Лила

скачать книгу бесплатно

Лила
Рам Дева

Книга написана на базе Ведических писаний. Сюжет разворачивается в средние века, в монастырях Ватикана, Мамелюкского султаната, Древней Персии и переходит в современную реальность. Герои проходя сквозь толщу времени, в разные эпохи сохраняют осознанность разного плана инкарнации. Движимые идеей привести все колокола мира в единочасное звучание, они пытаются не дать земле сойти со своей орбиты . Борьба, схватки на мечах, погружение в Махасамадхи, и нескончаемый поток знаний скрашенный яркими переживаниями за судьбы героев делает книгу увлекательной и полезной. Суть книги – это полет души в материальном мире и ее возвращение.

Посвящается Александру Дадашеву-младшему

Ты носишь внутри себя высочайшего друга, которого не знаешь, ибо Бог живет внутри каждого человека, но не многие умеют найти Его. Человек, который приносит в жертву свои желания и свои действия Тому, в Ком лежит начало всех вещей, Тому, Кто создал Вселенную, достигает такой жертвой совершенства. Ибо тот, кто находит в самом себе счастье, радость и в себе же несет свой свет, тот человек находится в единении с Богом.

Знай же, что душа, которая нашла Бога, освобождается от, страдания, рождения и смерти.

Бхагават-Гита

Я склоняюсь в глубоком почтении перед всеми учителями, великими душами, пронесшими в наши сердца сквозь тьму века Кали свет Вед.

Начало пути

Говинда

За пределами несчитанного множества материальных вселенных простирается духовное небо. Оно имеет форму лотоса, а его лепестки содержат в себе бесчисленное количество планет Вайкунтх.*

В высшей части духовного неба, зовущейся венчиком, расположена планета Верховной личности Бога. Все планеты Вайкунтхи поддерживаются Его энергией. В этой обители Бога зовут Говинда – Изначальный, Причина всех причин. Сотни тысяч Богинь процветания служат Ему там и так же, как Он, имеют духовную природу.

Структура планеты Верховной Личности представляет собой философский камень, а воды, текущие по планете— нектар. Все желания исполняются там мгновенно, слова звучат как музыка, а движения, словно танец в ритме чудесной мелодии, которую Господь играет на своей трансцендентной свирели, с которой Он не расстается никогда.

Волосы Говинды украшает павлинье перо. Он так прекрасен, что своей красотой затмевает тысячи купидонов. Господь наслаждается своими непостижимыми играми, отраженными в пространстве вариантов хроникой миров, из которой Он черпает свое вдохновение и любовь подданных, исполняющих роли супругов, заботливых родителей, сыновей. Все, играя с Господом, исполнены радости преданного служения.

Я расскажу тебе историю о том, как Ветерок – Его вечный спутник нечаянно сбил с головы Говинды павлинье перо. Было ли это предопределено, явилось ли это неосторожностью Ветерка – определи для себя сам, внимай моему рассказу, наблюдая за тем, как перышко, подхваченное хороводом бабочек, устремилось наземь. Едва коснувшись земли, подхваченное потоками Ветерка, пытавшегося вернуть перо на прежнее место, оно ускользнуло из его ветреных объятий и, разделившись на два начала – мужское и женское, закружилось в танце над озером серой бездны, материальной природы. Ветерок, поддувая со всех сторон, пытался предотвратить погружение перышка в материю, но оно словно нарочно ускользнуло в темные глубины.

Виновато склонив перед своим господином голову и сложив молитвенно руки, ветерок попросил прощения.

– Не волнуйся, – ответил Говинда своему другу. – Перышко мечтало об индивидуальности. Будет справедливо позволить ему получить этот опыт. Я отправлю вслед за перышком свой дух. Он поможет ему вырваться из вязкой структуры материи.

Достав из-за пояса свою трансцендентную свирель, Говинда вдохнул в нее чудную мелодию, которая, вспорхнув в небо, устремилась за перышком.

– Считай до восьми, – сказал Говинда Ветерку и, присев на лугу, погрузился в себя, обратив свой взор к Богине Лакшми.

Ветерок принялся вести счет:

– Один, два, три…

Начало пути. Намерение.

На юге Италии, цветущем ароматной оливой и сочной лозой, в поместье, принадлежащем благочестивой семье Латерано, мужчины которой с рыцарским достоинством служили ордену тамплиеров, подрастал юноша. С раннего детства у него проявлялся бесстрашный характер.

– Мое львиное сердце! – в шутку звала его мать.

Франческо рос в атмосфере бесконечных дуэлей среди детей прислуги, изображая доблестного рыцаря. Мальчишки разделялись на две группы. Сын конюха изображал отважного могола, осадившего Иерусалим. Франческо с парой товарищей стойко защищали стены города. Битва на деревянных мечах, как правило, заканчивалась кулачным боем. Когда яростная схватка накалялась до предела в роли миротворца на поле брани выходил сеньором Антонио – главой семьи Латерано .

– Битва укрепляет дух, – говорил Антонио звучным громовым голосом . – Благородная битва – это удел рыцарей – добавлял он глядя на своего сына. В это мгновение казалось замирало все вокруг. Дети с виноватым видом стояли перед старшим поглядывая друг на друга исподлобья . Сохраняя всю отцовскую строгость внешне но улыбаясь в сердце своем Антонио начинал рассказывать истории о походе за Гробом Господним. Говоря о героях минувших лет, о народах, канувших в лету, он погружался в своих рассуждениях в глубокую древность. Дети зачарованно слушали его, а затем, когда оставались одни, изображали героев из рассказов почтенного сеньора. Стук деревянных мечей и задорные голоса мальчишек превращали цветущий сад поместья в поле незатихающей брани. И казалось, доблесть воинов, покоившихся в далеких землях, вновь находила свою обитель в сердцах, покоряя их.

Когда Франческо исполнилось двадцать лет, на торжественном собрании он был посвящен в рыцари ордена тамплиеров. Хорошо образованный, крепко сложенный, он подавал большие надежды своему состарившемуся отцу. Благочестивый нрав и благородное сердце говорили за себя, выдавая в юноше истинного аристократа. С прислугой Франческо был заботлив и добр. С любовью и трогательной внимательностью он относился к друзьям детства, ставшими для него скорее младшими братьями, нежели слугами.

После исполнения возложенных отцом обязанностей Франческо уединялся в библиотеке, где проводя за чтением вечерние часы, время от времени поглядывал на портрет доблестного предка, в честь которого он получил свое славное имя. Величественный взгляд прадеда изображенного на полотне, казалось, содержал в себе глубокую тайну, в которой было сокрыто прошлое и будущее. Ставший кумиром для молодого тамплиера образ предка словно взывая к своему потомку из глубин времени, предрекал скорую встречу. Мысль о том, что мощи прадеда покоятся в далекой земле Иерусалима, где он пал, защищая город, не давала покоя. Однажды, еще будучи подростком, Франческо заявил своему отцу:

– Придет время, и я отправлюсь за его мощами!

Отец принял сказанное за детскую забаву, но Франческо жил идеей похода, тщательно изучая карты земель, в которые он собирался держать путь, посвящая много времени изучению астрономии, чужих обычаев, обрядов и языков. К тридцати годам он свободно говорил на арабском и мог без особых затруднений объясниться на арамейском.

Настоящим потрясением для старого Антонио стало забытое обещание сына, которое вновь прозвучало из уст Франческо. Он встал на колени перед отцом и попросил благословить его в дальнюю дорогу.

Слезы выступили на глазах старика. Антонио понимал, что не может повлиять на решение сына. Поцеловав его в лоб, он произнес:

– Господь всегда на стороне тех, кто тверд, в своих намерениях. Я буду молиться о твоем благополучном возвращении. Будь же достоин своих предков.

Утром следующего дня, попрощавшись с родителями и друзьями, молодой Латерано отправился в путь. Благословение отца было ему надежным щитом, а благородное намерение сияло путеводной звездой.

Через неделю путешествия морем на торговом корабле, принадлежащем ордену, Франческо ступил на землю египетскую. Не желая привлекать к себе внимание, он принял решение идти одному, а поскольку знойное солнце отнимало много сил, приходилось продвигаться ночью.

Знание арабского давало с легкостью вступать в контакт с редко встречавшимися на пути караванщиками, разбивавшими свои лагеря на ночлег. Общение с купцами умножало знания о местных традициях, которые он принимал как свои, что позволяло вжиться в роль сироты, идущего на пути поисков своего удела. Однажды на рассвете, когда солнце еще едва обагрило звездное небо, перед взором Франческо во всем своем величии проявились пирамиды, вселявшие в путников уважение к народу, населявшему эти земли.

Много раз слышавший об этом чуде света и видевший его запечатленном художниками на полотнах, Франческо какое то время был поглощен красотой таинства, коей была пронизана утренняя пустыня. На фоне простирающегося горизонта возвышались гиганты невиданных им ранее размеров. Все вокруг замирало. Дыхание остывшего за ночь песка украшал покрывающий запах костра, свет которого мелькал словно маяк, указывающий путь пилигримам пустыни. Желая отдать дань рукотворному чуду, Франческо принял решение, во что бы то ни стало провести здесь какое-то время. Он понимал, что его цель – Иерусалим, близ которого покоился его предок, но желание проникнуться духом древности казалось ему не противоречащим предназначению пути.

С самого рассвета, а иногда и вовсе не ложась спать, он забирался на приглянувшуюся пирамиду и, несмотря на палящее солнце, мог провести на ее стенах весь день . Любуясь открывающимся простором, Франческо восхищался величием цивилизации, создавшей эти уникальные по своей точности глыбы. Погружаясь в свое воображение, он видел процесс строительства, но всякий раз, когда подобное происходило, на страже вставали противоречия, не дававшие принять факт возведения пирамид обычными людьми. В это мгновение возникали образы исполинов, увлеченно погруженных в процесс создания великой тайны, которую на протяжении всего существования человечество будет пытаться разгадать. А пирамиды, словно великие аскеты, давшие клятву хранить молчание, замрут, наблюдая за сменой поколений. Они станут свидетелями смены цивилизаций, вобрав в себя звучащую мысль человечества. Но в отведенный им час, они прольют ее как бурной чистой водой, осветляя сознание, заблудившимся детям земли, приближая их к единству с вселенским светом рождения. Проводя день за днем на стенах великанов, Франческо казалось, будто он обрел с ними единство. Неведомая сила пронизывала его душу, давая посвящение в таинство бега времени. Мир вокруг казался родным. В уставших глазах пилигримов, которых он встречал в окрестностях некрополя, начала проглядываться скрытая покрывалом мудрости радость. Теперь каждую ночь он проводил в обществе ставших для него родными дервишей. На закате, спускаясь со стены, он приходил к ним, выражая свое почтение словом «Мир».

Оранжевое солнце таяло, растворяясь на линии горизонта. Сложенный из щепы и хвороста, маленький костер придавал особое чувство тепла и уюта. Тени пилигримов заиграли, проявленные языками пламени, словно лучами мистического солнца. В одну из таких прекрасных ночей всегда молчавший дервиш по имени Халиф говорил о Моисее, называя его родным племянником фараона, которого считали сыном солнца. Слушавшие на это только одобрительно кивали. Того же Моисея дервиш называл Хазарсифом и жрецом Осириса. Рассказ о молодом жреце увлек Франческо, погрузив его в древность, где глазами Хазарсифа он смотрел на звездное небо, обращаясь к владыке Осирису. Переживал, словно сам, давал клятву своей царственной матери, посвятить жизнь вечным истинам, которые рассказчик открывал перед внутренним взором сидящих у костра. Франческо хранил молчание. Его скромность и почтение к мудрости сразу же обратили на себя внимание пилигримов, открывших воображению юноши мир Богов, через который протекала река, берущая свое начало из глубин вселенной. Однажды, слушая мудрецов, Франческо изъявил желание омыться в священных водах реки Иордан. Сидевшие у костра пилигримы поддержали его намерение. Спустя месяц пребывания в некрополе, молодой тамплиер в сопровождении своих духовных братьев, обретенных в землях египетских, отправился в Палестину.

Начало пути. Любовь.

Шмель кружил в своем летнем танце, вальсируя с пестрыми полевыми цветами. Завороженная его полетом, Бэлла отдалялась от своих сестер и братьев, занятых сбором винограда. Отец семейства имел небольшую ферму, доставшуюся ему по наследству от деда. В семье было восемь детей. Бэлла была самой младшей. Ее темно-карие большие глаза всегда светились радостью, а ее маленькое сердце, источало Вселенскую любовь. Леонардо, отец Бэллы, жертвовал часть своего урожая женскому монастырю. Его набожность и ангельская доброта снискали к себе расположение со стороны настоятельницы монастыря. Настоятельница Филиция имела достаточно суровый нрав и всегда сторонилась мужского общества, но Леонардо своей скромностью производил на монахиню впечатление добродетельного Божьего слуги. Его вежливость всегда ставилась в пример, а щедрость, с которой он жертвовал, не раз была упомянута в беседе с мирянами заходившими в обитель исповедоваться.

Еще не весь виноград был собран, но Леонарда уже как всегда определил монастырскую долю и, погрузив урожай в телеги, готовился к дороге. Вечером, когда вся семья сидела за столом, Бэлла принялась уговаривать отца взять ее с собой. Во всем угождавший своей любимице Леонардо, не смог отказать и, когда наступило долгожданное утро, взяв в помощники старших сыновей, посадив рядом с собой Бэллу, он отправился в путь. Для маленькой Бэллы это была первая поездка за пределы фермы. Шмель кружил над обозом, удаляясь к цветущим полям и вновь возвращаясь, своим жужжанием создавая партию скрипучему колесу телеги и стуку копыт. Облака расплылись по небу, укрывая лес от палящего летнего солнца. Птицы звонким пением восхваляли благодать природы. Упиваясь красотой мгновения, Бэлла наблюдала за бабочкой, которая покружив над головой отца, села ему на плечо. Разглядывая пестрые крылья бабочки, она вдруг взглянула на Леонардо и остановила свое внимание на морщинках, которые раскинулись словно лучи вокруг глаз отца. Наполнившись нежностью, которую излучал образ ее родителя, она погладила его по плечу и, зажмурив глаза, прижалась к его руке.

Лес становился реже. Валуны лежащие вдоль дороги, ведущей в гору, напоминали вечных стражников, молчаливо сопровождавших проходящих мимо. Леонардо приходилось все чаще подстегивать уставшую кобылицу. Вскоре появилась серая монастырская стена, возле которой паслись козы. У самых ворот стояли две взрослые монахини. Остановив обоз, Леонардо подошел к ним и поклонился.

Приветливо встретив гостей , Фелиция обратила свое внимание на нескончаемый источник любви и радости, который излучала дочь фермера. Проникнувшись к малышке самым нежным чувством, она предложила отдать Бэллу в школу при монастыре, пообещав, что все расходы возьмет на себя. Бедному фермеру, содержащему многодетную семью, предложение показалось более чем достойным. Недолго думая, он согласился, пообещав привести дочь через месяц, согласовав благородное предложение с супругой.

Вернувшись домой, Бэлла с радостью рассказала своим братьям и сестрам о том, как она будет учиться и станет невестой Господней. Радость наполняла ее маленькое сердце, омрачая сердца ее родных сестер и братьев. Не замечая гримас, которые они строили за ее спиной, Белла продолжала относиться к своим родным с глубокой любовью и искренностью. Мать девочки тяжело переживала предстоящую разлуку и весь месяц выражала дочери свою любовь сильнее обычного, тем самым подливая масла в огонь ненависти, вспыхнувшей в сердцах других своих детей к ангелу ее радости.

Спустя месяц, переживая тяжесть в душе вызванную предстоящей разлукой, Леонардо отвез дочь в монастырь, где она озарила своим светом суровые стены обители. Первый год пребывания в монастырской школе Бэлла была неразлучна с Фелицией, поселившей ее в своей келье. Отношение настоятельницы к новой подопечной омрачало сердца других обитательниц монастыря, всегда пытавшихся снискать хотя бы малую толику того внимания, которое Филиция щедро уделяла Бэлле. Девочка с особой трогательностью относилась к окружающим, омывая светом своей любви омраченные сердца. Она считала монастырь своим домом, а всех его обитателей – своими гостями. С особым трепетным чувством нежности и любви, она засыпала с мыслями о своем Суженном и, с мыслями о нем просыпалась, воображая, как прижимается к всемогущей деснице. С Ним проводила Бэлла весь день, разделяя свою скромную трапезу. Ее искренность вызывала раздражение у сестер по пансиону, дразнивших ее «Божьей невестой». Эти слова своей лучезарностью скрывали язвительный тон, которым они были произнесены, и лишь умножали любовь Бэллы к своему Господину. В сердце своем Бэлла ждала встречи с Ним. Во время молитвы ее глаза наполнялись слезами, светились благостью, вызывая у настоятельницы, наблюдавшей за ней, глубокое чувство любви.

Годы шли. Бэлла достигла совершеннолетия, превратившись в прекрасную сеньориту. Казалось, что старинный монастырь был основан для нее одной. Бэлла была его душой. Теплые летние ночи она проводила в монастырском саду, где до самого рассвета, в мнимом обществе своего возлюбленного рассуждала о вечном. Днем же, с новыми силами, она неустанно помогала Фелиции, для которой оставались загадкой неистощимая сила и любовь ее подопечной.

Начало пути. Намерение

Франческо стоял у реки, оголившись по пояс. Его крепко сложенное тело, немного истощенное в пути, привлекло внимание одного из пилигримов.

– Ты воин? – спросил он у молодого тамплиера.

Франческо уклончиво покачал головой и вошел в прохладные воды реки Иордан. Пилигримы последовали его примеру. Набирая воду в ладони, они омывали свои выжженные солнцем лица. Завершив обряд, Франческо развел огонь, вокруг которого дервиши развесили вымокшие после купания одежды. Думая об отце, он смотрел сквозь играющие лепестки пламени на шатер, стоящий у самой реки.

– Паломники из Сирии, богослов Умар, – тихо произнес Халиф, сидящий напротив Франческо.

– Мир вам, – раздался низкий и звучный голос со стороны шатра.

– Мир, – в один голос ответили дервиши.

– Идите к нам. Разделите с нами нашу трапезу, – прозвучал все тот же звучный голос.

Не долго думая, одев на себя еще влажные одежды, пилигримы, приняв приглашение, подошли к шатру.

– Мир вам,– с уважением произнес встречающий дервишей статный с благородными чертами лица сириец. – Еды на двоих всегда хватит на четверых, а еды на четверых всегда хватит на восьмерых,– процитировал он слова Пророка и рассадил гостей так, чтобы они были ближе к костру.

Поев, сирийцы и пилигримы воздали хвалу Господу за хлеб насущный и принялись обсуждать таинства, сокрытые в водах священного Иордана, а Франчеко думал о стране Богов, о реке, берущей свое начало из глубин вселенной. Каждому сидевшему у костра было что сказать. Франческо внимательно слушал мудрецов, но один из них вдруг обратился к нему с вопросом, разделяет ли он их мнение. Почтенно склонившись , Франческо произнес:

– Разве могу я что-либо добавить к той мудрости, которая открылась вам после многолетних поисков истины? Я лишь идущий на путь к знаниям, вся мудрость, которая сегодня пролилась из ваших уст, была впитана мной с согласием и благодарностью. Придет время, когда собранные по крупицам знания станут светом освещающим путь к Богу. Но сегодня у этого костра, мне бы хотелось молчать и внимать вашим словам.

Старшего из сирийцев слова Франческо очаровали. Улыбнувшись, он процитировал древнее изречение:

– Не старайся занять место получше, если оно по праву принадлежит тебе, ты непременно будешь на нем восседать.

Франческо учтиво поклонился старцу.

За разговорами о Вечном время пролетело незаметно. Начало светать, и у костра остались только молодой Латерано и суфий-богослов.

– Кто твои родители? – спросил Умар у Франческо.

Исполненное благородством сердце не позволило солгать, да и скрывать ему было нечего. Умар не представлял для него опасности. Добрый нрав богослова покорил Франческо, и тот рассказал, зачем прибыл в эти благословенные земли. Внимательно слушая его рассказ Умар , поглаживал свою посеребренную временем бороду , легко кивая, он выражал понимание. Когда Франческо закончил говорить , Умар сказал ему:

– Меня восхищает твое бесстрашие. Ты идешь по великому пути. А это значит, что ты из числа ищущих. Всякий ищущий – мой брат. Я отвезу тебя к могиле твоего благородного предка, а затем ты погостишь у меня. Я позволю тебе воспользоваться своей библиотекой, после чего благословенно провожу тебя с останками твоего благородного прадеда на родину.

Франческо был тронут предложением Умара и без лишних раздумий согласился отправиться в путь с новым другом. Утром следующего дня, попрощавшись с пилигримами, он отправился к месту, указанному на карте, которая передавалась в его семье из поколения в поколение. Спустя два дня пути, они были в нескольких верстах от Иерусалима. Чтобы не привлекать к себе внимания случайных попутчиков, было принято решение дождаться темноты. Не теряя времени, путники раскинули шатры. Умар достал сухие лепешки и овечий сыр.

– Знал бы ты, какой сыр и вино готовят у меня на родине! – похвастался Франческо.

– Я не пью вино. Наша религия запрещает человеку одурманивать себя, – ответил Умар.

– А разве философия суфиев, выходящая за рамки догм, не одурманивает? – спросил с улыбкой Франческо.

– Это не одурманивание, – с гордостью заявил Умар и продолжил, – пророк сказал, что неравны знающий и незнающий, а в священном Коране говорится: «Воистину это писание для обладающих разумом». Еще есть упоминание о том, что Всевышний всегда доволен своими рабами, рассуждающими о Нем. Господь, Сущий. Он Сущность, и личностный его аспект невозможно осознать не предаваясь рассуждениям.

– У Сущности нет личности, – возразил Франческо. – Ее природу невозможно постигнуть.

– Если тебе удобно рассматривать действительность с этого положения, пусть будет по-твоему. Природа Сущности проявляется в Личности.

– С этой точки зрения у Сущности есть Личность, как и у Личности есть Сущность, – согласился Франческо.

– Когда мы, суфии, говорим о создании, то подразумеваем совокупность всех элементов природы, как скрытых, так и проявленных. Создание подразумевает наличие Создателя. Процесс творения возможно осуществить, только обладая чувством, волей, мышлением, знанием. Четыре этих качества, определяющие личность, проявлены природой. Говоря о природе, я подразумеваю гармонично сосуществующие элементы, составляющие ее, что указывает на наличие разума, за пределами которого находится не проявленное состояние.

– По-твоему выходит, что Личность – это проявленное состояние Сущности? – спросил у Умара Франческо. Тот, ненадолго задумавшись, ответил:

– Сущность словно в зеркальном отражении проявилась в личности, для того чтобы взглянуть на себя ее глазами. Если ты будешь пребывать в раздумьях, то непременно придешь к заключению, из которого будет следовать, что именно Личность проявила Сущность, с целью отразить ее в Своей природе.

Умар поднял указательный палец к небу и добавил, поднимаясь на ноги:

– Пора. Начинает темнеть.

Войдя в шатер, он совершил вечернюю молитву, а затем вынес два мешка и положил их перед Франческо со словами:

– Сложишь в них останки своего благородного предка.

По дороге к отмеченному на карте месту они продолжили рассуждать. Тамплиер обратился к суфию:

– Не кажется ли тебе, что отношение к Творцу как к Личности ограничивает Его непостижимую природу?

– Считая, что Он не проявлен в личностном аспекте, ты как личность признаешь Его неполноценно проявленным, – не задумываясь произнес Умар, а затем остановился и указал на скалу, выделявшуюся темным пятном на фоне освященного луной неба. – Вон, то место. Дальше я не пойду. У нас не принято беспокоить мертвых, даже с такими благородными целями.

Умар передал факел, и дальше Франческо отправился один.

Обойдя скалу и найдя место обозначенное на карте символoм, он обнаружил выступ. Это был валун, закрывающий вход в пещеру. Нужно было копать под ним, чтобы он просел и открыл проход. Ковыряя ножом окаменелую глину, Франческо заметил, что валун немного опустился. Он отложил нож в сторону и принялся его раскачивать. Валун провалился в выкопанную яму, а перед Франческо открылась небольшая ниша. Взяв факел, он протиснулся в нее и увидел рыцаря, лежащего на каменной плите. Подойдя ближе, Франческо положил свою руку ему на плечо. В руках, сложенных на груди, рыцарь держал родовой меч. Франческо опустился перед ним на колени и обратился мыслями к своему отцу.

«Я сдержал свое обещание».

Умар ждал на том же месте. Услышав шаги, он принялся вглядываться в темноту, в которой едва виднелась приближающаяся фигура. В одной руке Франческо нес меч, в другой – щит с гербом рода на лицевой стороне. На спине у него висел мешок с останками прадеда.

– Спрячь, спрячь! – встревожено крикнул Умар. – Нас никто не трогает только потому, что мы невинные богословы.

Франческо оглянулся по сторонам и спрятал меч в складках одежды, прижав к себе щит. Позже он вспоминал испуг, отразившийся в ту минуту на лице Умара. Подтрунивая над стоим товарищем , Франческо таращил глаза и, изображая суфия, повторял: «Спрячь, спрячь!» чем вызывал бурю эмоций у всегда сдержанного друга.

Прибыв в Дамаск, каждый занялся своим делом. Умар был занят своей супругой, которая была на сносях, а его гость, меж тем постигал божественные науки. Вечерами, суфия навещали ученики из соседних городов. В бурных обсуждениях Франческо по крупицам собирал знания о Личности, проявляющей свою природу в сущности. Согретый добротой и гостеприимством Умара, он осознал, что именно благодаря своему благородному намерению, он, тамплиер Латерано, сможет вернуть на родину мощи прадеда для захоронения.

Шел второй месяц. Не желая злоупотреблять гостеприимством, Франческо сообщил Умару о том, что намерен покинуть Сирию и отправиться в Италию. В тот же день у Умара родился сын.

– Я назову его Хасаном. Так звали моего отца! – не сдерживая своей радости, заявил суфий.

Услышав радостную весть, Франческо протянул другу медальон.

– Это герб ордена, к которому я принадлежу. На обратной стороне – герб моего рода. Ты помог мне вернуть на родину останки моего предка, пусть этот медальон буде скреплять союз двух семей и свидетельствовать о твоей неоценимой помощи.

Обняв Умара на прощание, Франческо отправился в путь. В пути в одну из чудных ночей, когда он шел морем к берегам родной Италии ему приснился монастырь пресвятой Девы Марии, расположенный недалеко от его родного поместья. В монастырском саду Франческо увидел молодую монахиню. Деревья словно склонялись перед ней. Проснувшись, он пытался вспомнить ее лицо, но образ монахини ускользал от него в ярком свете. Отчетливо в памяти сохранилось только сияние, коим был охвачен ее лик. Оно согревало его неземным чувством. Решение было принято. Он должен посетить обитель по дороге домой.

Начало пути. Любовь.

Теплая сентябрьская ночь, расшитая серебром лунного света, придавала монастырскому саду нежное благоухание, завораживая таинством природы сердце Бэллы. Тени деревьев нежно ложились на луг, укрытый ковром опавших листьев. Она думала о Нем. Звездное небо казалось ей необычайно родным. Луна любовно улыбалась ей. Сердце девушки от радости билось все чаще. Весь мир словно дышал ее любовью. Бэлла остановилась в беседке, опутанной цветами дикой розы. Закрыв глаза, она сделала глубокий вздох. Пьянящий аромат осенней ночи разлился по всему ее телу тонкими струйками. Проникаясь магией чувств, она расслышала вдалеке взволновавшее ее пение птиц. Когда Бэлла открыла глаза, перед ней стоял юноша. Он смотрел на нее взглядом, выражавшим ту самую любовь, которой она жила. Тело юноши своим цветом напоминало предгрозовую тучу, Его черные шелковистые волосы мягко ложились на широкие плечи, завораживая Бэллу своей красотой. Смешанные чувства овладели ее душой. Протянув к Бэлле руку, он выдохнул на свою ладонь маленькую вселенную, зазвучавшую чудной мелодией и осветившей все вокруг. Вселенная спокойно лежала в его протянутой руке.

– Это дух мой, – сказал он и приказал ей, поднеся ладонь к ее устам: – Вдохни его.

Бэлла повиновалась и сделала глубокий вдох. Миллионами колокольчиков зазвенела вся ее плоть. Сладким чувством отзываясь на хоровой перезвон, что-то ярким светом вырвалось из самых глубин ее души, что-то незнакомое ей раньше. Бесчисленные звезды словно из самой глубины ночного неба вырвались вслед за светом и озарили пространство, образовав вокруг нее сияющий купол. Бэлла от изумления сделала еще один глубокий вдох – и образовавшаяся вокруг вселенная вошла в нее, ярким светом затмевая сознание девушки.

Придя в себя, она увидела настоятельницу, склонившуюся над ней.