скачать книгу бесплатно
Окружная тюрьма в Рочестере имела передовую по меркам того времени виселицу, её можно с полным основанием назвать малозаметной. Повешение производилось в комнате 2-го этажа, в которой раскрывающийся люк (в просторечии «западня») был искусно замаскирован паркетом. Верёвка с петлёй пропускалась через блок этажом выше – там находилась мансарда, и смертник вплоть до последних секунд верёвки не видел. Зрители размещались внизу – в зале 1-го этажа – и приговорённый их также не видел.
Итак, смертника вводили в помещение, предлагали произнести последнее слово, он его произносил [либо не произносил – это не суть важно] и оставался в уверенности, что это ещё не казнь, ибо виселицы нигде не видно и зрителей также нет. А между тем, на каждую казнь приглашалось по 100—150 человек, да кроме них приводились и заключённые тюрьмы, дабы они посмотрели на происходящее, так сказать, в назидание. После того, как смертник произносил последнее слово, ему на голову набрасывался капюшон, далее надевалась петля со скользящим узлом за правым ухом, и следовал свисток. По свистку стоявший на 1-м этаже палач дёргал верёвочку, привязанную к щеколде, запиравшую «западню», щеколда сдвигалась, створки люка открывались и приговорённый живописно падал практически на головы стоявших внизу людей.
«Законники» округа Монро очень гордились своей необыкновенной виселицей – гуманной и такой внезапной! Но в случае с Марионом Айрой Стаутом внезапная виселица внезапно сработала не так, как должно. После свистка «западня» благополучно раскрылась, и Марион полетел вниз. Упав на 2,4 метра, как это и было изначально рассчитано, он повис, дёргаясь в петле. Шея его, очевидно, не сломалась.
Проходили минута за минутой, но конвульсии смертника в петле не прекращались. Нескольким зрителям, стоявшим в непосредственной близости от повешенного, стало дурно – их вынесли из помещения на свежий воздух. По прошествии 8 минут тюремщики поставили возле висящего тела специальную стремянку, дабы врач мог подняться по ней и проверить работу сердца.
За ходом казни следили 2 доктора коронерской службы – Холл (Hall) и Эйвери (Avery – да-да, тот самый, что уже упоминался в настоящем очерке!). Доктора по очереди поднялись к висящему телу и проверили работу сердца – оно билось! Врачи были несколько смущены таким результатом и, объявив, что повешенный жив, предложили присутствующим лично в этом убедиться. Среди зрителей находились доктора Джеймс (James) и Миллер (Miller) – оба пожелали удостовериться в чуде. Поднявшись по стремянке и припав к обнажённой груди повешенного, врачи подтвердили правоту коллег из коронерской службы.
Происходившее не находило естественнонаучного объяснения. Присутствовавшие юристы принялись обсуждать, можно ли поднять повешенного наверх, заново укрепить петлю на шее и повесить вторично, или это будет «вторая смертная казнь», выходящая за пределы приговора суда. Одновременно дискутировалась возможность и противоположного исхода, то есть извлечение повешенного из петли и возвращение его к жизни, уж коли повесить его в «разумные сроки» не удалось.
На протяжении почти 40 минут (!) врачи по очереди поднимались к висевшему в петле телу и проверяли наличие сердцебиения. Лишь спустя более получаса с момента повешения они сошлись в том, что сердце остановилось, и приговорённого можно снимать с виселицы. Выждав для верности ещё несколько минут, они дали команду палачу перерезать верёвку.
Тело убийцы было доставлено в один из частных моргов для подготовки его к погребению. Но по прошествии 12 часов служащие похоронной компании обратили внимание на то, что у трупа не проявляется посмертная симптоматика – не образовываются трупные пятна и не проявилось посмертное окоченение. Местные мастера ланцета принялись за реанимационные мероприятия, в частности, они пытались «запустить» сердце повешенного мощными разрядами электрического тока, производимого «лейденскими банками». Кстати, автор должен признаться, что это первый известный ему достоверный случай использования электрического тока в подобных целях, хотя, по-видимому, для 1858 года он уже не являлся экзотикой [поскольку «лейденские банки» оказались в самой заурядной похоронной компании в провинциальном американском городке]. К коронеру округа Монро был отправлен посыльный с сообщением о попытке оживить казнённого. Коронер интереса к этому сообщению не выказал и в случае оживления умершего рекомендовал вызывать полицию, дабы та доставила Мариона в тюремную больницу.
К счастью, вернуть к жизни этого чудака не удалось, и он, в конце концов, обрёл покой на кладбище «Mount Hope» в Рочестере. Место его захоронения с номером «60» на могильном камне сохранилось доныне как безмолвное напоминание о необычном преступнике, умудрившимся запороть почти беспроигрышное дело, а вместе с ним и собственную жизнь.
Могила Мариона Айры Стаута на кладбище «Маунт хоуп» в Рочестере, штат Нью-Йорк.
После смерти Мариона Айры была издана небольшая книжечка с его признанием в убийстве Чарльза Литтла и некоторыми письмами. На её обложке помещён портрет сего малопочтенного мужа, использованный в настоящем очерке, а вот портретов других действующих лиц, к сожалению, автору отыскать не удалось.
История жизни и смерти Мариона Стаута как нельзя лучше иллюстрирует правильность замечательной русской пословицы «и жил грешно, и подох смешно». Не подлежит сомнению наличие у него неких серьёзных проблем с головою – мы не можем ничего сказать о возможном диагнозе, поскольку никто никогда Мариона не обследовал надлежащим образом, но даже то обстоятельство, что он оставался жив долгое время с петлёй на шее, то есть в состоянии крайней гипоксии (кислородного голодания), убедительно подтверждает данное предположение. Мозг его работал совсем не так, как мозг здорового человека.
Публикацию его писем в газетах можно воспринимать как своего рода исторический курьёз. Современники просто не понимали, что видят перед собой результат творческих усилий глубоко нездорового человека. После того, как Ломброзо в приложении к своему знаменитому труду «Гениальность и помешательство», изданному в 1885 году, привёл выразительные примеры литературного творчества душевнобольных, даже далёкие от психиатрии люди начали понимать, что пишут руками не только писатели. И графоман почти всегда является не просто увлечённым человеком, лишённым литературного вкуса, а по-настоящему нездоровым.
Посмертное издание признания Мариона Айры Стаута в убийстве Чарльза Литтла и некоторых из его писем, опубликованных в газетах штата Нью-Йорк в период с мая по октябрь 1858 года.
Именно по этой причине Антон Павлович Чехов, на вопрос «как отличить писателя от графомана?» неизменно отвечал: «Это очень просто. Графоман не может не писать!» За кажущейся шутливостью формулировки скрыт глубокий смысл и понимание правды жизни.
Что же касается невезучести Мариона Айры… Тут остаётся только вздохнуть и развести руками! Воистину, чудак всё делает не так. Действительно, встречаются люди воистину феерического невезения. Могу привести пример, основанный на собственном жизненном опыте, я сразу припомнил его, едва прочитав о Марионе Стауте.
В дни моей далёкой, первой по счёту, молодости знавал я одного специфического товарища, назовём его Владимир Ч., дабы не позорить перед близкими и потомками. Парень был хороший, добрый, незлобный, но дурак, такой, знаете ли, жизнерадостный идиот, всегда энергичный, бодрый, громогласный, с улыбкой на губе, вечно пытающийся пошутить [как всегда, неудачно], эдакое зримое воплощение 33-х несчастий. Если Володя Ч. шёл магазин – магазин закрывался на переучёт прямо перед его носом, если он направлялся в поликлинику – там выявлялся туберкулёз, и всех случайных посетителей направляли в тубдиспансер на обследование, если он являлся в военкомат – то даже обладателей заветной советской справки «форма 9» [бронь от призыва на основании учёбы в ВУЗе из особого списка Министерства высшего образования СССР] призывали на действительную военную службу…
В общем, человек-авария. Ходячая катастрофа.
Несмотря на общую тупизну, Володя Ч. закончил ленинградский Военмех и принялся лепить карьеру. Поскольку к инженерному труду он был неспособен ввиду общего низкого уровня интеллектуального развития, то карьеру он стал строить на ниве общественно-политической работы. Пошёл в профком, оттуда выдвинулся в бюро комсомола оборонного завода, стал ходить с папочкой и в галстуке, и для дальнейшего карьерного роста понадобился ему партбилет. Долго у него не получалось записаться в коммунисты, будущие товарищи по партии, видимо, низом живота чувствовали, что сей персонаж будет их скорее компрометировать, нежели помогать, но… но сей необыкновенный оригинал в конце концов бюрократическую стену протаранил, и перед его энтузиазмом сдались даже коммунисты. Уж на что коммуняки являлись крючкотворами и формалистами, но перед напором Вовочки Ч. сдались даже они. В начале августа 1991 года мечта идиота сбылась! Вова Ч. получил заветную краснокожую книжицу…
А через 2 недели приключился ГКЧП, и КПСС распустили. И знаете что? Терзают автора порой смутные подозрения, что если бы Володя Ч. не подался в коммунисты, то наша общая история последних 30 с лишком лет оказалась бы совсем иной.
1920 год. Женщина, которая смогла («Дело Лиды Трублуд»)
Глупец, сказавший, будто путь к сердцу мужчины лежит через желудок, был не только глупцом, но и импотентом. Мужчины с нормальным либидо согласятся с тем, что путь к сердцу имеет маршрут более заковыристый и пролегает мимо желудка. Чревоугодие – это порок, угнетающий половое чувство, не зря же говорится, что справный мужик толстым не бывает. Умные женщины понимают эту простую истину, хотя и не всегда в этом признаются! Они могут использовать своё понимание мужской природы для достижения желаемого, действуя вероломно, подло и очень жестоко.
Этот очерк как раз о такой женщине.
16 октября 1892 г. в местечке Кейтсвилл (Keytesville), штат Миссури, в семействе с говорящей фамилией Трублуд (английское слово Trueblood можно буквально перевести как «настоящая кровь» или «истинная кровь») родилась девочка. Назвали её вычурно, можно даже сказать, с претензией – Лайда Энн Мэй (Lyda Anna Mae), далее мы будем называть её в более привычной русскому уху транскрипции «Лида». Семейка с говорящей фамилией жила на Среднем Западе уже несколько поколений и, насколько мы сейчас можем судить, имела некоторые специфические традиции, характерные для жителей тамошних пустынных буераков.
Читателям моего сайта «Загадочные преступления прошлого», безусловно, знакома старая американская шутка, гласящая, что если дочь фермера остаётся девственницей в 14 лет, стало быть, она бегает быстрее отца и братьев. Семья Трублуд – это как раз тот случай, когда мы можем сказать, что в этой шутке есть только доля шутки. Дедушка Лиды по имени Бенджамин в возрасте 21 года догнал-таки свою младшую сводную сестрёнку, которой едва исполнилось 14 лет, после чего у девочки случилась беременность. Чтобы как-то прикрыть приключившийся срам, будущий дедушка взял сестрицу замуж, разумеется, скрыв родство и завысив возраст невесты. Впрочем, завышение возраста непозволительно юной невесты являлось нормой для Америки вплоть до середины XX века (кто читал мой очерк «1911 год. Убийство на карандашной фабрике» в сборнике «Американские трагедии. Книга IV», сразу поймёт, о чём идёт речь, кто не читал – тому следует прочесть, там приведена весьма показательная история из американской жизни, которая замечательно иллюстрирует высказанную мысль). Как нетрудно догадаться, добром такой союз не закончился да и закончиться не мог, будущий дедушка быстро пресытился сестрёнкой, в смысле женой, бросил её и провёл жизнь в непринуждённых блужданиях от одной женщины к другой. Некоторых из них он даже брал в жёны, но не всех и нечасто. Активная половая жизнь сопровождалась не менее активным бытовым алкоголизмом, а потому неудивительно, что предприимчивый дедушка Бенджамин умер в 1915 году, отравившись суррогатным алкоголем.
Как это часто бывает, специфические ужимки папаши передались сыну, в данном случае, от деда – отцу Лиды Трублуд. Сейчас нет точных данных об инцесте внутри большой семьи [6 детей!], но исключать таковой нельзя, а скорее даже, можно и нужно допускать вероятность чего-то подобного, поскольку Уилльям Трублуд, папаша Лиды, демонстрировал целый букет антисоциальных наклонностей. Известно, что он неоднократно бросал семью, а потом возвращался, подозревался в мелких хищениях [за что арестовывался полицией], само собой, безудержно пил. Имея склонность к бродяжничеству, он частенько и надолго уходил из дома, то есть его эмоциональная связь с детьми была ослаблена, и мы знаем, что именно такого рода родители склонны к сексуальному домогательству к собственным детям. Непутёвый папаша любил спиртное и не отказывал себе в этом маленьком удовольствии. Ко времени собственной смерти в возрасте 64 лет он стал абсолютной развалиной, близкие не хотели о нём слышать, в результате чего он скончался в доме престарелых, всеми позабытый и отторгнутый.
Помимо алкоголиков, в роду Лиды были и самоубийцы, что для любого человека, даже поверхностно знакомого с психиатрией, является индикатором наследственного неблагополучия душевного здоровья. Один двоюродный дед повесился в амбаре, другой родственник при довольно странных обстоятельствах погиб на охоте, на которую отправился в одиночку. Он умудрился выстрелить в енота из охотничьего ружья настолько неудачно, что попал в собственную голову. В роду было много тюремных сидельцев, по меньшей мере, 3 двоюродных брата героини очерка не просто попадали в тюрьмы, а делали это неоднократно и, возможно, даже с удовольствием, что позволяет их с полным правом считать рецидивистами.
Как видим, семейка, олицетворяющая собой самую соль земли американской, на протяжении нескольких поколений дарила обществу людей антисоциальных и явно не вполне здоровых душевно.
Удивительно то, что на фоне, мягко говоря, яркой родни Лида Трублуд производила впечатление очень приятное и человечное. Эдакий homo sapiens sapiens в стаде бешеных гамадрилов… Насколько мы сейчас можем судить по воспоминаниям людей, знавших её в юности и отрочестве, Лида была живой, общительной и очень милой. Дурная кровь семейки Трублуд как будто бы её не затронула.
Лида Трублуд, по воспоминаниям видевших её в годы молодости, являла собой эталон женской привлекательности.
По-видимому, именно этим объясняется то, что мужем Лиды стал друг её детства Роберт Дули (Robert Dooley). Известно, что Роберт был знаком с Лидой довольно долго, возможно, лет 8—10, он пытался за ней робко ухаживать и вроде бы поначалу не очень удачно. Роберт был невысок ростом и выглядел не очень-то маскулинным на фоне той миссурийской деревенщины, что увивалась вокруг симпатичной девицы. Но в какой-то момент Роб додумался сделать объекту своего вожделения предложение, которого не могли сделать другие ухажёры.
Он предложил Лиде уехать из миссурийских буераков. Лида думала недолго, в Миссури её ничто не удерживало, кроме родственников-алкоголиков, но, как вы понимаете сами, это был не тот клад, за который следовало крепко держаться. Она и уехала!
С этого момента, собственно говоря, и начинается сие повествование…
Роберт и Лида уехали более чем за 1,8 тыс. км на запад – в штат Айдахо, в местечко Твин-Фоллс (Twin Falls), где в то время активно развивалась система ирригации и земельные наделы продавались переселенцам. Сам город Твин-Фоллс был создан лишь несколькими годами ранее – в апреле 1905 года, тамошняя жизнь бурлила и сулила отличные перспективы для всех, желающих заняться бизнесом на новых территориях.
В Твин-Фоллс уже проживало более 5 тыс. человек, имелся телефон, телеграф, работали отделения 3-х банков, имелась больница, зубоврачебные кабинеты, рестораны… В общем, это было очень достойное место на фоне беспросветного миссурийского уныния!
Роберт Дули приглашал свою избранницу отнюдь не на пустое место. В Твин-Фоллс уже обосновался его братишка Эд (Ed Dooley), купивший два участка и построивший первый дом. Предполагалось, что Эд оставит дом Робу и построит новый на соседнем участке, однако компания Роберта и Лиды показалась ему настолько приятной, что он решил никуда не уезжать. И вот так они зажили все вместе – братья Дули и Лида.
Лида сочеталась браком с Робом 17 марта 1912 года, и зажили они всем на зависть жизнью тихой и спокойной. Автор сразу хочет сообщить [дабы исключить всякую недосказанность], что нам сейчас ничего не известно о характере отношений внутри этой троицы, всё-таки длительное проживание двух молодых мужчин под одной крышей с молодой женщиной, женой одного из них, по тем временам не могло считаться нормой. Была ли у них «шведская семья» или вполне себе баптистская, неизвестно, но для настоящего повествования это даже и неважно. Ибо основная интрига, как мы скоро увидим, оказалась завязана отнюдь не на отношения Лиды с братьями Дули.
Твин-Фоллс в первом приближении! В 1910 году, когда был сделан этот снимок, в Твин-Фоллс уже стояли каменные дома, имелись вывески, по широким улицам катались брички и бегали собаки. Помимо этого, в числе неявных благ цивилизации присутствовали телефон, телеграф, почта и отделения банков. Не имперская столица, конечно же, но в сравнении с миссурийскими хлябями – очень даже достойное место.
16 сентября 1913 года у Роба и Лиды родилась дочка Лорейн (Loraine), получившая имя в честь матери Лиды. Всё в жизни вроде бы складывалось хорошо – братья работали на ферме, растили бычков, зарабатывали неплохие деньги, Лида растила ребёнка, Роберт хотел новых детишек.
Однако 17 августа 1915 года Эдвард Дули скоропостижно скончался. Накануне он забил и освежевал бычка, часть мяса отвёз в магазин в Твин-Фоллс, а часть оставил на ферме, забыв спрятать в погреб и не засолив. Мясо за ночь подпортилось, ибо погода стояла очень жаркая, но Эд не захотел его выбрасывать. Решил, что его можно хорошенько промыть с уксусом, сварить, и всё будет хорошо! В общем, пожадничал…
Хорошо, однако, не стало. Не прошло и часа после принятия пищи, как Эд лежал ничком, потел и дрожал. Врач ничем не помог, и через несколько часов молодой сильный мужчина умер на руках Роба и Лиды.
Сообщение об отравлении протухшим мясом не вызвало подозрение коронера – на самом деле это было довольно типичное для тех мест и времени событие. Тем более что случившееся подтверждалось показаниями двух взрослых свидетелей, имевших возможность наблюдать ход событий от их начала до конца – Роберта и Лиды. Коронер указал в качестве причины смерти отравление птомаином и постановил уголовное расследование не открывать.
Супруги остались на ферме умершего брата и продолжили жить, словно бы ничего не произошло. Неприятности, однако, далеко не ушли.
10 октября всё того же 1915 года Роб слёг с какой-то желудочно-кишечной гадостью. Его мучила лихорадка, сильные боли в животе, общее недомогание. Был вызван врач, диагностировавший брюшной тиф. Эта болезнь является опасной даже по меркам нынешней медицины, а для начала XX столетия данное заболевание безо всякого преувеличения можно было назвать грозным. Процент смертельных исходов заболевания был очень велик, например, во время знаменитой «тифозной вспышки в Кройдоне» (Croydon) в 1937 году умерло 12% от общего числа заболевших.
Семья Дули: Роб, Лида и маленькая Лорейн.
Поэтому вряд ли кто-то сильно удивился, когда 12 октября Роберт скончался. Коронерское жюри ничего криминального в произошедшем не усмотрело, врач ведь поставил диагноз брюшной тиф! На том дело и закончилось…
Лида осталась с любимой малышкой и стала искать работу в Твин-Фоллс. Девочка надолго оставалась одна, что, конечно же, было небезопасно. И дело тут даже не в беспечности матери, а в жизненных обстоятельствах – ферма стояла обособленно, расстояние до ближайших домов превышало 400 метров, а потому к соседям за помощью не набегаешься! Да и соседи люди занятые, им нельзя всё время «подбрасывать» маленького ребёнка.
В общем, проницательные читатели без особых затруднений предугадают дальнейший ход событий. Лорейн тоже внезапно заболела и умерла 30 ноября 1915 г., спустя всего полтора месяца после смерти отца. Лида на допросе коронерским жюри так и высказалась, дескать, это, наверное, Роб забрал с собой девочку, не хотел оставаться без дочери.
Поскольку такое объяснение никого из должностных лиц не могло устроить, Лида предложила другое, более реалистичное. По словам матери, девочка в её отсутствие выпила некипячёную воду. Такое незамысловатое и старое, как мир, объяснение устранило все вопросы. Лорейн предали земле, и все о случившемся позабыли.
Лида не имела никаких прав на ферму брата мужа, а потому она переехала на жительство в Твин-Фоллс. Там она устроилась работать официанткой в лучший ресторан города, принадлежавший Уилльяму МакХаффи (William G. McHaffle). Очень быстро молодая – всего 23 года! – привлекательная вдова сделалась «лицом» заведения. Ковбои и землепашцы всех возрастов и национальностей шли в ресторан МакХаффи, чтобы рассказать Лиде о планах на урожай, росте надоев и темпе отёлов, а весёлая официантка всех выслушивала, всех расспрашивала и всем улыбалась.
Могила Лорейн Дули, дочери Лиды и Роберта Дули.
За несколько недель дела ресторана пошли настолько хорошо, что Уилльям всерьёз задумался над расширением бизнеса. Тут самое время заметить, что Уилльям происходил из семьи одного из богатейших местных фермеров и, хотя приличного образования не получил, являлся мужчиной весьма привлекательным, энергичным и полным сил, из тех, о ком говорят, что у них большое будущее. Он был всего-то на 3 года старше Лиды [родился 23 марта 1889 года], так что возникновение обоюдного интереса молодых привлекательных людей выглядит вполне оправданным. К тому времени, когда у Уилльяма возникли идеи по расширению бизнеса, он уже решил все сексуальные вопросы с симпатичной официанткой – это, практически, несомненно, ибо в противном случае он не стал бы советоваться с Лидой, что называется «на равных». А он стал, из чего мы можем заключить, что Лида право голоса уже заслужила. И на правах советника она рекомендовала Уилльяму подумать над тем, чтобы оставить Твин-Фоллс и податься в места более перспективные. Куда? Ну, например, в Хардин (Hardin), штат Монтана, за 650 км на северо-восток от Твин-Фоллс.
Хардин очень напоминал Твин-Фоллс. Населённый пункт, получивший статус города лишь в 1906 году, активно развивался и заселялся. Выгоды переезда были совсем не очевидны, за исключением одного только соображения – тогда в Хардине существовал один из самых маленьких в США акцизов на торговлю алкоголем – 240$ в год [в других местах – от 400$ и выше, в Чикаго, например, 1,5 тыс.$]. Существовал, правда, и ещё один весомый довод в пользу переезда, но Лида вряд ли упоминала о нём вслух. Дело в том, что в Монтане никто Лиду не знал, а стало быть, никто не смог бы упрекнуть её в интрижке, последовавшей практически сразу после смерти мужа. А как мы увидим из дальнейшего хода событий, для Лиды было важно, чтобы окружающие лишнего о ней не знали.
Мы можем не сомневаться в том, что Лида Дули, она же Трублуд, умела быть убедительной и добиваться от мужчин желаемого. В случае с Уилльямом МакХаффи она смогла добиться всего, чего желала – в апреле 1916 года они переехали в Монтану, там сочетались браком и стали присматривать варианты для открытия бизнеса. Они уезжали из Хардина, возвращались и, в конце концов, решили остаться в этом городке. В общем, Лида начала жизнь с чистого листа, причём в таком месте, где никто не знал ни её, ни её историю.
Всё вроде бы шло хорошо – супруги МакХаффи открыли ресторан, который быстро стал популярен, денежки потекли не то, чтобы бурным потоком, но устойчиво и в достаточных объёмах. В русских сказках в таких случаях принято говорить: «Жили они, поживали, добра наживали». Благолепие продлилось не очень долго. В середине декабря 1918 года Уилльям слёг с чем-то, что врач посчитал дифтерией – у него опухли лимфоузлы, появилась боль при глотании, болели суставы, мышцы, периодически возникали лихорадочные состояния, которые сменялись вялостью и упадком сил. Буквально через день к этому добавилась гриппозная симптоматика, что было хорошо объяснимо – в том декабре в Хардине многие болели гриппом.
Поначалу всё это выглядело не очень опасно, тем более, что Уилльям бодрился и демонстрировал свой всегдашний оптимизм, однако 20 декабря состояние его резко ухудшилось – он впал в забытьё, последовал отказ внутренних органов, и в течение 48 часов мужчина скончался в тяжких страданиях.
Могила Уилльяма МакХаффи, второго любимого мужа Лиды.
У местных шерифа и коронера не было оснований подозревать что-то нехорошее, ведь доктора, посещавшие Уилльяма МакХаффи в последние дни жизни, уверенно говорили о дифтерии, осложнённой гриппом! Тем более что шериф и коронер были лично знакомы с Лидой, так что… Все жалели молодую вдову, оставшуюся одной-одинёшенькой в возрасте 26 лет! Да Лида и сама была безутешна, ведь это такой удар – потерять горячо любимого супруга, единственную надежду и опору в этом безумном мире бушующих страстей… или в бушующем мире безумных страстей, как правильнее?
В общем, Лида продала ресторан и поскорее покинула Хардин, где каждый кирпичик и каждая травинка на газоне напоминали ей о пережитом горе. Отправилась она туда, где её никто не знал, но не очень далеко – в город Биллингс (Billings) всё в той же Монтане, удалённый от Хардина на 70 км.
Самые проницательные читатели в этом месте могут предположить, что выбор нового места жительства не был случаен. И не ошибутся! Биллингс в те годы являлся одним из самых быстрорастущих городов США, и на то имелась веская причина. В начале столетия в окрестностях Биллингса были открыты нефтяные поля, тянувшиеся на юг, в штат Вайоминг. Город стал своего рода столицей нефте-, а затем и газодобычи, крупным центром перевалки нефти. В каком-то смысле его можно сравнить с Новым Уренгоем в современной России, с той только поправкой, что речь идёт о событиях 100-летней давности. В этом городе были деньги, и были люди самого разного пошиба.
В общем, безутешной, но взыскательной вдове было, где развернуться, и было с кем работать!
Что делает женщина, желающая познакомиться с состоятельным мужчиной? При этом желающая обставить знакомство так, чтобы не выглядеть заинтересованной и чтобы сам мужчина пожелал с нею познакомиться? Правильно – она отправляется в автомобильный салон и делает вид, будто намерена выбрать автомашину, но, поскольку ничего в этом не понимает, то нужен кто-то, кто… Автор полагает, что дальнейшее объяснять не нужно даже тугодумам.
Лида отправилась в автомобильный салон якобы за машиной. Мужчины, безвозмездно дававшие ей ценные советы, думали, что она выбирает машину, но на самом деле Лида выбирала мужчину. В конце концов, она сочла, что владелец автосалона Харлан Льюис (Harlan C. Lewis, хотя также встречается написание имени как Harlen и Harlam) – это тот человек, который удовлетворяет её высоким требованиям.
Вряд ли у Лиды возникли какие-то проблемы с достижением желанной цели! Эта женщина знала правильную дорогу к сердцу мужчины, и потому уже в марте 1919 года 33-летний Харлан повёл любимую под венец.
Харлан Льюис родился 15 сентября 1885 года и, хотя он был старше предыдущих мужей Лиды, тем не менее, его скорее можно назвать молодым, нежели зрелым.
И всё в их жизнях было хорошо ровно до 4 июля того же года. В День независимости, один из главных праздников Соединённых Штатов, Харлан на пикнике съел не прожаренное мясо, у него началась диарея, рвота, поднялась температура. Его состояние быстро ухудшалось, возникли сильные боли в суставах и мышцах, общая слабость. В полубессознательном состоянии мужчина пробыл около 30 часов, и 6 июля в присутствии лучших врачей Биллингса он скончался. Врачи были единодушны – коварный гастроэнтерит унёс энергичного и во всём успешного члена общества!
Вдова была безутешна! И все её понимали – такая молодая – всего-то 27 лет! – нашла такого прекрасного мужа, создала такую замечательную семью, какие у них могли бы быть изумительные детишки, и какую завидную жизнь могли бы они прожить, но… Воистину, судьба – индейка, а жизнь – копейка!
Впрочем, сочувствие вскоре сменилось недоумением. Биллингс являлся городом относительно небольшим – порядка 10 тыс. человек, – и прослойка состоятельных людей, в которой вращался покойный, не могла быть очень большой. Знакомые Харлана, активно обсуждавшие между собою случившееся, стали обращать внимание на разного рода подозрительные мелочи, странности и нестыковки. Лида познакомилась с будущим мужем под предлогом покупки автомашины, но ведь так её и не купила! Кому-то она сказала, будто приехала в Биллингс из Канады, а другому – что из Мэриленда. Лида была состоятельна – это не вызывало сомнений, но источник её благосостояния оставался неясен. Она говорила, будто получила наследство, но родители её были вроде бы живы и рассказы об унаследованных деньгах казались обычной отговоркой. В общем, вопросов к молодой вдове было много, но более всего тамошних обывателей смущала быстрота, с которой всё произошло – Лида появилась в Биллингсе из ниоткуда в январе 1919 г., в марте она увела под венец самого завидного жениха, а в начале июля уже его похоронила.
Всё это вызывало определённое недоумение, но оно вскоре сменилось подозрительностью. Пищей для неё послужило то, как Лида распорядилась положенным ей имуществом и средствами. Вдова должна была унаследовать 1/4 часть всего, чем владел муж, причём доля эта не могла быть оспорена или уменьшена, в случае Харлана Льюиса это был весьма приличный кусок! Однако, чтобы его заполучить, надлежало вступить в наследство, а это было возможно по истечении 6 месяцев с момента смерти владельца имущества. Лида не стала выжидать 6 месяцев, а продала право требования юридической фирме [ещё раз подчеркнём – она продала не часть имущества мужа, а право требовать причитающуюся ей 1/4 долю по истечении полугода]. Продала, разумеется, с большим дисконтом, то есть, фактически потеряв большие деньги!
Её действия поразили всех, кто был знаком с историей Харлана Льюиса. Почему вдова отказывается от весьма значительной части состояния вместо того, чтобы подождать 6 месяцев и получить гораздо больше? Её действия выглядели так, словно Лида хотела поскорее сбежать из Биллингса…
Мы-то сейчас понимаем, что Лида Льюис, она же МакХаффи, она же Дули, она же Трублуд, действительно хотела сбежать из Биллингса как можно скорее, но окружающим её людям подобное намерение казалось необъяснимым. И потому подозрительным!
Лида, разумеется, узнала о разговорах, связанных со смертью мужа и её последующими действиями, но отступать не стала. Видимо, она понимала, что время работает против неё.
Закончив в кратчайшее время с делами в Биллингсе, Лида попрощалась с друзьями и, сказав, будто отправляется в Канаду, выехала в северном направлении. Впрочем, до Канады она не доехала и, в конечном итоге, оказалась на юге, в штате Айдахо. Примерно так и примерно в то же время ходил по Украине товарищ Щорс, если верить известной песне [«он шёл на Одессу, а вышел к Херсону»].
Покатавшись по просторам Айдахо, Лида остановилась в городке Покателло (Pocatello), удалённом от Биллингса почти на 500 км. У нас очень мало информации о том, что происходило в жизни Лиды на протяжении последующих месяцев, но мы знаем, что 10 августа 1920 года она вышла замуж за местного жителя Эдварда Мейера (Edward F. Meyer). В отличие от предыдущих мужей Лиды, он не имел собственного бизнеса и, по-видимому, не был богат. Эдвард руководил бригадой сельскохозяйственных рабочих на крупной ферме. Судя по всему, он являлся человеком вполне заурядным, много работавшим и не имевшим времени на какие-либо увлечения, развлечения и досуг вообще.
Но Лиде это, в общем-то, не было нужно. К этому времени – а ей уже шёл 28-й год – женщина поняла, что от людей заметных и неординарных следует держаться подальше, поскольку тихие, заурядные мужчины меньше привлекают к себе внимания.
Эдвард Мейер – четвёртый из списка любимых мужей Лиды.
Очень скоро – уже в последней декаде августа – у Эдварда Мейера приключилась тяжкая болезнь, которая началась как обычное расстройство желудка, но затем приняла форму острого гастроэнтерита. Он жаловался на крайнее изнурение, сильные боли в мышцах и суставах, у него развилась диарея, он страдал от озноба, его бросало то в жар, то в холод. Эдвард не мог ничего есть и пить – продукты и напитки вызывали рвоту и понос, – быстро слабел и 7 сентября скончался в страшных мучениях. В браке счастливый обладатель привлекательной жены пробыл менее 1 месяца.
Для Лиды случившееся тоже стало своеобразным рекордом, никогда прежде она не становилась вдовой столь скоро после замужества!
Эдвард Мейер недолго был счастливым обладателем красивой молодой жены. Не прошло и месяца с момента свадьбы, как 7 сентября 1920 года он вынужденно покинул этот лучший из миров и оставил любимую супругу без своей заботы, ласки и попечения.
Лида поплакала, повздыхала, решила кое-какие насущные проблемы да и отчалила в неизвестном направлении. То есть и на этот раз она в точности воспроизвела тот алгоритм поведения, что мы видели в предыдущих случаях.
Всё у Лиды Мейер [она же Лида Льюис, она же Лида МакХаффи, она же Лида Дули, она же Лида Трублуд] складывалось неплохо. Никто ни разу не схватил её за руку, никто ни в чём не заподозрил, никто не попытался её остановить! Во всяком случае, именно так могла она думать в сентябре 1920 года.
Между тем, проблемы уже шли по её следу. Причём проблемы эти возникли неожиданно и в каком-то смысле случайно. Началось всё с того, что Эрл Дули (Earl Dooley), брат умерших в 1915 году Эдварда и Роберта, узнал о том, что те были застрахованы. Напомним, что поскольку Лида не претендовала на земли и ферму, а спокойно передала их наследнику и уехала в Твин-Фоллс, вопрос о страховке умерших братьев ни в какой форме вообще не возникал и никем из родственников не обсуждался.
Эрл ничего об этом не знал, пока летом 1920 г. страховой агент не предложил ему страхование жизни и имущества. И упомянул, что братья были застрахованы, и после их смерти страховые выплаты были осуществлены в полном объёме. Эрл крайне озадачился услышанным, стал наводить справки и узнал, что братья были застрахованы на 2 тыс.$ каждый, а маленькая Лорейн – на 600$. И Лида Дули получила в конце 1915 года на руки 4,6 тыс.$!
По тем временам это были очень большие деньги, они равнялись приблизительно 10-летнему заработку строительного или сельскохозяйственного рабочего.
Эрл Дули знал, что Лида устроилась работать в ресторан Уилльяма МакХаффи, а затем последний продал заведение и куда-то уехал. А вместе с ним уехала и Лида. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться о характере их отношений, так что Эрл понял, что вдова отыскала мужа побогаче и попрестижнее. Осуждать её за это было бы неправильно, поскольку всякий человек хочет обрести счастье, однако Эрл посчитал правильным отыскать Уилльяма МакХаффи и поговорить с ним по душам… рассказать о возникших подозрениях… может быть, предупредить… может быть, выслушать какие-то пояснения.
На самом деле, момент этот не до конца ясен, но Эрл решил отыскать МакХаффи и приступил к розыскам. И довольно быстро отыскал… на кладбище!
И вот тут в голове Эрла Дули смутные подозрения стали приобретать некую логику и внутреннюю связь. Следует пояснить, что идея страхового мошенничества, связанного с убийством застрахованного лица, к тому времени уже была апробирована и стала широко известна.
Тот, кто читал мой очерк «1913 год. Убийство на карандашной фабрике», размещённый в сборнике «Американские трагедии. Книга IV», в этом месте наверняка припомнит фрагмент, посвящённый «делу Дэйзи Грейс».
Как несложно догадаться, названо оно было так по имени и фамилии обвиняемой Дэйзи Грейс (Daisy Grace, в девичестве Дейзи Ульрих Опи (Daisy Ulrich Opie)), проживавшей в «жемчужине американского Юга» – городе Атланте. В 1912 году Дейзи опоила мужа Юджина Грейса (Eugene H. Grace) морфием, а после того, как мужчина был приведён в беспомощное состояние, выстрелила в него из пистолета и уехала из города с целью создания alibi. Преступление имитировало самоубийство и было осуществлено с целью получения большой страховки. Хитроумная жёнушка озаботилась созданием нужного ей «бэкграунда», для чего подготовила несколько подложных писем от имени мужа, которые напечатала на пишущей машинке и подписала карандашом.
Самое потрясающее в этой истории заключается в том, что тяжело раненый мужчина остался жив и дал показания против супруги. Сейчас эта история вряд ли привлекла бы к себе заметное внимание общественности – нравы сильно поменялись, и убийство как элемент страхового мошенничества стало рутиной, – но для начала XX столетия случившееся стало чем-то вроде «психологической бомбы». Образ жены, продумавшей и хладнокровно решившейся на подлое убийство мужа, рвал все шаблоны. Надо сказать, что в начале XX столетия имел место ряд громких убийств жёнами свих мужей, но все они были в той или иной мере связаны с адюльтером. То есть в них сексуальный компонент превалировал над материальным. Однако в «деле Дэйзи Грейс» именно циничный меркантильный расчёт явился изначальным мотивом преступления. История стала сенсационной и привлекла к себе внимание всех Соединённых Штатов.
Слева вверху: Дейзи Грейс в сопровождении детективов полиции на пути в суд для участия в слушаниях о выборе меры пресечения. Справа вверху: иллюстрация из газеты, изображающая обвиняемую в обществе матери. Внизу: коллаж на всю полосу с лицом Дэйзи Грейс.
Дейзи Грейс попала на страницы газет, фотографии её узнаваемого лица распространялись как открытки, о ней писали как местные газеты, так и пресса федерального уровня. Особую пикантность этой истории придало то обстоятельство, что в конечном итоге всё для Дэйзи закончилось хорошо – она была оправдана судом и осталась с деньгами! Преступление нельзя было назвать идеальным, но своих целей дамочка добиться смогла. Понятно, что к 1920 году никто о Дейзи Грейс не забыл, и Лида, разумеется, могла ориентироваться на совершённое Дейзи Грейс преступление как на своего рода эталон.
Однако имелось одно очень важное отличие произошедшего в Атланте от того, что приключилось через несколько лет в Твин-Фоллс. А именно: Дэйзи Грейс стреляла в одного-единственного мужчину и намеревалась удовлетвориться однократной страховой выплатой. А Лида Трублуд, убив братьев Дули и собственную малолетнюю дочь, не только получила страховки за них, но после этого повторно вышла замуж и, судя по всему, провернула ещё один фокус со страховой выплатой, расправившись с новым мужем!
Так, по крайней мере, рассуждал Эрл Дули летом 1920 г.
Когда в голове Эрла Дули оформилась более или менее стройная версия о совершаемых Лидой Трублуд повторяющихся страховых мошенничествах, сопровождаемых убийствами мужей, мужчина направился в офис окружного прокурора Фрэнка Стефена (Frank Stephan), где и рассказал о своих подозрениях. Прокурор остался под сильным впечатлением от услышанного, он был знаком как с самим МакХаффи, так и его родителями, и мысль о том, что замечательный молодой человек мог стать жертвой расчётливой женщины, умертвившей до того других людей, в том числе и собственную дочь, по-настоящему взволновала Фрэнка.
Пользуясь своей властью, окружной прокурор санкционировал эксгумации тех трупов, что находились в земле под его юрисдикцией. Так появились первые результаты, из которых следовало, что Эдвард, Роберт Дули умерли от отравления мышьяком. Что касается маленькой девочки, то превышения содержания яда судебно-химическая экспертиза не выявила. Правда, этот вывод не отменял подозрений в использовании какого-то иного способа умерщвления.
Уже одно это позволяло привлечь Лиду Трублуд к ответственности в Айдахо, но ведь эта дамочка давно покинула пределы штата, и никто не знал, что ещё она могла натворить и где теперь могла находиться!
Прокурор санкционировал общегосударственный розыск. Ниточка потянулась, и клубок непременно должен был распутаться. Но уже в самом начале расследования пришла новость, которая едва не обнулила всю проведённую работу – выяснилось, что Лида не получила страховку за Уилльяма МакХаффи. Это известие выбивало самый важный элемент версии об отравлениях, её краеугольный камень – страховое мошенничество как мотив преступных деяний.
Фрэнк Стефен оказался до такой степени озадачен этой новостью, что лично отправился в Монтану, чтобы разобраться с возникшей проблемой [хотя такого рода командировки вовсе не входили в круг его обязанностей]. Выяснилось следующее: МакХаффи в действительности был застрахован, причём на очень значительную сумму [7 тыс.$ – это около 0,5 млн.$ по нынешнему уровню покупательной способности доллара США!], но он не успел сделать ни одного платежа по страховке. По традиции того времени договор страхования считался заключённым в том случае, если клиент покупал сам договор [это обычно был небольшой платёж, покрывавший, грубо говоря, стоимость бумаги, на которой был отпечатан текст] и осуществлял первый платёж в размере оговорённой в договоре суммы. МакХаффи оформил договор у страхового агента, купил документ и положил его в свой стол, но… платёж сделать не успел. Ибо умер!
И когда Лида предъявила договор страховщику, её ждало глубокое разочарование! Женщине разъяснили, что муж её действительно жизнь застраховать-то застраховал, да только договор не считается «активным», поскольку ни одного платежа по нему не поступило.
