скачать книгу бесплатно
– Иди.
Назавтра состоялся бунт уборщицы тёти Маши. Ей было удобно прибежать посреди дня, на скорую руку помыть четыре этажа и получать ощутимую прибавку к пенсии. Прибегала она как раз в то время, когда детдомовцы сидели по залам и выполняли домашние задания. В это время она мыла коридоры. Потом детвора шла на ужин, а тёть Маша быстренько мыла классы.
– Вы меня что, уволили?
Ростислав Романович ошалело вытаращился на тёть Машу.
– Нет, конечно. А что?
– А кто помыл вчера коридоры? Я даром денег получать не хочу. Выживаете меня? Так я в районо с жалобой пойду!
Тёть Маша не знала и не ведала, что этим бунтом своим спасла Веру от настоящей каторги. Потому что девчонке тринадцати лет таскать вёдра и мыть такие площади каждый день гарантировало слом психики и физического здоровья.
Богородица помогла практически мгновенно.
Вмешался в ситуацию директор. Оказалось, не давал он приказа и даже позволения Веру травить. Это Выдра решила, что до детдомовцев никому дела нет и заступиться за них некому. Она, недавно оказавшись в числе восп и не собираясь тут задерживаться, была уверена, что эти бросы оказались в её полной власти. В такой власти, какой не имели над своими рабами даже рабовладельцы.
Но она ошиблась. Ей пришлось предстать пред ясны очи директора и отвечать ему на очень неудобные вопросы. А поскольку РОР был человек умный и правильно мыслящий, то сделать выводы о намерениях Выдры для него труда не составило.
А она эти планы скрыть не сумела. То, что Выдра измыслила ещё более коварные и злобные планы навредить Вере, неизбежно выплывало из неизбежных ответов на грамотно заданные вопросы. Так что убрать её из детдома – хотя бы на время – было единственным верным способом Веру (да и других) защитить.
Директор предположил, что больше пяти дней Выдра от травли не удержится, а за это время придётся организовать какой-либо законный способ её удалить: отправить на курсы, дождаться пока заболеет она или кто-то из членов её семьи, послать в командировку…
Но сработал закон бумеранга. Буквально через неделю после бунта тёть Маши, благодаря которому мыть полы она Веру уже не заставляла, муж Выдры попал в страшную дорожную аварию. Теперь она разрывалась между работой и больницей. А когда его выписали, ей сначала пришлось взять больничный по уходу, а потом и отпуск. А ещё через полгода она тихо исчезла совсем.
***
С трудом поверив, что тирания Выдры закончилась, Вера смогла, наконец, пойти к дяде Мите. Убедившись, что Сима больше не ходит за ней по пятам, она выбрала время, когда там не должно было быть особо много посетителей: сразу после ужина, когда работники не столько старательно, сколько торопливо, заканчивают все дела, чтобы разбежаться по домам, а детвора уже поужинала и с дядей Митей наобщалась. Сам он, как обычно по вечерам, планирует завтрашнее меню, проверяет свои закрома и составляет список: что имеется в наличии, а что ему предстоит прихватить завтра частью из собственной кладовки, частью – с небольшого рыночка, который открывался в несусветную рань – в шесть утра. И дядя Митя как раз успевал приготовить завтрак.
Увидев Веру, которая тихо стояла на пороге кухни, не решаясь оторвать его от хлопот, дядя Митя просто подошёл и обнял её. Как обнял бы собственную внучку, которую слишком сильно наказали родители за мелкую провинность. Провёл рукой по её волосам и отпустил.
– Компоту хочешь? Вишнёвого!
Вера кивнула.
– А у меня и плюшки есть. Будешь?
– Твои-то? Ты полагаешь, что я такая аскетка, чтобы от них отказаться? Даже не рассчитывай, что откажусь!
По лицу дяди Мити промелькнуло нечто похожее на довольную улыбку и он метнулся к кухонным шкафам.
«Повезло же кому-то с таким дедом! – с лёгкой завистью подумала Вера. – Человек с таким характером и с такими привычками вряд ли хуже относится к собственным внукам, чем к ним, совершенно чужим, безхозным и ненужным».
– Скучала без плюшек?
– А то!
Больше дядя Митя не спросил ничего: благородный человек! Ибо что он мог спросить: паршиво ли ей пришлось? Это и без вопросов было очевидно. Утешать её? Незачем. Это был урок жизни и Вера его твёрдо усвоила. Устала, да. Всяко устала. Особенно психологически. Отдышаться ей нужно помочь, в добре отдышаться, только и всего. А если захочет потом поговорить, так у дяди Мити времени сколько хочешь и желания выслушивать рассказы подопечных – не меньше. Понадобится совет, дядя Митя его даст. Единственно верный совет. Не из собственного опыта, так по выводам из разных, бывших за сорок лет его тут служения, случаев с детдомовцами, которых он кормил.
Но Вера редко просила советов, она и так была умная девочка. Но вот именно, что девочка. В таком возрасте ребёнку всегда нужен нормальный взрослый – просто как доказательство, что не все они выдры.
Ей надо бы спросить у него, не встречались ли ему похожие особы, но если даже и встречались, что он мог бы сказать о том, почему люди становятся выдрами? Что их побуждает травить более слабых и почему, чем слабее их жертва, тем жесточе будет травля?
Конечно, Вера словно бы сама напросилась: своей нестандартностью в учреждении, где всем положено, вроде бы, одинаковыми и стандартными. Но до сих пор эту Верину неформатность принимали как данность и никому в голову не приходило её даже за это укорять.
Ну, склонен человек к уединению и молчанию, ну предпочитает всем на свете прочим занятиям чтение, ну сходится трудно даже с очень хорошо знакомыми людьми – это ведь не преступление. Таким этого человека создали папа с мамой. Гены, пресловутые гены сложились в такую именно конструкцию. Это просто реальный факт и его просто следует признать. А лупить кувалдой по конструкции, которую ты не можешь установить на именно ту грань, которая удобна только тебе, неграмотно: конструкция от этого просто разрушится и в ней вообще не останется грани, на которую её в принципе можно было бы поставить. Или трансформируется в другую конструкцию, функции которой могут оказаться опасными.
***
Для Кати, которая училась ровно, но без особого интереса, куда более притягательными, чем уроки, были события из жизни окружающих. Она знала всегда всё и обо всех. О Вере – тем более: они не только сидели за одной партой, но и в спальне кровати их стояли рядом. Лучшего шпиона за Верой, наверное, трудно было бы отыскать, если бы Катя была склонна к доносительству. Но, при всех прочих достоинствах и изъянах любого детдомовца, болезнь ябедничества, стукачества была самым позорным, что только могло случиться с человеком.
Взять ту же Серафиму, которую в своё время Выдра заставила открыто шпионить. Видимо, был у Симы какой-то изъян, за который, как за крючок вытаскивают рыбу, вытащила её Выдра на этот вселенский позор. Если были у Симы раньше друзья – их не стало. Если было хорошее отношение работников, включая учителей – оно закончилось…
Впрочем, что для Выдры значило чьё-либо будущее, в том числе и Симино? Для неё детдомовцы были отбросами человечества, рождёнными такими же отбросами.
Кате не раз и не два пришлось стоять под градом вопросов Выдры, но единственным ответом на все вопросы было:
– Я не знаю.
– Как ты можешь не знать, если почти всё время рядом с ней?
– У меня свои дела.
Выдра не скупилась на угрозы, посулы и наказания, но взять на испуг детдомовца удаётся крайне редко. Практически никогда. Причём даже если пытаются узнать что-либо даже о практически незнакомом, а если и знакомом, то так, вприглядку, издали, детдомовец на всякий случай промолчит. Чтобы в другой раз промолчали о нём.
Это была не только принадлежность к касте изгоев. Это было и своеобразное благородство, верность: своих не сдавать!
Конечно, не все даже воспы, не говоря уж о преподавателях, были выдрами. Но и они, коснись вопрос какой-либо проблемы или конфликта, на стороне ли своих или же детдомовцев, окажутся?
Да и, разве они понимают, каково это, не иметь в этом мире никого, кто бы озаботился забрать тебя хотя бы на длинные летние каникулы в нормальный дом? А уж на более короткие, зимние, изредка уезжали куда-либо лишь несколько человек.
Впрочем, до лета было далеко, пока на дворе стояла поздняя, на грани зимы, осень, на удивление тёплая. Вера много гуляла, но никогда больше не ходила в тот лес, где сделала последний вдох воздуха Нина. Да и другие тоже обходили лесок этот стороной.
Но Нину помнили. Помнили все вместе и каждый в отдельности. Косвенным тому доказательством было то, что все, полностью, разом, не сговариваясь, прекратили поиски родственников, которых пытались найти, по примеру Нины, некоторые детдомовцы. Нарваться тоже на получение письма с последним и решительным отказом признать тебя за человека? И, тем более, родного человека?
Вера, и до последних грустных событий, не бывшая особенно весёлой и общительной, замолчала практически совсем. Общалась она, кроме дяди Мити, только со Славиком да с Катей. Но и тут общение сводилось к выслушиванию другой стороны да к коротким ответам.
Ей надо было это внутри себя перемолоть. Эту боль перемолоть в тончайшую муку и развеять по самому сильному ветру. Но пока не удавалось.
Катя решила её встряхнуть.
– А тебя Валера ищет.
– Зачем?
– У него спроси.
– Мне неинтересно.
– Ты даёшь! В неё влюблены до потери пульса, а ей неинтересно.
Вера только плечами пожала. Ей действительно не было дела до чужих любовей, страданий, рыданий и прочих страстей. Со своими бы страстями управиться.
– Слушай, так нечестно, – возмутилась Катя, – ты просто права не имеешь на него никакого внимания не обращать!
– Мне можно.
– Это ещё почему?
– Потому что я это я.
– А что такое ты?!!
– Мне не до любовей, интрижек и не до прочих забав. У меня серьёзные проблемы. Мне нужно понять, откуда берутся «выдры» и как от них защищаться.
– А как же Валера?
– Никак. Поизображает и бросит. Всякая игра требует зрителя. Не будет зрителей – игра закончится. Актёр устанет и пойдёт чем-нибудь путным займётся.
Видимо, разговор это Катя затеяла не по собственной инициативе, потому что после школы Валера возник рядом с Верой:
– Поговорить надо.
– Говори.
– Что я тебе сделал?
– Ничего. Мне просто не до тебя.
– А был бы кто-то другой?
– Да мне до всего мира дела нет.
– Понятно.
Пока они так стояли напротив друг друга, Катя поневоле смотрела ему в лицо. Но она умела смотреть сквозь – сквозь кого угодно и видеть всё, что душа пожелает – не теряя при этом нити разговора.
– Эх, была б ты парнем, я бы тебе врезал.
– А и так можно. Врезай.
Он повернулся и побрёл куда-то в сторону, по уходящей налево улице, хотя к детдому было прямо.
Вера не стала его останавливать: пусть с самим собой побудет немного. Глупости затеял, пора излечиваться.
Катя так и не появилась рядом, как обычно, через пять минут: то ли не предугадала, что разговор будет таким коротким, то ли боялась Вериных укоров. Но укорять ведь было бы напрасно: Катя ведь хотела как лучше. В её понимании лучше.
Вера же шла и удивлялась, вспоминая Валеркины глаза: поначалу серые, с мелкими серыми же, но чуть потемнее, точками, она вдруг набирали цвет почти мгновенно и становились синими, как летнее небо. И тут же, мгновенно, превращались во множество точек цвета стали, не становящихся единым целым, а так точками и остающихся…
***
«Немка» Фрида Генриховна всегда здоровалась с учениками по-немецки. Отвечали все дружно. Но что Фрида говорила по-немецки дальше, понимали, а тем более – отвечать ей так же, по-немецки – могли считанные единицы. Вера входила в число избранных, свободно изъяснявшихся на немецком языке.
Сегодня «немка» повела себя странно: не стала проверять по списку присутствующих, не стала вызывать к доске с домашними заданиями. А прямо обратилась к Вере:
– К доске!
Удивлённая до шока Вера вышла.
Немка заговорила по-немецки и настолько быстро, чтобы и те немногие, кто на слух воспринимал немецкую речь, лишились шанса её понять.
– К тебе скоро приедут люди, вполне возможно, что знакомые, а может быть и вовсе незнакомые. Они предложат тебе сделку. Откажись сразу же и не раздумывая.
– Gut, – ответила Вера, не задавая никаких вопросов.
– Эта сделка, – торопливо продолжала Фрида Генриховна, – через несколько лет обеспечит твоё будущее. А они хотят тебя этого обеспечения лишить. Откажись, обещай мне!
– Хорошо, – повторила Вера.
– Я тебе добра желаю. Ты ещё маленькая и не понимаешь опасности! —немка продолжала торопливо трещать по-немецки, заставив класс замереть и начать прислушиваться.
Но почему Фрида была так настойчива? Что предстоит Вере узнать в ближайшем будущем? Откуда немка об этом будущем узнала, Вера даже не спросила: в учительской, скорее всего, что-то услышала. Это ведь только кажется, что школа – сама по себе, а детдом – сам по себе. Если со второго в первую и обратно шесть дней в неделю курсируют несколько десятков учеников, разделить эти два учреждения будет потруднее, нежели сиамских близнецов…
Это будущее наступило в тот же день, как только закончились уроки и детдомовцы вернулись, успев к обеду. Вере дообедать не дали, вызвали к директору.
– К тебе приехали, – сказал ей дежурный.
«Приехали? Кто это приехал? Сроду никто не приезжал, а тут вдруг приехали!» – Вера была сильно удивлена.
В кабинете Ростислава Романовича она увидела двух мрачных незнакомцев, лица которых сильно суетились, а глаза не желали встречаться с Вериными.
– Тут такое дело, Вера, – сказал директор. – Это адвокаты твоих родственников. У тебя есть несколько родственников по отцу, которых они представляют.
«Адвокаты? Ну-ну!!!»
Заговорил старший из визитёров:
– Дело в том, что твоя бабушка, мать твоего отца, недавно умерла. А перед смертью записала на тебя свой дом в станице – названия Вера не расслышала – Ростовской области. – Тут адвокат несколько запнулся, то ли обдумывая, как лучше выразиться, то ли оценивая Верин интеллект и характер. – Тебе этот дом совершенно не нужен, да тебе и не позволит никто в нём одной жить. По крайней мере, до совершеннолетия. А у твоего отца были братья и сёстры, которым бабушка не оставила в завещании ничего. Они будут судиться с тобой, если ты добровольно не откажешься принимать наследство.
«Вон оно что?!!».
– Твои родственники согласны выплатить тебе часть стоимости дома, если ты согласишься им его уступить. – Это второй адвокат, помоложе и лицом погаже, решил дополнить информацию.
– Я должна подумать. У меня адвоката ведь нет.
– Если будет суд, тебе его дадут прямо в суде.
– Тогда подождём суда.
