скачать книгу бесплатно
Сегодня я хочу поблагодарить Анну Шкарину. Мы знаем друг друга 27 (двадцать семь!) лет! Она ворвалась в мою жизнь спустя длительное время необщения, и вместе с ней появилось желание Творить.
Она, словно по волшебству, сняла с моих плеч груз всей организационной работы, оставив мне самое для меня вкусное – разработку новых курсов, проведение семинаров и консультаций. Она экспертна в высшей мере. Глядя на то, как она решает вопросы – я восторгаюсь. Она в состоянии сказать мне "Ракитская, не парься, решим" – и меня "отпускает" любой нервяк. Мне сказочно повезло с ней! Мы словно отражения друг друга в зеркале, при этом дополняем одна другую.
Милая, благодарю тебя за каждую секунду нашего общения, за твой профессионализм, за твою веру в меня, в нас. Благодарю за твою Силу, так идеально сочетающуюся с моей. Ты – моя сбывшаяся мечта. Мечта общаться с такой же, как я, Ведьмой. Богиней. Совершенством.
Эта книга стала возможной в первую очередь благодаря тебе. Уверена – это только начало! Безмерно люблю тебя!
***
– Душа моя, а ведь ты права – мне стало легче. Намного! Когда я вспоминаю, а ты описываешь ситуацию, появляется возможность взглянуть на нее со стороны. Что-то переосмысляется. О чем пишем дальше?
– Ну, время вспомнить детство. Что было самое яркое? Ты – Разум, тебе вспоминать. А дальше – как вспомнится. Ведь это Истории Одной Жизни.
– Тогда…
Глава 3. История Одного Полета.
Мне всегда везло. С самого детства. Только сейчас, с высоты прожитых лет, я понимаю, как нелегко было мои ангелам-хранителям. Еще бы – такую шилопопую подопечную еще поискать.
В семь лет я с подружкой играла на крыше ремонтируемого двухэтажного дома. Крыша была теплая, нам было весело и уютно, и вообще не думалось о том, что это может быть опасно.
Зато так подумали милиционеры, проходившие мимо. Когда нам начали махать руками люди в форме – мы испугались, ибо одним из строжайших родительских запретов было – не ползать по стройке.
Подруга побежала к лестнице. Я, в свои семь лет очень умная, решила "срезать" и спрыгнуть с крыши на настил второго этажа, потому что это было ближе. Я прыгнула. И промахнулась. Полета я не помню – помню только дикую боль в ноге и брюки стоявших прямо передо мной милиционеров.
Перед глазами пронеслось всё, что скажет мама. Стало так… не страшно, нет. Жутко от того, как я её подвела. Плакать я начала не сразу. Только тогда, когда поняла, что милиционеры расспрашивают меня о том, где я живу, чтобы проводить. А, значит, маме всё-превсё расскажут. Про крышу. Про дурацкий прыжок. Про то, что я у неё круглая дура…
До дома было двадцать метров, и все время, что меня вели домой, я, плача, умоляла не говорить ничего маме. Вели потому, что я не призналась, что и где у меня болит – было стыдно, ведь я сама прыгнула.
Мамины глаза округлились, когда она увидела на пороге свою семилетнюю дочь в компании представителей закона. Не давая сказать им ни слова, я лепетала, что шла по поребрику и подвернула ногу. Очевидно, мужчины меня не сдали потому, что уж очень жалко я выглядела.
В больнице оказалось, что у меня перелом таранной кости со смещением. До сих пор не могу понять, как я отделалась только этим… Тогда мне, конечно, даже в голову не пришло, чем всё могло закончится.
Правду о своем падении маме я открыла спустя лет двадцать – так мне было плохо от того, что я солгала, а она мне поверила. Несколько лет ходили по знакомым разговоры, что только я могла на ровном месте так сломать ногу.
Та история имела два последствия. Первое – я с тех пор четко понимаю, что со мной всегда все будет в порядке. Ощущение, что я "под крылом" появилось именно тогда, хотя сформулировать его я смогла лишь спустя много лет.
Второе – я абсолютно уверовала в исключительность моей мамы. Но это уже совсем другая история…
Глава 4. История об Отце.
Я рассказывала о том, как героически рухнула с крыши. Я уверена, что сила воли, лихачество, дерзость и умение плюнуть на запреты – у меня от отца. В моей жизни его было недостаточно много. Я бы даже сказала – катастрофически мало. И, тем не менее, именно благодаря ему я чувствую, что настоящий мужчина – дерзок, смел, силен, способен на поступок. С умением отвечать за последствия поступка – пробел, но… не мне судить родителя. Самую ценную энергию – энергию любимости и успешности – я раскрыла в себе в тот момент, когда поменяла отчество на отцовское, отказавшись от удочеренности отчимом.
Даже при том, что отца нет рядом – я ощущаю принадлежность к нему в каждом своем действии. Глядя на его фотографии, я знаю, что он гордился бы мной, моими успехами, а на мои ошибки смотрел бы, как на неизбежную девичью дурость, прикрывая по всем фронтам.
Глава 5. История о Мамином Даре.
Мама для меня – женщина, которая всегда (ВСЕГДА) получает то, что хочет. Что бы это ни было.
Как она получила Мастера спорта СССР по пулевой стрельбе в неприлично юном возрасте.
Как она играючи выигрывала золото раз за разом.
Как она получила папу.
Как потом получила меня (за два дня до собственного дня рождения).
Мама – это уверенность в том, что все делается верно. Именно так «ВЕРно», а не «правильно». Ибо правила – это про социум. А вера – это про внутреннее состояние. Мамино слово – золото. Если она что-то сказала, то она реально верит в это всей душой.
Когда я, семилетняя, лежала в больнице со сломанной ногой, оказалось, что мне неправильно был наложен гипс. Встал вопрос о повторной операции. Я – в слезы. Никакие доводы врачей не действовали: ни то, что буду хромать, ни то, что нога не срастется. Почему они меня уговаривали, уже не помню, я на их месте просто отвезла бы себя в операционную. А мне почему-то было очень важно, чтобы со мной больше ничего не делали… Семь лет, что сказать – логики ноль.
Мама подошла к моей койке, взяла за руку и сказала:
– Ты сейчас успокоишься, тебе сделают операцию, а завтра я заберу тебя домой.
Я сама пересела на каталку. Ведь мама же сказала – значит, решено.
Когда я очнулась от наркоза, я стала ждать завтра. Когда мама меня заберет. Надо мной смеялась вся палата: в субботу никого не выписывают, через день после операции никого не отпускают, приводили примеры, и опять смеялись, убеждали, что просто мама пообещала это, чтобы я успокоилась. Я злилась, что они не понимали – ведь мама сказала. Но где-то в глубине души появился страх – ведь в субботу не выписывают, да еще через день после операции…
На следующий день, в 12.00, когда я уже почти отчаялась, дверь в палату открылась. На пороге стояла мама, в белом халате. Посмотрев на меня, она строго спросила:
– И чего ты сидишь? Почему не готова? Я же сказала, что мы уходим сегодня.
В палате стало так тихо, что воздух зазвенел. А я, ликуя, за пять минут скидала свои пожитки в пакетик.
Не знаю, что мама сделала, чтобы нарушить все больничные правила, да еще в то, Советское, время. Взятки не практиковались (по крайней мере, на уровне "отпустите девочку домой"), всё за идею. Не знаю, где она взяла больничный халат и как ее пропустили наверх. Имело значение только одно – мама забрала меня домой.
Знаю точно – многие забили бы на обещание девчонке. Пусть и дочери. Проще потом объяснить, подкупить, оправдаться. А для моей мамы это было дело принципа – сделать так, как она сказала. Слово – золото.
Уже когда я повзрослела, сама стала матерью, и однажды нарушила обещание своему сыну погулять, мама рассказала мне, как она несколько километров ходила со стрельбища ЛенВО в город, на переговорный пункт, чтобы позвонить мне на ПЯТЬ минут, потому что ОБЕЩАЛА позвонить.
А я знала – мама на сборах, соревнованиях, и она позвонит вечером. И она всегда звонила. Пять минут разговора с дочерью в другом городе. Несколько километров. Не с оказией, а в любую погоду, несмотря ни на что.
Поэтому теперь сын может быть уверен – если я пообещала, я сделаю. Потому что хочу, чтобы в его жизни была такая же абсолютная вера в данное слово. Правда, я так же требовательна к словам, данным мне.
Мамин ДАР для меня – откровенность и принципиальность, умение отстоять себя, ценить себя. Один из самых первых, самых ценных в моей жизни. Я это чувствую, я это знаю! Все, что я достигла в этой жизни, так или иначе, связано с тем, что я умею быть откровенной сама с собой.
Мамуля, с этих страниц я еще раз тебя БЛАГОДАРЮ!
Глава 6. История об Отличнице.
Быть отличницей – это главное, чему научила меня школа.
Сначала это было просто про пятерки и чудесное поведение. Учить уроки, радовать учителей, быть гордостью родителей. Поднимать руку первой, отвечать полным предложением. Я старалась. У меня получалось.
Во времена начальной школы меня бойкотировали дважды. Вторая по успеваемости девочка в классе (у нее была одна четверка – фу-фу-фу и она не пригласила меня на свой день рождения), затем – абсолютно не успевающая девочка (подговорившая моих тогда «подруг» не разговаривать со мной пару денечков).
Тогда я поняла, что быть отличницей важно во всем. Например, на «отлично» показать, что меня это не волнует.
Кстати, вспомнила одну историю.
Родное чтение. Я – отличница. Это обязывает. Когда Марина Ивановна вызывает к доске – я считаю, что должна быть первой. Другие называют это «выскочка».
Задана любая басня – выразительное чтение наизусть. Выхожу к доске, делаю глубокий вдох.
– ВОРОНИЙ где-то Бог послал кусочек сыра…
У Марины Ивановны округляются глаза, Светка-зараза с первой парты хихикнула.
Я чувствую подвох, мне кажется, что начало не очень. Чего бы этой заразе хихикать? Решаю начать заново.
– ВОРОНИЙ где-то Бог послал кусочек сыра…
Брови Марины Ивановны взлетают к прическе. Светка начинает в голос ржать, к ней присоединяет второй ряд. Первый ряд, как всегда, тупит и не всёк тему (которую я, опешившая, тоже не всекаю), третий ряд смотрел в окно до этого момента.
Я уверена, что мне просто не хватает выразительности. Делаю полшага левой вперед и машу рукой в сторону Светки. Очень выразительно машу, между прочим. В глубине души надеюсь, что от моей выразительности она заткнется.
– ВОРОНИЙ где-то Бог послал кусочек сыра…
Марина Ивановна и хочет меня поддержать, я ведь отличница (а это обязывает), но садится на стул. Плечи ее вздрагивают. Светку-заразу поддерживает уже и тупой первый и невнимательный третий ряд. Короче, ржут все.
Я решаю, что басня выбрана неудачно. Возвращаю ногу назад. Опускаю руку. Черт с ней, выразительностью. Надо читать другую басню, раз прелести классики никто не понимает.
– Чиза жахлопнула жлодейка жападня…
Свою пятерку я получила на следующем уроке. Ненавижу басни…
Потом пришло время бесить одноклассников. В этом тоже надо быть не просто хорошей, а отличной, потому что, чем старше, тем важнее выделиться. Хуже всего – если меня не помнят. Классно, если говорят обо мне шепотом и много.
Авторитет – сначала дешевый, на уровне «сбежим? – да запросто!», потом настоящий: я уже не в списке «кого позовем» – это я составляю список.
Воспитательно-дефективные меры тоже должны быть на «отлично». Например, прижать с подругой дуру из параллельного класса в раздевалке и пригрозить чем-нибудь очевидным, если еще хоть раз она в мою сторону только посмотрит. Дуре было страшно (полагаю, она пожалела, что назвала меня за красную куртку «красножопой»), нам зло и весело, главное – этой овце реально запомнилось, ни словечка плохого про себя я больше не слышала.
Сюда же заступиться за ботаника, потому что без моего разрешения в моем присутствии никого нельзя прессовать. Даже ботаников.
Отличница настолько в зоне доверия педагогов, что ей позволяется занять школьный чердак для того, чтобы впервые в истории школы провести Хеллоуин, настоящий, с кровью из калины и соплями из желатина. Конечно-конечно, идея пришла в головы нескольким отличницам, и нам понадобилась помощь. И вся движуха шла вроде бы уже и не с нашей подачи… Конечно-конечно. И мы это сделали. Господи, как же мы «оторвались» в тот день!
Отличница для меня со времен школы – уже не про «пятерки». А про то, чтобы делать что-то ОТЛИЧНО от других. Уникально. Не так, как все.
