен. Я достал бутылку виски из мини бара, налил в крышечку, растер виски. Виски помогает вылечить больные виски, запомнить очень просто. Знай, переставляй ударение туда-обратно. Я не пил, по службе было воспрещено. Алкогольный запах из моего рта долетел бы до острых ушей шефа в Москве в считанные секунды. Буквально. Посасывало под ложечкой. Не знаю, кто это придумал, более дурацкой фразы сложно вообразить. Во-первых, почему ложечка? Почему именно там? И кто сосет под ложечкой? И кто должен сосать? И почему в определенные моменты в жизни сосет, а в другие – нет? Столько вопросов, и ни одного ответа. Я открыл окно, высунулся и три раза условлено помахал в темноту. Мне трижды прогудели снизу, к сожалению, так и не понял, что это была за машина, что ж, придется разбираться на месте. Дважды нажал на старинную помпу мужских духов. Духам было лет 200, не меньше. Сама жидкость была уже мутной, что-то плавало внутри. «Души предыдущих агентов»,– съюморил я про себя, но было как-то не смешно. Я был собран. Посмотрел на себя в огромное зеркало в ванной с лепниной. Посмотрел, проверил зубы на извечный фантомный листик салата – сейчас не было, но он мог в любой момент появиться. Одернул пиджак. Мотнул головой, чтобы волосы красиво рассыпались в мягком свете лампы. И вышел за дверь. Деревянная дверь номера мягко защелкнулась, но я облегченно вспомнил, что взял карточку от номера и даже сунул ее в пиджак, что было удивительно. Я страдал всеми «профессорскими» недугами: забывчивостью, рассеянностью, извечным склерозом. Швейцар открыл передо мной двери лифта, я зашел. Проверил лифт на негатив: ой, сколько же тут было скандалов, крикливых жен, вопящих на своих мужей, пьяных в стельку, заливающих свое семейное несчастье от таких жен, любовников и любовниц всех мастей, несчастных миллионеров, известных актеров, актрис, власть держащих: лифт был наполнен энергией денег, пафоса, высокомерия, а так же слез, тоски, разочарований, агрессии и гнева. Тоненькие темно серые паутины в углах лифта, невидимые обычным глазом, означали пристрастия проезжающих к алкоголю и наркотикам. Live fast, die young. Огромное количество денег не гарантирует счастливой жизни. Я поправил свои невидимые усы, мне было некомфортно. Мне, с таким опытом работы, с такими уровнями защиты, с таким количеством заклинаний, как портупея, опутывающих меня по всем периметрам моего тела: мне было некомфортно от скопления такого негатива в углах лифта. Я передернул плечами, швейцар среагировал мгновенно: уменьшил кондиционер. Я усмехнулся его идеальной вышколенности, пригладил рукой челку Мирей Матье и широким шагом вышел из лифта. Холодало. Мартовский вечер в Праге переставал быть томным. Глаза ресепшионистки горели красным, походу, дела были так себе, надеюсь, это касалось только пробок на подъезде к моему отелю. Я смело шагнул в мартовский пражский мрак, почти сразу двое невидимых подхватили меня под локотки. Я мгновенно проверил все свои датчики: ни липкого страха, ни сосания под этой гребанной ложечкой. Свои. Я позволил себя донести до авто и даже запихать в довольно низкий шевроле, но дальше мне хотелось какой либо ясности действий и я легким заклинанием осветил двух молодых, еще зеленых, кто тащил меня и одного, такого старого, что пыль веков натурально покоилась на его ботинках. Пыль веков, кровь врагов, огонь сражений. В общем, лучше было не связываться. «Что вы там себе думаете в Москве»,– медленно, словно пережевывая жерновами колосья пшеницы, произнес он,– «что мы не в состоянии обеспечить безопасность приезда столь высокого гостя?» «Ошибаетесь, высочайший пост занимаете тут вы»,– произнес я, параллельно делая шахматный расклад на фантомной доске на потолке автомобиля. Каждая из фигур означала определенного человека, потому расклад был живым и интересным. Очень интересным всем присутствующим, включая водителя. Высочайший услышал мои мысли и напустил дым забвения в сторону водителя, поставив для верности фантомное полупрозрачное стекло, через которое невозможно было услышать фразу, даже если бы ее вам орали прямо в ухо. Ох, уж эти расшаркивания ножками. Атмосфера накалялась. Я до сих пор смутно представлял цель своего визита, а тут вдруг осознал всю ее значимость: высочайшие не таксисты, чтобы встречать таких олухов, как я, по приезду. Значит, случилось что-то действительно выходящее за рамки, если этот человек (назовем его человек) приехал меня встретить, ждал в машине и говорил со мной. Высочайшие вообще не снисходят до уровня таких, как я. В этом нет никакой необходимости. Мы соблюдаем иерархию, в этом смысле законы наши отточены, да и никто собственно, не претендует на хаос и бунт. Все соблюдают необходимую субординацию, иначе в нашей организации был бы хаос. Всяк сверчок знай свой шесток – и я знал, и понимал, что к такой мелкой сошке, как я, внезапно на голову не свалится Высочайший, для этого должна быть причина, и очень веская причина. Высочайший перешел на язык птиц, и машина наполнилась голосами тропических пернатых созданий: я едва успевал считывать информацию, потому что, как только голосила одна птица, ее мысль подхватывала вторая. Слава Богу, я не списал этот экзамен, я его реально учил, и у меня была даже твердая четверка. Конспирация на этот раз превышала все возможные и невозможные границы, Высшие постарались на славу, я видел через окно фиолетовое облако, окутывающее машину, делающее его невидимым на всех уровнях человеческого и нечеловеческого восприятия. Я судорожно вобрал в себя птичье многоголосье, разложил детали в своем подсознании и быстро попытался собрать все воедино. Уровень шифровки не позволял считывать голоса птиц по одному, куски были перепутаны, я должен был собрать все воедино. Высшие ждали и не проявляли нетерпения. Еще бы, обладатели Вечности легко могли потратить на мои скрипящие от напряжения мозги 5 минут. Что такое 5 минут перед лицом Вечности? Это даже не песчинка на дне океана. Это 1/100 песчинки. Мой мозг кряхтел, скрипел, дымился и отказывался обрабатывать информацию, но, наконец, выдал результат. Я вопросительно посмотрел на Высшего, он медленно кивнул. Пальцы моих рук похолодели, я почти перестал на какое то мгновение чувствовать горячие токи энергии, а это плохой, ой какой плохой знак для нас, людей в коричневых бадлонах. Я не понимал, почему я должен был это совершить. «Почему я?»,– по-детски пискнул испуганный голосок в глубине моего сознания. Мы обладали в Праге таким мощным пулом сотрудников, в конце концов, могли бы пригласить кого то из США, опять же специ из Германии и Польши рядом, но почему я? Среднестатистический молодой сотрудник, не хватающий звезд с неба, простой парень, к тому же списавший пару выпускных экзаменов (хорошо, хорошо, не пару, больше), ни одного громкого дела, так, болтаюсь на стыке двух реальностей, документы перекладываю из одной стопки в другую, почему я?! Мозг судорожно начал искать варианты: «Может, это какая-то ошибка, может они меня тупо перепутали?» Холодный пот тек по моему лбу, я вцепился в подлокотники. Над моей головой взлетела сова и четко произнесла: «Никакой ошибки. Причина – Ваше жизнелюбие и чувство юмора» и мгновенно взмыла вверх сквозь крышу автомобиля. Ооооох, суупер…они меня выбрали по моему чувству юмора, охренеть. Типа, вот ты, юморной, ты и полезешь в жерло вулкана. Вот тебе весло, вот тебе и воды Стикса – давай, знай юмори, да греби. Вот тебе последний День Помпеи и комната в центре с порталом в ад, давай, родной, шути. Таким идиотом я давно еще себя не чувствовал. То есть, из миллиарда действительно крутых сотрудников выбрали меня тупо потому, что я мог хорошо пошутить? Успокойся, Пафнутий, успокойся, не дай им понять, что ты напуган. Что ты крайне напуган. Высший едва заметно усмехнулся. Ага. Не дай им понять. Ага. Ага. Я думаю, что моя потная рожа прямо сейчас светилась на всех экранах всех светлых отделений и штаб квартир стран всего мира. Я четко представил, как все сидят в своих переговорных и смотрят как страшно потеет мое лицо, от ужаса перед происходящим, а мой шеф делает facepalm. Мой шеф! Мой шеф мог бы защитить меня! Он мог бы не отправлять меня в эту ужасную командировку! Он же знал, для чего эти милые парни позвали меня в этот прелестный городок Прагу. Он же знал! Знал! «Спокойно, спокойно, Санечка, соберись»,– зазвучал в моей голове голос шефа. Я не был Санечкой, но было приятно. Я попытался собраться. Получилось плохо, холодный липкий пот все еще катился по моему лбу. И я не выдержал, и сказал, срываясь на высоких нотах, как 13-летний пацан, к месту и не к месту дающий «петуха»: «Как вы думаете, я смогу это сделать?». Сойка подлетела к моему правому уху и почему то пропела басом: «Мы верим в вас», после чего я почувствовал явный пинок в бок и меня вытолкали из машины. Облако сиреневого дыма рассеялось и машина исчезла. Прекрасный вечер прекрасного дня. Я чествовал себя таким разбитым, как будто только что единолично разгрузил вагон кирпичей. Но что-то мне подсказывало, что я мог чувствовать себя хуже. Попытался связаться с шефом – линия была занята. Позвонил на секретный телефон – то же самое. Набрал тайную линию – аналогично. Попытался дотронуться энергетически – меня обожгло, шеф был защищен со всех сторон тройными горящими стенами, шли какие то важные переговоры, я отозвал всех своих гонцов «Ну на фиг, на фиг, тише едешь, целее будешь». Молоденькая пражанка в белой блузке и черном корсете с разноцветной юбкой заманивала меня в ресторан пропустить кружечку пива, давно не видел таких красоток: пражане знают толк в моде: на ее груди вполне могло уместиться кружки три пива и не упасть. Я подумал, что может быть, это то самое, что мне сейчас необходимо, шеф занят, от меня уже сегодня вряд ли можно добиться чего-нибудь вразумительного, я так устал, я нахожусь в столице Чехии, почему бы в конце концов и не пропустить по паре кружек пива, тем более что эта молодая и красивая пражанка так заманивает меня в ресторан? Я взял пару кружечек темного нефильтрованного, уселся в углу бара, как водится. Официантки в качестве развлечения у каждого столика ставили кружки пива себе на грудь. Грудь у девчонок была что надо, «стоячая», кружки стояли намертво и не падали. Этот нехитрый аттракцион привлекал сюда каждый вечер состоятельных забулдыг, не признающих пивной алкоголизм, однако все пивные бесы сидели по стенкам тут как тут в ожидании новых доноров жизненной энергии От моего угла сразу же отшатнулась парочка, стоило мне появиться. Мне даже не нужно было бормотать никакое заклятие – достаточно просто зайти. Безусловно, это льстило. Итак, единственный чистый угол в этом заведении был за моими плечами. «Зачем, зачем, глупец, тебя сюда занесло?»,– прошипело слева над моим ухом,– «Зачеееем?». Я оглянулся, разумеется, рядом никого не было. Ок, со мной заговорили стены. Стены имеют не только уши, но и болтливые языки. Самое время понять, зачем я, идиот, спустился в этот подвал. Моя официанточка показала фокус с грудями и пивом, потом соблазнительно улыбнулась и, глядя мне в глаза, медленно поставила кружки с пивом на стол. Она резко развернулась и слегка, вильнув бедрами, направилась на кухню. Все бы ничего, но при развороте ее короткая юбчонка слегка задралась и я увидел кусочек змеиной кожи, проглядывающей под тональником. Подвал. Змеиная кожа. Ох, и идиот же я… Холодный пот прошиб меня сверху донизу, «вот тебе, бабушка, и Юрьев день», «Из огня да в полымя», – я судорожно бормотал пословицы, как будто они сейчас могли меня спасти. Я, как последний дурак, простофиля и лох попал в капкан, в который не попадают даже студенты и практиканты. Красивая полуголая женщина приглашает выпить в подвал – форма №3, решение: избегание ситуации, оказание сопротивления, всеми силами не допустить спуска в подвал. Даже если перед подвалом висит вывеска что это лучший ресторан всех времен и народов. Даже если написано, что пиво сегодня – бесплатно. Даже если девушка хороша так, что слезы льются из глаз и агент теряет волю. Даже если само небо шепчет «Зайди, чувак, дерни пару пива, ну, чо ты, как не родной?». БЕГИТЕ. Соберите волю в кулак и бегите. Я был прижат к стенке в своем углу, когда я понял, что это ловушка. Они все хорошо предусмотрели, кроме одного – змеиная кожа хреново замазывается тональником. Если ты внутри гадюка, рано или поздно это вылезет наружу. Я ждал удара, внутри меня противно засосало под ложечкой. И они ударили, сначала мощно, да так, что у меня грешным делом промелькнула мысль: « А вот, и смертушка моя пришла», но так же резко основной поток как будто сломился, или переломился, или кто то его перешиб. Остатки направленного потока мне удалось достаточно легко отбить, но я все же не понимал, кто перешиб основной удар. Я очищал место сражения, чтобы оперативно ретироваться с места этой странной битвы, как почувствовал на себе взгляд. «Свои» высветилось в воздухе салатового цвета горящей строкой и я облегченно обернулся. На меня в упор смотрел майор Измайлов, одной рукой докуривающий сигару, второй держащий двух верещащих бесов за шкирки. «Спасибо, -смущенно пробормотал я,– без Вас бы туго пришлось». Майор тихо произнес: «Ага», докурил, быстро развоплотил бесов, помог мне остатки развоплощенных закопать между пространствами. Только после того, как мы выбрались из этого чистилища на поверхность, он так же мрачно и коротко сказал: «Есть дело». Я привык доверять тем, кто только что спас мне жизнь. Мы пошли по центру Праги, наполовину утопая в параллельной реальности, которая служила насильственной смерти двух зайцев: скоростной мысленной передачи данных и сокрытию нас от таких же сюрпризов, какие нас только что настигли в подвальном баре. К бабке не ходи – вечер переставал быть томным совсем. Майор сразу же мне отправил кучу нераспакованных файлов с безумными надписями охранных заклинаний: «Не вскрывать, а то убьет!», «смертельно», «вскрыть когда вирус полностью захватит землю», «вскрыть только во время землетрясения», вскрыть при апокалипсисе», «не уверен- не вскрывай», «разрыв ауры», «мгновенная смерть», «ты пожалеешь что родился». Жалел я об этом постоянно, так что эти надписи, рассчитанные на лохов, меня не напугали. Майор прикоснулся к губам и показал какой-то странный жест, который тут же повторился в пространстве передо мной салатовыми горящими знаками, а Майор тотчас исчез. Кажется, он выполнил на сегодня свою миссию. Все так сложно и все так просто, казалось бы: распакуй посылку со знаниями, осознай, что тебе хотел передать штаб, делов-то. Подумаешь, Майор немного пожурил меня за поведение – работа у него такая: спасать погибшие души и помогать таким как я: грешным, но судорожно кающимся. Казалось бы. Казалось бы. Руки мои тряслись мелкой дрожью, но я принял решение распаковать дары Майора и не хотел отступать от задуманного. Розовая лилия. В первой коробке была розовая лилия. Она тотчас окутала мою голову розовым туманом. Сошла только после третьего заклятия, крепка оказалась. Вечный готовый цветок для невезучих возлюбленных: а что, удобно, и тратиться на цветы не нужно. И та, что хотела тебе дать от ворот поворот, немедленно согласиться на брак и жить будет с тобой до гроба, влюбившись как кошка, внезапно и бесповоротно. Только вот зачем это все мне? Во второй коробке было заклятие внимания: о, это никогда не бывает лишним, это правда. За это я никак не мог ни на кого сердиться, потому что в этом двойном измерении постоянно терял концентрацию внимания. Пара коробок были совсем пустыми, и это означало лишь одно: дары были такого высокого уровня, что я не смог их считать. Пальцы мои искрили от энергии, если бы на мне был энергетический счетчик, он бы уже давно взорвался. В пятой коробке была просто батарейка. Ага. Обычная батарейка, которая сможет дать продержаться тысячам обычных наших воинов, пятистам ангелам, пяти Высшим ровно столько, сколько они захотят. В самом жарком бою при условии полной энергетической смерти, полной обесточенности врагами до уровня 0,000000001 целых, эта батарейка способна спасти целое наше войско от неминуемой гибели. Я присвистнул, нехилая заварушка планируется. Я был самым что ни на есть обычным, мне бы хватило тысячной доли от миллиметра этой батарейки чтобы прожить тысячу новых жизней, даже не умирая и не отправляясь ни на секунду на заслуженный покой. Батарейка вечности прям для одного человека. Холодный пот прошиб вдруг меня, я осознал, что означала бы эта батарейка в руках зла. И почему я, Витька Селюков, обычный человек в коричневом бадлоне, да и хрен бы с ним, бадлоне , в водолазке я, в водолазке, должен держать в руках это мировое стратегическое оружие?! Я не был Витькой Селюковым, но мне резко полегчало. Я начал медленно, сквозь сжатые губы, выдыхать воздух, как рекомендовал мой психотерапевт (ходил к нему чисто поржать, но вот видите, что-то да пригодилось), мне это немного помогло успокоиться, как ни странно, вроде человеческая примочка, и прикоснулся к шестой коробке. В шестой коробке было оружие, как я и предполагал. Узкий стилет. Такой можно воткнуть прямо в грудь. Ну или в брешь в ауре, тоже будет мгновенный эффект. Ох, как я не любил это все. Да и никто из наших не любил. Светлым не полагается оружие. Максимум, что мы можем сделать – это вернуть то зло, что было направлено на нас. Зачем Майор мне передал это? Что за игры в кошки-мышки? Оставалась седьмая коробка. Я не знал уже, что и думать, и нужно ли ее было вскрывать после всего предыдущего. Ясно-понятно, что в ней были не лютики- цветочки. Стопудово. Я медленно подошел к ней, прочитал открывающее заклятие. Коробка медленно открылась. Из нее выехала еще одна коробка, поменьше. И тоже открылась. Снова выехала маленькая. Я сложил руки на груди – мы так в детстве обманывали папу, дарили ему на день рождения какой-нибудь лосьон от бриться, а притаскивали огромную коробку от телевизора, упакованную во всякий бумажный хлам, папа возился полчаса точно, пока это все открывал, а в конце его ждала какая-нибудь недорогая фигня, купленная на карманные деньги. Но папа никогда не показывал свое разочарование от подарка, он был рад всему. Мы были детьми и думали, что наши подарки прекрасны и дико полезны. И папа никогда даже на йоту не показывал, что то, что мы подарили – редкостное «г», что пользоваться этим он, конечно же, не будет, а закинет в дальний ящик стола. Нет, он доказывал нам, что мы подарили самый лучший подарок на свете. «Ну же, агент Купер, не хватало тебе еще перед таким мощным артефактом пустить слезу. Если на коробке есть следящий элемент, то-то в Центре посмеются надо мной», – мысленно взбодрил я себя, как мог. Я собрался, коробки открывались и открывались, все это напоминало детскую передачу «В гостях у сказки», когда открывались бесконечные ворота, а ты, маленький, в сползающих колготках и перепачканный леденцом на палочке, ждал свою законную сказку. Моя сказка могла сейчас взорваться вместе со мной при открытии последней коробки. Первое правило безопасности гласит: «Каждый человек – темный, если не доказано обратное». Доказал ли это Майор, раскидав оборотней по подвальному ресторану, тем самым спасая меня? Не знаю. Возможно, им не нужна была моя смерть, им нужна была моя жизнь..Хм… на особых условиях… Порабощение? В этот момент последняя коробка открылась, я услышал что-то вроде победной мелодии из старой электронной игрушки «Волк и яйца», где то ли заяц, то ли волк должны были собрать все яйца с веток в корзину. Хм, хороший старый IT код, поколение Z щас бы круто обломалось, а миллениалы помнили, что к чему. Я медленно заглянул в коробку и увидел на ее дне яйцо. Обычное куриное яйцо. Я протянул к нему руку. Застыл. Постоял какое-то время. Подумал. Время тянулось томительно, я слышал, как невидимые часы отсчитывали секунды. Быстро и решительно взял в руки яйцо. «Помирать, так с музыкой. Запевайте, братцы»(с). Обычное яйцо. Поперекатывал в руках. Сырое. Холодное. Новый прикол, что ли? Решили поиздеваться над неопытным сотрудником на задании? Я только что прилетел в Прагу, а меня уже дважды попытались убить. Хм. Я распихал артефакты по карманам. Тем двум пустым коробкам прочитал специальное заклинание и приглашающий жест – то, что я не смог распознать, запрыгнуло в мою сумку. Мгновенно я почувствовал огромный прилив Силы. Хм, ну что бы это ни было, по крайней мере, это было нашим. Развеял ауру невидимости вокруг себя и осознал, что я нахожусь на Староместской площади. Ну и куда я теперь? Только успел подумать, как меня обдало шальным ветром и передо мной затормозила байкерша на красном мустанге. Садись!,– прокричала она сквозь шум мотора. Увидев, что я колеблюсь, добавила "Реще! Держись крепко!" Это «реще» из детства сработало "на ура", я быстро заткнулся, сел и плотно обхватил руками ее узкую талию. Предстояла гонка, в этом я не сомневался, но опасности я, хоть убей, не видел. И тут я почувствовал ее, эту опасность. Я скорее почувствовал ее кожей, всем нутром, ведь в меня никто не стрелял, звуков никаких не было, кроме шума мотора байка, ничего, как говорится, не предвещало. Но во всем этом была какая-то тягучесть, какой то энергетический кисель, нагнетающий страх и ужас, что то, не поддающееся ни логике, ни объяснению, странное, а потому опасное. Наконец я судорожно оглянулся. Так и есть. За нами на безумной скорости гнались три огненные сферы размером с трехэтажный дом. Они сокращали расстояние, это было видно невооруженным взглядом, хотя наш железный конь выжимал из себя всех лошадей, что в нем были, к бабке не ходи – байкерша была опытная, "наша", видно было что ей не впервой вообще выходить из таких передряг, и, судя по всему, как она прекрасно сохранилась, выходить целой и невредимой, так что у меня оставалась надежда. Надежда вообще умирает последней, а уж моя чрезвычайна живуча. Моя надежда живее всех живых. Сферы увеличились в размерах, теперь каждая из них выглядела на 5ти этажный дом. Наш мотоцикл смотрелся крохой на фоне этих шаров из преисподней. И ни души. Где там ваши Пражские пробки, мы гнали по самым центральным проспектам, Прага вымерла, не было ни людей, ни машин. Сюрреалистичности происходящему добавляло то, что я перестал чувствовать потоки воздуха, а моя рыжая байкерша гнала на красный. В меня не стреляли, единственным способом поражения был давящий ужас. Эти огненные сферы выбрали психологически-паралитическое оружие. Я хотел было выстрелить, но женский голос внутри меня сказал: "Не надо" и байкерша дотронулась до моей правой руки, которой я уже почти наполовину вытащил артефакт. Нет, так нет. На нет и суда нет. Мы мчались без ветра, без машин, без людей, на все красные светофоры, по всем клумбам, не сбавляя скорости. Байкерша срезала дорогу по газонам, сферы молча сворачивали за нами. Был ли вообще там кто-то за рулем? Такое ощущение, что кто-то просто смотрел на нас сверху, подтолкнул своим гигантским пальцем три огромных бильярдных шара и они покатились на нас, и развили скорость, и начали преследовать, до той поры, пока не загонят нас в лузу. Я подумал, что я так мало пожил. Так мало и так глупо умирать в командировке в Праге, даже не попробовав местного нефильтрованного пива. И тут мне стало обидно. При моей попытке попробовать пиво меня тут же попробовали убить. И тамада хороший и конкурсы у вас интересные, дорогие жители столицы Чехии. Спина моей байкерши чуть-чуть вздрогнула, я оглянулся и увидел, как сферы начали перестраиваться в какую то атакующую фигуру. "Помирать, так с музыкой, запевайте, братцы"(с),– единственное что крутилось в моей бедной голове. Так нелепо погибнуть, с карманами, под завязку набитыми артефактами. Да меня Центр на смех подымет. Если случайно выживу, лучше не возвращаться, подумал я. Засмеют. Это все равно, что умереть от жажды на берегу реки. У байкерши из-под шлема освободилась прядь рыжих волос и щекотала мне нос, и я все понял и про красный мотоцикл и почему мы так гнали, как на пожар – у роковых женщин полумер не бывает. Я еще сильнее сжал ее талию. «Хоть на последок помацать красотку»,-промелькнула шальная мысль. Эх, жаль, даже сиги не выкурить на такой скорости. Наконец мы въехали на Нусельский мост и резко затормозили. Что? Какая нелепая смерть. Этот мост в народе называли мостом самоубийц. Я смотрел на огненные сферы, а вот моя байкерша смотрела в противоположную сторону, я проследил за взглядом и увидел стелющийся белый туман. Такое ощущение, что он был живой. Туман стоял огромным квадратом, полностью перегораживая выход с моста. Из него появлялись и тут же гасли огромные фигуры животных, я могу поклясться что видел белые рога лосей, копыта каких то буйволов или быков, крылья орла. Я послышал нарастающий гул со стороны наших гребаных огненных шаров и в этот момент туман мгновенно перестроился в три огромные белые полусферы. Слава Богу, наши. Я хотел моей рыжей красотке предложить прижаться сильнее к перилам, как огненные сферы ударили одновременно со светлыми. В принципе, меня можно не кормить сказками про апокалипсис: я знаю, как это выглядит на самом деле. И я сейчас не хвастаюсь, но в этот момент я жестко пожелал, чтобы меня не было на том мосту, чтобы я исчез, растворился, чтобы меня не стало, потому что стало ясно, что мое несчастное человеческое тело сейчас вывернет наружу. Что силу этого двойного удара никакой человек не выдержит. Как в замедленной съемке я то ли видел, то ли чувствовал, как с двух сторон стеной летит эта ужасная всесокрушающая разрушительная волна. Мою левую руку внезапно сильно скрутили, а меня самого выбросило какой-то неведомой силой за перила моста, и через пару секунд я понял, что сейчас упаду в воду и наверняка разобьюсь. Во мне не было никаких картинок о прожитой жизни, враки это все, товарищи, все, что смог выдать мой измученный мозг, было: «Ну капец». И всссеееёёоооо!Мы преувеличиваем значение последних секунд жизни здесь, на земле. Самое главное – это то, как нас встретят там, на небе, ведь именно там нам предстоит провести Вечность после этого земного чистилища. Надо относиться к Вечности с почтением. Еще через пару секунд я упал на что-то мягкое, белое и падал вниз еще метра три. Когда инерция моего тела остановилась, я застыл и подумал: «Так вот какой он, рай». Но был жестоко выдернут за правую руку. «Ай, больно!»,– закричал я. «Значит, живой»,– усмехнулась моя байкерша, снимая шлем. Это она меня дважды выдернула – сначала с моста, а теперь из горы мягкой белой древесной стружки, на которой я ошарашенно восседал. Наш паром мчался по реке в неизвестном направлении, а за спиной моей роковой красотки разгоралась Битва Века, и это не было преувеличением. Три белых сферы превратились просто в белый свет, который заполнил мост на половину, а огненные шары расплавились в сплошную темноту. Свет и тьма, все как обычно, ничего нового. Я увидел, как свет теснит тьму и занял уже почти три четверти, как на мосту начались огненные вспышки, пара взрывов, было видно, что-то черное с огнем упало в реку. Байкерша нервно дернулась на звук взрывов, увидела огненные вспышки на воде и тихо сказала в рацию: «Ускоряемся». Наш паром рванул еще быстрее, и мне ничего не оставалось, как крепче схватиться за бортик: я не хотел лететь в воду еще раз, не факт что меня опять поймает прекрасная байкерша. В этот момент она отжимала волосы – видимо, в какой то момент поймала воду и внимательно смотрела на меня. «Что будешь делать?»,– спросила она меня, глядя мне прямо в глаза своими кошачьими зеленущими. «Да вот, я на экскурсию собирался,– ответил я.-Прагу хочу посмотреть, я же только что приехал». «А уже натворил кучу дел»,– задумчиво пробормотала моя муза, и я смутился. Как будто эти дела не сами меня находят! Как будто я виноват! Я, может, вообще – белый и пушистый! Паром причалил к берегу, мы вышли на берег. К моей роковой красотке тут же подъехал байк, она села сзади квадратной спины огромного парня, затянутой в черную кожу, прокричала мне: «Chao», и была такова. Мой намечающийся роман сдулся как воздушный шарик, в мгновение ока. Лиса умчалась в свое огненное будущее. Мой внутренний дракон тоскливо вздохнул. Я опять остался один в незнакомом городе, с момента приезда в который события стремительно падали мне на голову, не оставляя шансов выпить пиво. Я зашел в ближайшее кафе и заказал кофе. До следующего Армагеддона выпить пиво я наверняка не успею, а кофе – маленький, в самый раз и выпить можно быстро и бросить не жалко, в случае чего. Я пил свой черный кофе в центре Праги, черный как эта ночь, черный как кожаный костюм у красноволосой байкерши, черный как мои мысли. Я существовал вне времени и пространства: бывает у меня такое, проваливаюсь в параллельные миры, особенно если не высплюсь или меня дважды за вечер пытаются убить. И даже в этом вневременном пространстве я четко знал, что сейчас на мосту самоубийц тьма борется со светом и мир целиком зависит от исхода этой битвы. «Занесло же блин меня в командировку! – с тоской подумал я. -Шеф меня просто убьет. Просто убьет. Я не достоин присутствовать на этих межгалактических разборках». Внутри меня какой-то старый и усталый голос сказал: «Ты не просто присутствуешь. Ты их инициируешь». «Чтоооооо?! », – я подавился кофе. Я был обычным офисным клерком, ничего примечательного. С неплохими задатками, да, тут, наверное, нужно признаться – иначе бы меня не взяли работать в ту самую контору, которая направила меня в эту странную командировку. Задатки – но ничего более. Задатки – но не полноценная сила. Всего лишь задатки. Я всего лишь парень, который случайно попал в эту заварушку, я не хотел ничего такого, происходящего в масштабах Вселенной. Помогите.

Я расплатился за кофе и вышел во влажный воздух Праги. Знаете, когда капли дождя висят в воздухе, но эту морось ни у кого не повернется язык назвать дождем, особенно у ленинградцев. (Да, я называю этот город Ленинградом, делайте, что хотите со мной, петербуржцы (только не расчленяйте), для меня ваш город – Ленинград). Да, никогда бы не подумал, что в конкурсе мятущихся душ и опускающейся на город дрянной погодой Прага и Ленинград встанут где-то рядом. Я ждал волшебно-парадной Праги, со шпилями, башенками, старинными мостами, гуляющими туристами, клумбами цветов, хорошей погодой. Такой, прянично – открыточной я хотел ее увидеть. И что я получил? Нашу обычную бойню тьмы и света, только в масштабах 1:1. Отвратительное настроение. Отвратительную погоду. Ленинград материализовался откуда-то во всей свой беспощадной плоти, подул на меня своими вечными душевными метаниями, кашлянул серой депрессией. Откуда? Откуда? Не обольщайтесь, человек всюду берет себя с собой. Должно быть, кусочек Ленинграда случайно упал мне в мой чудесный дипломат из кожи бежевого крокодила. Я вышел из кафе, готовый ко всему. Наверное, нужно было взять такси и гнать в гостиницу, делать вид, что у такого агента, как я, все легко получается и не бывает промахов, хотя всего час назад я готовился умереть не по своей воле на Нусельском мосту самоубийц. Я прислушался: бой на мосту все еще шел, хотя и уже затихал. Кто побеждал, было невозможно определить, но, поскольку я всё еще оставался жив, все шло не так уж плохо. Результат всегда можно проверить – если вы живы, все не так уж плохо. Я усмехнулся, подумав, что, кажется, я становлюсь оптимистом. Худшее, что можно было придумать для такого агента как я. Мы должны быть реалистами. Я посмотрел ближайшее будущее: такси должно было приехать нормальным. Я послушался своего внутреннего голоса и вызвал его. Пражский таксист был в стиле «Два счетчика на Дубровку», тоже усатый, в черных очках и странной кепке. Я хотел, как Миронов, пафосно дернуть головой, чтобы поправить прическу, и со всей дури врезался башкой в подголовник. Феерично. Да так, что посыпались искры из глаз. Дурень я, дурень. Водитель сочувственно посмотрел на меня. Сочувствовал моему полному отсутствию мозгов. Я заподозрил в нем, как обычно, не наших, просканировал на скорую руку. Нет, обычный человек, обычные мечты. Дома жена обещала вечером курочку пожарить, едет, ему уже мерещится запах жареной домашней курочки, слюнки глотает, торопится закончить смену – и домой, к любимой жене и не менее любимой жареной курочке. Я почувствовал запах жареной курицы в салоне, так этот таксист отчаянно хотел к пампушечке жене и ее коронному блюду – и позавидовал. Сразу оговорюсь, завидовать у нас нельзя. Дешевая кража энергии у того кого завидуешь с последующим пинком с небес за эту гадость, которую ты допустил. Поэтому я сразу попросил прощения у небес и мужа, жена которого по ходу дела приворожила этой курицей (баба не дура), быстренько развеял запах курицы по салону, угомонил свой булькающий голодный желудок, привел себя и свое биополе в порядок и выскочил из салона, как ошпаренный, как только машина остановилась. Вот на этом нас и ловят – на зависти к обычным людям. Ты можешь сколько угодно быть суперменом, спать по 3 часа в сутки, спасать людей, менять Судьбы Вселенной, драматически любить таких же, как ты, «сверхчеловеков», через моря, сферы, цивилизации, века, расстояния, время, а потом тупо позавидовать какому-то работяге, который бредет со смены, купил пачку пельменей, батон, колбаски, детям киндерсюрприз и тортик жене и предвкушает теплый семейный ужин после трудового дня. И нам сразу же, вот сразу же блин, прилетает желтая карточка даже за такую «малость». Другие вон грешат годами, и им ничего. Сразу же получил оплеуху от своего Ангела за эту дурацкую мысль. Все время забываю, что мне нельзя ее думать. Тяжкие грехи других людей копятся на депозит и им, конечно же, ничего за это не бывает. Во-первых, такие депозиты – что камни на шее, при достижении определенного уровня человек с такими депозитом идет на дно, и его уже не спасти. А во –вторых, где вы видели, чтобы на двоечника орали за каждую его двойку? Его просто отсаживают на последнюю парту и прекращают обращать на него внимание. А теперь посмотрите на отличника, случайно допустившего ошибку или оговорку при ответе у доски. Его заклеймит за эту ошибку учительница, класс, школа, родители. Как же! «Акелла промахнулся!»(с) И я хочу вам сказать, в тысячу лучше огребать за каждую свою дурную мысль, чем получить свой черный греховный огромный депозит в конце жизни и быть погребенным под ним, как под тяжким камнем. Получайте люлей за каждую фигню, которую вы творите и «на кассе» придется платить меньше. А разве не к этому мы стремимся? Мы все хотим безболезненно попасть в рай. И творим при этом столько черного. И веруем, и читаем молитвы, и не останавливаемся. Обижаем людей, ненавидим близких, обрезаем крылья детям, говорим гадости супругу, завидуем коллегам, презираем шефа, чрезмерно предаемся удовольствиям. Список длинный, перечень грехов известен всем и каждому, но это никого не останавливает. Среди тьмы нет места свету, и только мудрые добрые всепрощающие глаза Создавшего меня держат еще меня на плаву. Я зашел в холл гостиницы и улыбнулся девочкам на ресепшн. Они улыбнулись в ответ, чуть более радостнее, чем этого требовал профессиональный отельный политес. Я слегка удивился, но не подал виду. Я был хорош, это признавали все женщины вокруг меня. Но я не обольщался – большую часть моей притягательности составляло то, что я не являлся человеком. Этих девчонок привлекала не моя сущность, а отражение света далеких планет в моих зрачках. Ну не будем об этом. Я заказал жареной картошечки в номер. И курочки. Тоже жареной. Эх, довел меня до ручки этот таксист!

Я сидел в шикарном номере в центре Праги, ел жареную курицу прямо вот этими вот руками, сидя на роскошном диване и на удивление чувствовал себя живым. Дракон внутри меня радостно причмокивал. Бой на мосту самоубийц затихал, я «слышал» его отдаленные взрывы, но они уже не сотрясали целиком мою душу, теперь действительно казалось, что это происходит где то далеко. Хм. Может, наконец, поняли, что не стоит сравнивать Прагу с уровнем земли и перешли в параллельное измерение? Я, конечно, мог понять, почему выбрали именно Прагу – плеяда древних вампиров тут очень сильна. Они, как обычно, напали; мы, как обычно, защищались – вот и весь сказ. Почему я, обычный среднестатистический клерк, ни то ни се, ни рыба ни мясо, оказался вдруг в этой заварушке, между двух жерновов, меж двух огней, двух враждующих мощных сил, ведущих бой с начала создания Земли, а то и раньше? – у меня не было ответа на этот вопрос. Я сожрал еще немного жареной картошки, запихал в рот прямо из пачки и немедленно получил удовольствие. Удовольствие от еды – самое быстро и самое безопасное. Расскажите об этом 300-килограммовому человеку, за плечом которого сидит огромный бес чревоугодия и все накладывает и накладывает ему в тарелку. Последняя ложка может быть смертельной. Все хорошо в меру, на этой планете любой, пусть даже самый легкий интерес к греху приводит к тяжкой расплате. Я сегодня, кажется, не завтракал. И не обедал. Весь день на кофе. Я придушил голос совести, не полностью, но слегка, как она любит, и вышел к окнам номера. Не знаю зачем, не спрашивайте, но я почему-то посмотрел вниз. Я не собирался это делать, и лучше бы не сделал. Внизу клубилась тьма. Не выше первого этажа, но я отчетливо ее видел. Что им опять могло понадобиться? Остатки темных с Нусельского моста? Решили не доводить бой до финала, примчались сюда? Что им надо?! Я растерянно постоял с шматком жареной жирной курицы в одной руке и diet колой в другой, а потом резко задвинул эти дорогие отельные занавеси, и, кажется, испачкал их курицей, хотя всеми силами старался этого избежать. Ну и хрен с ним. Не жили по-буржуйски, нечего и начинать. «Давай, давай, дорогой Антуан, включай свой мозг», – сказал я сам себе. Я не был Антуаном, но такая забота была приятна. Я обхватил свою голову руками и постарался напрячь мозги. Я почти видел эти свои серые извилины, как на картинках и мысленно напрягал их, буквально видя, как мышцы вздуваются на них, как бугрятся, что становится ясно, что у меня самый мощный мозг из ныне живущих. Образ шефа мысленно покрутил над моим виском пальцем, я мгновенно очухался и понял, что занимаюсь полнейшей ерундой. Еще раз задумался, сосредоточился, мысленно обозрел площадь, отметил сгустки тьмы около первого этажа. А что у нас на первом этаже? По окнам двигались тени, силуэты людей. Я не стал напрягать мозг, тупо посмотрел в гугле. А чо? Я не человек, что ли? Имею право гуглить и гуглю. Когда мне вздумается. От так от. На первом этаже был ресторан, судя по сайту, пафосный и дорогой. Ну, где же еще тьме тусоваться, как не там? Одно «но»: тьмы там было столько, как будто все банкиры этой планеты взяли своих дорогих проституток этим вечером обмывать незаконное присвоение денег детских домов и приютов для животных. Ну или грохнули кого – нибудь в туалете просто. Мда. Неприятное местечко, нечего сказать. Я мысленно изучал клубящуюся тьму на первом этаже и, к своей растерянности, понял, что она увеличилась процентов на 20. То есть она постоянно росла, как будто в ресторане кого-то медленно и страшно пытали. Да что ж такое! Ну, то есть я выбрал себе гостиницу, молодец. На первом этаже расчленяют младенцев, видимо, судя по этой тьме, которая увеличивалась с каждой минутой дикими скачками. «Не ввязывайся ни во что там», – последние слова шефа на связи высветились передо мной. Разумеется, я слушался шефа. Но я был бы не я, если бы не попробовал. Попробовал спасти тех, кого там так долго мучили. Я надел на себя несколько уровней защиты. Поставил непробиваемую ауру. Сменил крылья на металлические. Ну, то есть они выглядели так, на самом деле, были примерно такими же мягкими и гибкими, как прорезиненная ртуть. Не знаю название металла на человеческом языке, но могу сказать, что они были достаточно дорогими, гораздо дороже золотых. Зато маневренные, менее пафосные, так сразу в глаза не бросаются. Можно взлететь из любого колодца диаметром размера моих плечей, реально. Им не нужно пространство, они сами вытягиваются в какое хочешь пространство. Застегнул несколько золотых светящихся портупей с патронами. Взял в руки тот самый меч. Посмотрел в зеркало. Кивнул сам себе. Телепортировался. Я мгновенно оказался в том самом ресторане на первом этаже. Музыка играла так, как будто я ее заказал специально, чтобы оглохнуть. Посетители, казалось, не замечали грохота музыки. Я спрятался за колонной, была еще у меня сфера невидимости, сложная в обращении. Решил оставить до поры, а пока обойтись человеческими примочками. «Рукопашкой, что ли?»– ехидно спросил голос надо мной. Блин, а своего ангела-помощника я так не поставил в спящий режим! Вот беспамятный! Что же теперь делать?! Будет опять комментировать всякую фигню! Я помню, у меня было важное свидание с новой межгалактической девушкой, так эта сволочь высмеяла цвет моих труселей! Пришлось спешно завершить это неудавшееся свидание, потом по квартире носился как угорелый, пытался убить Junior- ангела, не удалось, блин, эта программа установлена рядом со мной с рождения и пожизненно. Передает в Центр мои многочисленные косяки. Я тяжко вздохнул, упершись лбом в колонну, и поправил огнемет. Не спрашивайте, откуда он у такого интеллигентного мужчины, как я. По полу стелился туман. На сцене две девушки в красных сверкающих латексных боди пели о любви. Это было достаточно смешно слышать, потому что силиконовые блондинки могли привлечь к себе только одного рода мысли. По всему бару сидели лысые плотные «братки». Я такого количества бритых никогда раньше не видел. Что их тянет сюда постоянно, что привлекает? Гугл справка выдала тут же: «Коротко стриженый человек– человек, отказавшийся от своих желаний и мечт». Дааа, мечтателями этих людей было трудно назвать. Они выглядели как груда быковатого мяса. Мой палец подрагивал на спусковом крючке огнемета, но бритая башка – еще не повод обвинить человека во всех тяжких и выпустить в него очередь серебряных пуль. Я ждал этих «пожирателей младенцев», которые давали такой фон тьмы, разносящийся во всю округу. Я чувствовал себя на коне, ноздри мои трепетали, я бы готов ринуться в бой, пока не почувствовал тяжелую руку на моем правом плече: «Послушай». Экккк! Я развернулся чтобы всадить очередь из огнемета в того, кто это сделал, кто бы это не был, но почувствовал что не могу сделать и шага, я окаменел и только мог злобно вращать глазами. Передо мной развернули опознавательный документ и унылым скучным голосом тихо произнесли: «Пражский департамент Света. Какова цель Вашего визита сюда из Московского представительства?». Пражский офицер был стар, устал, умудрен опытом. Таких, как я, залетных огнеметчиков, он, чувствуется, депортировал гроздьями. Ему ничего не мешало сейчас предъявить мне по полной, ох, из меня бы сделали форшмак в московском офисе за самовольное вмешательство в смертельно опасную ситуацию с превышающими силами тьмы – а они точно превышали, ваше высокоблагородие, не извольте сомневаться. Я свирепо повращал глазами. «А»,– равнодушно сказал офицер и разморозил мне голову, чтобы я хотя бы что-то мог сказать. «Я прибыл по заданию»,– максимально, насколько мог, бодро сказал я, и в этот момент началась перестрелка, да такая, какую я не помню со времен моей практики, когда нам создавали возможные ситуации. Помнится, эта была уровня «А»– высшего уровня опасности, хотя к чему мне сейчас эта информация, мозг?! Офицер открыл рот, схватился за рацию, я крикнул на нашем языке, включающем все языки мира: «Разморозь меня, идиот!», он понял, что сейчас не до реверансов, быстро нажал кнопку на служебном жезле, он пискнул, я тут же почувствовал свои руки и ноги: как раз вовремя, был подходящий момент, чтобы лишиться и тех и других. Трассирные пули летели по залу, превращая в решето людей, столики, колонны, стены. Казалось, невозможно укрыться от этого дождя пуль. Я не был «Нео», но отлично владел искусством уворачивания от пуль. Я мог танцевать под пулями какой угодно танец, у меня всегда стояла твердая пятерка по этому предмету. Офицер молча смотрел, как я накинул на себя невидимку и вышел из-за колонны под проливной свинцовый дождь. «С тех пор как ты приехал сюда, парень, у нас одни неприятности!»,– услышал я его упрек, брошенный мне в спину. «Я вам больше скажу, – отправил я ему сообщение по служебной связи, – с тех пор как я тут, я ни пожрать, ни поспать спокойно не могу! Ни пива выпить!». Я остановил летящие на меня пули, увернулся от тех, что летели с противоположной стороны, вышел в ту сторону, где было больше всего огня. За перевернутыми столиками стреляли «братки», даже на беглый взгляд было понятно, что это не люди и им не составит никакого труда стрелять тут всю ночь. Я просочился мимо них незамеченным, мой ангел вцепился мне в загривок, укрылся покрывалом- невидимкой и дрожал. Ангел – Junior, а опасность понимает. С годами мне стал чем-то вроде кошки. Разве что за ушком не чешу. «А надо бы!»,– пискнул ангел в такт моим мыслям. Ну, вот разве что чтение моих мыслей раздражало. А, и то, что он постоянно мешал встречам с моими красотками. Орал, чтобы я выбрал, наконец, одну-единственную. Серьезной прошивки. Но я его любил. Я пробрался за спины темных нелюдей и проник на кухню. На кухне стояли замороженные повара с охреневшими глазами – кто-то хорошо поработал тут заклятием окаменения. Я проследил за полными страха взглядами и за странным движением одного из поваров, судя по поварскому колпаку, это был шеф повар. Одной рукой он держал опрокинутую в раковину кастрюлю, от которой еще шел легкий фиолетовый дымок, а вторую плотно прижимал к карману на фартуке, да так, как будто он положил туда чт-то очень важное. Я было задумался, что можно сделать с этим: рука была прижата сверх плотно, я не смог бы ее отодрать, а при применении заклинания на раскаменение, оживут все повара и сюда примчатся нелюди, а тогда мне точно не сдобровать, и мое несчастное покрывало-невидимка точно не спасет. Я почувствовал отбойную дрожь ангела. «Не боись!»,– мысленно передал я сигнал ему и погладил его по спине. Тот замурлыкал. «Не, с кошачьей интеграцией пора заканчивать»,– пробормотал я. Просканировал рукой карман повара – ноль. Карман был пуст! Обманка! Обманное движение прямо перед окаменением. Повар знал, что они будут пытаться распотрошить его карман. Что же он скрывал, даже ценой собственной жизни? И вдруг я вспомнил знаменитый мультфильм, и резко сдернул колпак с головы повара. Уррраааа! Я аккуратно взял маленькую бутылочку прямо с головы повара и запихнул ее к себе под покрывало-невидимку. Колпак аккуратно водрузил обратно. Бутылка была наполнена цветом той же жидкости, которая была вылита из кастрюли в мойке. Ну что ж, делать мне тут больше в окаменевшем царстве нечего, я развернулся к стене. Услышал яростное верещание ангела, ох, как же он ненавидит все эти проходки через стены, вот, сколько лет он у меня, столько лет я и слышу его противное ворчание. Я сгруппировался и зашел сразу из стены к себе в номер. Ангел что-то мне выговаривал и раздраженно улетел в ванную. Ну и фиг с ним, пусть посидит, подумает над своим поведением. Я поставил бутылочку на ночной столик. Передал короткое сообщение в Центр: «У меня все хорошо. Привыкаю к Праге». И заснул легким бестревожным сном командированного. Если бы я знал, что меня ждет утром, я бы не смог проспать ни минуты. Как хорошо, что Мироздание скрывает от нас завтрашний день. Мы можем насладиться ночью – этим временем отдохновения для всех страждущих, усталых и замученных людей. Отельное белье сияло белизной и вкусно пахло каким-то кондиционером, я погрузил свое лицо в прохладные объятия подушки, вдохнул запах кондиционера и подумал, что эти сутки по происходящему в них можно сравнить с целым годом. Как я, ничтожный клерк светлого департамента, удостоился таких американских горок и приключений? С этой мыслью я заснул. Я проснулся утром от внезапной звенящей тишины. Тишина собралась под потолком сиреневыми застывшими стрекозами, которые только делают вид, что извлекают стрекочущий звук из своих крыльев, на самом же деле они замерли, зависли в воздухе и не издают не единого звука. Я вскочил, сел, сон опадал мне на грудь медленно белой пеленой, я передернул плечами, сказал: «Бррр!» и понесся в ванную. Из зеркала в ванной на меня смотрело лицо измученного человека, офигевшего от расклада судьбы. Я, было, принялся чистить зубы (а что еще можно сделать в такой ситуации?), вдруг вспомнил, что я в гостинице и кофе само себя не сделает. Набрал ресторан, быстро пробормотал заказ, захлебываясь зубной пастой, бросил трубку. Надеюсь, меня поняли, мой английский был вызубрен на территории дорогой Родины, и, хотя я много лет практиковался, каждый раз боялся, что мой акцент выдаст меня. Впрочем, о чем я? Все разведчики боятся провала. Взять хотя бы ту историю, когда всех повели купаться, а наш разведчик поплыл вместо кроля – саженками. Мы эту историю заучили на зубок, я лично тренировался в бассейне по несколько часов кряду, пока синие мушки не начинали плясать перед глазами от усталости. Я дочистил зубы, в дверь постучали. Официант вкатил столик, накрытый на трех толстяков, и только кофе я там не увидел. Я спросил: «А хде кофе, собствно?», официант открыл салфеточку и показал мне чашечку, которыми русские девочки накрывают на стол для своих куколок. Я показал жестами разочарование и объем действительно русской чашки кофе. Официант вытаращил глаза, поцокал языком в ужасе и покивал головой, что «Now» и «quickly» russian size все же принесет. Во всех вопросах я терпелив и толерантен, кроме кофе. Могу вынести жару, холод, ветер, снег, град, стужу, ураган, но только не кофе в этой микроскопической чашечке – издевательство над русским человеком. Хотя, каюсь, я проглотил и ее. Было горько и невкусно, поискал, чем бы запить – выхлебал пол-литра апельсинового сока. Стало еще хуже: желудок сообщил, что это было надругательство над ним, голодным. Тогда я запихал вовнутрь тост с сыром и наконец, желудок замолчал и занялся своим прямым делом – перевариванием. В номер быстро постучали, и почти ворвался официант с тележкой, на которой дымился кувшин с кофе и стояло много маленьких чашек. Я сделал facepalm. Они решили, что мне нужно много кофе, потому что у меня будут гости. Я посмотрел в глаза официанту и сказал: «Russian size» и сделал обманное движение, как будто собираюсь пить из носика кувшина. Он испуганно пробормотал по-итальянски: “Mamma Mia!”, воздел руки к небу в немом укоре и унесся в неизвестном направлении. Я решил, что выпендрежа для этого утра предостаточно, смирился со своей участью и начал себе наливать кофе в эти маленькие чашечки и пить залпом, как шоты. Вымыл лицо холодной водой, связался с Центром. Как обычно, легкие, еле различимые сигналы, как будто вчера не было эпического сражения. Я поставил среднюю защиту на день, я очень надеялся, что день пройдет как обычно, что я на этот раз не окажусь в эпицентре сражения между силами добра и зла. Я надушился теми своими духами, которых больше всего любят женщины, оценил себя и свой вид: я был великолепен. Похвалил сам себя: «Ай да Ален Делон», сразу стало жарко щекам и приятно, хотя я им не был. Еще немного подумал, и повысил уровень защиты до сильнейшего. Это у вас там бомба в одну и ту же воронку дважды не падает, а у нас тут, на передовой – запросто. Выходя, столкнулся лицом к лицу с официантом, он тащил мне кувшин с молоком. Они решили, что я просил молока. Жестами показал, что я тороплюсь, выдворил официанта из проема дверей. Быстро побежал по коридору, у лифта оглянулся: сгорбленный официант все еще смотрел мне вслед, сжимая в руках злосчастный кувшин с молоком. Стало почему-то жалко его, умаялся, бедный, с нами вот с такими. Я поехал в лифте и задумался о том, что во время всей этой возни из-за кофе я толком не сосредоточился. Каждый агент должен знать, что за утренней суетой можно упустить самое главное – утреннее сосредоточение на том, что он должен сделать в течение всего дня. Я почувствовал легкую досаду, я, Акелла, опять промахнулся. Как часто мы сбиваемся из за какой-нибудь фигни. Огромные выверенные годами масштабные проекты рушатся из-за чьей-нибудь невнимательности. Секунда невнимательности одного человека стоит жизни сотням тысяч людей. Мы должны быть сосредоточены. Мы должны понимать, чего от нас ждут сегодня. Мы не должны позволять силам зла управлять нами с помощью дурацкой суеты. Я вдохнул, просчитал картинку, где ко мне заходил официант с трех разных точек, в 3D, размышляя, что же я все-таки упустил из виду утром. Все мое утро было посвящено беготне и суете. Я даже не пытался медитировать. Да, я вышел на связь с Центром, но этого было мало. Не было медитации, я не вошел в мое внутреннее состояние спокойствия, не выровнял все свои слои, не уцепился за ведущую нить своего Предназначения. Крайне раздосадованный самим собой, я вышел из лифта. «Good morning, Ivan Ivanov», – радостно сказали мне ресепшионистки – близняшки. «Good morning»,– мрачно пробормотал я им в ответ, разумеется, Ивановым я тоже не был. Я вышел на крыльцо отеля, Прага бросила мне пригоршню моросящего дождя в лицо. «И тебе, дорогая, доброе утро», – ответил я ей. Город был сер, погружен в утренний туман и морось. Хороший хозяин не стал бы выводить в это утро собаку на улицу, а сделав это – заплакал бы и ушел бы домой пить глинтвейн и вспоминать о прошлом. Я поежился под своим плащом, но делать было нечего, я шел на встречу…Если бы я знал, с кем. В моем бежевом дипломате стояла бутылочка с фиолетовой жидкостью, и она жгла мне руки. Я махнул рукой, остановил такси и сказал с пражским акцентом: «В Ботанический сад в Трое, пожалуйста». Хоть бы кто мне сказал, зачем я туда еду, но я доверился голосу интуиции. Эх, чую, лишит меня шеф летнего отпуска за эту самодеятельность. Но русские не сдаются. Таксист высадил меня у здания дворца Троя, я пошел через виноградники Св. Клавы к оранжерее Фата Моргана. Уже со входа двери были оплетены лианами, повсюду было видно, что этот мир принадлежит растениям. Я был, однозначно, чуждым элементом здесь. Я купил билет, прошел через оранжерею под недоумевающие взгляды контролеров – так рано изучать жизнь растений к ним еще никто не заваливался. Терпко пахло гамамелисом, крокусами и ароматной калиной. Еще совсем чуть- чуть и в апреле расцветут красивейшие тюльпаны, нарциссы и различные луковичные цветы, но меня в Праге уже не будет. «То ли еще будет», – мрачно подумал я про себя, отмахиваясь от бабочек размером с грейпфрут. Я вышел в раздел парка, где были американские прерии с кактусами в человеческий рост, я прошел сквозь них и вышел в пустыню. Да, да, там специально был оставлен кусок пустыни. По периметру росли кактусы. Я начал идти по ней и увидел огромную лысую голову. «Воды. Воды…», – шептала голова. Я вытер рукой пот со лба: «Спокойно, спокойно, это не глюки». То ли человек был зарыт в песок по шею, то ли эта голова была вообще по отдельности. «Воды, воды», – сипела голова пересохшими губами. Я подумал, что она сейчас умрет или уже при смерти, но дернулся в поисках воды. «У тебя уже есть,– просипела голова, -Там». И пристально посмотрела на мой дипломат. Я похолодел. В дипломате была та самая фиолетовая жидкость, отвоеванная мной вчера. Холодный пот стекал у меня по лбу, я не понимал, где сон, где явь, я должен был немедленно принять решение. А потом голова посмотрела мне в глаза, и я почему-то начал медленно расстегивать дипломат и доставать эту роковую бутылку с фиолетовой жидкостью. Первое правило агента – нельзя смотреть в глаза незнакомых существ, с 99% вероятности способных оказаться темными. Понимал ли, что под взглядом головы я терял волю? Нет, мне казалось, что я сам хочу открыть дипломат и угостить эту чудесную огромную лысую голову неведомой хренью, которую я вчера отбил у тьмы. Внезапно меня укололо воспоминание о том, что я стою в лифте и сожалею, что из-за официанта не смог сосредоточиться. И мгновенная вспышка утреннего воспоминания с официантом, сгорбленным официантом, напряженно смотрящим мне вслед. Сгорбленный официант. Сгорбленный. Горбун! Это все было подстроено! Вся эта суета с размером чашки: лишь бы я не сосредоточился, не собрался, как следует, лишь бы я рассеянный поехал на встречу, чтобы проще загипнотизировать, чтобы легче управлять, чтобы я потерял волю. «Врагу не сдается наш гордый варяг»(с),– заиграла песня внутри ангела ( «Проснулся, наконец, зараза»), и я резко отвел руку с бутылкой в паре миллиметров от иссушенных, потрескавшихся губ головы. Голова громко и отвратительно заорала. Я быстро сунул руку обратно в дипломат, в ужасе глядя на мгновенно покрасневшую голову, изрыгающую проклятья из своего иссушенного рта: «Догаааадаааался?!». Как горох, прыгающий по ступенькам, эхо разнеслось по всем дендрарию: «Догадался, догадался, догадался». Пол закачался под моими ногами, хищные лианы вдруг ожили и начали атаковать меня, хватая за руки и ноги, мешая бежать. Хищные огромные цветы клацали передо мной своими звериными челюстями, я почти задыхался от какого странного дурманящего аромата, немедленно разлитого в воздухе, сразу после моего отказа поить голову. Ангел надрывно кричал: «Вперед! За мной! Мы выберемся! Ни снижай темпа!», – его обычные подбадривания похожи на крики фитнес тренера и, как правило, бесят меня, но в ситуации апокалипсиса я не могу не отметить, что его вопли придавали мне бодрости, и я смог найти выход в бесконечном хаотическом танце сплетающихся лиан. Я вырвался в зал, сбрасывая на бегу остатки шевелящихся растений. Несколько билетеров и контролеров бросились мне наперерез, сверкая красными глазами: «Куда же вы, молодой человек? Вы же еще всю композицию не посмотрели!», ангел по- девчачьи заверещал: «Прыгай!» и разбил для меня витрину, потому что все выходы уже были забаррикадированы работниками дендрария, и я прыгнул. Я прыгнул (левитировал, как смог, судорожно вспомнив, что прогулял это занятие на 3-ем курсе) и оказался на тихой пражской улочке у входа в маленькое кафе. Сбросил пару уже мертвых клыкастых отростков лиан со своих плечей. Выдохнул. Погладил своего ангела (тот радостно замурлыкал). Неплохое утро неплохого дня. В моей голове раздался звонок, я уже было протянул руку, чтобы взять трубку, но меня опередили. Шеф шипел и брызгал слюной мне прямо в голову. (Если вам будут предлагать устанавливать в голову прямую связь с руководством – отказывайтесь. Если у вас будет выбор, ха-ха). Да, мне было не позавидовать, шеф орал, что за 2 дня в Праге я наворотил дел так, как будто решил там устроить личный Пражский апокалипсис, и что он уже не понимает, на кого я работаю, не переметнулся ли я под знамена тьмы? Когда мне удалось втиснуть словечко, я попытался его убедить, что нет, не переметнулся, и вообще это все вышло случайно. «Случайно?!,– вскричал шеф,– одна из финальных битв света и тьмы, вскрытие ресторанного лежбища темных, голова Смагула – случайно?!» «Просто кушать хотелось»,– неожиданно даже для самого сказал я. Про нефильтрованное пиво не стал говорить. И так и я так, я окажусь полным идиотом, и так, и так мои действия из Центра можно трактовать как пораженческие, мои оправдания только усугубят все дело, ни один нормальный агент не будет ввязываться в очень странные события и к тому же в перестрелки каждую секунду своей командировки по заданию. Одна из основных задач агента – осмотреться на месте. Именно это шеф сейчас буром врезал мне в мозг: «Осмотреться на месте, а не лезть в драку». Я максимально простодушно покивал и пообещал действовать согласно инструкции. Привычка косить под дурочка перед начальством спасла столько раз мою карьеру и карьеры моих сослуживцев, участвовавших вместе со мной в операциях- не пересчитать. Шеф пронюхал тонкий запах лжи, идущий со дна моего сердца, как я его ни скрывал. «Что ты там задумал, ханурик», – вдруг спросил он. Хануриком я не был, но было неприятно. Шеф обладал таким весом в наших кругах, что спорить с ним было бессмысленно, а мысли он читал, зараза, хорошо. «За заразу минус 10 баллов»,– холодно и беспристрастно сообщил рабочий рупор в моей голове и я заткнулся. Это было обидно -10 баллов это достаточно много. Шеф раздраженно бросил трубку, я побрел по узенькой улочке. Сейчас, конечно, ни к чему проваливать задание. Мое положение шатко после того, что я устроил в Барнауле. А еще та поездка в Италию. Ээээххх. Шеф прав: как только я выхожу на след темных, я забываю про инструкцию. Первый пункт инструкции гласит – никогда не забывать про инструкцию. Мне хотелось себя пожалеть…Экзорцист – неудачник…Агент – самоучка… Мальчик для битья для шефа…Отвратительно противный смех раздался над моей головой. Мой ангел нагло ржал, показывая на меня пальцем. Я мгновенно кинул в него какой-то пластмассовой крышкой, лежащей на дороге. Он увернулся, продолжая хохотать и при этом молитвенно сложив руки на груди, начал приговаривать голосом Папанова: «Усё, усё, усё, мы еще с тобой повоюем». Я мгновенно потерял свое раздражение к нему, умеет, зараза, подбадривать. Я был агентом столько световых лет и до сих пор не научился не атаковать тьму, как только я ее вижу. Тьма забрала стольких моих коллег, друзей, близких и просто хороших знакомых, что я просто не в состоянии не проверять курок моего огнемета, как только я вижу ее, или ее представителей. Наверное, у меня ПТСР, с которым не пускают на войну, вот только война зашла так далеко, что воевать стало некому, и меня позвали. Согласно инструкции, мы не должны нападать первыми на тьму. Мы всегда только защищаемся или защищаем близких, или разгребаем последствия ударов во время войн, зализываем раны: мы всегда на шаг позади. На шаг позади. Все мои показатели и сигналы полыхают огнем, когда я вижу тьму. Как сдержаться? Как заставить себя не реагировать? Как заставить себя не лезть в конфликт, драку, бойню – ведь тьма только этого и хочет? Тьма ждет, жаждет, чтобы мы сорвались. Она караулит нас каждую секунду нашей жизни, чтобы захватить. Мы должны сохранять нейтралитет, чтобы остаться в живых. Ведь кто вступает с тьмой в борьбу, всегда немного ею запачкан. А мы, светлые, должны всегда оставаться светлыми. Без всяких там пятен. Эти мысли придали мне сил, и я бодро зашагал по улице, не зная, где она начиналась, и даже не гадая, чем она закончится. Я просто шел и шел. Шел и шел. По моему Пути. Я любил Его. И Путь отвечал мне взаимностью.