banner banner banner
Кино Индии вчера и сегодня
Кино Индии вчера и сегодня
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Кино Индии вчера и сегодня

скачать книгу бесплатно

Кино Индии вчера и сегодня
М. К. Рагхавендра

Кинотексты
Невероятные сюжеты, зрелищные драки, скрытая эротика, музыка и танцы… Индийское кино очень узнаваемо, и его характерным признакам посвящена эта книга. В нее вошли две книги известного индийского киноведа М. К. Рагхавендры: «Болливуд» и  «52 индийских фильма». Чем Болливуд отличается от Голливуда, как он связан с индийским обществом и национальной культурой? Как индийским режиссерам удалось создать мгновенно узнаваемую кинопоэтику? Рагхавендра рассказывает о самых ярких и характерных фильмах, снятых в Индии, и объясняет, как болливудская продукция меняется с постепенной модернизацией страны.

М.К. Рагхавендра

Кино Индии вчера и сегодня

ИНДИЯ И ЕЕ КИНЕМАТОГРАФЫ[1 - Предисловие написано автором специально для данного издания. (Примеч. ред.)]

Предисловие

Прошлое Индии

Пожалуй, невозможно как следует понять, что представляет собой индийский кинематограф, не имея представления об Индии и ее истории начиная хотя бы с колониального периода. В Индии не существовало нации до тех пор, пока не ушли англичане, и не было, в отличие от многих других стран, никакой Индийской империи, хотя большие части территории, принадлежащей современной Индии, оказывались под властью единого монарха – как в империи Маурьев в IV веке до н. э. или в Империи Великих Моголов в XVII–XVIII веках. Несмотря на многовековое подчинение мусульманским захватчикам, а в недавнем прошлом – британцам, Индия является преимущественно индуистской страной, хотя в ней существуют и другие религии, такие как сикхизм, буддизм и джайнизм. Сами же пришлые мусульманские правители интегрировались в индийский образ жизни, а ислам сильнейшим образом повлиял на индийскую культуру, какой мы ее знаем сегодня. Но все же доминируют в Индии именно индуистские социальные практики, в частности кастовая система, возникшая около 100–150 года н. э.

Формально существуют всего четыре касты, или варны, основанные на роде занятий: брахманы, или жреческое сословие; кшатрии, или воинское сословие; вайшьи, или торговое сословие; и шудры, или крестьянское сословие. Однако сложно совместить эти варны с джати – локальными кастовыми группами. Последние являются более древними, чем система варн, и можно предположить, что система варн была позднейшим наложением на уже существовавшие категории джати, сложившиеся в результате смешения рас в ходе тысячелетних переселений. Большинство индийцев не могут быть отнесены ни к одной из четырех варн; в Индии существуют родоплеменные группы (или адиваси) и люди вне каст (бывшие неприкасаемые), ныне называемые далитами. Кастовая система иерархична и основана на расплывчатом понятии чистоты; чистота определяет, какой должна быть иерархия джати. На высшем уровне находятся жрецы, в самом низу – кожевники и те, кто занимается очисткой выгребных ям и канализации и вывозом нечистот. Поскольку система иерархически распределенных родов занятий существовала тысячелетиями, представители низших каст часто живут в жалких условиях, которые мало изменились со времени обретения Индией независимости. Для низших каст существует система резервирования мест в системе образования и на рынке труда, но это лишь привело к появлению элитарных слоев внутри этих каст, тогда как сама система осталась нетронутой. В принципе, кастовость – свойственное индуистам явление, но практикуется она и индийцами, принадлежащими к другим религиям (сикхизму, исламу, христианству).

Поскольку пространство субконтинента чрезвычайно плодородно, оно видело множество рас, переселявшихся туда на протяжении тысячелетий, и именно это, вероятно, привело к тому, что в Индии много языков и их диалектов. Сегодня на идентичность в Индии влияют и религия, и язык; джати также соотносятся с языками. Результатом неоднородности Индии стало то, что там не образовалась единая нация, и даже под властью британцев мало что соответствовало национальному чувству. Когда же это чувство возникло, то появилось оно в главных городах, где в XIX веке размещались органы британской власти. Прежде чем Индия стала частью Британской империи, ею управляла британская Ост-Индская компания, начинавшая с торговли с местными князьями, но очень скоро превратившаяся в военную силу, восстанавливающую одного монарха против другого. Общепризнано, что армия, которую содержала эта компания в Индии, количественно превосходила британскую армию. Князья были печально известны как ненадежные работодатели, поэтому, чтобы набрать себе постоянную армию, Ост-Индской компании достаточно было своевременно платить жалованье солдатам из местного населения. Переломным стал 1857 год, когда произошло восстание нескольких монархов, поддержанное солдатами армии. Мятеж был подавлен, лидеры – убиты, и английская корона получила власть над Индией. Колониальная Индия состояла из земель, находившихся под прямым правлением, и княжеств, имевших некоторую автономию, хотя премьер-министра, который фактически управлял государством, избирали британцы. После 1947 года (когда Индия получила независимость) княжествам пришлось войти в состав Индийского Союза, хотя некоторые из них и оказали сопротивление. В качестве компенсации князья получали ежегодное содержание, которое впоследствии было отменено.

Незадолго до независимости Мусульманская лига и Индийский национальный конгресс (ИНК), прежде выступавшие по ряду вопросов сообща, разделились, что привело к усугублению религиозного конфликта между индуистами и мусульманами. Поскольку шанса на примирение не было, Индия тоже разделилась; одновременно обрели независимость Пакистан (отдельное мусульманское государство) и Индийский Союз. Пакистан был разделен на две не соединявшиеся между собой части, в каждой в основном жили мусульмане. Синд и часть Пенджаба составили Западный Пакистан, а часть Бенгалии стала Восточным Пакистаном. Раздел Индии сопровождался вооруженным столкновением. Согласно некоторым оценкам, в ходе конфликта было убито до двух миллионов человек. Ганди предпринял отважную попытку установить мир, но она не имела большого успеха.

Независимая Индия

Поскольку движение за независимость возглавляла партия Ганди – Индийский национальный конгресс, то она и образовала правительство в 1947 году, но сам Ганди не вошел в него. Вскоре он был убит фанатиком, решившим, что тот предал индуистов. Первым премьер-министром стал Джавахарлал Неру, пользовавшийся поддержкой Ганди. Неру получил западное образование и отличался либерально-социалистическими взглядами; вторым человеком в партии был традиционалист Валлабхаи Патель. Именно Патель в должности министра внутренних дел обеспечил присоединение княжеств к Индии. У Пателя и Неру были разногласия, но в 1950 году Патель умер, и с тех пор Неру правил, не имея серьезной оппозиции. В 1956 году границы индийских штатов были изменены на основе границ распространения того или иного языка; это означало, что местные власти в своем противостоянии центру могли использовать в качестве опоры языковую идентичность. Формально национальным языком был хинди, но большинство людей, живших вне «пояса хинди» (лингвистического региона, который охватывает части Северной, Центральной, Восточной и Западной Индии), на нем не говорили.

«Социализм» Неру был попыткой достичь не экономического равенства классов, а смешанной экономики – сочетания государственных и частных предприятий. Он опирался на разросшийся бюрократический аппарат, и эта комбинация громоздкой государственной машины и частного предпринимательства привела к убыточности и неэффективности государственных предприятий и к масштабной коррупции. Неру хотел сделать Индию современной и вкладывал средства в строительство плотин и в тяжелую промышленность, опираясь на внешнюю поддержку, особенно со стороны Советского Союза. Он также содействовал созданию многочисленного среднего класса при помощи государственных инвестиций. В 1950?е годы оптимизм в Индии был на подъеме. Хотя в этот период и вспыхнули инспирированные коммунистами аграрные волнения в Телангане (в Южной Индии) с требованием проведения земельных реформ, однако к 1960 году они угасли.

Руководствуясь идеями интернационализма, Неру возглавил Движение неприсоединения, и он же был ответственен за признание Индией Китайской Народной Республики, но в 1962 году между Индией и Китаем возник спор о границах. Возможно, для Китая этот спор и не имел большого значения, но Индии военное противостояние грозило поражением. Армия была плохо оснащена и не могла сохранять позиции на снежных вершинах, ставших полем боя за границы. В Индии принято считать эти события китайской агрессией, однако позднейшее исследование показало, что ЦРУ проникло в индийские правящие круги и дезинформировало их. В результате Индия предприняла шаги, на которые и ответил Китай. Быстро заняв позиции, которые они считали истинными границами, китайцы остановились, но социальный оптимизм в Индии угас, а Неру утратил доверие. Он умер через полтора года, в 1964 году, и его место занял Лал Бахадур Шастри. Дела в Индии обстояли плохо, не хватало даже еды – ее недостаток компенсировала помощь США. Именно тогда были начаты «зеленая революция» (повсеместное внедрение высокоурожайных мексиканских гибридных сортов продовольственных культур, предполагавшее применение новых технологий земледелия, удобрений и средств защиты растений) и масштабное инвестирование в сельское хозяйство, направленные на самообеспечение Индии продовольствием.

Отношения Индии с Пакистаном никогда не были простыми, особенно из?за Кашмира, присоединенного к Индии несмотря на то, что в основном там живут мусульмане. В 1965 году между Индией и Пакистаном вспыхнула война, в которой каждая из сторон прочила себе победу, хотя позднейший анализ показал, что верх одерживала Индия. При посредничестве Советского Союза в январе 1966 года в Ташкенте президент Пакистана Айюб Хан и индийский премьер-министр Шастри подписали мирный договор. Шастри умер на следующий день в Ташкенте при весьма загадочных обстоятельствах – эта смерть до сих пор остается предметом дискуссий. Его место заняла дочь Неру, Индира Ганди, до этого являвшаяся министром, но она была под контролем группы высокопоставленных политиков, которую принято называть «Синдикатом».

Отношения Ганди с «Синдикатом» стали постепенно портиться, когда она начала проводить левую политику (например, осуществила национализацию частных банков и упразднила выплаты бывшим князьям); наконец в 1969 году она разошлась с ИНК во мнениях относительно кандидата в президенты. Большинства у нее не было, однако ей удалось удержаться благодаря поддержке региональных партий. К этому времени Пакистан сотрясали массовые волнения из?за итогов выборов, поскольку Муджибур Рахман из восточной части страны получил достаточно мест в парламенте, чтобы править Пакистаном. Началась война между Восточным и Западным Пакистаном; Индия поддержала Восточный Пакистан в еще одной войне в 1971 году и помогла ему добиться независимости. Восточный Пакистан стал отдельным государством Бангладеш во главе с президентом Муджибуром Рахманом. Ганди сразу стала героиней, а ее партия победила на выборах 1971 года.

С 1971 года Ганди усердно искала расположения левых, предпринимала популистские шаги, благодаря которым стала восприниматься как покровительница угнетенных. Но вместе с тем в стране нарастало недовольство из?за инфляции, обострившейся в результате нефтяного кризиса 1973 года. Ганди начала оказывать давление на судебную власть во имя социальной справедливости и в итоге создала себе шумную оппозицию. Оппозиционные партии объединились под началом Джаяпракаша Нарайяна, ветерана движения Махатмы Ганди, на что Индира Ганди ответила поддержкой коммунистических партий, допустив нескольких левых в ИНК. Ее оппоненты изображались как правая и антинародная сила. Ее риторика в этот период была крайне антизападной и просоветской.

В 1975 году Верховный суд Аллахабада признал ее избрание в 1971 году юридически недействительным вследствие злоупотреблений, и ей следовало уйти в отставку, однако она не сдавалась. Когда оппозиция усилилась, Ганди объявила в стране чрезвычайное положение и арестовала лидеров оппозиции, а также тех членов своей партии, которые выступили против чрезвычайного положения. Она стала жестко контролировать прессу и правила как диктатор, в чем ей помогал ее неопытный младший сын, Санджай Ганди. Действия ее приближенных, включая кампанию массовой стерилизации населения, лишили ее популярности, и в 1977 году она проиграла выборы. Оппозиция, состоявшая из очень разных политических партий, правых индуистов и социалистов, объединилась, чтобы сформировать правительство, но ненадолго, до 1980 года, когда ИНК Ганди вернул себе власть. Чуть позже в том же году ее сын Санджай погиб в авиакатастрофе. Это заставило Ганди вовлечь в политическую деятельность – против его воли – своего старшего сына, Раджива Ганди, прежде избегавшего внимания публики.

Для усиления своих позиций Ганди привлекала на свою сторону лидеров самого разного толка, включая даже пенджабских сикхов-радикалов, которые вскоре сделались опасными и действовали как боевики. Ее второй срок был лишен заигрывания с левыми, что она делала ранее; теперь она была занята борьбой с сепаратистами в Пенджабе и Кашмире и с региональными партиями, которые также усилились в нескольких регионах, например в Андхра-Прадеш. К 1984 году сикхские боевики стали неуправляемыми, и, когда они обосновались в Золотом храме в Амритсаре, Ганди – вероятно, по совету сына – решила использовать против них армию, в результате чего их лидер Джарнаил Сингх Биндранвал (которого она однажды, плетя свои политические интриги, сама же и поддержала) был убит. Это привело к недовольству сикхов, и в том же году Ганди была убита сикхами из числа собственных телохранителей. Приход к власти Раджива Ганди был отмечен беспорядками в Дели: люди из ИНК яростно выступили против сикхов, и несколько тысяч человек были убиты.

Раджив Ганди привел в правительство своих друзей и руководствовался их советами. Он постарался отойти от «социализма», но сделал лишь несколько нерешительных шагов в этом направлении. Раджив Ганди пришел к власти с огромным большинством – в результате выборов, объявленных после убийства его матери, но становился все менее популярным. Величайшим несчастьем для него обернулась попытка вмешаться в гражданскую войну в Шри-Ланке между правительством и тамильскими боевиками: он послал индийскую армию как миротворческую силу, что привело его к открытому конфликту с «Тиграми освобождения Тамил-Илама». К тому же произошел коррупционный скандал, и в 1989 году его партия проиграла выборы. И вновь оппозиции не удалось сформировать устойчивое правительство; в 1991 году были объявлены промежуточные выборы, во время которых Раджива Ганди убили «Тигры освобождения Тамил-Илама».

В 1991 году ИНК вновь пришел к власти, на этот раз премьер-министром стал П. В. Нарасимха Рао. Тогда-то и выяснилось, что годы популизма и государственного контроля над производством ослабили экономику: она оказалась на грани краха. Правительство было вынуждено брать кредиты у международных организаций, и потребовались реформы, чтобы освободить экономику. Таким образом, в 1991 году «социализм» был оставлен позади и Индия избрала рыночный путь развития.

Действия Рао (которому помогал министр финансов Манмохан Сингх) были эффективны, но в тот же период набирало силу правое крыло индуистов. В декабре 1992 года группы индуистов разрушили старинную мечеть в Айодхье, и вслед за протестами мусульман произошли межобщинные столкновения в Бомбее (организованные правой партией Шив сена), в ходе которых погибло около семисот человек. В ответ на эти столкновения 12 марта 1993 года в Бомбее прогремели 12 взрывов бомб, что повлекло за собой 257 смертей. Вина за это была возложена на Давуда Ибрагима, криминального авторитета, жившего в Пакистане, и на его сторонников в Бомбее, братьев Тайгера и Якуба Мемонов. Тайгер Мемон сейчас живет в Пакистане, а Якуб Мемон был казнен в 2015 году.

Период с 1996?го по 1999 год можно назвать эпохой электоральной нестабильности. Выборы 1996 года ничего не решили, поскольку привели к появлению «подвешенного» парламента. Три премьер-министра за два года – сначала Атал Бихари Ваджпаи из правой индуистской партии Бхаратия Джаната Парти (БДП), затем Х. Д. Деве Говда, который был кандидатом от противостоявшей ИНК и БДП коалиции, и, наконец, И. К. Гуджрал, возглавлявший ту же коалицию, но при поддержке ИНК, – привели страну к еще одним выборам в 1998 году. Результаты были вновь неубедительны, хотя БДП и получила ненадолго власть при поддержке со стороны. В 1999 году, однако, Национально-демократический альянс под предводительством БДП пришел к власти на полный срок.

Премьер-министр Атал Бихари Ваджпаи попытался нормализовать отношения с Пакистаном, но по ним серьезно ударило короткое столкновение в Каргиле (в Ладакхе) из?за попытки Пакистана ввести нерегулярные войска в Кашмир. После этого ИНК вернулся к власти на два срока (2004–2014), сперва при внешней поддержке, а во второй раз своими силами – с Манмоханом Сингхом в качестве премьер-министра. Правое крыло индуистов набрало силу с восхождением сторонника жесткого курса Нарендры Моди, и БДП находится у власти с 2014 года, выиграв выборы и в 2019 году.

Индийское кино

Кино в Индии снимается на нескольких языках, но больше всего на хинди. Заметными являются южноиндийские языки: телугу, тамильский, малаялам и каннада, а также маратхский и бенгальский языки. Кинопроизводство сосредоточено в трех центрах: Мадрасе (сейчас – Ченнаи), Бомбее (сейчас – Мумбай) и Калькутте (сейчас – Колката), которые были столицами округов при британцах; там развивалось кинопроизводство и там же до сих пор создается основная часть индийских фильмов.

Учитывая количество кинематографий в Индии на разнообразных местных языках, удобнее всего будет подойти к кино на каждом из языков с точки зрения публики, к которой оно обращается. Мейнстримное кино на хинди (называемое сегодня Болливудом) лучше всего охарактеризовать как общеиндийское: его авторы стремятся обращаться к аудитории всей Индии. Язык его – не литературный, и зрителю достаточно знания нескольких основных слов, чтобы ухватить смысл фильма. Массовые фильмы на региональных языках апеллируют к местной языковой идентичности, но при этом привлекают и иноязычных зрителей Индии; это значит, что они могут быть пересняты на других языках. Когда их переснимают, в них вносят небольшие изменения с учетом новой аудитории. Например, тамильский фильм «Роджа» («Roja», 1992), о котором пойдет речь ниже, снят на тамильском; при дублировании фильма на хинди его смысл был изменен так, чтобы он был более националистичным, нежели тамильский вариант, фильмом, сильнее подчеркивающим региональную языковую идентичность.

Большинство мейнстримных картин снимались в формате эпоса, и в них действовали легендарные персонажи, взятые из мифологии, пусть даже действие и переносилось в наши дни. Это объясняется сильной устной традицией в Индии, в рамках которой повествования распространялись устным путем. Большое значение придает произнесению и брахманская традиция. Этот принцип нарушило арт-кино, поскольку оно адресовано образованным зрителям, а возникло как боковая ветвь вдохновленного коммунистами театрального движения; фильм «Дети земли» («Dharti Ke Lal», 1946) был, пожалуй, первой картиной о простых людях, персонажах скорее романа, чем эпоса. И эта картина, и величайший индийский художественный фильм «Песнь дороги» («Pather Panchali», 1954) рассмотрены далее в книге «52 лучших индийских фильма». Хотя были и картины, которые занимали промежуточное место – такие, как фильмы Бимала Роя и В. Шантарама, – арт-кино как целостное движение появилось примерно в 1970 году благодаря культурным инициативам Индиры Ганди, и авторы таких фильмов обходились без эпических героев и мифологических сюжетов. Однако арт-кино стало все больше зависеть от государственной поддержки: оно пытается обращаться к социальным вопросам, важным для государства, и вряд ли демонстрируется публично в качестве коммерческого продукта. Оно является всеиндийским, но обслуживает лишь незначительное меньшинство населения Индии.

В последнее время (после 2000 года) существует также развлекательное кино на нескольких языках, следующее тенденциям арт-кино, но при этом лишенное социального пафоса («Ланч-бокс» («The Lunchbox»), 2013); такие фильмы предназначены образованным и платежеспособным зрителям, как правило, англофонам. Последняя рассматриваемая в книге «52 лучших индийских фильма» картина – «Поминки» («Thithi», 2016) – может быть также отнесена к этой категории. Мультиплексовая революция совпала в Индии с переходом к новой экономике, а последняя создала капитал для класса, говорящего по-английски, и часть Болливуда начала обслуживать индийцев-англофонов в крупных городах так, как не могло это сделать арт-кино. В фильмах этого типа также использовались романные персонажи, простые люди вместо героев. Это соотношение, в котором простые и легендарные персонажи связаны с устной культурой и образованием соответственно, четче проявляется в малаяламском массовом кино, возникшем в отличающемся высоким уровнем образования регионе (Керале); в нем используется такой тип повествования, который восходит скорее к роману, чем к эпосу или мифологии. В последнее же время стало возможно говорить об однородной городской культуре, сложившейся в крупных городах и демонстрирующей близость к массовому кино на региональных языках, которое поэтому стало нередко пересниматься на других языках.

БОЛЛИВУД

Посвящается Пии и Бхарату

Кино создает для нашего взгляда мир, гармонирующий с нашими желаниями.

    Андре Базен

Введение

КИНО НА ХИНДИ И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ

Кино и реальность

Утверждение, что кино – это расширение фотографии, отпечаток реальности, получаемый механическим способом, стало общим местом. Началось кино с изобретения Луи Люмьером, семье которого принадлежала фабрика фотоматериалов, аппарата для съемки и проецирования на большой экран движущихся фотографий. Первый платный публичный киносеанс состоялся в Париже 28 декабря 1895 года и длился полчаса. К этому времени Луи с братом Огюстом сняли уже около полусотни крохотных фильмов; первый из них показывал рабочих, выходящих с фабрики Люмьеров в Лионе, снятых через окно дома напротив. Все эти фильмы представляли собой фиксацию неких событий, либо публичных (прибытие официальных лиц на прием у главы государства), либо частных (отец Люмьер играет с приятелями в трик-трак). Среди приглашенных на первый кинопоказ в 1895 году был Жорж Мельес, фокусник-иллюзионист, увидевший другие возможности в синематографе Люмьеров. История гласит, что однажды, когда Мельес снимал свой фильм, пленка в примитивной кинокамере застряла, и пока он ее освобождал, прохожие и экипажи продолжали двигаться. Просматривая «испорченную» ленту, он увидел, как из?за сбоя пленки омнибус превратился в катафалк, а мужчины – в женщин.

Если Люмьеры считали синематограф способом фиксации реальности, то Мельес усмотрел в нем метод создания иллюзий. Поток образов, создаваемый синематографом, черпался из «реальности», даже когда они были результатом трюков. Это делало его идеальным источником магии. В числе фильмов Мельеса значатся «Меломан» (1903), в котором мужчина жонглирует собственной головой, и «Человек с резиновой головой» (1902), где безумный ученый снимает с плеч собственную голову и надувает ее как воздушный шар, пока она не лопается. Мельес также экранизировал волшебные сказки, которые оснащал подобными трюками.

Из двух этих противоположных качеств – способности схватить реальную жизнь и предрасположенности создавать иллюзии – возникли два направления, без которых кино (почти) непредставимо. Поскольку кино началось как фиксация реальности, оно идеально подходило для следования в русле мимесиса, составлявшего преимущественную основу западного искусства и литературы. Мимесис (как его понимал Аристотель) предполагает имитацию воспринимаемого чувствами физического мира, но он также подразумевает наличие в произведении доли авторской субъективности. В кино это означает, что помимо фиксации реальности здесь требуется выразительность, благодаря чему реальность становится доступной для восприятия другими людьми. Недостаточно всего лишь схватить реальность как движущийся поток образов, ибо реальность не может существовать независимо от наблюдателя. Тут требуется некое искажение – посредством монтажа или мизансценирования, чтобы фильм соответствовал взгляду художника на реальный мир, – и именно здесь приходят на помощь трюки Мельеса по созданию иллюзий. Если на ранней стадии кино совершенствовало либо фиксацию реальности, либо создание иллюзий, то в дальнейшем оно стало лавировать между «реализмом» и «экспрессионизмом» (или «формализмом»), между воспроизведением реальности и ее формированием средствами кинематографа с субъективной точки зрения.

Дада Сахеб Пхальке и индийское кино

Джундирадж Говинд Пхальке, или, как его обычно называют, Дада Сахеб Пхальке считается родоначальником игрового индийского кино – режиссером первого фильма «Раджа Харишчандра» (1913). Согласно Энциклопедии индийского кино (Encyclopedia of Indian Cinema), этот фильм длился около часа, хотя из оригинальной копии сохранилось только 1475 футов. Другие частично сохранившиеся немые игровые фильмы Пхальке (общей длительностью менее трех часов) – «Отпечатки ладоней» (1914), «Сожжение Ланки» (1917), «Рождение бога Кришны» (1917), «Детство Кришны» (1919), «Сант Экнат» и «Бхакти Прахлада» (оба – 1926). Пхальке видел перспективу развития индийского кино иначе, чем она была задана для кино Люмьерами и Мельесом. По-видимому, на Рождество 1910 года он увидел фильм «Жизнь Христа» и чрезвычайно воодушевился идеей увидеть на экране «индийские образы». Существуют различные интерпретации мифологического кино Пхальке как жанра, с которого началось индийское кино, но все согласны, что значительное влияние на его творчество оказал художник Рави Варма (1848–1906). Параллель между экспериментами Пхальке в кино и тем, что делал в живописи Рави Варма, обнаруживается прежде всего в том, что оба были нацелены на воссоздание мифического прошлого в качестве национальной идеи, при этом Рави Варма пользовался натуралистическими методами, заимствованными из европейской живописи, а Пхальке прибегал к «фронтальной» эстетике современного ему театра парсов[2 - Театром парсов (парсы – этноконфессиональная группа последователей зороастризма) называют в Индии группы коммерческих театральных компаний 1870–1920?х гг., репертуар которых состоял из мелодрам, которые ставились в пышных декорациях и костюмах. (Примеч. ред.)].

В творчестве Пхальке можно заметить некоторое противоречие: он создавал мифологические фильмы как снятые на пленку спектакли, не прибегая в эпизодах из мифологии к натуралистичности, свойственной Рави Варме, но при этом настаивая на их «реалистичности». Притом что Пхальке стремился к созданию и укреплению индийской киноиндустрии, он также намеревался населить индийский экран «индийскими образами», но не всеми подряд: его цель состояла в том, чтобы ввести в пространство колониального «модерна» традиционную сакральность. В процессе создания фильмов он не использовал западные приемы, которые были близки образности Рави Вармы, потому что ему было недостаточно придать мифологии физическое измерение; нужно было подчеркнуть сакральность мифа.

В отличие от живописи, в театре возможна реальная встреча аудитории и актеров – именно это Пхальке и пытался воспроизвести. Хотя Пхальке был хорошо знаком с западным кино, его стиль съемки представлял собой регистрацию сценического спектакля театра парсов, где не существует воображаемой четвертой стены (предполагаемой натуралистичным театром, в котором актеры ведут себя, как бы не предполагая присутствия публики); здесь же актеры лицом к лицу, глаза в глаза контактируют со зрителями. Его стиль подвергался нападкам некоторых критиков, например Чидананды Дасгупты, за некинематографичность, однако нельзя отрицать, что этот стиль был тщательно проработан. В фильмах его современников те же мифологические истории поданы более натуралистично, как, например, в «Мараливале» (1927) Бабурао Пейнтера, где в изображении персонажей ощутимо присутствие камеры. Однако в этом сказании о детстве Кришны отсутствует «божественность», присущая ребенку, в отличие от фильмов Пхальке, например в его версии истории Кришны «Детство Кришны» (1919).

Размышляя о том, почему Пхальке использовал фронтальную съемку вместо более натуралистичного стиля, близкого к живописи Рави Вармы, следует серьезно отнестись к его утверждению о «реалистичности» его фильмов. Они очевидным образом были реалистичными не в том смысле, как картины Люмьеров, и не создавали иллюзии, как мельесовские, потому что снимались в примитивных декорациях, где мужчины играли женские роли, – в отличие от продукции Бабурао Пейнтера, более близкой к реализму в духе Люмьеров. Теоретики объясняют, что фронтальный стиль вытекает из понятия «даршан», согласно которому божество или священник должен дать свое благословение поклоняющемуся, стоящему перед ним. Пытаясь предоставить публике «реалистичные» воплощения их верований и «сделать живым знаемое», Пхальке выбирал фронтальный способ съемки, поскольку тот более всего напоминал священное предстояние в храме. «Реалистичность» означала для Пхальке, что публика во время просмотра его фильмов будет опознавать предсуществующие истины благодаря собственному пониманию мифологии и священных текстов. Когда реалистичное западное кино имитировало то, что действительно было реальным в мире, эта реальность воспринималась лишь как репрезентирующая эфемерные или преходящие истины, потому что существовали священные истины, более «истинные», нежели повседневный опыт. Если, согласно Люмьерам и Мельесу, кино – расширение возможностей фотографии, то для Пхальке оно было фиксацией священнодействия и, в свою очередь, другим типом мимесиса – встречи человека с божественным.

Пхальке видел предназначение индийского кино не в том, в чем видят предназначение кино на Западе; однако это не подразумевало, что он не доверял ему других функций, поскольку снимал и документальные ленты; в частности, одна из них показывала, как растет горох. Но важнее то, что он усматривал в кино воспроизведение священного акта. Вот почему, даже когда массовое индийское кино вышло за пределы мифологического жанра, оно на протяжении десятилетий следовало эстетике фронтальности. Соответственно, массовое кино имело дело не с обычными людьми и повседневной жизнью; все разыгрывалось на уровне героики. Это означает, что, в отличие от Голливуда, который рассказывал истории, ориентируясь на романную форму, индийское массовое кино, даже в «социальных» жанрах или в жанре отечественной мелодрамы, действие которой разворачивается в современности, не экранизировало романы, а все еще зависело от мифологии – хотя сами истории становились секулярными, чтобы быть более доступными зрителю. Таким образом, большинство мотивов массовых фильмов в зрелые годы кинематографа можно проследить до эпических сказаний и пуран[3 - Пураны – древнеиндийские повествования, созданные в период с III по XII в. н. э., в которых излагаются индуистская философия, история Вселенной и генеалогия царей, героев и дэвов. (Примеч. ред.)].

Этот существеннейший аспект индийского кино знаменует отход от аристотелевского мимесиса (который является попыткой воспроизведения мира посредством чувств) и предполагает, что понятия «реализм» и «экспрессионизм» неприменимы к его рассчитанной на массового зрителя разновидности. В то же время кино – это не искусство для искусства, оно соответствует мимесису особого типа, представленного в Индии ее классической поэтикой. Индийская драматургия, возможно, более пригодна для исследования кино, нежели эта поэтика; традиционный подход исходит из того, что литература не имитирует внешнюю реальность, она есть нечто большее. Если роман имеет дело с обычными людьми, вовлеченными в узнаваемую повседневную деятельность, то мифология обращена к ситуациям, выходящим за пределы обыденности, к героям, пребывающим на более высоком уровне бытия, и массовое кино как раз пыталось воспроизводить именно такой тип «истины». Фронтальная эстетика в основном ушла в прошлое, но все еще сохраняет свои позиции, пытаясь в изображении добра и зла возвести определенные ситуации и деяния в достойный подражания образец. В качестве примера того, как это воплощается в современной сюжетике, можно привести фильм «Три идиота» (2009) Раджкумара Хирани по роману Четана Бхагата («Five Point Someone», 2004), где привычный герой романа приобретает более возвышенный облик гения технологии, обладающего невероятным даром. Различия между романным и мифологическим нарративами можно использовать для концептуальной характеристики индийского кино.

Различия

На ранних стадиях развития индийского кино, точнее, в эпоху немого кино, как можно заключить по дошедшим до нас фильмам и фрагментам, оно лишь за редкими исключениями следовало мифологической модели Пхальке. Кроме работ Бабурао Пейнтера (в 1925 году поставившего реалистический фильм о ростовщике «Савкари Паш», от которого мало что сохранилось), можно назвать еще несколько лент, не следовавших модели театра парсов. Это три фильма немца Франца Остена – «Свет Азии» (1925), «Шираз» (1928) и «Бросок костей» (1929). Их продюсировал Химансу Рай, а сценарии к ним писал Нираджан Пэл; за рубежом они демонстрировались с английскими субтитрами.

По-видимому, только в эпоху звукового кино модель театра парсов стала активно использоваться благодаря включению в фильмы песен, и индийское кино приобрело ярко выраженную специфичность. Но даже после того, как в кино появились звук и музыка, продолжались попытки отхода от «героического» канона ради фильмов об обычной жизни простых людей. Появилось несколько важных фильмов, затрагивавших социальные проблемы, прежде всего картины Раджарама Ванкудре Шантарама, такие как «Не ждали» (1937), где молодую женщину принуждают к замужеству со стариком, а она оказывает сопротивление. Однако нельзя сказать, что эти фильмы далеко отходят от мифологического образца. Этот аспект будет рассмотрен отдельно, а пока следует заметить, что роман – произведение о частных лицах, в то время как мифология имеет дело с архетипами и символами, репрезентирующими определенные ситуации или качества героев. Наиболее значимы здесь отличия экранизаций романа «Девдас» П. Х. Баруа 1935?го и 1936 годов и Бимала Роя 1955-го. В первых двух случаях Девдас (его играли соответственно Баруа и К. Л. Сайгал) выступает как символ, а в третьем – индивид с психологией (в исполнении Дилипа Кумара), не способный правильно строить отношения с женщиной из?за плохого характера.

Первым звуковым фильмом, отошедшим из мифологического канона и обратившимся к жизни реальных людей, предвосхитившим кино Сатьяджита Рея и артхауса, был фильм испытывавшей коммунистическое влияние Ассоциации индийского народного театра (IPTA) «Дети земли» (1946) Ходжи Ахмада Аббаса, который был поставлен по сценарию Аббаса и Бхаттачарии по пьесе Биджона Бхаттачария и рассказу Кришана Чандара «Аннадата» об отчаянном положении крестьян во время голода в Бенгалии в 1943 году. Нельзя сказать, что эта лента успешно справилась со своей задачей, так что первый безусловный успех применения романного нарратива в кино выпал на долю «Песни дороги» (1954) Сатьяджита Рея.

При том, что Сатьяджит Рей считается родоначальником индийского арт-кино, как движение оно началось на рубеже 1970?х при поддержке государства. Финансовая кинокорпорация (FFC), функционировавшая как любой другой государственный институт, лишь пополняя бюджеты успешных кинематографистов, стала продюсером и дистрибьютором другого рода кино. Если ранее только Сатьяджит Рей, получавший незначительную поддержку от государственных программ, представлял индийское арт-кино и считался культурной иконой, теперь оно стало составлять конкуренцию мейнстриму. Среди первых достижений этой политики следует назвать «Большое небо» Басу Чаттерджи (1969) и «Бхуван Шоме» Мринала Сена (1969). Оба рассказывали о простых людях, были по-настоящему реалистичными и соответствовали этой политике. Их можно назвать первыми фильмами движения арт-кино, снятыми в романном ключе.

Как бы то ни было, если возникновение романной формы в индийском кино и повлекло его разделение на два направления, сам этот водораздел не столь отчетлив, как могло бы показаться. Например, творчество режиссера Ритвика Гхатака нельзя однозначно отнести к той или иной категории, а кроме того, были занимающие промежуточную позицию, в том числе Раджарам Ванкудре Шантарам, Бимал Рой, Ришикеш Мукерджи и Басу Бхаттачария. Арт-кино зачастую использует коды массового; поскольку оно, как правило, рассказывает о бедноте, то бедные люди выступают скорее символами бедности, нежели индивидами, сталкивающимися с материальными трудностями. Интересно заметить, что в некоторых регионах (например, Керале) и массовое кино прибегало к использованию романных ходов. Различие арт- и массового кино, столь заметное в фильмах на хинди и во многих региональных кинематографиях, выглядит гораздо менее четким в кино на языке малаялам, хотя этот вопрос требует отдельного изучения. Век глобализма еще в большей степени стер региональные отличия, о чем пойдет речь в следующей главе.

Сделав первый шаг в различении способов наррации массового и арт-кино, увязав их соответственно с мифологической и романной формами, следует далее провести различия внутри массового кино, а наиболее надежным способом для этого является выделение направлений массового индийского кино в зависимости от групп населения, к которым они адресуются, а это все определяется языком. Хотя арт-кино снималось на разных языках, возникло оно благодаря инициативе государства и зависело от государственного патронажа, представляя страну на международных кинофестивалях. Таким образом, арт-кино можно рассматривать как всеиндийский феномен, независимо от того, на каком языке снята та или иная картина.

Массовое кино и его адресаты

Из региональных кинематографий Индии только мейнстримное кино на языке хинди преодолевает местные различия и как культурный артефакт достигает самых отдаленных уголков страны. Кино на хинди пытается избегать местных различий в Индии, чтобы обеспечить общедоступность. Оно лишено колорита и специфических черт того или иного региона. Даже в такой касающейся сакральных сюжетов пьесе, как «Раджа Харишчандра», когда благородная королева Тарамати просит деньги для кремации умершего сына, она танцует, пристукивая каблуками и виляя бедрами. В религиозном сказании Сита поет о своей трагической доле, бросая призывные взгляды. Такая дерзость непредставима в фильме на хинди, когда речь идет о священных историях. Исследователи театра отмечали непристойные нерелигиозные моменты в танцевальных представлениях тамаша[4 - Тамаша – популярные в Индии индийские песенно-танцевальные представления о воинах-героях маратских войн XVII в. (Примеч. ред.)] с Кришной и молочницами, но подобная нечестивость редко встречается в кино. Фильмы на хинди явно более благочестивы и адресованы более широкой аудитории. Для фильмов на хинди обязательно воздержание от любых проявлений, которые могут вызвать раздражение. По тем же причинам язык фильмов на хинди является универсально приемлемым. Можно сказать, что после 1947 года кинематография на хинди, в отличие от других, стремилась выступать от имени индийской нации и более подходит под описание национального кино, нежели всеиндийское арт-кино. Следует отметить, что автономные национальные кинематографии в странах третьего мира зачастую создавались элитами, получившими западное образование, которые преимущественно продвигали культурную продукцию. В Индии арт-кино в целом не достигло статуса национального кино, в то время как коммерческий успех Болливуда на протяжении последних нескольких десятилетий помог ему в итоге добиться респектабельности, которой он довольно долго не мог достичь.

Статус мейнстримного кино на хинди как национального не следует понимать так, будто оно предназначено для потребления только индийцами, поскольку оно получает огромное распространение как внутри диаспоры, так и за ее пределами. В этом оно родственно Голливуду, который придерживается ценностей, свойственных своей стране, но в то же время в той или иной степени разделяемых и в других. Распространенность кино на хинди вне Индии характерна и для некоторых других кинематографий, например тамильской и бходжпури[5 - Бходжпури – индоарийский язык, близкий к хинди, распространенный в нескольких штатах Индии, а также среди национальных меньшинств Гайаны, Суринама, Тринидада и Тобаго, Маврикия. (Примеч. ред.)]. Тамильское кино смотрят везде, где есть тамильская диаспора, например в Малайзии, а кино бходжпури – в таких странах, как Фиджи и Маврикий. В Малайзии кино на тамильском и кино на хинди конкурируют между собой, поскольку тамильское популярно у этнических тамилов, а хинди – большей частью у местных малайцев. Эти факты дают основание заключить, что кинематографии на региональных языках так же адресуются к национальной идентичности, как и кино на хинди, и сами эти идентичности определяются языком, на котором сняты данные фильмы, хотя не только им.

В 1956 году была произведена реорганизация штатов по языковому принципу и созданы территории, основанные на языковой общности, но при этом игнорировались аспекты идентичности внутри штатов, что впоследствии привело, например, к разделению штата Андхра-Прадеш на штаты Теленгана и Андхра. Трудно сказать, как повлияло это дальнейшее разделение по языковому принципу на региональное кино, но такие последствия безусловно имели место. Если кино на телугу было преимущественно андхрским, то кино на языке каннада адресовалось штату Майсур, где правил махараджа. После того как говорящие на языке каннада территории округов Мадрас и Бомбей, княжества Хайдарабад и (позднее) штата Кург (ныне Кодагу) стали частью штата Большой Майсур (в 1974 году переименованного в Карнатаку), кино на языке каннада продолжало адресоваться народам тех же территорий, которые составили штат. Об этом свидетельствуют как язык, на котором снимаются фильмы, так и выбор главных героев, которые почти никогда не являются выходцами из немайсурских территорий Карнатаки, таких как Гулбарга, Мангалор и т. д. Кино на хинди включает фильмы категории «Б», представляющие собой дешевые хорроры и экшены, востребованные в небольших городках пояса хинди и некоторых метрополисах. Этот корпус фильмов оправданно считать «региональным кино на хинди».

Существование региональных ветвей индийского кино предполагает его разделение в отношении тематики и ее осмысления, причем речь идет о вещах, далеко выходящих за пределы языка. В первом приближении к многообразию картин, идущих в кинотеатрах, в качестве архетипного сюжета успешных мейнстримных фильмов на хинди 2010?х годов можно назвать историю путешествия в Европу амбициозных молодых людей, живущих по стандартам состоятельных граждан, погруженных в мир потребления и встречающих настоящую любовь («Жизнь не может быть скучной!», 2011). Архетип успешного блокбастера на каннада примерно того же времени («Дунийя», 2007) сосредоточивается на истории молодого жителя сельской Карнатаки, переезжающего в Бангалор. Этот персонаж не может найти жилье, ночует на улице, питается в самых дешевых забегаловках нищих районов города, попадает в гангстерские разборки, становится одним из главарей банды и погибает от пули полицейского на пороге большой любви. Как будто иллюстрируя различие этих противоположных по духу сценариев, разнятся цены за билеты на эти фильмы. Зрители мегаполисов платят 500 рупий или больше за билет в мультиплекс, средняя цена по стране только 35 рупий, а в большинстве населенных пунктов она может быть и 20 рупий. Отсюда ясно, что зрительская аудитория в Индии чрезвычайно обширна, а экономические различия отражаются и на ее составе. Мейнстримное кино на хинди располагается в рамках этого спектра, но было бы натяжкой считать однородными как его тематику, так и аудиторию.

Структура книги

«Болливуд» – термин, который при всей его меткости нельзя использовать применительно ко всему массовому кино на хинди, однако он может послужить в качестве удачной стартовой точки для обсуждения нашей темы. Сложно представить всеобъемлющий анализ всего массового индийского кино, но вполне можно вкратце охарактеризовать более узкий его сектор – мейнстримное кино на хинди. Большая работа в этом направлении проделана исследователями, многие из которых защищали диссертации за границей, в американских университетах, или работали там. Однако, как правило, их труды не были адресованы кинозрителям высокого уровня образования и культуры. К изучению кино на хинди могут привлекаться различные методологические подходы; прежде всего в этой сфере использовались либо психоанализ, либо культурологические методы, нацеленные на извлечение идеологических смыслов. А вот внимания к изучению феномена привлекательности кино на хинди для зрителей уделялось недостаточно. Поэтому Введение в этой книге посвящено именно влиянию кино на хинди на аудиторию, и потому я не буду исходить из теоретических выкладок этих исследователей. Это не предполагает, что речь пойдет об очевидных вещах, поскольку визуальное воздействие зачастую происходит на уровне подсознания и зрители далеко не всегда способны четко артикулировать, как повлиял на них тот или иной фильм. Конкретный фильм обращен к аудитории, обладающей неким общим опытом, исключающим прочих из зоны общедоступности. Это означает, что многие кажущиеся самоочевидными для жителей Индии аспекты могут не столь легко восприниматься в других культурах. Исключительную природу индийской художественно-эстетической традиции и культурно-политической истории принято считать причиной триумфов Болливуда на своем поле, в то время как другие и лучше устроенные кинематографии пасуют под глобальным натиском Голливуда, так что мой пафос состоит как раз в постижении этой исключительности. В соответствии с этой задачей книга разделена на четыре главы.

В главе «Историческая траектория нарратива кино на хинди» речь пойдет в основном об изменениях сюжетов в свете исторических изменений в стране, о сюжетных мотивах, которые становились популярными в определенные периоды времени, и о том, в чем состояла их значимость. В главе дается периодизация и характеристика каждого периода кино на хинди: кино до обретения независимости и реформаторские фильмы 1930–1940?х годов; кинематограф эпохи Неру, заканчивающейся около 1962 года, включая Китайско-индийскую пограничную войну; появление эскапистского кино 1960?х; кино во время правления Индиры Ганди, включая «среднее кино»; начало движения арт-кино; кино в последние годы социалистического периода курса Неру и кино после либерализации 1991 года.

В главе «Грамматика и эстетика массового кино на хинди» рассматриваются ключевые аспекты мейнстримного кино на хинди, делающие его специфичным (главным образом в аспектах обращения с пространством и временем, причинной обусловленности, этического дискурса и морализации). Здесь же мы коснемся гендерной проблематики и значения любовных историй, мелодрамы и ее значимости, типологии характеров, использования страдательного залога, точки зрения камеры, всевидящего ока и господствующей идеологии. Будут проведены параллели с литературой и другими искусствами, в том числе с театром.

Глава «Производство и дистрибуция фильмов на хинди» посвящена механизмам индустрии и системы распространения кино на хинди в Индии, а также экономике кинопроизводства сегодня.

В главе «Глобальный Болливуд» рассматривается меняющийся облик кино на хинди в новом тысячелетии, после того как оно превратилось в глобальный бренд «Болливуд», а также будущее кино на хинди, причем особое внимание уделено вопросу, сохранит ли оно свой статус национального.

Стиль и смысл

Достойной сожаления чертой практики индийского кинематографа является отсутствие кодификации его грамматики и условностей. В результате даже представители кинодинастий оказываются неспособными воспринять накопленный поколениями опыт. Причина такого положения дел частично заключается в недостаточности документальной информации о практике кинопроизводства в Индии. Отсюда же, видимо, и нестабильность корпуса условностей и грамматики кино, поскольку многие кинематографисты плохо знают прошлое собственного кино; поэтому данная книга должна заполнить определенные лакуны. В ней представлен краткий, но информативный обзор важнейших аспектов кино на хинди, который может заинтересовать тех, кто занимается изучением его художественных особенностей. Избегая использования специального профессионального языка, хотелось бы призвать тех, кто берет в руки эту книгу, к внимательному чтению, поскольку в фильмах на хинди поднимаются достаточно глубокие проблемы, требующие предварительных пояснений. Эти пояснения будут лаконичными, но по возможности касающимися наиболее сложных моментов, чтобы всесторонне осветить суть дела. И наконец, поскольку в тексте содержатся пересказы сюжетов некоторых фильмов, следует отметить, что это не всегда делается в привычной для читателя форме, так как в каждом конкретном случае важно понимание их в специфическом контексте.

Глава 1

ИСТОРИЧЕСКАЯ ТРАЕКТОРИЯ НАРРАТИВА КИНО НА ХИНДИ

Социальное реформаторство и кинематограф до провозглашения независимости

Поскольку я уже касался творчества Дж. Г. Пхальке и – в общих чертах – периода немого кино, я обращусь сразу к нарративным мотивам в кино на хинди до 1947 года. Общепризнано, что в случае фильмов на языке хинди – в большей степени, нежели в других кинематографиях за пределами Индии, – внимание зрителя концентрируется прежде всего на содержании. Вне Индии песни, при том что они чрезвычайно соответствуют содержанию, воспринимаются сами по себе и живут долгой жизнью после того, как сами фильмы забываются, но все обстоит иначе в голливудских мюзиклах. Поэтому оправданно рассматривать историческую траекторию фильмов на хинди в терминах нарративных стратегий и мотивов. Возможно, песни следует вывести в отдельную область исследования.

Считается, что «кино примитивов» закончилось в Америке в 1908 году. Если рассматривать как его фирменный знак стабильность сюжетных мотивов, то для индийского кино подобной вехой станет 1930 год, когда эти мотивы стали проявлять определенную степень стабильности, что произошло почти одновременно с появлением первого звукового фильма Ардешира Ирани «Алам Ара» (1931). Следует, однако, отметить, что сведения о раннем периоде кино на хинди основываются в основном на устном предании, поскольку значительная часть фильмов не сохранилась и таким образом предположение о стабильности сюжетных мотивов основывается на знакомстве с целиком дошедшими до нас картинами. Таковы две картины, хранящиеся в Национальном киноархиве Индии (NFAI) в Пуне, обе из коллекции семьи Агарвал. Это исторические фильмы – «Благородные сердца» и «Падение рабства», снятые в 1931 году и повествующие о сильных женщинах; в первом появляется мстительница в маске, предвосхищая Бесстрашную Надию из фильма «Охотница» («Hunterwali», 1935). Фильмы Франца Остена 1920?х годов, упомянутые во Введении, здесь не рассматриваются в силу своего ориенталистского характера, не оказавшего влияния на дальнейшее развитие индийского кино.

Как было сказано выше, кино формально значительно изменилось после прихода звука (и музыки), но формой и синтаксисом я займусь в следующей главе. Наиболее значительные фильмы, вышедшие до 1947 года и в основном принадлежащие к жанру, обозначаемому как социально-реформаторский, могут быть поняты в соотношении с реформаторскими движениями XIX века, считающимися инициированными христианскими миссионерами, но впоследствии национально оформившимися благодаря представителям индийского среднего класса. Ключевыми составляющими этого движения являются общество Брахмо самадж, основанное Рам Мохан Роем; деятельность таких религиозно-социальных реформаторов, как Свами Вивекананда, Даянанда Сарасвати и Ишварчандр Видьясагар; литературное творчество писателей Банкима Чандры Чаттерджи, Рабиндраната Тагора, Саратчандры Чаттерджи, писавшего на языке маратхи романиста Хари Нарайян Апте и писавшего на урду и хинди Мунши Премчанда. Среди результатов деятельности этих реформаторов было запрещение похоронного ритуала сати[6 - Сати – похоронный ритуальный обряд в индуизме, в ходе которого на погребальном костре вдову сжигали вместе с покойным мужем. (Примеч. ред.)], попытки превращения индуизма в монотеистическую религию на основе обращения к ведам и упанишадам, а также монистической философской системы Шанкары (адвайта-веданта). Это была попытка вернуться к «золотому веку» индуизма как древней версии западной религии. Литература того времени была проникнута идеями «христианизации» индуизма. Банким Чандра пытался представить Кришну более приемлемым для неиндуистов, вуалируя его андрогинные признаки и делая менее языческим божеством. Утверждали даже, что предпринималась попытка возвысить его до верховного бога в иудео-христианской традиции. Возможно, именно в качестве компенсации это вызвало процесс усиления роли женщин в обществе. Все это было бы невозможно без понимания традиционного индуизма с его магическими и иррациональными элементами как морально не соответствующего религии колонизаторов, так что реформаторство можно рассматривать как националистически окрашенный способ преодолеть это ощущение несоответствия. Именно в свете реформаторских начинаний наиболее плодотворно рассматривать фильмы 1930?х – начала 1940?х годов. Среди них «Очищение нектара» (1934) – о запрещении обычая, связанного с человеческими жертвоприношениями, «Чандидас» (1932) и «Неприкосновенная дева» (1936) – о кастовой дискриминации, «Не ждали» (1937) В. Шантарама – о молодой женщине, принуждаемой выйти замуж за старого вдовца и противостоящей этому, «Ошибка общества» (1934) – о праве вдовы снова выйти замуж, «Президент» (1937) Нитина Босе – об эксплуатации в промышленности, «Мать-земля» (1938), где поддерживается технологизация сельского труда. Реформаторство и кино совпадали там, где сильнее всего ощущалось колониальное влияние, на территориях британского административного правления, и многие лучшие писатели некоторое время работали как сценаристы. Мунши Премчанд из Бенареса (сейчас – Варанаси), старейшина реформаторской литературы на языке хинди, последние годы жизни провел в Бомбее (сейчас – Мумбай), где пытался работать в киноиндустрии.

Сильная женщина, слабый мужчина

Отличительной чертой реформаторского периода было увязывание норм сексуальной жизни колониальной культуры и традиционного индуизма. Как отмечает Ашис Нанди, колониальная культура исходила из того, что мужское начало (пурусатва) выше женского (наритва), которое в свою очередь было выше женского в мужчине (клибатва), в то время как праведность, высоко ценимая в индуизме, включала в себя женское-в-мужском как единое качество. Здесь непросто выявить логику, но вкратце колонизаторы ассоциировались с мужским, а колонизованные – с женским, что можно интерпретировать как кризис маскулинности, рельефно отображавшийся в кино на хинди вплоть до начала 1940?х. Это нашло свое воплощение в сюжетном мотиве слабого мужчины и сильной женщины в таких разных фильмах, как «Девдас» (1935) П. Х. Баруа, «Сант[7 - Санты – представители средневекового индийского религиозно-реформаторского движения сант-мат, считавшие преданность богу высшей ценностью и выступавшие против неравенства каст и проведения различий между индусами и мусульманами. (Примеч. ред.)] Тукарам» (1936) Вишнупанта Говинда Дамле и Шейха Фаттетала, «Охотница» (1935) Хоми Вадиа – соответственно в «социальном», мифологическом и приключенческом ключах. Слабость Девдаса у Баруа проявляется как упадок мужского, но то же самое совершенно иначе трактуется в «Санте Тукараме», где мужская слабость принимает обличье клибатвы; святой – в силу присущего ему качества человека «не от мира сего» – нуждается в сильной жене, чтобы служить семье. Еще одна группа фильмов с мотивом слабого мужчины и сильной женщины включает такие картины, как «Не ждали» (1937) и «Жить так жить» (1939) В. Шантарама, «Женщина» (1940) Мехбуба Хана – фильм, ремейк которого назывался «Мать Индия» (1956), «Связи» (1940) Н. Р. Ачариа, «Дурга» (1939) Франца Остена, «Качели» (1931) Гьяна Мукерджи. Во многих подобных фильмах в главной мужской роли снимался молодой Ашок Кумар с его андрогинной внешностью. Мотив сильной женщины / слабого мужчины внезапно исчезает около 1942 года; в дальнейшем фильмы с феминными героями или святыми не появляются. Объяснение – японское вторжение в Бирму (сейчас – Мьянма) и аннексия Сингапура, когда была поставлена под вопрос британская мужественность. Резко усилились националистические настроения. Ганди отверг предложения миссии Криппса как «чек на обанкротившийся банк»[8 - Английский министр Стаффорд Криппс в марте 1942 г. прилетел в Индию и предложил принять участие в войне в обмен на превращение в доминион после войны. (Примеч. ред.)]. Началось движение «Прочь из Индии!». Интересно, что в 1943 году появляются два фильма – «Судьба» Мехбуба Хана и «Судьба» Гьяна Мукерджи, где сын порывает со своим властным отцом. В первом его приемная мать, потерявшая рассудок и принимавшая сына за свою дочь, обретает разум и признает в нем мужчину. Именно в это время Ашок Кумар перестает играть главные роли и переходит на совсем иные.

Накануне обретения независимости и распада страны

После 1943 года, когда все реальнее становилась перспектива независимости страны, более важное место в Индии начинает занимать мусульманский вопрос, что привело в кинематографе к появлению сюжета, связанного с освещением места мусульманского правления в индийской традиции. Наиболее значительными в этом плане стали фильмы «Тансен» (1943) Джаянта Десаи, «Хумаюн» (1945) Мехбуба Хана и «Шахджехан» (1946) Абдула Рашида Кардара. Исторические фильмы дают ценный материал для понимания того, как общество реконструирует свою идентичность, проецируя в прошлое императивы настоящего; соответственно, возникает базовая оппозиция в оперировании прошлым/настоящим. Эти три картины можно считать историческими, но они же ставят вопрос о положении мусульман в современной Индии. В «Хумаюне» армия Бабура завоевывает Северную Индию, но при этом Бабур благородно возвращает власть принцессе Раджпур и становится для нее «отцом», хотя ее жених князь Рандхир клянется отомстить ему за убийство отца. Оставаясь в Индостане, Бабур не называет себя завоевателем и отказывается воевать против Рандхира.

Лояльность по отношению к будущей самостоятельной нации – ключевой мотив, который сквозит не только в исторических фильмах. Известный режиссер Мехбуб Хан поставил в этот период один из наиболее интересных фильмов на хинди «Драгоценные времена» (1946). Это история о том, как бедный юноша и богатая девушка полюбили друг друга еще в детстве, но отец девушки, не одобряя эти отношения, увозит дочь в город. Юношу воспитывает мать, вдова, которая трудится из последних сил, чтобы прокормить сына и дать ему образование. Повзрослев, он пытается разыскать любимую в городе, их любовь не угасает, хотя мать увещевает сына оставить пустые надежды. Мать стареет и слабеет, а сын забывает о ней, думая только о возлюбленной, пока та не объявляет, что не может принадлежать ему, и выходит замуж за его богатого друга. Мать, лишенная заботы, умирает, сын кремирует ее и поет о том, кто же на самом деле ему близок.

Это, по-видимому, был первый фильм о святости материнской любви, о матери-кормилице (на чем поставлен акцент) как символе матери-земли. Аллегорическая трактовка фильма напрашивается сама собой. Вот его послание: не оставляй родную землю в погоне за богатством. Мехбуб и сценарист Ага Джани Кашмери оба были прогрессивными мусульманами, с тревогой ожидавшими грядущее разделение страны, и фильм читается как призыв к братьям-мусульманам не покидать родную землю. Партию Всеиндийская мусульманская лига возглавляли богатые люди, но за ней следовали и бедняки, и это как раз отразилось в фильме. Трудно было больше сказать о персонажах-индийцах, которые для Мехбуба Хана были прежде всего просто людьми и уж потом мусульманами. Согласно канону кино на хинди представитель этого народа – прежде всего личность, а не исповедующий определенную религию индивид, на чем я подробно намерен остановиться в следующей главе. Фигура святой матери часто появляется в кино на языке хинди после 1947 года в разных вариантах, и связано это с возникновением нации как объекта лояльности. Этот аллегорический аспект массового кино проявляется в фильмах, адресовавшихся аудитории, имеющей общий социальный опыт, и обращавшихся к аспектам общности в национальной общине. Фредерик Джеймисон писал, что, поскольку личная жизнь развивалась в странах третьего мира не так, как в развитых странах, тут все истории имеют публичные коннотации и вольно или невольно становятся аллегорическими, то есть выступают аллегориями самой нации. Аллегория (например, «Путь паломника» Джона Беньяна, 1678) точно воспроизводит абстрактные понятия через конкретных персонажей и конкретные события, хотя Джеймисон предполагает, что это может происходить и помимо творческой воли автора.

Мелодрама, преданность и конфликт

Возникшая в колониальный период отечественная (или социально-реформаторская) мелодрама уже в достаточной мере описана. Если в 1930?е и в начале 1940?х годов жанровая палитра исчерпывалась категориями мелодрамы и мифологического кино, то после 1947 года в кинематографе на хинди начинает доминировать социальное начало. После обретения независимости мелодрама, можно сказать, наследовала социальным фильмам более раннего периода, но здесь есть и существенные различия. Критики отмечали, что тема независимости в фильмах после 1947 года трактуется более сложно, и главная причина этого – становление преданности индивиду или сообществу людей в виде движущего сильного мотива, примером чего служат «Драгоценные времена». Если раньше люди были только «хорошими» или «плохими», то теперь появились персонажи, отступающие от этой полярности; главный герой фильма Мехбуба Хана в принципе «хороший», но он же забывает о матери, так много для него сделавшей. Именно эта преданность независимой нации переводит коллизию в «эдипов комплекс» – как в «Бродяге» (1951) Раджа Капура; в нарратив входит фрейдистский мотив, который не наблюдался до обретения независимости. Эта преданность проходит проверку в отношениях к другу (как в «Новом веке», 1957). А преданность сообществу наиболее ярко проявилась в фильме Мехбуба Хана (1956) «Мать Индия», где мать жертвует своим бунтарем-сыном, выступившим против законов общества. В отличие от фильма «Женщина», ремейком которой была эта картина, здесь мать выступает матриархом и материнской фигурой общества; сын же в первом фильме был не бунтовщиком, а скорее преступником.

Преданность становится ключевой темой после 1947 года, когда появляется также новое понимание ответственности через понятие конфликта – между борющимися классами и между разными установками по отношению к бедным и маргинализованным слоям общества. Очень часто эта ответственность проявляется в показе классовых различий между героем и героиней, которые оказываются непреодолимыми, как в фильмах «Невинные глазки» (1950) и «Отчий дом» (1950). В «Удивительной роли» (1948) молодой горожанин с розеткой в петлице, который любит детей, заботится о девочке-сироте и ее брате, – мотив, который, вероятно, отсылает к «осиротевшей» Индии после смерти Отца нации, взявшего на себя ответственность за нее, то есть Джавахарлала Неру (который тоже носил розетку в петлице). Все это разные фильмы, в том числе жанрово, но в каждом из них по-своему звучат одни и те же мотивы. Например, в картине Камала Амрохи «Особняк» (1949) в жанре мистического сказания классовые различия представлены образами двух женщин, соперничающих за благосклонность одного мужчины. Знаковым во многих подобных фильмах является участие Дилипа Кумара, чьи персонажи в «Отчем доме» и «Джогане» (1950) отличаются экзистенциальной свободой, нехарактерной для кино на хинди; именно через мужчину – главного героя осуществляется моральный выбор, прежде нетипичный для экранных персонажей, которые представляли собой не индивидуальности, а социальные типы. Можно согласиться с мнением, что независимость неожиданно подарила индийцам чувство ответственности за себя, что и проявилось на экране.

Опасности и соблазны модернизации

Ключевым понятием после обретения независимости и в последующие годы вплоть до 1960?х становится модернизация, первоначально встреченная обществом с большими опасениями, но постепенно все более и более принимаемая. Один из первых в этом ряду – фильм Мехбуба Хана «Репутация» (1949) с Наргис в главной женской роли, Дилипом Кумаром и Раджем Капуром в главных мужских. Героиня бездетна, избалована отцом-миллионером, и ее «современность» заключается в том, что у нее роман с одним мужчиной, в то время как она обручена с другим, что заканчивается трагедией. Однако вскоре кино на хинди начинает признавать, что и у современной жизни есть достоинства, но не закрывает глаза и на его отрицательные стороны. Соответственно то и другое приобретает на экране разную оценку, что заметно на примере фильма Гуру Датта «Игра случая» (1951), где за любовь мужчины (Дев Ананд) соперничают клубная танцовщица и женщина-врач. Здесь мы видим положительные стороны модернизации (символизированные фигурой доктора) и дурные (символизированные ночным клубом и западными танцами). Если в более ранних ролях Дилип Кумар, играя внутренне свободных персонажей, репрезентировал независимость, то в эпоху Неру актер Дев Ананд подчеркивает в своих героях опасности модернизации. Он, как правило, изображает аморальных, занимающихся темными делами личностей – игрока в «Особняке», контрабандиста в «Сетях» (1952) Гуру Датта, спекулянта билетами в кинотеатр в «Черном рынке» (1960). Его также часто можно было увидеть в роли человека, притворяющегося принадлежащим к более высокому классу. Именно эта аморальная сторона героев Дева Ананда позднее была эффективно использована Виджаем Анандом в фильме «Святой» (1965), где герой подделывает чужую подпись и затем попадает в тюрьму. «Святой» снят по роману Р. К. Нарайяна, но превращен в типичный мейнстримный фильм на хинди с акцентом на экшене и мифическо-героической обрисовке характеров.

Упомянутый выше фильм «Игра случая» значим во многих аспектах, в частности в том, что ключевая роль отдана здесь полицейскому, который становится моральным арбитром. Полицейский и судья, которые обычно высмеивались в колониальную эпоху (как в «Судьбе»), приобретают значимость после 1947 года; отныне священность государственной власти отождествляется с их моральным авторитетом. Пространством торжества истины становится не только зал суда; для признания моральной вины персонажа достаточен уже его привод в полицейский участок, как в фильмах «Тропа» (1953) Зии Сархади и «Снова будет утро» (1958) Рамеша Сайгала по роману Достоевского «Преступление и наказание». Чтобы предъявить легитимность государства в этом плане, кино показывает, что перед судом могут предстать и сами судья или полицейский, как в «Бродяге» (1951) Раджа Капура, «Детективе» (1956) Раджа Хослы или в фильме «Цветок в пыли» (1959) Яша Чопры. Строго беспристрастным предстает государство в фильме К. Азифа «Великий могол» (1960), где император Акбар наказывает сына за проступок – «неправильный» любовный роман.

Еще один важный мотив, появляющийся к концу 1950?х, – мотив города, который был связан с проводимой Неру политикой модернизации. Город ассоциируется с городской преступностью, как у Гуру Датта («Туда-сюда», 1954) или у Шакти Саманты («Ховрский мост», 1958); это одновременно территория социального оптимизма, как в «Туда-сюда», и глубокого пессимизма, как в фильмах «Деревушка в горах» (1957) и «Господин 420» (1955) Раджа Капура. Выражением амбивалентности восприятия города в эту эпоху является часто встречающийся на киноплакатах образ – уличный фонарь, подчеркивающий и свет, который он излучает, и окружающую тьму. Курс на «строительство общества» обрастал на экране оптимистичными деталями: часто появлялись ирригационные каналы, как в «Матери Индии» (1956), дамбы и воздвигающие их инженеры, как в фильмах «Ах!» (1953) с Раджем Капуром и «Народ пробуждается» (1959) Шакти Саманты. А вместе с тем и сам город, и его строители иногда проявляли на экране луддитский алармизм, как в картине Б. Р. Чопры «Новый век» (1957), где полный энтузиазма крестьянин (Дилип Кумар) устраивает гонку своей двуколки с автобусом, как будто бросая вызов жуликоватому городскому бизнесмену (Дживан).

Иллюстрация оптимизма по отношению к модернизации в индийском кино будет неполной, если мы не примем во внимание изображение женщин и творчество Наргис как кинозвезды 1950?х. Ее роли – всегда портретирование сильной женщины, причем надо заметить, что в отличие от фильмов начала 1940?х новая сильная женщина эффективно выполняет свою социальную роль, типичными примерами чему являются фильмы Наргис в паре с Раджем Капуром. Кроме того, теперь женщины не выступают сексуальным объектом, а выражают желание, и не только в «Бродяге» и «Господине 420», но и в «Цветке в пыли» (1960) с Малой Синха. Раджендра Кумар, исполнитель главных мужских ролей, теперь часто оказывается в роли мужчины, которого желают женщины.

В силу особой важности модернизации и ее эмблематизации городом в 1950?х годах проблемы села не так часто возникают на экране, хотя перипетии земельной реформы иногда попадают на экран через фигуру мошенника-заминдара (землевладельца). Это был период, когда произошло крестьянское восстание в Теленгане, и фильм «Мать Индия» может читаться как аллегория матери-нации, готовой наказывать своих сынов, если они в своем бунте не уважают законов родной земли. В более позднем фильме Нитина Босе «Ганга и Джамна» (1961) этот мотив звучит по-иному, когда брат офицера полиции стреляет в своего бунтующего родственника и женится на дочери алчного заминдара, причем сама она ни в чем не повинна. Здесь можно усмотреть новый расклад отношений между государственной и местной феодальной властью.

Эскапистское кино

Период национального оптимизма в кино на хинди резко закончился с Китайско-индийской пограничной войной 1962 года. Поражение в этой войне привело к различным последствиям, в частности кино обвинили в эскапизме. Авторы фильмов 1950?х очень серьезно воспринимали свою социальную ответственность. Если в то время город был территорией оптимизма, то после 1962 года настроения изменились и горожане стали переселяться в сельскую местность, в живописные ландшафты. Начиная с «Сангама» (1964) Раджа Капура, действие которого разворачивается во время войны, появляется целый ряд фильмов, которые даже переносят события за границу. В качестве примера того, как после 1962 года исчезает с повестки дня модернизация, недавно репрезентировавшаяся противопоставлением образов женщины-врача и танцовщицы в клубе, можно назвать фильм «Кто она такая?» (1964), где действие происходит в сельской местности и где как обычная вещь представлены западные танцы, в которых участвуют врачи и медсестры. Более ранние фильмы, снимавшиеся в период, когда нация находилась в турбулентном состоянии, заканчивались, как правило, неопределенными финалами; теперь же однозначный расклад сил, введение в сюжет ярко выраженных злодеев и эпизодов бурных схваток предопределяли вполне ожидаемое разрешение сюжетного конфликта. Часто фильмы посвящаются поискам невесты, как в «Красавице Кашмира» (1963), воссоединению семей, как в «Испытании временем» (1965) – в обоих случаях с совершенно определенным финалом. За исключением нескольких картин, таких как «Моя любимая» (1963) Харнама Сингха Раваила, «Заключенная» (1963) Бимала Роя и «Святой» (1966) Виджая Ананда, художественные достижения той поры довольно скромны. В особом фаворе были гламурные визуальные детали, заимствованные из бондовских фильмов (типа раздвижных дверей), а также экзотические злодеи, словно пришедшие из шпионских триллеров в фильмы «Похититель ценностей» (1967) и «Долг» (1967). Как наиболее успешные звезды-мужчины того периода выдвигаются Раджендра Кумар и Джитендра.

В 1965 году Индия вела успешную войну с Пакистаном, и это привнесло в кино тематическую серьезность, особенно ощутимую в фильме Маноджа Кумара «Долг» (1967), где война присутствует как в виде реальных военных действий, так и в аллегорическом ключе. Главная коллизия – спор братьев за наследственную землю и, соответственно, разделение семьи (повторенное Раджем Хослой в фильме «В смятении», 1969) – это, конечно, аллегория раздела страны. Аграрный мотив в «Долге», рассказывавшем о противостоянии прогрессивного крестьянина с торговцем, можно соотнести с завоеванием аграриями власти в 1960?х в ходе Зеленой революции в Пенджабе благодаря крупным инвестициям государства в ирригацию. Но гораздо более значительную трансформацию кино на хинди переживает с возвышением Индиры Ганди.

Индира Ганди незаметно входит в кино на хинди через олицетворение ее личности в характерах персонажей; два фильма могут служить аллегорией ее постепенного прихода к власти. Первый – «Соседка» (1968), веселая комедия о том, как хитроумный мужчина с юга Индии (Мехмуд) манипулирует любимой девушкой с севера страны, чтобы оттеснить влюбленного в нее соперника, тоже человека с севера (Сунил Датт), и терпит поражение, когда на помощь северянину приходят друзья, объединившиеся в североиндийское братство. Фильм был снят, когда Индира Ганди занимала пост премьер-министра, но ею очевидным образом манипулировала группа конгрессменов из так называемого «Синдиката», где главенствовали южане – Камарадж из штата Тамил-Наду и С. Ниджалингаппа из Карнатаки, оба лысые и носившие дхоти[9 - Дхоти – традиционная мужская одежда в Индии, представляющая собой прямоугольный кусок ткани длиной в несколько метров, обертываемый вокруг ног и бедер с пропусканием одного конца между ног. (Примеч. ред.)], как персонаж, которого играл Мехмуд. Второй фильм – «Преданность» (1969) – был поставлен после того, как Индира Ганди триумфально прошла в конгресс. Теперь женщина-политик предстала в мифологическом образе одинокой женщины, которая успешно преодолевает препятствия, чинимые гендерным неравенством. Интересно, что у героини фильма, одинокой женщины, есть сын, пилот воздушного флота. Муж, он же отец этого молодого человека, существует только в далеком прошлом, и о нем почти никому ничего не известно. Эти обстоятельства соответствуют тем, что были публично известны касательно Индиры Ганди, включая сына-пилота Раджива и вдовство – ее мужем был Фероз Ганди, о котором почти ничего не было известно.

Эпоха Индиры Ганди

«Социалистический курс Неру» как широко распространенная мировоззренческая платформа продолжает проявлять себя в 1960?х в исповедании равноправия бедных и богатых, но предпочтения бедноте как особому предмету отражения в кино на хинди не наблюдается; последнее теряет интерес и к тематике национального строительства, доминировавшей в 1950?х. Ситуация меняется в 1970?х в связи с вошедшим в повестку дня популизмом Индиры Ганди и близкой ей риторикой, наэлектризовавшей общественное пространство.

1970?е годы начинаются с успеха Раджеша Ханны, кинозвезды, у которого отсутствовало устрашающее качество, ассоциирующееся с мужской властью, и который может даже рассматриваться как объективированный секс-символ феминного типа. Трудно объяснить эту звезду как исторический феномен, но его пассивное обаяние знаменует переход от эскапизма к новой политической риторике, захлестнувшей общественное пространство; зачастую он занимает место катализатора перемен: сам по себе он мало что делает на экране, но так или иначе способствует трансформации жизни других. Часто встречающийся прием – доброта его персонажа, порождающая кризис и дающая возможность его разрешения: как в «Ананде» (1971), где людей сводит вместе способность осознать свои истинные чувства; как в «Поваре» (1972), где его присутствие помогает внести порядок в распадающуюся семью.

В числе политических шагов начала карьеры Индиры Ганди было поощрение ею мелкобуржуазных слоев, выступающих против господства монополий. Это отразилось в фильме Раджа Капура «Бобби» (1973), где мелкий предприниматель (Премнат) выступает против крупного промышленника (Пран), считавшего себя превосходящим прочих по статусу и запрещавшего сыну (Риши Капур) жениться на дочери первого (Димпл). Еще одной актуальной темой того времени было свершение правосудия, благодаря чему маргинализованные слои вводились в магистральный общественный поток. Маргинализованные персонажи часто репрезентировались в фильмах на хинди как благородные мелкие мошенники; можно назвать ключевые картины, где государство (в лице офицера полиции) подряжает мелких воришек/контрабандистов бороться с более существенными преступлениями, – это «Затянувшаяся расплата» (1973) и «Месть и закон» (1975). Еще одним аспектом риторики Индиры Ганди было предвзятое отношение к Западу, которое подчас находило странное воплощение на экране – это, к примеру, изображение западного «разложения», в частности распространения наркотиков, в фильмах «Восток и Запад» (1970) и «Брат и сестра» (1971), где действует блондин-иностранец, контрабандой вывозящий из Индии храмовые ценности. «Рассерженный молодой человек» Амитабха Баччана в фильмах «Стена» (1975), «Владыка судьбы» (1978), «Трезубец бога Шивы» (1978), «Шакти» (1982) и «Огненный путь» (1990) – пожалуй, наиболее яркий пример проявления такого рода мотива в этот период. Политическая риторика акцентировала социальную несправедливость как причину социального недовольства, и фигура «рассерженного молодого человека» олицетворяла того, кого эта несправедливость сбила с истинного пути, кто несет на себе ее шрамы, но сохраняет достоинство в мире беззакония.

Значительное развитие в этот период получило арт-кино, о котором говорилось во Введении; оно в свою очередь породило «среднее кино» таких режиссеров, как Басу Чаттерджи («Раджнигандха», 1974) и Ришикеш Мукерджи («Неблагодарный», 1973), снимавших фильмы об индивидуальностях, а не о типах, однако серьезно относившихся к социальным проблемам. «Гордыня» (1973) Мукерджи – история о соперничестве супружеской пары певцов, то есть о том, чего мейнстримное кино не могло касаться, поскольку это подразумевало новую психологическую глубину и сложность, характерную для эстетики не мифологии, а романа.

Нахождение у власти Индиры Ганди представляется судьбоносным, однако период ее бурного правления длился всего несколько лет, потому что в 1975 году под угрозой отставки она ввела чрезвычайное положение. В то время ее часто сравнивали с богиней Шакти[10 - Шакти – супруга бога Шивы; мать мира, высшая творящая сила. Она может быть как мягкой, так и воинственной и очень жестокой. (Примеч. ред.)], и знаменитый художник Макбул Фида Хусейн даже изобразил ее в этом образе. Это был черный период для кино, особенно для кино на хинди, и суперхит 1975 года, мифологический фильм категории «Б» «Во славу матери Сантоши», повествует о благонравной женщине, которая своей святостью одерживает победу над тремя устрашающими, разрушительными персонификациями Шакти. Самый известный злодей в истории кино на хинди Габбар Синх (Амджад Хан) из фильма Рамеша Сиппи «Месть и закон» – тиран, одевающийся в хаки, – в значительной мере обязан своей обрисовкой представлениям об авторитаризме. Один из соавторов фильма Джавед Ахтар описывал в одном из интервью Габбара как воплощение тирании.

Кино на хинди 1970?х – вероятно, в силу радикальной риторики в общественном пространстве и в условиях отсутствия веры в политику – постепенно становится все более гротескным. Переизбыток «политического оптимизма» и маркировка «врагов общества», воплощенных в образах контрабандистов, – в стране был принят специальный законодательный акт против контрабанды и других нарушителей закона (их часто играл Аджит) – превращали кино в самопародию. Наивысшей точки эта барочная фаза достигла в фильме Манмохана Десаи «Амар, Акбар, Антони» (1977), где задействованы все мотивы того периода – дети, разделенные с рождения и воспитывающиеся в разных регионах; мелкие мошенники, сотрудничающие с полицией; честный человек, вынужденный из?за бедности пойти на преступление; религиозная вера, творящая чудеса; близнецы, следующие разными жизненными путями (ученый и преступник), и стереотип святой матери (Нирупа Рой), отлученной от любящего мужа и детей, но вновь воссоединяющейся с ними. Ганди утратила власть в 1977 году, и три года правления Джаната партии[11 - Джаната партия (Народная партия) – политическая партия Индии, возникшая на основе объединения различных партий и существовавшая в 1977–1980 гг. Создана она была с целью отстранить от власти премьер-министра Индиру Ганди, которую обвиняли в коррупции и авторитаризме. Партия победила на парламентских выборах 1977 г., но, поскольку объединяла очень разные политические силы, оказалась непрочной и, в свою очередь, не чуждой коррупции. В результате она проиграла выборы 1980 г. (Примеч. ред.)] во главе с разными премьер-министрами протекли для кино на хинди без особых событий; в это время снимались не вызывающие общественного интереса фильмы. Однако в 1980 году Ганди выиграла выборы и вновь стала премьер-министром, но ее второй срок привел к совершенно иным результатам.