Красивые женщины умирают дважды?

скачать книгу бесплатно

Красивые женщины умирают дважды?
Жанна Райская

RED. Психология и стиль жизни
В этой книге представлены истории знаменитых женщин, которые были кумирами красоты в разные десятилетия. У каждой из них свой непростой опыт взросления, ведь будучи известными, они старели публично. Актрисы и супермодели откровенно рассказывают о том, насколько сложно им было осознавать, что их молодость ускользает, а красота угасает. Но эти прекрасные женщины нашли и развили в себе силы, позволившие им справиться со страхами старения. Понимая, что они являются примерами для других, звезды щедро делятся своим личным опытом и дают ценные советы о том, как бороться со стрессом перехода в более старшую возрастную категорию. Собственным примером доказывая, что жизнь женщины может быть яркой и наполненной, вне зависимости от того, сколько ей лет.

Комментарий Редакции: Признаемся честно: ускользающая молодость – это не только меланхоличное переживание об ушедших годах, но и порой – поистине тяжелая рефлексия. Однако даже из этого жестокого круга горьких мыслей есть самый искренний выход, ведущий к неизбежному сокровищу – к себе настоящей.

Жанна Райская

Красивые женщины умирают дважды?

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении использована иллюстрация:

© VPanteon / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

«Старость – вот преисподня для женщин» – писал французский философ и моралист Ларошфуко. «Мужчины стареют как вино, женщины как молоко» – гласит английская пословица. Русская народная мудрость на заданную тему также прямолинейна и жестока: «Женский век – сорок лет», «До сорока лет – на ярмарку, после сорока – с ярмарки». Несмотря на то, что средняя продолжительность жизни увеличивается с каждым десятилетием, женское старение по-прежнему представляется чем-то ужасным, едва ли не неприличным. Хотя времена сейчас не самые легкие: затяжные военные конфликты, политическая нестабильность, пандемия коронавируса. Но женщина, несмотря ни какие условия и в любом возрасте обязана выглядеть свежо и подтянуто. Доказано, что и мужчины и женщины хотят видеть в качестве своего партнера человека привлекательного, но эти предпочтения у мужчин выражены сильнее: среднестатистического мужчину меньше заботит социальный статус женщины, уровень ее интеллекта, образование и прочие личностные качества. Внешние качества женщины более важны, эстетическое восприятие своей потенциальной партнерши для мужчины первостепенно. И из этого извечного естественного желания нравится представителям противоположного пола женщины стараются выглядеть привлекательно и моложе своего биологического возраста. Предпринимается многое: бег по утрам, изнурение себя в спортивных залах, покупка абонементов в бассейн и на танцы, регулярные походы в косметологические кабинеты. Еще каких-то двадцать-тридцать лет назад к пластическому хирургу за косметическими операциями обращались в основном люди публичных профессий. Сейчас такие операции как ринопластика или блефаропластика стали обычным делом, а эндоскопическая подтяжка средней и нижней зон лица одна из самых обсуждаемых тем на женских форумах. Рынок косметической хирургии даже в условиях карантина только набирает обороты. При этом если женщина очень уж уделяет время своему виду и старается быть в курсе модных трендов, то ее могут начать обвинять в желании слишком молодиться. И кроме той жестокой неравной борьбы со старением, которую вынуждены вести большинство современных женщин, они кроме прочего должны делать это изящно – не перегибая и не скатываясь в образ «городской сумасшедшей» или «старой девочки». Критической точкой является наступление менопаузы, когда женщине приходится сталкиваться еще и с внутренними проявлениями возраста: упадком сил, гормональной перестройкой и эмоциональной нестабильностью. Для очень многих женщин принятие возраста, происходящих изменений лица и тела становится тяжелым и пугающим опытом. В мире шоу-бизнеса, где личная и общественная сила женщины напрямую связана с её внешностью, проблема старения становится глобальной. Звездные красавицы стареют особенно – под прицелом камер и фотоаппаратов. Их морщины, пигментные пятна и каждую складочку рассматривают под увеличительным стеклом общественного внимания. Так как же стареют кинозвезды и супермодели? Что происходит с ними, когда наступает пора, которую поэтично называют осенью жизни? Что они предпринимают, когда замечают печать возраста на своих прекрасных лицах? Как они это переносят? Что чувствуют и что говорят? От икон красоты прошлого, таких как Грета Гарбо и Марлен Дитрих до бьюти-див современности, Анджелины Джоли и Айшварии Рай – мы увидим, как относились к физическому увяданию почти век назад, и как относятся к этому сегодня. Попробуем на примерах этих красивых и знаменитых женщин узнать – что делать, когда ты понял что состарился. В конце концов, мы ведь копируем их стиль одежды, прически и макияж. Так почему же нам не взять на вооружение их опыт по взрослению. Узнаем у этих неординарных личностей, как бороться со страхами старения, которые истощают нашу женскую силу и мешают наслаждаться прекрасными моментами нашей взрослой жизни.

Грета Гарбо – северное сияние

Прекрасный тип нордической красоты. Холодная, молчаливая красавица, с непроницаемо-загадочным выражением лица. Она вся будто сделана из шведского снега и льда.

Однажды Луис Б. Майер, самый могущественный кинодеятель мира своего времени, увидел Гарбо на экране, сам фильм его не заинтересовал, совсем другое дело Грета – Майера впечатлило ее лицо, ее чудесные глаза, их выражение. Подбирая актеров для своей студии, Майер изначально отталкивался от наружности актера или актрисы. «Все, что я когда-либо искал, было лицо» – говорил он. По воспоминаниям дочери Майера, с которой он был в кинотеатре, киномагнат еле смог усидеть в кресле кинотеатра во время просмотра картины, так восхитила его внешность молодой актрисы. Опытный и дальновидный соучредитель кинокомпании MGM сразу понял, что это лицо может многое. И оно было прекрасно – мраморная кожа, высокие дуги бровей, тонкий нос и большие светлые глаза с таинственной поволокой. Полуопущенные веки и плавно изогнутые ресницы, бросающие таинственные тени на лицо – неизменная часть имиджа Гарбо. Она всегда утверждала, что не носит накладных ресниц даже на сьемках. Ресницам Греты журналисты и поклонники отводили не меньше внимания, чем её глазам. Говорят, в начале кинокарьеры молодой шведке даже советовали их чуть подстричь, чтобы они не прикрывали радужку глаз. Но именно этот влекущий, притушенный ресницами, взгляд, стал её коронным стилем. Гарбо смотрела с экрана, вся загадочно-томная, и каждый мужчина в мире думал: «О боже, я нужен ей!». А женщины всего мира хотели ресницы «как у Гарбо». Продажи туши «Макс Фактор» взлетели до небес. Когда Грета впервые появилась в Голливуде, в кино царили миниатурные актрисы с округлыми детскими лицами, наивными глазами и крохотными ступнями, как Мэри Пикфорд и Лилиан Гиш. Высокая статная Грета шириной плеч могла померяться с любым мужчиной, а обувь носила 42 размера. В Голливуде шутили, что мужчин-партнеров Гарбо по фильмам, специально просили надевать ботинки большего размера, чем есть на самом деле, чтобы ступни шведки в кадре выглядели меньше. Эта удивительная женщина, всегда холодная и отстраненная вне съемочной площадки, на пленке преображалась. Стоило включить камеру, как от ее лица начинало исходить легкое свечение, плечи и грудь источали томление и страсть, тембр голоса становился волнующе-низким. Она превращалась в женщину, про которую один из кинокритиков, метко сказал: «то, что пьяным видишь в других женщинах, в Гарбо видишь трезвым». Но выключалась камера и снова Грета превращалась в молчаливую ледяную королеву, не желающую никого видеть и ни с кем говорить. Ее жизнь полна ребусов и загадок. До самой своей смерти, она так и не позволила раскрыть «феномен Гарбо», который стремились узнать режиссеры, журналисты и зрители.

Грета Ловиса Густафссон родилась и выросла в Швеции, в Стокгольме. Ее отец рано умер и Грета была вынуждена пойти работать, хотя была еще школьницей. Она работала продавщицей в одном из универсальных магазинов города. Паралельно с этим, пробовала себя в качестве модели, позируя для фотоснимков шляп и женской одежды. С дества грезившая театром, в 1922 году она поступила на театральные курсы при Королевском драматическом театре Стокгольма. Там же она встретила Морица Стиллера, актера, режиссера и сценариста. Стиллер был одним из столпов шведской киноиндустрии эпохи немого кино, за его плечами было около 35 снятых фильмов. Стиллер стал заниматься с Гарбо, обучать ее, именно он придумал псевдоним Грета Гарбо, дал ей роль в своем новом фильме. В этом фильме Грету и увидел Луис Б. Майер, один из руководителей студии Metro-Goldwyn-Mayer. Он практически сразу предложил Гарбо и Стиллеру работу в своей студии. Актриса и режиссер прибыли в Америку в 1925 году.

Сам Майер, инициировавший приезд Гарбо, был слишком занят, чтобы лично заняться девушкой, а студия не уделяла никакого внимания двадцатилетней шведке, абсолютно не говорящей по-английски. Грета провела несколько месяцев в ожидании хоть каких-то действий кинокомпании, и даже уже была готова вернуться в Швецию. Наконец ей устроили пробы у начальника производства MGM, Ирвинга Тальберга. Как и в случае с Майером, лицо и глаза Гарбо сразу же поразили Тальберга, а результаты ее кинопроб на студии сочли «просто потрясающими». Гретой сразу же стали плотно заниматься: наняли ей диетолога, дантиста и репетитора по английскому языка. К сожалению, шведский наставник Греты, Мориц Стиллер не смог надолго удержаться на студии и вскоре вернулся в Европу. Гарбо же осталась работать, подписав с MGM пятилетний контракт, с оплатой 400 долларов в неделю. Она начала сниматься в первых фильмах, постепенно превращась в настоящую кинозвезду, ту самую Грету Гарбо. В то время киностудии были полновластными хозяевами своих артистов, диктуя им в каких фильмах сниматься и с кем заводить отношения. Боссы киностудии, в единоличном порядке, решали, кому быть блондинкой, кому брюнеткой, кто будет роковой обольстительницей, а кому больше пойдет имидж милой девушки. Диктовалось абсолютно все, вплоть до длины платьев и высоты каблуков. Актеры и актрисы, по хитро составленным контрактам, были фактически собственностью студии и такое отношение к ним, считалось абсолютной нормой. Тем удивительнее тот факт, что в отношении Гарбо никаких кардинальных перемен во внешности не предпринималось. Хотя у нее не было еще никакого имени в мире кино, никто не рискнул ломать то натуральное, что было в ней и навязывать чуждый девушке имидж. Грета была очень самодостаточна и убедительна в этой своей естественности. Единственное, что претерпело изменение – это ее брови и ее вес. Визажисты сделали брови Гарбо намного тоньше и длиннее, также она значительно похудела. Ей подобрали строгую диету, и она придерживалась однажды заведенного порядка в питании, до конца своих дней. Много овощей и зелени, а также галлоны апельсинового сока стали постоянной частью ее рациона. Худоба еще больше подчеркнула и обозначила ее тонкие черты, из простой, слегка неотесанной шведской девушки, она превратилась в очаровательную молодую женщину с европейским изыском. Усиливали впечатление легкий акцент и плавно-сдержаные движения рук. В кино, почти всегда она играла такие роли, где разговор не был ключевым. Главным было само присутствие Гарбо, ее долгий взгляд из-под ресниц, улыбка одними уголками губ, заломленные руки. Поэтесса Айрис Гри писала в своих заметках, что когда Гарбо закрывала глаза, то явственно слышался тихий шорох, напоминающий трепет крыльев мотылька. Также, считалось, что у Гарбо самые красивые экранные поцелуи: «Она могла (и частенько делала это) сильно запрокидывать назад голову, едва ли не под прямым углом к позвоночнику и целовать жадно мужчину, взяв его лицо в ладони так, что казалось, она пьет с его губ некий напиток». Гарбо была абсолютной кинобогиней, но никогда не выглядела, как знаменитость. Ее туалеты могли быть необычными, но не вульгарными, макияж мог быть более или менее заметным, но никогда не крикливым. В отличие от многих других актрис той эпохи, которым была присуща чрезмерная яркость, даже эпатажность, Гарбо имела стремление к максимальной естественности. В обычной жизни, она никогда не завивала волосы, не укладывала их в замысловатые прически, а предпочитала носить их, гладко зачесанными назад. Она не привлекала внимания к своим рукам, не покрывала ногти лаком, они у нее были слегка квадратной формы, тщательно отполированые. При этом все отмечали, что Гарбо выглядела всегда настолько ухоженной, что даже самые тщательные укладки и безукоризненный маникюр, на других женщинах, смотрелись проигрышно рядом с простотой Гарбо. Практически нет фотографий, кроме кинокадров, где Гарбо в каком-нибудь вычурном туалете или платье с неподобающе высоким разрезом. Она не затягивалась в эффектную золотую или серебряную парчу, не куталась в выгодные для фигуры газовые ткани, не отращивала длинных локонов и не стремилась оголять ноги, при том, что они у нее были очень длинные и красивые. Гарбо была хороша и без всей этой розово-золотой пыльцы Голливуда 20-х и 30-х годов. Еще при жизни о ней слагали легенды: о ее красоте, ее гонорарах (которые не разглашались), ее сложном характере и привычках. Одним из самых нелепых слухов было то, что Гарбо не живая, не настоящая женщина, а нарисованная, воссозданная только на кинопленке. Этот слух был довольно устойчив, из-за крайне редкого появления актрисы на публике. Парадоксально, но будучи самой известной женщиной Голливуда того времени, она была одновременно и самой неизвестной. Избегание фотографов и журналистов – также неотъемлимая часть легенды по имени «Грета Гарбо». Необщительная, замкнутая от природы, она смогла это направить на пользу себе. Ведя закрытый браз жизни, не общаясь ни с кем из актерского братства, не давая поводов для сплетен, она тем самым, только умножала слухи и толки о себе. Некоторые зловсловили по этому поводу, утверждая, что Гарбо не любит никого кроме себя, самообожание называли ее любимым занятием. Между тем, поклонники хотели знать, где она живет, в какой обстановке, что носит в обычной жизни, что ест, на чем спит, что любит, а что нет, что ее радует и чего она боиться. «Женщины каждый день шлют ей орхидеи, мужчины звонят по междугородному телефону в надежде услышать ее голос. Ей до этого нет ровно никакого дела, и то, что ей до этого нет никакого дела, и то, что она даже не собирается показываться публике, только подогревает всеобщую истерию, и так же, как и я, все дошли едва ли не до умопомешательства, желая видеть ее…» – писал Сесиль Битон, британский фотограф, который фотографировал многих артистов и страстно желавший сделать снимки Гарбо. Сама актриса говорила, что её жизнь это сплошные черные входы, боковые двери и секретные лифты. И все это в «золотой век Голливуда», когда звезды кино были приравнены к небожителям. Они сорили деньгами, имели многокомнатные особняки с несколькими бассейнами, покупали дорогие машины и соревновались между собой в количестве упоминаний в прессе. Мужчины-актеры громко женились, не менее громко разводились, а потом еще долго судились с бывшими женами, а у каждой, уважающей себя актрисы, имелись, баснословной стоимости драгоценности и меха, а также обязательный поклонник из крупных гангстеров. Гарбо же была неприступна – никаких бурных романов, никаких дорогих покупок, всё без излишеств, по-скандинавски строго и скромно. Аура таинственности всю жизнь окутывала ее плотной пеленой, не позволяя узнать о ней ни капли лишнего, ее затворничество было поразительным. Журнал «Movie Classic» в 1937 году писал: «Взять у Гарбо интервью или даже просто поприветствовать её от лица прессы не было ни единого шанса, ведь она абсолютно неуловима – в отличие от других своих звёздных коллег». Всю жизнь она ненавидела всю ту шумиху вокруг себя, которую так любят многие знаменитости. Гарбо терпеть не могла позировать для фото, никогда не отвечала на письма поклонников, не любила раздавать автографы. Она стойко избегала интервью, никогда не появлялась на церемонии вручения «Оскар», даже когда ее номинировали. Когда она работала на съемочной площадке, то по ее требованию там не должны были находиться посторонние лица, кроме тех, кто непосредственно задействован в процессе съемки. Даже студийное начальство, люди привыкшие держать под контролем весь кинопроцесс, уважали это правило Гарбо. Ходили слухи, что всесильному Луису Майеру Гарбо влепила пару таких увесистых пощечин, когда он однажды решил поприсутствовать на площадке и понаблюдать Гарбо в работе, что больше он ни разу не рискнул нарушить это требование актрисы. А как только она заканчивала съемку, то мгновенно скрывалась в своей гримерке, где разгримировывалась и отдыхала, никого к себе не допуская. Затем, она тенью выскальзывала из павильонов студии к машине, где ее ждал шофер и немедленно уезжала, избегая даже малейшего общения с коллегами и репортерами. Когда Гарбо решила съездить в родную Швецию, в порту Стокгольма, чтобы хотя бы мельком увидеть актрису, собралась толпа в несколько тысяч человек. И когда Гарбо наконец появилась, огромная толпа хлынула вперед, создав сильную давку, сотни человек оказались сброшеными в воду. Такие скопления народа и бурные проявления их любви пугали Гарбо, от этого она еще больше пряталась от людей. Свободное время Грета проводила или одна или с близкими друзьями. Одиночество, которого так страшятся многие публичные люди, совсем не тяготило актрису, наоборот она наслаждалась им. Но даже у загадочной и стремящейся к одиночеству, Гарбо были любовные романы, например с актёром, Джоном Гилбертом. Гарбо и Гилберт собирались пожениться и даже назначили день, но в последний момент актриса передумала и не явилась на церемонию бракосочетания. Гарбо приписывали бисексуальность и романтические связи с женщинами, такими как актрисы Луиза Брукс и Марлен Дитрих, а писательница и космополитка Мерседес де Акоста, была обожавшей поклонницей и преданной подругой Гарбо, до конца своих дней. Также у Греты были тесные дружеские отношения с британским фотографом Сесилом Битоном и финансистом Джорджем Шлее. Но она так никогда и не вышла замуж, Грета не была готова к замужеству и говорила, что «жена» – очень уродливое слово. В то время женщины, даже самые известные и состоятельные, стремились быть замужем, статус одинкой женщины провоцировал слишком много вопросов. Разделение труда на мужской и женский тогда было ощутимо сильнее, заработки мужчин были намного выше и положение замужней дамы было прочнее и уважительнее, чем незамужней. Но Гарбо совершенно не интересовало, что в обществе думают о ней самой или о ее семейном положении, а финансовую независимость она смогла обрести, благодаря гонорарам за свои фильмы. Причем, с самого начала своей карьеры, Грета предпочитала хранить большую часть своих денег в родной Швеции. Время показало, что Грета была права, ведь в США в 1929 году разразился Биржевой крах, приведший к разорению почти все банки и компании. Многие американцы, в том числе и ведущие артисты, отеряли свои сбережения, тогда как Гарбо смогла почти полностью сохранить свой капитал, заработанный за несколько лет работы. Впоследствии, ее гонорары только выросли и она смогла значительно преумножить собственные активы. К концу жизни на ее счетах было более двадцати миллионов долларов, в переводе на сегодняшие деньги, это колоссальная сумма. Одинокая затворница Гарбо, никогда не выходившая замуж и не делившая денежные средства с мужьми, не имеющая детей, умеренная в тратах и правильно распоряжающая деньгами, стала мультимиллионершей.

Будучи молодой, Гарбо не подчеркивала свою молодость специально, не преподносила её как самую главную свою ценность. А находять в возрасте после тридцати, не молодилась и не пыталась при помощи причесок и макияжа превратиться юную девушку. Она сумела создать простой и универсальный образ, благодаря чему, кажется что Гарбо на протяжении всей своей кинокарьеры, находилась в одном и том же возрасте. Это помогало создавать иллюзию нестареющей женщины. Но время шло, появлялись новые течения в кино, появлялись новые лица. Последний фильм с Гарбо провалился в прокате. И хотя это нередкость в мире кино, где за провалом часто выходит суперхит, Грета приняла решение уйти. Гарбо закончила карьеру в возрасте 36 лет. Она не делала никаких заявлений о том, что оставляет кинематограф, не устраивала «прощальных гастролей». Она ушла тихо, без лишней помпы, как всегда, в своем стиле. За последущие почти 50 лет, она ни разу не появилась на киноэкранах. Говорили, что Грета ушла потому, что стала замечать у себя признаки увядания, ей хотелось, чтобы люди помнили только её красоту. В течение долгого времени ей множество раз предлагали самые разные проекты. Продюсеры понимали, что на кампании «Гарбо возвращается» можно сколотить целое состояние и заманчивые предложения с интересными ролями сыпались на бывшую актрису градом. Она отвечала или отказом или молчанием. Перестав сниматься в кино, она стала титанически охранять свою частную жизнь. Она приобрела семикомнатную квартиру в Нью-Йорке, полы которой устлала розовыми коврами а окна завесила плотными кремово-розовыми шторами. В этом жилище она много лет скрывалась от окружающих. Никто не был вхож к ней в квартиру, кроме нескольких людей. Возможно, она не исключала своего появления в кино в дальнейшем, но так или иначе, она продолжала строго следить за весом, придерживалась диет, занималась йогой, тогда не очень модной. Первые два десятилетия она довольно часто путешествовала, в компании ближайших друзей или почитателей ее красоты и таланта, в числе которых были богатейшие люди тех лет, такие как Ротшильды или Онассисы. Она подолгу гостила на уединенных виллах и частных островах, которые могли обеспечить ей анонимность, особенно любила бывать на море. «Мне нравится море – мы понимаем друг друга. Оно всегда вздыхает и тоскует о том, чего не может быть. Я тоже». «Я почти всегда одна и разговариваю сама с собой. Я езжу на пляж и гуляю, и это всегда прекрасно. Но это все». Немногочисленные фотографии доказывают, что и в возрасте 50 и 60 лет она выглядела еще очень привлекательно. И даже становясь старше, она сохранила свои черты. Высокая, худощавая, с неизменно прямой спиной, в широких брюках и свободных свитерах, Гарбо всегда предпочитала брюки юбкам и платьям, после ее смерти в гардеробе актрисы обнаружили 67 пар брюк. Если она и носила платья, то прямые, строгих фасонов – это делало ее облик презентабельным и элегентным даже в немолоые годы. В уже совсем пожилом возрасте Гарбо все больше времени проводила в полном одиночестве в своей нью-йоркской квартире. Она редко готовила, предпочитая заказывать еду в ресторанах, но периодически устраивала разгрузочные дни. Не общаясь почти ни с кем, также в одиночестве совершала длительные пешие прогулки в парках, скрываясь за темными стеклами очков, широкополыми шляпами. Всю жизнь Грета упорно пряталась в своей тайне, как в тумане. Но чем сильнее она скрывалась, тем сильнее люди хотели знать о ней, видеть ее.

Грета тщательно оберегала свой легендарный статус красавицы и звезды, не позволяя даже себе самой, постаревшей, разрушать его. Когда на это покушались ее друзья, то они безжалостно и безповоротно исключались из этого узкого круга. «В вашем сердце так много вещей, которые вы никогда не должны никому рассказывать. Это вы, ваши личные радости и печали и их не следует никому озвучивать. Вы обесцените себя, если сделаете это» – говорила Гарбо. Некоторые исследователи жизни Гарбо считают, что она была склонна к хронической депрессии и в этом видят причину такого закрытого образа жизни. Скрытная во всем, не позволяющая никому узнать что у нее на душе, иногда она все же приоткрывала плотные створки многолетнего молчания. В редких письмах к друзьям или откровенных беседах с ними, она рассуждала о том, как бы все сложилось, если бы она решилась иметь детей. Но те же друзья сильно сомневались, что привыкшая заботиться исключительно о себе и своем комфорте, Гарбо смогла бы создать полноценную семью. Согласно дневниковым записям Сесиля Битона, одного из ближайших друзей Гарбо, Грета радовалась тому, что вовремя ушла из кино, не допустив своего старения на экране. Ее очень расстраивали знаки времени на лице. «Как, однако, жестоко, что с каждым годом мы становимся все безобразнее. Для женщин нет ничего страшнее – выглядеть с годами потрепанной жизнью… Вот почему я не хочу попадаться на глаза фотографам. И ничего с этим не поделаешь, бесполезна всякая пудра – от нее все эти морщины заметны еще сильнее». Совершая свои одинокие вылазки по Нью-Йорку, Гарбо иногда заходила в небольшие магазинчики за покупками. Однажды, владелица одного из таких магазинов, узнав постаревшую актрису, не очень тактично заметила ей, что та неважно выглядит. Подобные замечания Грета принимала крайне болезненно, она жаловалась верной Мерседес де Акоста, плакала, сокрушаясь, что постарела. Ее друзья даже обращались к владельцам таких магазинчиков, с просьбой о том, чтобы те не расстраивали Гарбо своими замечаниями. Когда однажды один из продюсеров обратился к Гарбо, с предложением принять участие в его новом фильме, то получил неожиданно откровенный ответ актрисы: «Что может быть хуже, чем сыграть старую кинозвезду?». А на вопрос случайного прохожего, узнавшего в пожилой женщине прославленную актрису 30-х: «Вы действительно Грета Гарбо?», она грустно заметила: «Я была Гретой Грабо». Эти редкие, едва оброненные фразы, тем не менее достаточно емко характеризуют отношение Гарбо к возрасту и старению. Она не приняла его, не смогла перейти от своего звездного образа, к положению обыкновенной взрослеющей актрисы, которая меняется со временем и переходит с ролей первых красавиц на другие. По словам близко знающих ее людей, Грета словно застыла в том времени, когда была молода и красива. Здесь, в настоящем, ее ничего особо не занимало, она совершенно не интересовалась современным кинематографом, не знала новых режисеров, не смотрела новых фильмов. Она как-будто была безразлична ко всему, что не касалось непосредственно ее самой, она демонстрировала пренебрежительное отношение к людям и событиям. Важным для Греты была только она сама и ее полумифический статус. «Обладай она настоящим характером, она бы давно отбросила эту легенду, обрела бы для себя новую жизнь, новые интересы, новые знания… и теперь и она сама, и ее манеры кажутся устаревшими» – писал Сесиль Битон. При этом Гарбо продолжала восхищать некоторых избранных, кому довелось увидеть ее в те годы, сохранившимися чертами и «поэтической магией» лица. Киношная, идеализированная «Грета Гарбо» одержала верх над настоящей женщиной, над Гретой Ловисой Густафссон. Актриса умерла в 1990 году в возрасте 85 лет, а ее красота, жесты и голос сохранились лишь на кинопленке.

«Когда мы здесь, на Земле, было бы намного добрее, если бы за это короткое время мы оставались навсегда сильными и молодыми…».

Марлен Дитрих – воплощение гламура

Подлинная экранная дива с надменно приподнятыми бровями, «дымчатым» взглядом, впалыми щеками и волнующим тембром голоса – во всем облике Марлен была нарочитая сексуальность.

Они были соперницами с Гарбо, но при этом были очень разными. Главным козырем Гарбо были правильные черты лица и её таинственность. Наружность Марлен далека от канонов, но в во внешности Дитрих главное не первоначальный эффект, а то что называется послевкусием. Оно было пряным, терпким и проявлялось в многообещающем прищуре глаз, нервно раздутых ноздрях, своеобразной походке. Несмотря на свою сексуальность, Марлен никогда не выглядела непристойно. У нее была экстравагантная манера одеваться, в одежде всегда присутствовали элементы, привлекающие внимание: блестки, стразы, жабо, меховая отделка. Далеко не каждой женщине и даже актрисе, к лицу быть разодетой в «пух-и-перья» – очень высок риск выглядеть нелепо. Но Марлен, как никому, шел такой стиль, она смотрелась органично в самых причудливых туалетах. При всей своей женственности Дитрих любила мужскую одежду: фрачные пиджаки, галстуки, цилиндры, трости. Всё это она носила легко и непринужденно, словно вторую кожу, при этом не казалась мужеподобной. Во всех этих противоречиях и есть сущность Марлен Дитрих. Её «раскручивали» в Голливуде как противовес Грете Гарбо, она идеально подходила для этого: тоже иностранка, с европейским налетом, примерного того же возраста и роста, что и Гарбо, даже немного на нее похожа. Кинобоссы были не прочь искусственно усилить сходство своей новой актрисы с Гарбо и потом этим сходством воспользоваться, с максимальной финансовой выгодой для себя. Но сама Марлен не собиралась никому подражать и она четко дала это понять. Дитрих стала «лепить» себя сама с необычайным вкусом и ювелирной точностью. Она качественно, с умом использовала свою наружность – подчерикавала все, что можно подчеркнуть, и прятала, то что считала нужным спрятать. Марлен долго оттачивала походку, жесты, голос, она придумала и свой фирменный взгляд – призывный и презрительный одновременно. С самого начала своей карьеры, амбициозная Марлен готовилась стать не просто узнаваемой артисткой, а непременно большой звездой. Еще при жизни Дитрих, про нее ходило столько сплетен, как ни про кого больше. Говорили, например, что она удалила коренные зубы, чтобы появились глубокие впадины на щеках, делающие ее лицо выразительно-драматичным, или что актриса припудривала свои волосы настоящим суссальным золотом, отчего они красиво мерцали в свете софитов. Доподлинно известно, что некоторые платья зашивали прямо на ней, чтобы они облегали фигуру, как вторая кожа. Сценические костюмы были настолько тонкими, что обычные нитки не годились, т. к. просто рвали ткань и костюмеры использовали волосы Марлен вместо ниток. Каждый ее выход был как небольшой спектакль, она старалась заранее поинтересоваться, с правой или левой стороны кулис, ей предстоит выходить на сцену, для того чтобы знать – с какой стороны делать передний разрез на платье.

Дитрих писала в мемуарах, что ее семья была хорошо обеспечена, и смогла дать своей дочери, Марии Магдалене, достойное образование. Она училась языкам, французскому и английскому. Помимо учебы в школе, также занималась музыкой – играла на фортепиано, а чуть позже на скрипке, и даже добилась неплохих результатов. Достигнув совершеннолетия Марлен пыталась поступить в актерскую школу при Немецком театре, попасть в школу ей не удалось, но она смогла брать уроки в частном порядке. Помимо этого Марлен обучалась французскому канкану и чечетке. Заканчивая учебу в актерской школе, она дополнительно стала зниматься вокалом. Она устроилась танцовщицей в ночном кафе, где могла вдоволь оттачивать танцевальные навыки. В 1922 году Марлен получила свою первую роль в кино, она играла служанку. Потом была еще одна незначительная киноработа. В это же время она познакомилась с ассистентом режиссера, Рудольфом Зибером, за которого вышла замуж в 1923 году. Через год у них родилась дочь. После недолгого перерыва, связанного с рождением ребенка, Марлен снова стала работать. В течение последующих 3–4 лет она снималась для новых картин, стала узнаваема и обратила на себя внимание критиков. Ее стали называть «немецкой Гретой Гарбо». В 1928 году Дитрих, записала свою первую пластинку, впоследствии она станет одной из поющих актрис, что надолго продлит ее карьеру. Также она выступает в разных ревю и кабаре. Выступая в одном из таких ревю, она была замечена Джозефом фон Штернбергом, австрийским режиссером и продюсером, работающим в Америке. Он как раз готовился к съемкам фильма «Голубой ангел» и искал исполнительницу главной роли. Штернберг пригласил Дитрих сыграть в его фильме. Киностудия стала оказывать сопротивление выбору Штернберга, желая видеть в главной роли одну из своих ведущих актрис, а не никому неизвестную актрису из Германии. Штернберг смог преодолеть сопротивление руководства и Дитрих получила свою роль, певички кабаре Лолы-Лолы. Позже сам Штернберг говорил, что его выбор пал на Марлен потому что, на пробах она была утомленной, будто уставшей от жизни, а именно такой женский персонаж ему и был нужен. Ну а дальше, очарование Марлен сделало свое дело. Дитрих и Штернберг стали работать вместе. Их тандем актрисы и режиссера будет достаточно долгим, они создадут совместно еще 7 фильмов. В 1930 году между актрисой Дитрих и компанией Paramount Pictures[1 - https://ru.wikipedia.org/wiki/Paramount_Pictures] был заключен контракт, согласно которому, Марлен получала 1750 долларов в неделю. В следующем своем фильме «Марокко», Марлен одела смокинг, породив моду на ношение женщинами брюк. Во всех своих картинах Марлен неизменно играет женщин с сомнительной репутацией. И зачастую ее стиль, манерность, мастерство актрисы, будут в значительной степени обогащать фильм. Некоторые сценарии были довольно плоские, и только участие Марлен, ее волшебная способность обращаться к зрителю, ее способность смотреть на зрителя так, будто она знает и понимает каждого из них, делали картины успешными. Она покоряла поклонников по всему миру, а также режиссеров, продюсеров, актеров. Среди тех, кого называют возлюбленными Дитрих, были видные писатели: Эрнест Хэмингуэй и Эрих-Мария Ремарк. Ихвестно, что Ремарк называл Дитрих «Пумой». Марлен и вправду напоминает это красивое сильное животное, светлого окраса. Также у актрисы был бурный роман с французским актером Жаном Габеном. То время, когда Дитрих работала в кино, было довольно целомудренным. Не было откровенных сцен, обнажения. Актрисы, как говорили тогда, всё должны были «делать глазами». Марлен могла глазами выразить абсолютно всё – от любви и страсти до злости и ненависти. Природа наградила ее хорошим ростом, пропорциональным телом, стройными ногами. Она была обладательницей красивых рук, с хрупкими запястьями и длинными узкими пальцами. Режиссеры знали это и старались побольше снимать руки Марлен. В кадре она часто красиво курила, держа сигарету пальцами с ярким маникюром или пила шампанское, изящно держа бокал в руках. Ноги Дитрих достойны отдельного упоминания – оценив их длину и форму, режиссеры почти в каждом фильме старались показать ноги Марлен. В первом же американском фильме «Голубой ангел» Марлен предстает в чулках с подвязками. Потом ее будут снимать в коротеньких шортиках, в балетной пачке, экзотических мини-костюмах, колготках в сеточку, стремясь показать линию бедер, красивые колени и тонкие лодыжки Марлен. Саму Дитрих повышенное внимание к ее ногам изрядно раздражало. Со свойственной ей прямотой, она признавала, что иногда в фильмах «мои ноги были совсем ни к месту». Она рано поняла свою привлекатльность и умение нравится противополжному полу. Но умная Марлен, понимала что одной внешности мало. Все мало мальски привлекательные девушки стремились в актрисы. Она упорно стала развивать необходимые для артистки способности, хореографические и вокальные. Чтобы быть звездой, нужно ослеплять своим видом, решила Марлен, она призвала на помощь свою фантазию и при содействии закройщиц и швей творила настоящие произведения искусства. Её платья всегда были из супертонких материалов и сверхдозволительной прозрачности – шелковые, шифоновые, газовые. Дитрих любила кружева, с ног до головы облачаясь в валансьены и фриволите. Обожала cтразы, бисер и стеклярус. Марлен заказывала модисткам платья, целиком расшитые бисером, весили такие наряды несколько килограммов, а надеть их можно было только при помощи двух человек и к тому же вытянувшись в струнку. Но ни на ком больше стеклярусные платья не смотрелись так эффектно. Дитрих говорила, что если бы не была артисткой, то одевалась бы гораздо проще: «Я одеваюсь для имиджа. Ни для себя, ни для публики, ни для моды, ни для мужчин». При этом умопомрачительные туалеты, ни в коем случае, не затмевали свою хозяйку. Дитрих славилась невероятным умением «перетягивать одеяло на себя», даже если находилась в обществе женщин более молодых и более красивых. Офицерская осанка, надменно вскинутые брови, но живой заинтересованный взгляд и легкая улыбка притягивали взгляды людей. Для очень многих актрис, Марлен была примером для подражания, а режисеры открыто наставляли своих старлеток – смотри на Дитрих, учись у Дитрих, копируй Дитрих. Отличительным знаком Марлен было и ее отношение к публике. Многие артисты, выходя к зрителю, едва кивали головой в знак привествия, словно боясь уронить с головы воображаемую корону. Некоторые и вовсе ограничивались взмахом руки. Дитрих же буквально отвешивала «земные поклоны». Она кланялась зрителям в пояс, сгибаясь всем своим станом и почти касаясь руками пола. Даже находясь в очень почтенном возрасте она глубоко и многократно кланялась публике, привествуя ее и благодаря за внимание. Дитрих ценила людей и особенно своих друзей, дружба для Марлен была превыше всего. Она признавала, что другом быть нелегко, для поддержания действительно близких и доверительных отношений нужно прикладывать значительные усилия. Но также считала, что усилия стоят того: «Когда у тебя есть верные друзья, ты как будто летишь на парусах и тебе сопутствует попутный ветер». Марлен говорила, что у нее «русская душа» и называла лучшим своим качеством стремление отдавать другим то, что кому-либо очень нужно. В киномире того времени главным студийным актрисам не полагалось быть матерью, а у Марлен, тогда только приехавшей в Голливуд из Берлина, была маленькая дочь. Начальство студии пыталось оказать давление на Дитрих, чтобы она нигде не упоминала и нигде не показывала свою дочь. Они хотели чтобы вся Америка узнала Марлен, как молодую незамужнюю и не имеющую детей актрису. Дитрих проявила характер и отказалась прятать своего ребенка. Она жила вместе с дочерью, проводила с ней свободное время и не скрывала ни от кого. Тогда киноначальники решили, если нельзя сделать так, чтобы ребенка не было, пусть тогда он будет неопределенного возраста. Студийные фотографы снимали Марлен вместе с дочерью, но снимок обрезали по пояс, для того, чтобы было сложнее определить возраст ребенка, а соотвественно и возраст самой Дитрих. Отвоевав право иметь ребенка, во всем остальном Дитрих приняла правила «игры в кино». Она стала именно такой, какой хотели ее видеть студия и публика: красивой, сексапильной, с выверенными позами и эффектными жестами. Но главное, Дитрих твердо усвоила, что голливудская актриса обязана быть вечно молодой, и никак иначе. Этому правилу Марлен будет железно следовать всю свою жизнь.

Когда пришел возраст, критический для женщины, Дитрих также выбрала иной путь, чем Гарбо. Грета прекратила свою деятельность в 36 лет, Марлен же после 35 лет словно обрела второе дыхание – она стала выглядеть по-другому, более зрелой, но и более манкой, женственной. И смогла оставаться такой на протяжении почти 20 лет. Дитрих старалась из всех сил, тратила огромные средства на поддержание имиджа блестящей актрисы и красивой женщины. В этом ей помогало ее крепкое здоровьем. Марлен сама удивлялась тому, как она может выдерживать беспощадный режим долгих съемок или ночных смен. Многие ее коллеги, даже сильные молодые мужчины, валились с ног от усталости, а у женщин пролегали темные круги под глазами, Марлен же оставалась свежей как маргаритка. Но даже стойкой Дитрих иногда требовалась энергетическая подпитка. Когда она чувствовала себя опустошенной и подавленной, она ездила к своим друзьям, таким как Орсон Уэллс, чтобы «духовно зарядиться». По словам Марлен, Уэллс обладал удивительной способностью воздействовать на людей, восстанавливая их энергетику. Возможно в этом один из секретов долгой физической и творческой жизни Марлен – общение с выдающимися людьми, такими как писатели Э.М. Ремарк и Э. Хемингуэй, пианист С. Рихтер, режиссер О.Уэллс и др. «Ничто не может возместить потерянную энергию так быстро и эффективно, как человек, отмеченный талантом, человек, который делает нас счастливыми». Она не считала зазорным прибегнуть к помощи самых разных способов и средств, чтобы выглядеть как можно лучше, но делала это со свойственным ей вкусом, не стремясь омолодиться настолько, чтобы лицо стало неузнаваемым. Дочь Марлен Дитрих, Мария, в своих мемуарах писала, что у Марлен была «поразительная способность терпеть физическую боль, для создания образа, если нельзя было обойтись иными средствами». Она не хотела становится стареющей актрисой, она хотела работать и она использовала для этого все возможности, которые у нее были. Дитрих признавалась в этом только своему супругу, который со временем стал ей больше ближайшим другом, чем мужем. «Я не могу допустить, чтобы от меня исходил запах «бывшей», или даже «безработной звезды». Наверняка ей было страшно, в таком месте как Голливуд, рубежа 30–40 годов, когда актрис после 35 записывали в «убыточные» или прямо указывали на дверь. Видя незавидные судьбы других женщин, после того как они стали ненужны кинобизнесу, мудрая Дитрих, решила задержаться в профессии насколько это возможно, но только ей известно, каких ей это стоило трудов. Марлен отчаянно не хотела признавать свой возраст, долгое время никто точно не знал год ее рождения. В пятьдесят лет ей все еще удавалось выглядеть на тридцать семь. Она беспрестанно работала, снималась в кино, правда уже с меньшим эффектом. По мере того, как она все меньше снималась в кино, она смогла возобновить свою певческую деятельность, которую начала когда-то выступая в ревю с музыкальными номерами – Марлен стала выступать в концертных залах казино Лас-Вегаса, что дало новый мощный виток ее карьере. Певческое контральто Марлен не было сильным, но в нем была присущая Дитрих искренность. К тому же магия имени «Марлен Дитрих» и то, как фантастически она выглядела, помогало ей долго собирать сперва большие концертные залы, а потом меньшие. Вплоть до семидесяти с лишним лет, она успешно ездила по всему миру с концертной программой.

Дочь актрисы, Мария Рива, после смерти актрисы, выпустила книгу. В ней она очень откровенно рассказала о жизни Дитрих. В частности подробно описывала то, как старела Марлен, какие прилагала неимоверные усилия, чтоб подольше выглядеть молодой. «Не знаю, сумею ли совладать с тем, что предстоит. Я начисто лишилась своей Lebensmut». А без этого невероятно трудно даже просто существовать, не говоря уже о том, чтобы каждый вечер выходить на сцену в Лас-Вегасе и покорять публику блеском своих выступлений, которые, как ни крути, суть обман и фальшивка. И всегда нужно прилагать большие усилия, чтобы это скрыть». Находясь уже в пожилом возрасте, актриса делала все, чтобы хотя бы визуально обмануть зрителя и благодаря множественным ухищрением создать иллюзию все еще молодой и подтянутой женщины. Все ее сценические наряды были тщательно продуманны и скрупулезно сконструированны под ее тел. Дитрих стала настоящим мастером по подбору наиболее выигрышного угла съемки, установки идеального освещения. Ее снимали с помощью мягкофокусных линз, через специальные сетки, таким способом, делая актрисе «молодое лицо». И надо сказать просматривая телевизионные концерты тех лет, создание этой иллюзии ей вполне удавалось. «Секрет любого выступления заключается в том, чтобы сконцентрироваться до такой степени, чтобы у всех, кто вас слушает, не было других мыслей. Вы должны зрителей в трансе, и я очень рада, что все еще могу это делать». Конечно, она могла так выглядеть всего лишь пару часов, чтобы приехать, выступить и тут же уехать, но этого было достаточно и для публики и для самой актрисы. Зрители в зале знали сколько Дитрих лет на самом деле, но когда видели Марлен на сцене, в узком платье из тончайшей ткани-суфле, расшитого переливающимся горным хрусталем, в роскошной накидке из белоснежного песца с двухметровым шлейфом, стоящую в луче софита посреди затемненной сцены и поющую свою песню «Куда пропали все цветы?» которую она исполнила почти на каждом континенте, то они не видели женщину на восьмом десятке жизни, они видели актрису и певицу, они видели Диву. На одном из выступлений, певицу вызывали на бис шестьдесят девять раз. Никто не знал, что ей приходилось туго бинтоваться, для имитации стройной фигуры и прямой спины, что у нее были сильнейшие боли и ей кололи обезабаливающие, что она регулярно падала и серьезно ранилась, принимала сильнодействующие препараты или крепкие спиртные напитки, чтобы суметь преодолеть боль и выйти на сцену. Дочь Дитрих, Мария, сама пыталась понять, почему Марлен так упорно цеплялась за свой образ актрисы и звезды: «Зачем эта глубокая тайна? Откуда отчаянная неистребимая потребность скрыть правду? На деле все обстояло очень просто. Она жила с глубокой верой в то, что никакой физический изъян, никакая болезнь не смеют исказить красоту и совершенство легенды, именующейся «Марлен Дитрих». И что же? История подтвердила ее правоту». Марлен была абсолютно безжалостна к себе: если ей нужно было вечером выступать, она собирала себя по кусочкам, но представала перед зрителями в надлежащем виде. До последнего она появлялась на людях с прической, в красивых платьях и элегантных туфлях. С железной стойкостью оставалась верной себе, как артистке, и своим поклонникам, она все же относилась иронично относилась к своей славе: «Нельзя поддаваться обожанию, потому что люди обожают так много всего. Они также обожают вещи, которые вы считаете совершенно бесполезными. Так что нельзя воспринимать это слишком серьезно». При всем ее уме и иронии, для Дитрих не существовало ничего, кроме ее работы. У актрисы было сильнейшее чувство долга перед легендой, котрую она сама сотворила. Она понимала, что зрители ждут от нее «дивы» и она была ею столько, сколько могла. «Я считаю, что быть беспечным – глупо. Все происходящее с вами нужно встречать встречать будучи полными энтузиазма, если только вы считаете, это достойным вашего энтузиазма».

Лишь после того, как она почти уже совсем не смогла ходить, Дитрих покинула сцену и уединилась в своей парижской квартире. Дитрих презирала старость и немощность и ни за что на свете не желала, чтобы хоть кто-то видел ее старой больной женщиной. Она больше не имела возможности контролировать свой внешний облик и предпочла спрятаться навсегда. Навещать актрису могли только ее дочь и внуки, лечащий врач и приходящая горничная. Всем остальным в доступе к актрисе было отказано. «Они приходят не ко мне, они приходят посмотреть на меня. Я работала 60 лет, не для того, чтобы возраст разрушил представление людей обо мне» – говорила Марлен. Несколько лет она вела широкую переписку со своими многочисленными возлюбленными, поклонниками и друзьями, а также подолгу и с удовольствием общалась с ними по телефону. Внук Дитрих, сын ее дочери Марии, Питер Рива вспоминает Марлен: «Когда я рос, я знал, что есть такой человек, которого мы называли «Мэсси», моя бабушка. Но когда звонил телефон, и если разговор был связан с ее профессией, она полностью менялась. Я видел, как моя бабушка подходит к телефону и становится Марлен. Изменение было заметно сразу. Она в раз подтягивалась, откидывала плечи – это выглядело так, как будто она надевала какой-то воображаемый мундир». Добровольное затворничество Дитрих было той дорогой ценой, которую она заплатила за то, чтобы не покрыть пятнами свой сверкающий образ.

«Гламур – это уверенность. Это своего рода осознание того, что с вами все в порядке: умственно, физически и внешне, и что независимо от ситуации, вы соответствуете ей».

Вивьен Ли – прекрасная фея

В 1939 году на весь мир прогремели «Унесенные ветром», фильм-эпопея породивший целую вереницу звезд, и в первую очередь, зеленоглазую красавицу с каштановыми волосами, по имени Вивьен Ли.

Пытаясь найти свою идеальную «Скарлетт О’Хара», киномагнат Дэвид Сэлзник просмотрел десятки метров кинопленки, часами разглядывая лица претенденток. Он никак не мог выбрать актрису, начало съемок фильма затянулось на два года. Кастинг девушек на роль Скарлетт был общенациональным и составил рекордные 1400 человек. На пробах костюм героини снимали с одной девушки и тут же надевали на другую. Каждая актриса получала не более двух-трех минут времени перед кинокамерой. Вивьен рассказывала в одном из интервью, что когда на пробах ей принесли костюм, тот был еще теплым от тела предыдущей актрисы. Самые именитые и красивые актрисы Голливуда, такие как блистательная Бэтт Дэвис, темпераментная Талула Бэнкхед, красавица Полетт Годдар, а также Норма Ширер, Джоан Беннет и Джин Артур, поддерживаемые армиями своих поклонников, бились за роль как тигрицы. Вивьен не была американкой и не была крупной актрисой, но она стопроцентно попадала под описание Скарлетт в романе М.Митчелл. Туманная влажность Лондона обеспечила актрисе такую же белизну и свежесть кожи, как «лепесток магнолии», а еще высокие скулы и светло-зеленые глаза, сияющие как звезды. Будучи очень хрупкого сложения, Вивьен могла предложить узкую талию, описываемую автором романа, как «бесспорно самую тонкую в трех графствах штата». Лично от себя Вивьен добавила к книжному образу красавицы Юга, капризно выгнутую правую бровь. Осанка и плавная походка были результатом занятий танцами и фехтованием. После многих месяцев мучительных раздумий, Сэлзник остановил свой выбор на Ли. Америка взбунтовалась, что на роль Скарлетт, книжного идола нации, выбрали британку. Была развернута целая кампания, осуждающая выбор продюсеров, на студию приходило огромное количество писем с выражением протеста. К шумихе подключились пресса и радио, влиятельная колумнистка Х.Хоппер назвала такой выбор «оскорблением для каждой американской актрисы». Но Сэлзник сумел не поддаться массовой истерии и отстоял кандидатуру Ли. Так, всего в 25 лет Вивьен получила самую желанную женскую роль в кино 30-х годов. Фурор «Унесенных ветром» моментально вознес ее на артистический олимп. Молодую актрису полюбили за ее красоту, талант и интеллект. Она была очень эрудирована, владела обширным познаниями в литературе и искусстве, архитектуре и декоре, садоводстве и кулинарии. Все мужчины, знавшие Ли, в один голос твердили, что помимо утонченной красоты, она еще была очень обаятельна, имела мелодичный голос и отменные манеры. Даже после того, как она развелась со своим мужем Лоренсом Оливье, британцы продолжали называть ее Леди Оливье, таким способом выражая свое уважение и восхищение актрисе и женщине.

Ранняя жизнь Вивьен имеет широкую географию, она родилась в Индии и провела там детские годы. По семейной истории, мать Вивьен, Гертруда, живя в Дарджилинге и будучи в положении, каждое утро любовалась Гималаями и величественной горой Джомолунгмой, чтобы красота гор передалась ее будущему ребенку. Когда Вивьен достигла школьного возраста ее отправили из Индии в Лондон, в школу при монастыре. После нескольких лет учебы в Лондоне, Вивьен с семьей путешествовала по Франции и Италии, продолжая там свое обучение. В 18 она вернулась в Великобританию, по желанию девшуки, родители определили ее в Королевскую Академию драматического искусства. Но едва начав учиться, Ли познакомилась с преуспевающим лондонским адвокатом, который был значительно старше и стала его женой. Супруг предоставил в распоряжение Вивьен все, что полагалось иметь молодой женщине из приличного общества: уютную квартиру в хорошем районе, добротную мебель, помощницу по хозяйству. Рождение ребенка дополнило картину полнейшей идиллии, царившей в молодой семье на первых порах. Но роль матери и домохозяйки не смогла затмить в Вивьен страсти к актерству. Проведя некоторое время в размышлениях насчет своего будущего, Ли решила начать артистическую карьеру. Первым делом, Вивьен обзавелась агентом и тот стал всюду представлять ее интересы. Расторопность агента и красота Вивьен сделали свое дело – ее пригласили на пару небольших киноролей, потом последовали первые театральные роли. Начинающей актрисе удавалось сразу же располагать к себе людей, как молодых артистов, так и мэтров театрального мира. По словам современников она «обладала необходимым фундаментом: индивидуальностью, одаренностью, трудолюбием». Ли с щепетильностью подходила к любой роли, изучала ее, а потом почти сразу схватывала характер персонажа, находила нужные краски и интонации. Когда Вивьен увидела на лондонской сцене актера Лоренса Оливье, то сразу же влюбилась в него и сообщила своим друзьям, что когда-нибудь выйдет за него замуж. Друзья напомнили ей, что Оливье женат, да и она сама замужем, но молодую женщину это не смущало, она с первой их встречи была убеждена, что они с Лоренсом будут вместе. Через некоторое время, Ли и Оливье снимались вместе в одной картине и во время съемок у них начались романтические отношения. По словам Лоренса, у него не было шансов противостоять красоте и женственности Вивьен: «Я ничего не мог с собой поделать… Ни один человек бы не смог». Но совместные съемки рано или поздно должны были закончиться, а в конце лета супруга Оливье, актриса Джилл Эсмонд родила сына. И Вивьен и Лоренс пытались спасти свои браки и прошел почти год, преждем чем они оба поняли, что им невозможно находиться порознь. Объяснившись, каждый со своей супружеской половиной, Ли и Оливье стали жить вместе, создав самый красивый союз театрального Лондона. Поездка в романтичную Венецию стала первым совместным путешествием, страстно влюбленных друг в друга людей. Потом начался самый счастливый период их жизни. Вивьен и Лоренс были много заняты в театре, у каждого из них были свои блестящие спектакли и партии, хотя случались и неудачи. Но они были молоды и честолюбивы, и эти промахи только вдохновляли их. Они занималась любимым делом и их дом вечно был полон друзей, таких же горящих творчеством людей: режиссеров, драматургов, композиторов, актеров. Тогда весь мир зачитывался книгой Маргарет Митчелл «Унесенные ветром» и Вивьен Ли была из числа горячих поклонниц романа. Как-то она услышала от своих коллег-артистов, что Лоренс Ольвье был бы идеальным кандидатом на роль Ретта Батлера, одного из главных героев в «Унесенных ветром». Тогда Вивьен Ли в очередной раз поразила своих друзей и коллег своими пророческими словами, заявив, что «Ларри не будет играть Ретта, но я буду играть Скарлетт. Вот увидите». Тогда никто не принял эти ее слова всерьез. Примерно тогда же Оливье пригласили в Америку сняться в фильме «Грозовой перевал», по произведению Шарлотты Бронте. Вивьен через время присоединилась к нему, отчасти из-за желания быть рядом с любимым человеком, отчасти пытаясь попасть на пробы к Сэлзнику. Через некоторые время ее слова о роли Скарлетт сбылись, причем самым невероятным образом. Вивьен попала на пробы в тот день, когда снимали сцену пожара в Атланте, Майрон Сэлзник, младший брат продюсера Дэвида Сэлзника, подвел к нему Вивьен, переодетую в костюм героини. Сэлзник увидел актрису на фоне пылающих декораций Атланты: в зеленых глазах Вивьен отражалось пламя, а ее маленькие руки сжимались в кулачки – Дэвид понял, что нашел свою Скарлетт. 15 декабря 1939 года, день премьеры фильма в кинотеатре Атланты, в штате Джорджия объявили праздничным днем. Массовые гуляния и костюмированные мероприятия, посвященные фильму, а также торжественный парад, длились три дня. «Унесенные ветром» произвели беспрецендентный творческий и коммерческий фурор. Фильм побил все рекорды посещаемости, в кинотеатрах по всей стране люди стояли в длинных очередях, занимая место в очереди с раннего утра, желая попасть на просмотр. Картина получила тринадцать номинаций на премию Оскар и выиграла десять из них. В течение двадцати пяти лет «Унесенные ветром» удерживали позицию самого прибыльного кинопроекта в истории. Обозреватели давали разные оценки артистам, занятым в фильме, но дружно хвалили Вивьен Ли, называя ее «стержнем картины». Писали в частности, что она «настолько идеально подходит для этой роли по актерскому искусству и своей природе, что любая другая актриса в этой роли была бы немыслима». У Ольвье тоже все складывалось хорошо, у него были интересные роли в кино, но в первую очередь, он считался театральным актером, гордостью лондонской сцены. Вивьен и Лоренс получили, каждый от своих супругов, согласия на развод и смогли официально зарегистрировать свой брак. Вместе они сыграли в фильме «Леди Гамильтон», где Ли играла Эмму Гамильтон, а Оливье – Горацио Нельсона. Сам Уинстон Черчилль, премьер-минстр Велкобритании, был в числе поклонников Вивьен, а «Леди Гамильтон», была его любимой кинокартиной. Черчилль не раз приглашал Ли и Оливье на званые обеды или вечерние рауты в свою правительственную резиденцию. Талантливые, красивые, известные – Вивьен Ли и Лоренс Оливье стали артистической парой номер один в Великобритании. «Я думаю, женщины понимали, что не могут состязаться с ней, ни в интеллекте, ни в красоте. А ей все было по плечу. Я видел, как она вошла в комнату в платье от Бальмэн, с двумя рядами жемчуга на шее, в изумительных лодочках на ногах. Ее появлению предшествовал гул, и все перед ней расступались. Там, где была она, не исчезали улыбки, не замолкали комплименты» – писал один из свидетелей тогдашнего триумфа Ли. Единственным поводом для грусти тогда был диагностированный у Вивьен туберкулез, но она сразу же легла в клинику и на время болезнь отступила. Казалось бы, обладая таким набором качеств, как классическая красота, тонкий шарм и популярность, ни одна женщина не стала бы утруждать себя самообразованием, но только не Вивьен. Она посещала шумные вечеринки, лишь по-необходимости, не растворяясь в гламурной жизни, а все свободное время отдавала чтению, у нее было огромное количество книг. Даже став популярнейшей актрисой кино, Ли пришлось продолжать борьбу за признание ее театрального таланта. Лондонские театральные рецензенты не могли простить актрисе признания в Америке и регулярно писали острые статьи, в которых превозносили талант Оливье и совсем нелестно отзывались об игре Ли. Перфекционистка по натуре, Вивьен старалась не допустить чтобы ее театральная карьера уступала экранной. Получив роль, она билась над каждой репликой, над каждым жестом, пока не добивалась того итога, который ее устраивал. Удачные роли и слава не вскружили голову Вивьен. Она оставалась такой же сосредоточенной на работе, на искусстве, человеком. Для многих поклонников актрисы, ее красота была первостепенной, но обращаясь к словам актрисы, можно понять насколько она была думающей, интеллектуальной актрисой: «Загвоздка побед в том, что чем ближе вы к ним подходите, тем дальше от них вы чувствуете себя. Мир может назвать вас успешной, но в глубине души вы знаете, что никогда не оправдываете собственных надежд. Что, пожалуй, и к лучшему, ибо самоуспокоенность – состояние роковое, хотя и очень приятное, если вы можете в нем оставаться. Я никогда не смогу». «Всякий раз, когда я позволяю себе быть взволнованной и польщенной одобрением других людей, самокритика всплывает, как змея, на задворках моего разума и разрушает иллюзии. Я думаю, что отчасти это связано с тем, что я пришла к вершине слишком рано и слишком легко, а не трудным путем, как Ларри и многие другие. Все произошло буквально в одночасье; сон, в результате которого я потерла глаза и сказала: «Это просто не может быть правдой», но с твердой решимостью никогда не позволять себе обмануть себя и заставить отказаться от своих собственных стандартов. Даже Ларри, беспощадный режиссер, никогда не критиковал меня так откровенно, как я критиковала себя. Итак, это первый и самый важный урок, который мне преподали мои победы: остерегайтесь самоудовлетворения». Вивьен приняла участие в амбициозной исторической постановке «Цезарь и Клеопатра», по одноименной пьесе Бернарда Шоу, где сыграла царицу Египта. Вероятно, британские режиссеры и продюсеры решили сделать фильм, который не будет по масштабам, бюджету и звездному составу уступать голливудским киноэпопеям. Это был самый дорогой английский фильм, из созданных тогда. Несмотря на игру первоклассных актеров, личное участие в постановке автора произведения, Б. Шоу и завезенный из Египта песок, фильм не смог окупить вложенных средств. Картина получилась зрелищной, диалоги блестящими, взаимопонимание между артистами было на высочайшем уровне, но лента не стал востребованной у зрителей. Это может объясняться тем, что к последнему году войны люди устали от конфликтов и политики, которыми изобилует «Цезарь и Клеопатра». Во время съемок у Ли случился выкидыш, что спровоцировало сильный нервный срыв. Нестабильность психики проявлялась у актрисы и много раньше, но в те годы в медицине не было такого понятия как «биполярное расстройство», актрисе долго не могли поставить правильный диагноз, вследствие чего, она не могла получить квалифицированного лечения. Но Вивьен была еще достаточна молода, сильна и рядом был верный Ларри, вместе они еще могли справляться с проблемами. В этот период творческая составляющая жизни Виьвен постепенно начинает идти на убыль, карьера Лоренса, напротив, шла по восходящей. В 1948 году Ли и Оливье отправились в долгий гастрольный тур по Австралии и Новой Зеландии. Вивьен часто чувствовала себя неважно, но выходила на сцену, стараясь не выбиваться из жесткого гастрольного графика. Чтобы дать актрисе немного отдохнуть, в некоторых спектаклях ее заменяла дублерша. Иногда дни их поездки были безмятежными и счастливыми для обоих, а иногда они яростно ссорились. В основном причиной ссор было неустойчивое поведение Вивьен, любящему Ларри приходилось все труднее справляться с этим. Однажды он при всех ударил Вивьен, она ударила его в ответ, это стало точкой невозврата для обоих. Как позже скажет Оливье, он «потерял Вивьен в Австралии». Но пока они еще жили и работали вместе. В 1949 году Ли сыграла в спектакле «Трамвай Желание», по пьесе Тенесси Уильямса. А через пару лет она сыграла эту же роль в кинофильме, получив за нее своего второго Оскара. Героиня фильма, Бланш, привлекательная, но увядающая женщина, которая постепенно сходит с ума. Эта роль оказалась слишком токсичной для Вивьен, с ее шаткой нервной организацией. Причем актрисе пришлось дважды погружаться в персонажа Бланш, сперва на сцене, потом на экране. В это же время у самой Вивьен стали отчетливее проявляться признаки психического расстройства, постепенно они стали настолько выраженными, что ей пришлось лечь в специализированную больницу. В лечебницах такого типа, в то время применяли непроверенные, а иногда и калечащие способы лечения, как например, электрошоковую терапию. Оливье писал в своих мемуарах, что такое «лечение» еще сильнее ударило по здоровью его жены: «Я могу только сказать, что под их воздействием Вивьен изменялась неузнаваемо. Она становилась совсем не той женщиной, в которую я когда-то влюбился. Она теперь была мне настолько чужой, насколько это можно представить и насколько это вообще возможно. Что-то с ней произошло. Это трудно описать, но это было абсолютно очевидно».