скачать книгу бесплатно
Разве мы с тобой друзья?
Нет ответов, только роли
Навязала нам судьба.
Разве я тебе чужая?
Разве ты меня не знал?
Шаг остался нам до рая,
Но у нас другой финал.
* * *
Сколько лет прошло? Пятьдесят три, пятьдесят пять или девять? Время слилось в один бесконечный день, и иногда он терялся в годах. Весна сменяла зиму, а осень – лето. Когда становилось невыносимо, он уезжал в другую страну, менял привычки, менял облик и снова пытался вернуть вкус к жизни. Иногда не помогало и это, и тогда он в очередной раз пытался покончить с собой. Но кроме боли попытки умереть ему ничего не приносили. Только раны, которые затягивались в течение пары дней, оставляя на память новые и новые шрамы. Однажды он отчаялся настолько, что нашел палача, чтобы умереть через гильотину. Не смог – лезвие затупилось о его шею. И неважно, сколько крови он потерял. Раны затянулись. Душевная боль осталась.
Это его проклятье, и он будет нести его до скончания времен. По сравнению с вечностью он еще младенец, ему всего лишь триста пятьдесят лет. Но в этой вечности был один человек, благодаря которому он еще не потерял надежду и человечность. Девушка. Любовь всей его долгой тоскливой жизни.
Он со вздохом открыл потертую от времени шкатулку из красного дерева и достал оттуда заламинированную вырезку из американской газеты одна тысяча девятьсот шестьдесят первого года. На ней была запечатлена девушка с короткими светлыми волосами, которые вились вокруг острого лица, будто ангельский нимб. На черно-белой фотографии не разглядеть ее чарующих карих глаз. Но он помнил их цвет наизусть. Помнил, потому что буквально сегодня, спустя пятьдесят девять лет, он вновь в них заглянул.
Каждый раз она немного другая, и все же это она.
Сердце защемило, и он провел дрожащими пальцами по заголовку статьи.
«Известная поэтесса Люсинда Гилл покончила с собой».
Он не смог предотвратить ее самоубийство, не смог. Он столько раз ошибался, но самую главную ошибку допустил в одна тысяча шестьсот девяносто втором году. И он расплачивается за нее до сих пор.
* * *
Покатая крыша филиала Вэйландского университета сверкала в лучах солнца. Футуристичное здание так разительно отличалось от замка, что первые минуты Мари не могла пошевелиться от восторга. Филиал напоминал воздушное безе серебристого цвета. Люди, как маленькие фигурки на витрине, сновали за стеклянными стенами, и казалось, что сейчас придет великан и заберет свой игрушечный домик.
– Посторонись!
Мари едва успела отпрянуть, когда мимо нее по дорожке, выложенной песочного цвета брусчаткой, пронесся парень на скейтборде. У него в руках была стопка университетских газет, а ещё он задорно выкрикивал, привлекая внимание:
– Семь повешенных черных кошек! В Вэйланде продолжают твориться безумства! Неужели грядет конец света?
Студенты провожали его удивленными взглядами, и лишь немногие покупали газеты. Большинство лезли в профиль газеты в интернете.
– Теперь еще и кошки? – пробубнила Мари, поднимаясь по широкой лестнице.
В фойе ее встретили стены лаконично серого цвета, украшенные абстрактным искусством. Картины с геометрическими рисунками, статуи – смесь античности и современности.
Мари нашла на плане актовый зал и поспешила подняться на второй этаж, но не увидела ожидаемого столпотворения. На дверях висел одинокий плакат с призывом попробоваться на роль главной героини – ведьмы, и, видимо, этого уже было достаточно, чтобы отпугнуть желающих.
Мари осторожно отворила бежевые двери и заглянула внутрь. Зал как зал. Ровные ряды невзрачных сереньких стульев, сцена нейтрального кремового цвета. По ней сейчас носилась Моника и, судя по ее крикам, дела обстояли плохо:
– Черт бы побрал этого анонимного автора! Зачем он написал сценарий про ведьму? Нельзя было сделать главную героиню феей, ну, или гоблином, на худой конец?! Никто не хочет, никто! Придется самой играть… – и она понуро уселась на край сцены.
– У тебя уже есть роль, и ведьма из тебя так себе, – фыркнула Айви. Мари заметила ее рыжую макушку в первом ряду. – О, а давай предложим Джорджи?
– Древняя в роли ведьмы? Скажешь тоже! – отмахнулась Моника, но потом все равно захохотала. – Конечно, я бы не отказалась на это посмотреть.
– Кто такие эти Древние? Уже который раз слышу, но все забываю спросить. – Мари с щелчком закрыла за собой двери и подошла к девушкам. Ее шаги эхом разносились по пустому залу. Последующий визг Моники оглушил Мари и прокатился по потолку звуковой шаровой молнией, если такие вообще бывают.
– Ты пришла, пришла, пришла! О, Боже, Айви! У нас есть ведьма, слава богу, есть ведьма, – и Моника с облегчением распласталась на сцене.
Ее фраза про ведьму резанула по ушам, но именно за этим Мари и пришла. Если она будет играть ведьму, то ее замашки можно будет списать на сценический образ. Самый лучший вид маскировки – это быть на виду.
– Ничего себе реакция, – Мари смущенно заправила волосы за уши.
– Приветики, Мари, – Айви улыбнулась. – Ты не представляешь, как мы рады, что ты все-таки решила присоединиться к нам! Монику уже силы покинули, – засмеялась она, кивая на обездвиженное тело подруги.
– Я ведь только зашла. Разве не надо… эм-м… сцену сыграть? Отбор пройти?
– Умоляю тебя, нам даже выбирать не из кого, разве что нас осаждает толпа глухонемых невидимок, – оживилась Моника и спрыгнула со сцены. Покопалась в большой мятой сумке и достала рукопись: – Сейчас дам тебе сценарий, а послезавтра первая репетиция.
– А если я абсолютный бездарь и испорчу вам весь спектакль?
– Не привирай. Мы видели, как ты читаешь стихи на посвящении в студенты. Так что с актерскими данными проблем точно нет, – подмигнула Айви.
– Видели? – Мари на секунду зависла.
Айви, заметив ее ошарашенный взгляд, достала из сумочки смартфон и открыла видео:
– Вот. Какой-то первокурсник вчера выложил. Видимо из-за… кхм, – она закашлялась, – из-за той трагедии он забыл про твое выступление, но вчера реабилитировался. Детка, ты бесподобна!
– О, нет! – простонала Мари, не в состоянии оторвать глаз от видео, на котором она, словно богиня войны, пылает взглядом и декламирует огненную поэму. Она вернула телефон и обессилено упала в кресло. – Удачное начало года.
– Забей, все круто! Хоть какая-то радость, а то смерть на смерти. Сначала та бедняжка, теперь придурки повесили семь черных кошек… – Айви поежилась. – И фиг бы с ним, но у всех кошек есть хозяева, а это значит, неизвестный чел за одну ночь проник в семь жилищ, выкрал кошек, которые, между прочим, сдачи могут дать, причем нехило так, и повесил их на заборе каждого из домов.
– А, да, я слышала что-то похожее, – нахмурилась Мари.
Семь черных кошек? На ум вновь пришла таинственная незнакомка. Через пару недель очередное полнолуние, неужели она снова явится Мари?
– Давайте не будет о грустном, – вклинилась в разговор Моника. – Я так рада, что нашла главную героиню, что больше не хочу печалиться. А то сначала меня профессор Баркли ошарашил тем, что мы будет ставить сценарий какого-то анонима, затем бесконечные поиски ведьмы… Скоро бал, надо поторопиться.
– Да уж, были готовы даже Древнюю звать на роль, – захохотала Айви, и Моника присоединилась к ее смеху.
– Кстати, кто такие эти Древние? – повторила Мари.
– А, это прямые потомки Вэйландских инквизиторов, – объяснила Айви. – Тех, кто заправлял в Вэйланде инквизицией в семнадцатом веке. Они не были священниками, так что плодились, как и все смертные. В наши дни потомков осталось немного, может семь-восемь. В университете Джорджи такая одна. Так что она у нас вроде знаменитости. Потомственный инквизитор, хотя, что здесь почетного, сложно сказать. Но это помогло ей захомутать первого красавчика.
– Ох, да… – вздохнула Моника и прижала к груди сумку, из-за чего та смялась еще больше. – Кстати, удивительно, что они до сих пор не сошлись.
– Бывает, холодная война между ними затягивается, – фыркнула Айви и встала. – Но, может, пойдем в кафе и расскажем Мари, что мы хотим от нее увидеть в спектакле? Как тебе идея?
– Хорошая, – согласилась Мари. Пальцы на автомате перебирали страницы, но мысли унеслись далеко.
Инквизиторы. Прямые потомки. Что бы сказала на этот счет мама?
Мари поежилась и на секунду прикрыла глаза. Она прекрасно знала ответ.
* * *
США, 1963 год
– Ты люби меня непокорную,
Взгляды, вздохи мои лови.
Наши встречи тайком позорные,
Скрой под слоем гнилой листвы.
Полюби ты меня безвольную,
Мне для счастья нужны мечты.
Мысли черные, мысли крамольные,
Заглуши во мне, заглуши!
Полюби меня вечно разную,
Недостатки мои потерпи.
И тогда подарю любовь адскую,
О спасении ты не вопи…
Публика бурно зааплодировала, и стройная, как колос пшеницы, поэтесса сделала кокетливый реверанс. Светлые кудряшки на голове и белое платье расшитое бисером делали ее похожей на безе. Сладкая, воздушная девушка.
В литературном салоне, где собралась самая разношерстная публика, от газетного писаки до маститого автора, она выделялась, как яркая звезда посреди белого дня.
– Браво, Люсинда! – выкрикнул низкорослый мужчина в ядовито-зеленой жилетке, которая едва застегивалась на необъятном пузе. – Читает свои дрянные стишки и искренне верит, что ею восхищаются, – шепотом добавил он. – Знала бы она, что на самом деле восхищаются ее богатым папочкой, который готов финансировать безумные затеи дочери. Даже издание ее низкопробного сборника. «Сосуды»! Черт возьми, это ж надо такое название придумать!
– А по-моему, в вас говорит зависть, мистер Руг, – заметил молодой мужчина в бежевом костюме, для ушей которого и предназначалась презрительная тирада. – Стихи Люсинды Гилл издают, декламируют и любят. А ваши повести отказались печатать даже за деньги, – усмехнулся он.
Черные волосы вились на концах, а синие глаза смотрели прямо и дерзко. Такой взгляд мужчины бы назвали наглым, а женщины раздевающим. Этому парню явно все было нипочем – особенно мнение общественности.
– Ну вы и наглец, мистер Блэк, – вспыхнул Руг.
– А вы оправдываете свою фамилию[2 - На английском языке слово «жулик» пишется, как «rogue».]. Жулика видно по глазам, – хмыкнул Говард Блэк. – И не забудьте, я – журналист в престижной газете и могу сделать так, что даже те рассказы, которые вы умудрились издать, никто читать не будет.
С этими словами он отошел от мистера Руга, явно опасаясь, что тот лопнет от переполняющей его ярости. Говард быстро отыскал в толпе Люсинду Гилл и, лавируя между официантами и высокими вазами с благоухающими цветами, подошел к ней со спины, надеясь остаться незамеченным.
– Прошлым летом мы отдыхали с отцом в Греции. Незабываемое путешествие! Афины просто город вдохновения. Эти улочки, старинные церкви, некрополь и акрополь! – восторженно щебетала Люсинда. Бисерная юбка покачивалась в такт ее плавным движениям.
Говард прислонился к стене и скрестил руки на груди, изо всех сил стараясь не выдать волнения. Хотя он все равно явился на ее выступление, а значит, проигрывал эту битву. Говард не должен был быть здесь. Хватило их прошлой встречи, после которой он решил, что нет, он не станет портить ей жизнь. Не в этот раз. Люсинда Гилл будет жить долго и счастливо. Хотя бы один раз.
А эта встреча станет прощальной. Он просто в последний раз посмотрит в ее теплые, шоколадные глаза и… исчезнет.
Словно прочитав его мысли, Люсинда обернулась. На ее лице тот час расцвела чарующая улыбка, и она быстро вырвалась из круга почитателей.
– Говард Блэк! Не передать словами, как я рада вас видеть! Пришлось даже просить папу разыскать вас и заманить на эту вечеринку, а то вы слишком хорошо от меня спрятались, – пожурила его Люсинда.
Кто-то сел за стоявший в углу рояль, и по залу разлилась лёгкая джазовая мелодия «Одинокая леди».
– И как же вы меня заманили сюда? – Говард нервно сглотнул.
Так тяжело было смотреть в ее лучистые глаза и знать, что видишь их в последний раз. По крайней мере, в этой жизни.
– Папочка разместил объявление о моем выступлении в газете «Все времена». Ставлю сто долларов, вы его видели, – лукаво подмигнула Люсинда и подхватила Говарда под руку. – Прогуляемся? Здесь так душно.
Говард криво улыбнулся и позволил увести себя во внутренний дворик. От ее легкого прикосновения к рукаву пиджака по его телу пронеслась волна мурашек.
В летнем сумраке дышалось легче, чем в замкнутом пространстве. Но рядом с Люсиндой сердце все равно сдавливало от невыносимой боли. По его груди словно водила скальпелем неопытная рука, срезая кожу.
– Почему вы сторонитесь меня, Говард? Я еще в прошлый раз дала вам понять, что вы мне нравитесь, – Люсинда смотрела на него без тени улыбки.
Как всегда прямолинейная и упрямая. Ее взгляд пронзал насквозь, от него лихорадило и становилось не по себе. Он никогда не менялся. И все же Люсинда была другой.
– Мы столкнулись с вами на вечеринке Бакстеров? У его жены был день рождения, – задумчиво произнес Говард, делая вид, что старательно вспоминает. На самом деле в памяти отпечатался каждый миг. – Перекинулись парой ничего не значащих фраз. С чего вы решили, что вы мне нравитесь?
– Перестаньте увиливать, мистер Блэк. Вы почувствовали то же самое, что и я, – серьезно сказала Люсинда.
Как больно разбивать сердце, когда вместе с ним разбивается и твое? Говард стиснул зубы и медленно высвободил свой локоть из ее хватки.
– Люсинда, вы ослепительная женщина. И да, я захотел с вами переспать. Если вы тоже почувствовали желание заняться со мной ни к чему не обязывающим сексом, тогда зачем мы тратим время? Я приехал на машине, – он криво улыбнулся, в то время как Люсинда мертвенно побледнела.
– Вы лжете, – прошептала она.
– Нет. Уж поверьте, я сюда не ваши стишки пришел слушать, – раньше, чем Говард опомнился, сорвались с губ слова завистливого мистера Руга.
Люсинда отшатнулась и зажмурилась, но из ее глаз все равно брызнули слезы.
– Я вас ненавижу! – выкрикнула она и бросилась обратно в дом, оставив Говарда наедине с гнетущими мыслями.
Ему мгновенно опротивел пустой и неприветливый двор с полуголыми деревьями.
«Я вас ненавижу!»
Ее голос эхом звучал в голове.
«Что ж поздравляю тебя, Говард. Ты добился чего хотел».
Надо было уходить, но ноги будто приросли к земле. Время снова перестало существовать.
– Мистер Блэк, – окликнул Говарда обладатель низкого, хриплого голоса, вернув реальность, и он неохотно повернулся к незнакомцу, – я отец Люсинды, она рассказала мне о том, что между вами случилось.
Мистер Гилл выглядел, как наседка над цыплятами. Полный, а вместо пристойной прически копна курчавых седых волос. Почтенный мужчина, от напоминал крестного отца мафии. Черный мешковатый костюм подчеркивал его дородную фигуру. Да, он очень поздно стал отцом. Явно не ждал, что у него появится красавица-дочь. И сейчас смотрел на Говарда так, словно хотел вцепиться ему в глотку.
