скачать книгу бесплатно
Мои мысли вдруг стали вязкими, тягучими, а в животе закрутилась тугой спиралью нарастающая похоть. Несколько раз я останавливалась, понимая, что со мной что–то не так, мои трусики промокли от горячего желания немедленно заняться сексом, между ног просто пекло. Я бросила взгляд на секьюрити, который следил за мной, стоя неподалеку от моей танцевальной зоны, хотя в его обязанности это не входило. Мне вдруг показалось, что мое состояние может быть как–то с ним связано. Черт! Мне так нужно было кончить, но я совсем себе не доверяла. Сознание затуманилось, а телом владела единственная потребность.
Моя маленькая тюрьма начала опускаться, и когда мужчина, по которому несложно было вычислить хозяина этого заведения, предложил мне выйти из клетки с просьбой пройти в ВИП–ложу, я почему–то даже не удивилась. Еще раз посмотрела на охранника – вот от кого точно нужно держаться подальше. Спрашиваю, что от меня требуется, понимая, что ко мне подошли неспроста.
– Ничего из того, что ты сама не захочешь, – ответил татарин, хмыкнув, словно вариант, что мне не захочется всего, он даже не рассматривает.
Я поняла, кто передо мной, как только увидела его, сидящего в тени. Осознание этого немного прочистило мой одурманенный мозг. Смотрела и не верила собственным глазам. Может, это всего лишь иллюзия?
Только вот он меня не узнал. Да, моё лицо спрятано под плотной маской, но почему же я узнаю его, не видя лица, только по одной этой позе: с разведенными ногами и руками, вольготно, по–хозяйски раскинутыми на спинке дивана? Сколько же у него было женщин после меня, если память обо мне оказалась полностью стертой?
Моя тоска по нему поднялась из самого дальнего уголка сердца, куда я её спрятала, чтобы сейчас испытывать ни с чем не сравнимую боль. Столько лет прошло; казалось, я уже сумела справиться с этими чувствами и даже пытаюсь как–то жить. Но вот увидела его и поняла, что до этого момента не было у меня жизни. Ела, дышала, спала, что–то делала, копошилась, создавая для окружающих видимость того, что у меня все окей, а на самом деле, оказавшись на дне десять лет назад, я так оттуда и не вернулась.
Услышала его голос, от которого по телу волной прошла дрожь, и захотелось согнуться от боли в три погибели. Я так скучала по нему, он мне ночами снился и звал, а я просыпалась от кошмаров, потому что найти его не могла.
Желание вновь напомнило о себе, и мой воспаленный разум вдруг решил, что мне представился не самый плохой вариант избавиться от сковавшего меня вожделения. Главное, чтобы теперь он не узнал, кто перед ним.
Он касается моей кожи, и я перестаю дышать. Клим совсем рядом, и в то же время нас разделяет огромная пропасть, сотканная из времени, лжи и ненависти. Мне бы только почувствовать, что это действительно он, что это не мираж. И, окунаясь в темную бездну его глаз, словно домой возвращаюсь. Мне хорошо с его демонами, они мне рады. Они принимают меня, ласкают, просят больше не покидать их.
Только знаю, что надо бежать от него. Чем дольше я нахожусь в такой близости к нему, тем хуже будет потом. Он, как топь, как болото, затягивает в свою темную бездну, выбираться из которой не хочется, но и оставаться в ней смерти подобно.
С его губ срывается грубость, и это отрезвляет меня, но не настолько, чтобы уйти прямо сейчас, и я веду себя так, чтобы соответствовать его словам. Только денег за свое удовольствие брать не буду. Когда кончила, это немного уняло ноющую боль, терзавшую тело в химически вызванном желании, и я смогла мыслить несколько более ясно.
– Куда собралась, красавица? – спрашивает тот самый охранник, пугая меня до ужаса, сжав мое запястье в грубом захвате. Есть категория мужчин, которым ничего не стоит причинить боль тому, кто слабее, и он относится именно к ним.
Мы стояли на выходе, где было достаточно людей из светской тусовки, но всем было плевать на танцовщицу в маске. Они затягивались сигарным дымом и с любопытством поглядывали в нашу сторону, должно быть, приходя к выводу, что я сама виновата. Но, по крайней мере, здесь я хотя бы в относительной безопасности.
Чувствую, что, если сейчас откажу и начну вырываться, он попытается взять свое силой и увести меня куда–нибудь. Судорожно размышляю, как выпутаться, оглядываясь по сторонам в надежде увидеть хотя бы одного человека, способного заступиться за меня. Увы, окружающие мужчины в коротких штанишках и с ухоженными бородками вряд ли будут пачкать руки, они лишь в неловкости отводят глаза.
Замечаю, как к нам уверенным шагом направляется мужчина. Судя по этому отутюженному костюму и кипенно–белой рубашке, сшитым по лекалам шкафа, он тоже секьюрити, только в отличие от того, что сейчас сжимает мою руку, этот явно уровнем выше и старше на десяток лет. В глазах обнаруживается ум, а лицо кажется смутно знакомым.
– Отпусти её.
Пальцы тут же разжимаются, и я, не теряя времени, запрыгиваю в припаркованное неподалеку такси.
Добравшись до дома, словно примерная девочка после слишком бурной вечеринки, выпила абсорбент с большим количеством воды. Завтра, когда проснусь, это будет всего лишь сном – сладким ночным кошмаром, не имеющим ничего общего с моей действительностью. В моей реальности больше не было мужчин, подобных Самгину, от которых я могла зажечься, как спичка, и истлеть до основания за секунды.
Никто из тех, кто встречался на моём пути, не шел ни в какое сравнение с ним. Первое время меня воротило от каждого, кто приглашал на свидания или даже смотрел в мою сторону. Я не планировала себя хоронить или, как сказала Марина, вести жизнь отшельника, но заводить отношения с мужчинами, которые не вызывали во мне интерес, мне претило. Мне казалось, что куда приятнее провести время с друзьями или в одиночестве.
Клим имел множество разных качеств, которые пробуждали во мне бурю эмоций – от всепоглощающей ледяной ненависти до горячей, как июньское солнце, любви. Обычные же парни могли вызвать только раздражение. Если отбросить тот тонкий момент, что Самгин способен очаровать своей порочной улыбкой даже престарелую девственницу, посвятившую свою жизнь работе в библиотеке, которая будет готова расстаться с невинностью, если он попросит. Мужчины же в моей текущей реальности редко способны меня даже просто рассмешить, не то что возбудить.
Помню, как пришла с Мариной и другими сокурсниками в бар на последнем курсе университета и решила, что прошло уже достаточно времени и я должна зашлифовать болезненные воспоминания о Самгине другим парнем. За мной ухаживал симпатичный молодой человек с нашего потока, и мне показалось, что если я буду в достаточной мере пьяна, то смогу заняться с ним сексом. Он был такой же высокий, как Клим, с такими же темными волосами, но больше сходства между ними не было.
Его ласки меня не волновали, губы, касаясь меня, оставляли лишь влажный след, который хотелось стереть. Я стоически терпела, когда он толкался членом внутри меня, не испытывая никаких эмоций, кроме омерзения. К себе. Оттого, что намеренно выпила лишнего и позволила, не испытывая ровным счетом ничего к человеку, прикасаться к своему телу. Всю ночь проплакала в подушку, чувствуя себя грязной, запятнанной, хотелось смыть под водой с тела и из памяти эту нелепую ночь.
После этого опыта я больше не делала попыток снять сексуальное напряжение в состоянии алкогольного опьянения. У меня были мужчины, физический контакт с которыми не вызывал отвращения, и я была способна получить с ними разрядку. Но никто из моих сексуальных партнеров никогда не мог добраться до сердца, я не испытывала к ним привязанности, у меня не было потребности разделить с ними свою радость или горе. Такое поведение их удивляло, ведь я сама вела себя, как мужчина. Не звонила, не писала, ни на каких отношениях не настаивала, что вызывало в них охотничий интерес, а во мне – скуку.
Понимала, что им тягаться с незримым соперником, возведенным мною в разряд эталона, о котором они ничего не знают, было невозможно. Но никакие ухаживания, подарки, цветы и шоколадки не были способны растопить моё сердце.
Я еще не проснулась, не поняла, где была ночью, что делала, с кем едва не занялась сексом, и мне показалось, этот стук в дверь лишь продолжение моего сна. Но удары не прекращались и не прекращались.
Всплыло воспоминание, что я заказывала доставку воды на раннее утро, но, видит Бог, не помнила, на какое число. С трудом разлепив глаза, я выглядываю из–под одеяла, не теряя надежды, что настойчивый гость, кем бы он ни был, уберется. Но, видимо, сегодня утром у него были другие планы, и он продолжил методично колотить по двери.
Спустив ноги на ледяной пол, я достала из рюкзака банковскую карту и пошла отворять дверь, с мыслью, что сделаю выговор менеджеру.
Тяжелые ботинки были готовы вновь нанести удар. Отрываю дверь и замечаю занесенную ногу в ботинке. Хмурюсь. Эта обувь явно не принадлежала представителю курьерской службы «Чистые воды», учитывая, что на ту сумму, которую они стоили, целой семьей в Москве можно жить не меньше года.
Мой взгляд медленно поднялся по обманчиво потертым джинсам к черному свитеру. С каждым сантиметром, который преодолевали глаза вверх по его телу, сердце в груди билось все быстрее и быстрее. А встретившись с ледяным зеленым взглядом, внимательно и зло нацеленным на меня, я почувствовала, что оно и вовсе остановилось.
– Хорошо танцуешь, Алена.
Оторопело смотрю на него в лучах утреннего солнца, изучая, насколько он изменился за прошедшие десять лет. Он по–прежнему настолько красив, что на него больно смотреть. Хочется вновь пройтись пальцами по его лицу, изучить губами, заклеймить поцелуями. Только вероятность того, что он мне это позволит, равна нулю. Меня так сильно тянет к нему, что я останавливаю себя, сжимая руки в кулаки.
С годами его мужественная внешность приняла более острые, суровые очертания. Если в двадцать два в нем еще была мягкость при жестком характере, отпечатавшемся на лице, то с возрастом она совсем пропала, обозначая, что перед тобой противник, который тебе не по зубам.
Готова биться об заклад: когда его видят женщины, их пульс подскакивает до ста двадцати ударов в минуту, и им хочется потеряться в порочной глубине зеленых глаз, на которых словно висит вывеска «оставь трусики на входе, здесь они тебе не понадобятся».
Он не ждет приглашения, просто нажимает пятерней на мою дверь, шире распахивая, и проходит в мое скромное жилище, задевая меня. В тридцати с небольшим квадратных метрах мне и одной тесно, поэтому я редко приглашаю гостей, а с Климом тут теперь буквально не протолкнуться.
– Что ты здесь делаешь? – первое, что я слышу от него спустя десять лет, не считая минувшей ночи.
– Живу, а ты? – Спросонья, после тяжелой ночи, мой ответ казался логичным, но судя по взгляду Клима – нет.
– Пришел закончить начатое, – недвусмысленно заявляет он, рассматривая меня с таким видом, будто я действительно проститутка, которой он заплатил, но она не выполнила свою трудовую задачу.
Жар тут же поднимается к шее и лицу, стоило вспомнить свое поведение в клубе. Мы стоим и просто смотрим друг другу в глаза. В его глазах я читаю осознание того, что я, безусловно, его вчера узнала. Что он видит в моих – не знаю.
Ночью меня спасала маска, защищавшая мое инкогнито, а еще понимание того, что мне подсыпали наркотик в воду, оправдывающее мое распутство. И сейчас, стоя перед ним в одной майке, с лицом, на котором нет даже макияжа, чтобы отгородиться хоть какой–то броней, я чувствовала себя совершенно безоружной.
Он отводит взгляд, потеряв ко мне интерес, и изучает мою съемную квартиру так внимательно, словно хозяин, пришедший на ревизию. На его лице неприкрытое презрение – вероятно, как ко мне, так и к моему скромному жилищу. В голове возникает странная аналогия: как я не могу тягаться с девицами, которых он привык видеть рядом, так и эта квартира не сравнится с апартаментами, в которых он останавливается.
Я пожала плечами, безмолвно оправдываясь, что не соответствую его стандартам, и скрестила в защитной позе руки на груди, ожидая, когда он озвучит причину своего визита.
Подозревала, что он просто хотел проучить распалившую и оставившую его девушку, от которой хотел сегодня получить то, что она не дала ему ночью. Только теперь, когда он увидел вместо неё меня, это желание, подозреваю, вызывает в нем отвращение.
– Неужели ты так мало зарабатываешь у Ильдуса, что живешь здесь?
Самгин возвращает ко мне взгляд, но он упирается не в лицо, а несколько ниже – как раз туда, где мои руки натянули майку, под которой отчетливо проступали напряженные от холода соски. Смотрит неприлично долго, а я в растерянности не понимаю, как себя вести. Ну не стыдливо прикрываться же, после того как его пальцы пару часов назад были во мне. В конце концов, он поднял глаза на уровень моего лица, что, должно быть, далось ему с некоторым трудом, и заметил вопросительно приподнятую бровь.
– Видимо, все потратила на увеличение груди, – делает он вывод, заставляя меня засмеяться.
После того как я прекратила тренировки, у меня не только начали идти критические дни чаще одного раза в полгода (в лучшем случае), но и грудь выросла на целый размер. Более того, я даже подросла, что заметила сначала по брюкам, которые стали коротки, а потом уже подтвердила догадку, измерив рост.
Ситуация странная, напряженная, а я вытираю слезы от смеха, чувствуя, что переступила грань истерики. Самгин смотрит на меня в упор совершенно пустыми глазами, в которых, кроме презрения, я больше ничего не могу прочесть, но даже оно только осадком падает на дно, а все остальное лишь тьма, такая же бесконечная, как черная дыра в космосе.
– Ты должна уехать из Москвы, – приказывает он так просто, будто предлагает сделать ему кофе.
– Что? – переспрашиваю я, в надежде, что это была лишь слуховая галлюцинация.
– Я не сомневаюсь, что ты найдешь применение своим талантам и в городе N, там наверняка тоже есть злачные места, в которых сможешь вертеть своей элитной задницей перед мужиками. – Он стоит близко, и его рука так легко и естественно ловит прядь моих волос, наматывая себе на палец, будто так и надо. – Цену только за свои услуги убавишь, N не Москва, там богатых папиков меньше.
Мышцы по–прежнему работают быстрее мозга, и я, не осознавая, что делаю, вижу, как моя рука летит на его щеку. У него хорошая реакция, он перехватывает пальцами мое запястье еще до того, как ладонь касается щеки, до боли сжимает и отводит от своего лица. Я неловко отступаю назад, намереваясь вырваться из стального захвата, и едва не падаю, задевая натянутый за спиной провод от ноутбука.
Клим ловит меня, с силой потянув за всё ту же руку, и я по инерции впечатываюсь в его грудь, цепенея от происходящего. Смотрю в его лицо в каких–то нескольких сантиметрах от своего, замечая, как он сжимает челюсти, так что желваки заиграли на скулах, и ноздри напрягаются, словно дышать со мной одним воздухом – все равно что яд вдыхать. От соприкосновения со мной вся его мускулатура напрягается, замирает.
Я чувствую свое дыхание по тому, как поднимается и опадает грудь, на какие–то миллиметры теснее приближаясь к нему, и сердце бьется где–то не в груди, а в животе. Он же словно окаменел. Мы так близко друг к другу, но понять, есть ли в этой грудной клетке жизненно важный орган, я не в состоянии. Просто–таки потерявший сердце Железный Дровосек.
Он склоняется надо мной, обхватывая мои плечи пальцами, притягивая еще ближе к себе, так, что кончики пальцев ног едва касаются пола. Вижу перемену в его лице, он совладал с собой, больше не выказывая неприязни от нашей близости. Его зеленые глаза стали почти черными, как грозовое небо, а лицо превратилось в бесстрастную маску, выражающую полное спокойствие. Я смотрю на него, как кролик на удава, затаив дыхание, когда он до боли сжимает пальцы на моем теле и тихо произносит почти в самые губы:
– Никогда больше не попадайся на моем пути, Алена, иначе я тебя уничтожу.
Я смотрю ему в глаза, испытывая острую боль от его слов, от манер, так похожих на поведение его отца.
– Меня уже пытались уничтожить. Думаешь, у тебя получится лучше?
С мгновение он смотрит на меня, изучая что–то в глубине моих глаз, а потом просто размыкает пальцы, разворачивается и выходит, захлопывая за собой дверь.
Коленки сами подогнулись, и я сползла на пол, как безвольное создание. Только сердце билось в груди – громко, быстро, впервые за десять лет напомнив о себе.
4. Клим
Михаил сказал, что ни одному человеку в клубе не известно о рыжей танцовщице. Она подменяла заболевшую девушку, которая должна была танцевать в тот вечер. Никто из опрошенных не знал ни её имени, ни фамилии, даже описать толком не могли. Единственное, что меня успокаивало – мои люди за ней проследили, и мне теперь известно, где она живет. По крайней мере, эту ночь.
Решил заявиться к ней утром, с мыслью о том, что если она захотела продолжить вечер со своим парнем, то, по крайней мере, у меня еще остается шанс ее там застать. Не уверен, стоит ли надеяться на то, что она не имеет личной жизни. Плевать, если у нее кто–то есть, не сомневаюсь, что девушка, зарабатывающая на жизнь подобного рода деятельностью, согласится танцевать только для меня некоторое время.
Место ее ночевки располагалось в кирпичном доме шестидесятых годов постройки, почти в самом центре города, где элитная жилая недвижимость смешивалась вот с такими захудалыми домиками. Преодолел тяжелыми шагами лестничный пролет, не понимая, какие черти меня сюда занесли. Чего я хочу от этой девушки? Предложить ей стать моей содержанкой, потому что ей удалось то, что не получалось у других?
Дело даже не в том, что я хотел ее трахнуть или наказать за то, что оставила с болезненным стояком, хотя и это тоже. Её запах, её движения, легкий изгиб губ – еще не в улыбке, но в её обещании – всё это так отчаянно напоминало мне о другой девушке, что я готов был платить за иллюзию. Мне вдруг показалось, что именно она в состоянии вытащить из сердца занозу, оставленную там десять лет назад.
Рана вокруг нее не затянулась. Больше не кровоточила, но не зажила, покрылась толстыми рубцами, местами омертвела, потеряла чувствительность и функциональность. Почти не болела и не напоминала о себе. Эти годы я выхолащивал из себя любые чувства к ней, и со временем во мне образовалась пустота.
Лишь какие–то отголоски воспоминаний порой всплывали в памяти. Заметив где–то в толпе похожую на неё рыжеволосую девушку, я направлялся к ней, забывая обо всем, только бы прикоснуться к миражу. Останавливался через несколько шагов, остужая эту потребность силой воли, сжимая кулаки, пока костяшки не белели от напряжения.
После нее мне долго не хотелось отношений. Достаточно было женщин для удовлетворения потребностей плоти. Но подпускать к себе кого–то ближе, чем на расстояние вытянутой руки, желания больше никогда не возникало. Теперь уже не казались странными отношения моего отца с Алисой – его последней женой, брак с которой был заключен по обоюдному расчету. В них почти не было риска обжечься, расслабиться, наивно полагая, что к тебе относятся как к человеку, а не банковскому счету.
Встал перед металлической дверью, которую при небольшом желании можно снести. Ударил несколько раз носком ботинка, чувствуя, что она неплотно прилегает к дверной коробке и происходящее по ту сторону отчетливо слышно. Кто–то за дверью, наконец, очнулся и брел в мою сторону.
Интересно, как она выглядит?
Никто не спрашивает, кого в столь ранее утро принесло в этот дом. Дверь просто распахивается.
Блядь! Стою, сатанея с каждой секундой, что имею возможность смотреть вот так на нее. Без призмы воспоминаний, отпечатавшихся навсегда во мне. Каждый день мечтал забыть черты её лица, не выискивать их в других. Остальные все равно рядом с ней были суррогатом, и я вытравливал изо дня в день из себя эту болезненную потребность заменить её кем–то, хотя бы отдаленно похожим: в мимике, в улыбке, в звуке ее смеха. Но, блядь, всё не то!
И вот моя ахиллесова пята стоит передо мной и рассматривает сонным взглядом мои ботинки. А я не знаю, чего мне хочется сильнее: убить её сразу или обнять, а потом убить. Трахнуть бы прямо тут, на пороге, облизав всё её тело, как мятный леденец, потому что, блядь, меня, как и десять лет назад ведет от нее! Потому что я изголодался по ней, и мне хочется проверить, буду ли я как когда–либо дуреть от нее, сходя с ума. После того, как все эти годы почти ничего не ощущал, как социопат, имитировал эмоции, которых не испытывал, чувствовать даже черную ненависть к ней было довольно необычно и свежо.
Она поднимает глаза, и они такие прозрачные, что, кажется, можно без труда прочитать любую мысль на лице самой лучезарной девушки из всех, что я знал. Удивляюсь её актерскому дарованию и тому, как виртуозно она умеет играть любовь.
Прохожу в квартиру, желая убедиться, что она тут одна. Сколько, интересно, за эти годы у нее было связей? Долго ли она была с Максимом? Но девушка с такими способностями и навыками, которые она с блеском демонстрировала десять лет назад и вчера ночью, могла бы добиться и больших успехов, чем съемная однокомнатная конура.
Квартира сохранила аскетизм её детской комнаты в доме бабушки, разве что ни одной медали не заметил на стенах, ничего, что бы указывало на знаменитую спортсменку Алену Комар – прорыв в женской спортивной гимнастике, тогда, когда от России никто его не ожидал на Олимпиаде в Гонконге.
Помню, как узнал, что она всё же примет участие в Олимпиаде, и эта новость прошлась ножом по сердцу со стороны спины. Не смотрел интервью с ней, не включал выступления, лишь прочитал о её блестящих успехах в газетах. Но и тогда я снова испытал восхищение её характером, необыкновенной силой воли девочки, которую, казалось, знал.
Первые полгода после её предательства меня сильно крутило по ней, и я понимал зависимых в наркотической ломке, когда ты знаешь, что очередная доза может стать смертельной. Пытался как–то упорядочить в голове всё случившееся, но этот пазл не хотел складываться. Но о чем тут думать, когда я видел всё собственными глазами?
Поначалу, когда я еще позволял мыслям о ней проползать в голову, я воображал, какой она станет когда–нибудь, насколько измотает её продажную душу и тело жизнь. И как несправедливо, что она выглядит немногим старше, чем в восемнадцать лет, особенно сейчас, босая, в дурацкой майке с эмблемой «НАСА» и острыми сосками на полной груди.
Как мало вчера мне удалось попробовать, когда не мог поверить своей удачливости в том, что нашел ей замену! Идиот! Трахни её вчера, гордость, как сейчас, не втаптывала бы меня в грязь от темных желаний, которые опутывают снова. Демоны в моей голове умоляют поддаться этому искушению, сталкивая меня в пропасть, из которой уже не выберусь.
Касаться её – как отдельная пытка в Аду специально для меня, котел, в котором меня будут варить, подбрасывая поленья в огонь.
В моей жизни существовали люди, которых мне хотелось убить, но только её я хотел уничтожить по–настоящему – так, чтобы от нее и следа не осталось. Когда произношу свое желание, свою жизненную потребность вслух, в её взгляде что–то надламывается, будто она живая, настоящая, способная испытывать боль. Но так ей только хуже. Я хочу видеть её страдания, впитывать их в себя и получать от них удовольствие.
Покинул её квартиру сам не свой, не веря, что встретились спустя столько лет. Жаль, на улице жара, а мне дико хочется окунуть голову в чан со льдом, чтобы не пекло так внутри черепной коробки от мыслей, сжиравших меня.
Москва слишком маленький город для нас двоих, особенно если учитывать, что мы встретились спустя сутки после моего возвращения и я не дам ей здесь жизни. Мысль о том, что она вернется в город N, странным образом грела мне душу. Я хочу, чтобы именно там она и оставалась, сгнивая в захолустье без надежды на светлое будущее.
Приехал в офис с мыслью, что сейчас утоплю себя в работе, и тут взгляд падает на ссылку в почте на интернет–портал с размещенной во весь экран фотографией моего родителя и красноречивой подписью «Наркобарон».
Читаю статью по диагонали, подмечая факты, которые были известны единицам, и слышу шум в ушах от нарастающей ярости. Не на автора статьи, а на отца, который до сих пор портит мне жизнь, пачкая мою репутацию своими грязными делами. Правда, меня несколько удивляет, что в статье ни слова обо мне не сказано, ведь часть описываемых событий как раз пришлись на тот период, когда я активно помогал отцу. Собственно, это время было расцветом его бизнеса.
– Найди мне Данилу Назарова, – набрав номер Михаила, который раньше был начальником охраны моего отца, распорядился я.
Бывший чекист хоть и предпочел служению государству деньги нечистоплотного бизнеса, остался верен некоторым своим идеалам и перед тем, как перейти на работу ко мне, просил о сохранении конфиденциальности всех событий, свидетелем которым стал в период службы у отца. Это, конечно, шло вразрез с моими первоначальными планами на него, но он был слишком ценным сотрудником, чтобы отказываться от него на данном основании.
Стараниями Михаила было выявлено, что тот охранник подсыпал девушкам в напитки наркотик с эффектом сексуального стимулятора, вызывающий непреодолимый сексуальный голод, который они порой с ним же и утоляли. Как представлю, что не окажись меня там, он затащил бы Алену в подсобку и трахнул, хотелось взять дробовик и отстрелить ему яйца. Впрочем, Алена нашла способ справиться со своими чувствами, не сев на член. Увы, именно на мой.
Узнав об этом, я вернулся в клуб Ильдуса, чтобы понять, в курсе ли товарищ, что происходит в стенах его заведений. Друг был искренне шокирован и вызвал своего сотрудника на разговор.
Мне казалось, что с возрастом мой пыл поостыл и я научился совершать действия, предварительно обдумав их, но когда дело касалось Алены, мой мозг отключался. Вспомнил, как он не отходил от нее в тот вечер, как смотрел на неё, и руки сами сжались в кулаки и полетели к его лицу. Не знаю, через какое время явился Михаил и разнял нас, потому что Ильдус не осмелился приблизиться. Физиономия охранника была в крови, и, к моему удивлению, ему удалось добраться до моего лица, хотя я этого даже не заметил. С рассеченной губой и синяком на скуле теперь я выглядел как итальянский мафиози в своем пошитом на заказ костюме.
Поступил сигнал телефона со входящим звонком от Михаила.
– Шеф, не существует никакого журналиста Данилы Назарова. Готов биться об заклад, что это псевдоним. Я могу выяснить, что это за фрукт, но это займет некоторое время. Быстрее будет разузнать, кто скрывается под этим псевдонимом, только у главного редактора медиа–журнала, в котором так называемый Данила публикуется. Но вы вряд ли одобрите пытки. – На последней фразе Миша рассмеялся, давая понять, что шутит. А может быть, и нет.
Ждать я не собирался и позвонил своему помощнику, попросив выяснить, кому принадлежит журнал с лиричным названием «Над пропастью». Была у меня такая маленькая слабость: спонсировать независимые газеты в России, поэтому идея приобрести себе собственное издание показалась разумной. Портал ратовал за свободу слова для четвертой власти и продвигал либеральные идеи в массы.
К моему везению, доли компании, под которой был зарегистрирован журнал, принадлежали моему знакомому, который вовсе не возражал прекратить участие в делах журнала за солидную сумму. Я не планировал угрожать закрытием редкому гласу свободы в этой стране за отказ удалить статью об отце. Мне лишь требовалось понять, откуда была добыта информация журналистом.
Пришлось придумать для главного редактора легенду о том, что одна из статей Назарова задела интересы бенефициара журнала, в связи с чем требуется встреча с этим журналистом, и конечно, речь шла вовсе не о статье об отце. Мой человек заверил, что его никто не тронет и что новому хозяину требуется лишь разговор тет–а–тет, не более того. Это было почти правдой, за тем исключением, что мой представитель не сказал, что этот хозяин журнала – я.
– В чем, по–вашему, смысл того, что автор статьи хочет остаться инкогнито? – раздался голос из диктофона, записанный моим представителем. – Это обеспечивает безопасность моего сотрудника, и я не намерена подвергать его опасности быть растерзанным таким человеком, как наш собственник.
– Мы не собираемся никого терзать. Но если в течение суток Назаров не явится по указанному адресу, то ваша газета вообще останется без сотрудников.
Поверенный действовал по моему строгому поручению, и я был доволен результатом разговора. Главред обещала подумать.
Не планировал я играть по правилам Анатолия Самгина, но иначе я не получу нужные мне сведения.
5. Алена
