скачать книгу бесплатно
Игорь в своей камере бросил матрас на пол и расселся на нём по-турецки. Лицо у него было такое, словно ему было весело слушать и наблюдать за тем, как Валера начищает «свои игрушки». Улыбка Игоря означала: «Ну и для кого весь этот цирк?».
Все остальные тоже хотели верить, что это – показуха только для испуга, но взаправду боялись и не могли этого скрывать.
– Я был очень маленький, но ясно помню то время, когда старики, все увешанные медалями, целой толпой шли по нашему проспекту. Они были бодрые. Они сияли. И медали на их пиджаках сияли, – Валера не смотрел на ребят, он будто рассказывал всё это самому себе. – Мне всегда больше нравились не сами медали, а колодки, на которых они висят. И ещё такие цветные прямоугольники на груди в несколько рядов. Я думал, что это какие-то кнопки… В такие дни всегда ярко светило солнце. Старики шагали в сторону кладбища, а я стоял и любовался их синими и серыми пиджаками с медалями. Но вместе с этим мне было горько. Я знал, что у моего прадеда тоже есть такие медали. Только он никогда не нацеплял их на пиджак и никогда не выходил с теми стариками на улицу. А ещё мой прадед не был таким бодрым. Мне казалось, что с моим стариком что-то не так, но я очень надеялся, что однажды он тоже наденет свои медали, и я пойду с ним по улице за руку. Всегда спрашивал его перед праздником, не надумал ли он вытащить из комода свои награды. И однажды моя мечта сбылась. Прадед ради меня надел пиджак с медалями… Может быть, мой отец ему подсказал сделать это? Мы шли с ним по улице, и мне очень хотелось встретить как можно больше знакомых. Пусть бы увидели, что и у меня есть тот, кто был на войне. Я чувствовал себя очень счастливым ребёнком. Потом, когда мы присели на скамейку я спросил своего старика, почему он так долго не хотел надевать свои медали, и он всё мне объяснил. Прадед рассказал, что на войне он был врачом. Хирургом. Но это была полевая больница. Там не было нужного оборудования, медикаментов, чистоты. Были только драные палатки, морфий и пилы. Никаких сложных операций не сделаешь. Часто, чтобы не допустить смерть от гангрены, солдатам ампутировали конечности… И мой прадед часто думал о том, что в хорошей больнице этим людям не пришлось бы терять руки и ноги. «Какой же я был врач? Я десятки людей сделал калеками! – сказал мне прадед. – И мне до сих пор это напоминают. Присылают мне эти юбилейные медали. Говорят мне «спасибо»…». Я навсегда запомнил эти слова. Больше я не просил его надевать свои медали.
– И зачем ты это всё это рассказываешь, доктор Зло? – спросил Игорь.
– Сейчас ампутации делают реже, чем раньше, – Валера повернулся лицом к Игорю. – Может быть, мне бы за всю мою практику не довелось бы что-нибудь кому-нибудь отрезать… Если бы не вы.
Ребята заметались, испугано загалдели, но Игорь вскрикнул «Заткнитесь, уроды!», и все заткнулись.
– Слушай меня, – сказал Игорь.
Валера не глядя на него вскинул указательный палец вверх, мол, выжди время. Он аккуратно выложил перед собой на столик пилу с широким лезвием, какую-то проволоку с зубцами, марлевые тряпки и ещё много всякой медицинской мелочёвки.
– Во-первых, если ты ждёшь, что мы начнём распинаться и чего-то тебе доказывать – этого не будет. Во-вторых, ты никого из моих ребят не обидишь. Понял? – сказав это, Игорь посмотрел на соседа Витю, который вжался в угол. – Только этого хмыря можешь распилить. С ним чего хочешь делай.
Валера покачал головой, а потом отступил от стола и сделал шаг к камере Арика. На пару мгновений Арик перестал дышать. Сердце ощутимо стукнуло, будто внутри кто-то изнутри приложил кулак к ребрам.
Валера подошёл к двери. Замок щелкнул, но как-то неправильно. Парень навалился плечом на дверь и стал пробовать снова. Что он делает? Открывает дверь? Арика прошибло током. Это был его шанс! Всё, что ему нужно было сделать – это врезать ублюдку, и здравствуй, свобода! В животе приятно защекотало. Арик почувствовал возбуждение. Он сжал кулак, представляя, как сейчас залепит Валере в лицо.
– Чего стоишь, идиот! Мочи его давай! – забасил Игорь в тот момент, когда дверь оказалась открытой.
Арик замахнулся и всем весом подался вперед. Но Валера просто поймал его запястье и увёл удар в сторону. Другую руку Валера вытянул перед собой и Арик со всей силы врезался переносицей в свинцовый кулак.
На секунду ему почудилось, что его нос просто вмяли в череп. Потом он понял, что уже не стоит на ногах, а летит спиной на пол. Арик шмякнулся затылком об бетон, но боли не почувствовал. Всё произошло так быстро, что мозг не успевал должным образом реагировать. В носу пульсировала тяжесть, в ушах звенело, но глаза видели необыкновенно чётко. Валера навис над Ариком. У него было такое лицо, будто всё произошло так, как он задумал.
– Вставай! Вставай! – надрывался Игорь, но Арик был в нокауте. Он даже ногой не мог шевельнуть, не то что встать.
– Сейчас не двигайся, – мягко сказал Валера и поволок парня за ноги. Он вытащил его на свет, оставил ненадолго, снова навис и сделал ему укол в руку.
– Что тебе от меня нужно? – Арик почувствовал, что его язык уже не очень подвижен.
Валера сделал так, что ножки операционного стола сложились, и он ловко погрузил Арика на стол. Мощные у него были руки…
– За-е-ем? Че-о ты зау-у-у-мал? – рот у Арика совсем онемел.
– Я ампутирую тебе руку. Или сразу две. Ещё не решил. Но одну точно отрежу, – говорил Валера, затягивая на запястьях Арика тканевые ремни.
Арик завопил как только мог. Он рванулся что было силы, но от этого стол только качнулся.
– За-зачем? Э-э-это не вернёт её. Это не вернёт твою девушку, – Арик очень постарался выговорить эти слова чётко, будто от этого что-то зависело.
Валера фыркнул.
– Это не вернёт твою девушку, – повторил он. – Вот уж не думал, что кто-то из вас скажет мне такую банальщину… Не мог придумать что-нибудь поумнее?
– Зачем? – снова повторил Арик. Теперь он мог выговорить только это слово. В глазах у него плыло.
– Зачем? Я делаю это, потому что очень сильно любил её. И сейчас люблю всё то, что помню о ней. На всё, что я сделаю с вами, меня побуждает любовь. Ненависть тоже, но прежде всего любовь. Вряд ли вы сможете понять… Хотя! Вы же знаете историю про царя Соломона и младенца? Это из Библии. Про то, как к Соломону пришли две женщины и принесли маленького ребёнка. Знаете ведь? Женщины спорили, кому из них принадлежит ребёнок…Дело в том, что у одной из них умер младенец, и она украла ребёнка у другой. Чтобы узнать, кто из них лжет и кто прав, Соломон приказал слуге разрубить младенца надвое и дать каждой женщине по половине. Одна из женщин поддержала эту затею. Говорит: «Рубите! Пусть не достанется никому!». А другая крикнула, что лучше пусть отдадут младенца другой, но только пусть не убивают его. Так Соломон проверил, кто из них настоящая мать. Он полагал, что матери скорее отдадут своих детей другим, лишь бы они остались живыми. Но что если он ошибался? Что если та, которая украла ребёнка, пожалела о том, что сделала, когда над ребёнком занесли меч? Может быть, она осознала, что зашла слишком далеко. Зачем гибнуть ещё одному младенцу напрасно? А настоящая мать могла бы пожелать своему ребёнку смерти? Возможно! Ведь она могла так ревновать своё чадо, что подумала: пусть он лучше умрёт, чем достанется кому-то другому. Если царь Соломон был так мудр, почему же он не знал о том, что любовь сводит людей с ума?
Арик понимал, что ещё немного – и он провалится в темноту. Его бросало в жар и тянуло на дно, и это не было похоже на обычное желание спать. В последний момент он услышал рычание двигателя где-то совсем недалеко. За дверью. Этот звук давно висел в воздухе, но только в последний миг перед тем, как уснуть, Арик обратил на него внимание.
Ему захотелось поверить, что это звук автомобиля. Может быть, кто-то приехал, чтобы спасти его?! Но последнюю надежду сразу же сменила мучительная догадка: так мог шуметь топливный генератор. Если вокруг степь, то откуда ещё в этой тюрьме взяться электричеству?
Больше ни о чём Арик подумать не успел.
Глава 4. Воспоминание
За последние несколько лет Арик понял, каким девушкам может понравиться, а каким нет. Те, что обращали на него внимание, не отличались природным обаянием. Вся их привлекательность была результатом труда и стоила не дорого.
У них всегда было что-то с губами. И с глазами тоже. Губы липкие, вытянутые, в дрянной помаде. А глаза постоянно кого-то выискивали, ловили взгляды, отвечали на них кокетством. Многие из них курили тонкие сигареты. У них были сделаны ногти, сделаны ресницы, сделаны брови. Их волосы пахли дешёвым шампунем и табачным дымом. Они всегда на кого-нибудь учились, но взаимоотношения занимали их больше, чем учёба. Они рассуждали о том, кого они считают мужчинами, а кого не считают. У них был провинциальный говор… На поверку они все оказывались разными, но первое впечатление создавали всегда одинаковое. Такова была аудитория Арика. Но даже эти девушки не сходили от него с ума, не влюблялись до головокружения. Просто были.
Арик замечал и других девушек. Тех, что были лёгкими, как ситцевые платки. Их волосы были безупречны и выглядели так, будто с ними ничего не делали. Любые платья были сшиты для них, при этом одежда не играла в их внешности существенной роли.
У них были нежные, кукольные лица. Их обаяние было таким ненавязчивым. В их глазах не читалось: «Заметь меня! Полюби меня!». Такие просто парили по улицам и не появлялись в тёмных кальянных. Такие не смотрели в сторону Арика или смотрели, но без интереса. Это его обижало, хотя он и понимал, что выглядит не столь романтично, как бы ему хотелось.
Волосатые плечи, пузцо, широченный пористый нос мешали ему стать героем мелодрамы. Он отпустил бороду, чтобы быть «варваром с добрым взглядом». Это не сильно добавило ему популярности. Его творчество тоже пока не имело успеха. Но Арик надеялся, что его час настанет. Надеялся, но не верил.
Просто мечтал, что его треки однажды выстрелят, и у него будет и успех, и признание. Только о симпатичной девчушке, лёгкой, как ситцевый платок, он перестал фантазировать в последние два месяца. Это навевало нехорошие воспоминания. Такой была та девушка… Арик не считал себя виноватым в её гибели. Он убедил себя, что всё это безумие произошло бы и без его участия, но не хотел вспоминать ту ночь. Эти чёрные, ядовитые воспоминания мешали ему думать о себе хорошо…
Арик всё ещё спал. Его тело и сознание спали. Только одна, какая-то примитивная часть мозга проснулась, и в голову лились звуки реального мира. Арик слышал, но не осознавал. Кто-то с кем-то договаривался. Голос одного было слышно хорошо, голос другого было труднее разобрать. «Ладно, парень, ты нам всем доказал, что не шутки шутишь. Мы всё поняли. Давай не будем это продолжать, а?» – говорил тихий голос. Голос погромче ответил, что всё это он делает не для того, чтобы что-то доказать, а потому что это справедливо. Другой кинул несколько неразборчивых слов и ненадолго умолк. Минуту спустя он стал вспоминать о том, как в детстве он был знаком со своим собеседником: «Валера, мы же с тобой вместе в художественную школу ходили?», – уточнил он. «В одну художественную школу мы с тобой ходили, но не вместе. В разных классах учились», – ответил второй. И тут «тихий голос» стал рассказывать о том, что помнит, как видел рисунки «громкого голоса» на школьных выставках, говорил, что всегда завидовал его умению рисовать. Это была очень неправдоподобная лесть. Будто «тихому голосу» никогда не приходилось никем восхищаться. Так он по-дурацки подмазывался, так плохо скрывал раздражение. И ребёнок бы не поверил такой похвале… Тот, кому было это адресовано, выслушал, а потом сказал, что он ходил в класс керамики и никакие его рисунки на выставках не висели. Другой выругался так огорчённо, будто у него сорвался какой-то гениальный план. Потом он рассвирепел и стал орать, что если… тот другой… считает своих пленников преступниками и если хочет справедливости, так пусть ведёт всех в полицию, а не держит здесь.
Откуда-то справа возник ещё и третий голос. Эта мысль ему показалась разумной, он тоже предпочёл бы пойти в полицию вместо участи, которую им уготовил «громкий голос».
«О, нет, ребята! Вы и сами знаете, если бы я обратился в полицию, то это была бы не справедливость, а борьба толстых кошельков. Ваши родители стали бы вас отмазывать. Мои родители встали бы на мою сторону… Был бы суд. Осудили бы не всех. И повлияло бы наказание на ваши жизни? О, нет. Никто бы вас не тронул… Поэтому вы здесь. Ангелина, наверное, тоже просила вас одуматься?.. Но вы её заперли! Вы её мучили! И вы её убили! Теперь я сделаю с вами всё тоже самое», – говорил «громкий голос». Арик вспомнил, что обладателя этого голоса зовут Валера.
Арику было тяжело просыпаться, но из сна его будто выталкивали. Мысли мелькали прерывисто. В один момент он мог осмысливать слова, в другой – просто слышал. В голове постепенно выстроилась картина происходящего. Арик вспомнил о том, что его похитили, заперли в стеклянной коробке и… Собирались отрезать руки. Это был не сон!
Арик открыл глаза. Увидел тёмный деревянный потолок. Увидел растущую над ним капельницу. Он оторвал голову от матраса и увидел, что у него больше нет правой руки. Вместо неё была культя, туго перевязанная бежевыми бинтами.
Арик взвыл. Он не мог в это поверить. Он нервно моргал, будто надеялся, что сморгнёт этот кошмар. Но этот обрубок был реален, он шевелился и слабо ныл. Все ощущения были притуплены, но разум разрывался от боли. Как такое могло на самом деле случиться?
– Минутку, – сказал Валера и стал набирать что-то в шприц. – Сейчас будешь немного спокойнее.
Он зашёл в незапертую комнату Арика.
– Я немного переоценил свои силы, когда говорил, что отрежу сразу две руки, – сказал Валера, уколов Арика в бедро. – Это оказалось сложнее, чем я думал. Долго провозился. Но в следующий раз дело пойдёт быстрее.
– За что? – выкрикнул Арик, брызгая слюной в лицо Валеры.
– А ты помнишь, что делал этими руками с Алей? – парень произнёс это спокойно, как мудрый воспитатель. Без злобы в голосе.
– Верни мне руку!
– Это невозможно. Много времени прошло. К тому же я распилил её на несколько кусочков и заморозил их. Можешь спросить у своих друзей. Они всё видели.
– Верни мне руку! Верни мне руку! Верни мне мою руку! – снова и снова выкрикивал Арик и не мог остановиться. Он был не в себе.
Валера покинул его камеру и запер дверь на замок.
***
Свинцовые тучи на горизонте наплывали на лесные полосы, и деревья, утопая в их тени, сливались в тёмное пятно. Тучи были ещё очень далеко, но душный воздух обещал скорый дождь.
Валера достал из спортивной сумки пакет острых чипсов, бутылку воды и прилёг на шезлонг. Он хотел побыть под открытым небом, пока дождь не загнал его обратно к своим пленникам.
Он смотрел на многокилометровую степь с редкой травой, с низкими кустарниками, и ему нравилось, что для взгляда нет никаких препятствий. Справа вдали степь пересекала песчаная дорога. Слева, тоже очень далеко, раскинув железные руки, стояли вышки высоковольтных линий.
Создавалось ощущение, будто это место – слепое пятно цивилизации. Словно люди, сами того не ведая, обходили это место кружным путём. Всегда мимо, по краям, оставляя этот клочок земли нетронутым, как ребёнок, калякая на листе, оставляет пустоты.
И только кто-то один заметил это место. И только кому-то одному взбрело в голову что-то здесь построить – так, для вида, чтобы заполнить пустоту. Стоит тут теперь этот домишко заброшенного вида: окон нет – не то сарай, не то тракторный гараж. Увидеть его можно только издали, и никто не подумает сюда свернуть.
Валера вдруг понял, что в его голове больше не роятся мысли, наполненные жаждой отмщения. Раньше всякое воспоминание об Ангелине неизбежно вело к мыслям о её смерти. Всякое воспоминание причиняло боль, вызывало ярость и вину. Но теперь… Теперь Валера знал, что эти мерзавцы не где-то танцуют – они пойманы, заперты и напуганы.
Валера закинул в рот пару чипсин, старательно прожевал, глотнул воды и откинул голову на шезлонг. Он вспомнил тот день, когда впервые встретил Ангелину. Это было очень давно. Жизнь назад. Хотя прошло не так много времени. Но ведь дело не во времени! Валере было двадцать два. Он считал себя взрослым. Ангелине было семнадцать. Не такая уж большая разница, как тогда казалось.
Если подумать, их встреча не была чем-то исключительным: если бы они не увиделись тогда, то встретились бы позже. Но именно в тот день их встречи могло не случиться, если бы мама не попросила Валеру о помощи.
– Твой фотоаппарат ещё цел? Мои ребята будут высаживать цветы у роддома, – сказала она за завтраком. – Ты сможешь прийти и пофотографировать, как они работают?
– Зачем? – спросил Валера, уже настроившись на отказ. В нём тогда было ещё много развязного юношества.
– Будет хороший отчёт с твоими фотографиями. Эту акцию сами дети придумали. Приходи, пожалуйста, в пятницу, – упрашивала мама.
– Но мам, я не фотографирую людей, – отвечал Валера. Теперь ему было смешно вспоминать о том, что он когда-то серьёзно относился к своему увлечению фотографией. – К тому же, неужели твои маленькие уголовники хотят, чтобы их фотографировали?
– Они не уголовники. Это замечательные дети, – твёрдо сказала мать. Она была начальником отдела администрации по делам несовершеннолетних. – Они трудные, но не уголовники.
– Прости, – сказал Валера, поняв, что сказал лишнего. – Но правда, зачем мне приходить? Если ты сфотографируешь на телефон, будет не хуже.
– Мама просто хочет сделать всё правильно, – с улыбкой сказал отец. Эти слова подействовали на Валеру, и он сразу перестал упрямиться. Отец всегда оказывал на него влияние.
Валере сразу вспомнилось то, что ему говорили ещё в детстве: "Нужно всегда искать возможности что-то сделать вместо того, чтобы искать причины не делать".
– Хорошо мам, я сделаю это, – сказал он, и отец ему подмигнул.
Валера пришёл, как и обещал. Это был не самый удачный день для высадки цветов. Дождь так и не состоялся, но воздух был наполнен мелкими каплями. Было сыро и не по-летнему холодно.
Вспоминая тот день, Валера почти чувствовал запах травы и земли. Запах влажной одежды. Он помнил ощущение капелек на волосках рук. Линза фотоаппарата то и дело покрывалась влагой, и приходилось её протирать.
На небольшой площадке под окнами роддома копошились юноши и девочки четырнадцати-семнадцати лет. Кто-то работал лопатой, кто-то махал тяпкой. Вместе с ними была мама в хозяйственных перчатках и в резиновых сапогах.
Валера старался держаться подальше, чтобы не смущать подростков. Но они всё равно смущались, косились на камеру и отворачивали лица. Все они были одеты просто, и это была одежда не для работы, а их повседневная. У мальчиков были либо очень короткие стрижки, либо совсем лохматые головы. Но все они были самыми обычными подростками. Понятное дело – они были при взрослых, однако хулиганы и сдерживаясь выдали бы себя чем-нибудь. А эти даже разговаривали не вульгарно.
И среди них была одна девушка… Валера не помнил, во что она была одета. Помнил только, что сразу заметил её улыбку. Она только слегка улыбалась, чуть обнажала зубы, и Валера уже смотрел в её сторону. Он тогда не думал о ней ничего. Замечал её улыбку и всё. Просто юная девушка с хорошеньким личиком. Улыбка делала её ещё симпатичнее. Но Валера правда ничего о ней не думал. Не считал нужным.
Один раз он попытался её сфотографировать, но девушка это заметила, опустила голову, и тёмные волосы спрятали её лицо. Это была их первая встреча. Они просто увидели друг друга. Ничего больше.
В другой день Валера вспомнил о своих впечатлениях и сказал матери, что и правда зря назвал её подопечных уголовниками. А ещё он поинтересовался, почему всё-таки они стоят на учёте в отделе по делам несовершеннолетних.
– Этим детям нужно особое внимание, – ответила мать. – Они хорошие, но, знаешь, отличились поступками, поведением. На вид симпатичные девочки, умные мальчики, но они не так просты. Да и семьи не у всех благополучные.
Валера кивнул. Когда мама сказала «симпатичные девочки» в его голове неожиданно всплыло лицо той самой, чью улыбку он замечал.
В шею Валеры врезалась тяжелая капля. Ещё несколько упали на грудь. И вот уже дождь с шумом обрушился на сухую степь. Валера суетливо сложил шезлонг, прихватил с собой спортивную сумку и вошёл в железную дверь, будто там было лучше. Внутри творится полный дурдом, к тому же было холодно. Арик громко рыдал, и это сводило всех с ума. Игорь уговаривал его заткнуться. Денис слабо скулил. Витя вжался в пол и закрывал руками уши.
Валера расстегнул сумку, достал четыре протеиновых батончика, прошелся вдоль камер и затолкал батончики под двери. Он специально оставил такие щели между дверью и полом, чтобы можно было чего-нибудь затолкать. Затем он вернулся к сумке и достал четыре маленькие бутылки с водой. Они пролезли под двери с трудом.
– Я лучше с голоду сдохну, чем дам себя резать, – заявил Игорь.
– Думаешь, это будет менее мучительно? – спросил Валера.
Игорь раздражённо хмыкнул и подобрал батончик с пола.
– Я выйду отсюда, чувак. И когда я выйду, тебе будет очень плохо, – клялся он.
Валера не ответил. За последние сутки он слышал это десятки раз.
– Собираешься нас пытать, чтобы мы тебе во всём признались? – говорил Игорь с набитым ртом. – Хочешь из нас правду вытянуть? Мне тебе рассказывать нечего.
– Это только в кино под пытками выкладывают всю правду, – ответил Валера. – На самом деле те, кого пытают, говорят то, что хотят от них слышать. Откуда мне знать, будет ли это правдой? Я делаю это, потому что верю в то, что так правильно. Я заставлю вас пожалеть о том, что вы сделали.
– Подойди. Слышишь? Подойди ко мне, – просил Денис, прижимаясь к стеклу. У него дёргались губы, он топтался на месте.
Валера подошёл чуть ближе и встал напротив него.
– Я всё расскажу. Смотри, – говорил Денис указывая на Игоря. – Это он. Он убил твою девушку. Я этого не хотел. Я хотел отпустить её. Я бы дал ей уйти, если бы не он.
Игорь раскинул руки и состроил гримасу «ты серьёзно?» в своём стиле.
– Денис, одумайся и закрой хлебало, если хочешь вернуться домой, – прорычал он.
И Денис тут же прикусил язык. Подчиняться своему другу было для него давней привычкой.
– Нет, я хочу услышать твою историю, – сказал Валера. Ребята наконец переставали всё отрицать, понимая, что таким способом им себя не спасти… Валере стало интересно, что готов рассказать этот недоумок. Денис смотрел то на него, то на Игоря, решая, кого он больше боится.
– Ты отпустишь меня? – спросил Денис.
– Я тебя выслушаю, – ответил Валера.
За спиной Валеры начал шуметь Витя, решив, что пришло время торговаться за свои жизни. Он кричал о том, что не был с этими ребятами в загородном доме, и то, что он уж точно не повинен в смерти Ангелины и что его совершенно несправедливо закрыли в камере. Но Валера не оборачивался к Вите – он уже слышал его историю.
Глава 5. Сумасшедшая ночь
Арик зажал бутылку между ногами, открутил крышку своей теперь уже единственной рукой и попил воды. Ещё немного он плеснул себе в лицо. Это был его первый шаг из отчаяния. После нескольких часов ступора, мучительных рыданий и безумия от нежелания смириться он наконец заставил себя подумать: что делать дальше?
С рукой или без руки, он всё ещё хотел убраться отсюда. Арику стало ясно, что здесь не запугиванием занимаются. Это было не то место, где тебя никто не тронет, пока вина не будет доказана. Этот псих сделал его калекой, даже не устроив допрос.
