скачать книгу бесплатно
– Слушает, – кивнул Григорий на Перфильева.
– Вижу… вернешься к столу… продолжишь игру… И напои хорошенько, чтоб бела света не видел… Я отправляюсь сей час в Петергоф – за Екатериной. На рассвете жди меня на пятой версте у Петербурга со свежими лошадьми. Ну?
– С Богом, брат, – и до встречи: во дворце иль на плахе.
– Ух, как я пну тогда, Григорьюшко, дурацкую твою голову! Григорий возвращается к столу. Перфильев вопросительно глядит на него.
– Презабавное амурное дельце предложил мне брат. Но я, как всегда, предпочел игру, – улыбнулся Григорий.
– А я, как всегда, даму, – захохотал в дверях Алексей. – Пожелайте мне удачи… с дамой. – И он весело подмигнул Перфильеву.
Старик шептал, глядя на Екатерину, парящую на потолке:
– Ах эта ночь… Тогда была белая теплая ночь… 28 июня… и двадцать восемь верст надо было проскакать до Петергофа – я отметил это странное сочетание цифр…
Карета, запряженная шестеркой, мчалась по дороге в Петергоф. На козлах – кучер, в карете за занавесками – Алексей Орлов. Рядом с каретой верхом скакал молодой офицер – капитан-поручик Василий Бибиков.
– Послушай, не торопись, береги лошадей, – сказал из кареты Алексей.
– Я люблю Петергоф, Алеша, – мечтательно отвечал с лошади Бибиков. – Там все: статуи, фонтаны, рощи – служат увеселению чувств…
– Береги, береги лошадей, Бибиков.
– А коли ударят тревогу, когда подъедем? – вдруг спросил Бибиков.
– Тогда – руби, Васька! – засмеялся в карете Орлов. – Мы должны захватить императрицу.
Подъехали к ограде Петергофского дворца. У ограды ни души – ни караульных, ни сторожей.
– Дворец неохраняем… странно, Алеша, – зашептал Бибиков. – Останься с лошадьми.
И Орлов выпрыгнул из кареты.
Осторожно открыл решетку главного входа. И ступил в парк.
В парке – ни души. Он крался мимо цветника к дворцу «Монплезир». И здесь ни души.
И тогда Орлов начал хохотать. Он шел по пустому парку и хохотал во все горло:
– Какой же ты болван, батенька… Не охраняется. Это она сторожей сняла… она слух пустила, что Пассек арестован за заговор, чтоб всех нас на дело поднять. А сама ни при чем. Сама будто безмятежно спит. Если заговор сорвется – объявит, что мы увезли ее силой. Ай да Катерина! Ох, врагиня!
Он подошел к «Монплезиру» – маленькому дворцу, построенному еще Петром Великим. Обошел дворец, остановился у потайной двери.
Коли я прав, потаенная дверь в ее покои будет открыта… Толкнул – и дверь легко распахнулась… Усмехнувшись, он вошел во дворец.
Торопливо взбежал по лестнице. Рядом со спальней Екатерины – ее уборная. И, проходя, он увидел золотое нарядное платье, разложенное на креслах.
– Ну как же… Сегодня из Ораниенбаума император ее навещает… платье приготовили… Вряд ли кого найдете здесь, батюшка император Петр Федорович.
Распахнул дверь в ее покои. Екатерина спала. От стука проснулась, открыла глаза.
– Пора вставать, – жестко сказал Орлов. – Все готово для вашего провозглашения.
– Как?.. Что?! – играя пробуждение, удивилась Екатерина.
– Пассек арестован. Остальное расскажу по дороге, не время медлить.
– Который час? – спросила она деловито.
– Шесть утра. – И добавил: – Ваше императорское величество государыня Екатерина Вторая.
Она сидела на постели – простоволосая, в сорочке… Он посмотрел на нее. Она усмехнулась. И тогда…
Старик глядел на акварель над кроватью. Под акварелью стояла подпись: «Отъезд из Петергофа 28 июня 1762 года».
– Англичанин Кестнер акварель эту изготовил. И только для нас с тобой… чтобы помнили мы тот день…
Вот я веду тебя к карете… а этот вблизи кареты стоит – камердинер твой… В воротах твоя камер-фрау… а этот, верхом на лошади, – Васька Бибиков… А это – зеваки, рабочий люд… Не узнали они тебя, оттого шапки у них на головах…
Орлов вскочил на козлы рядом с кучером:
– С Богом!
Карета понеслась в Санкт-Петербург.
Тысячи людей – у храма Казанской Божьей Матери. Гвардейцы теснили толпу. Екатерина в черном платье поднималась по ступеням собора, окруженная братьями Орловыми. За ними – Кирилла Разумовский, Никита Панин, гвардейские офицеры. Алексей Орлов громовым голосом провозгласил со ступеней:
– Матушка наша самодержица – императрица Екатерина Алексеевна!
Вопли восторга, крики толпы, «ура!» гвардейцев. И под перезвон колоколов навстречу Екатерине вышло духовенство…
Императрица на потолке улыбалась.
– Как я тебя знаю. Никто так тебя не знал, матушка государыня, – шептал старик.
Карета с закрытыми занавесями, окруженная гвардейцами, подъехала к Ропшинскому дворцу. Впереди на лошади – огромный, тяжелый Алексей Орлов. Из кареты вывели низложенного императора…
– Он дал себя свергнуть легко, как ребенок, которого отсылают спать, – шептал старик.
Петр Федорович входит во дворец. Худенький, жалкий, похожий на мальчика, он совсем потерялся рядом с исполином Орловым. Полуобняв за плечи, Алексей Орлов вводит его в спальню – место заточения.
– Она поручила мне охранять свергнутого императора… Поручила… зная, что Гришка хочет стать ее мужем, – шептал старик – Но пока был жив этот несчастный выродок, ее законный свергнутый муж, Гришка мужем-то стать не мог… И она все-таки поручила его нам. Яснее своей воли не выскажешь!
– Позаботься о нем, Алексей Григорьевич, – говорит Екатерина, – муж он мне все-таки. И не должен он терпеть ограничений ни в чем, кроме свободы. Следи, чтоб не обижали.
– Не изволь беспокоиться, волю твою исполню. Екатерина, не выдержав его взгляда, отворачивается.
Ропшинский дворец окружен гвардейцами. У входа в спальню бывшего императора – гвардейцы со штыками.
– Я запер его в спальне, и этот недавний самодур и деспот сразу превратился в жалкого забитого мальчика. Злодеи не умеют достойно переносить несчастия и слабы духом.
– Я прошу вас привезти мою собаку, мою обезьянку и скрипицу, – подобострастно заглядывая в глаза Орлову, просит Петр.
– Чего ж не привезти? Я привез… Я быстро стал лучшим другом этого дурачка. Иногда я над ним… шутил.
В спальне Орлов играл в карты со свергнутым императором.
– Алексей Григорьевич, дозвольте немного погулять в саду. Душно мне в спальне, какой день без прогулки…
– А чего ж, погуляй, Ваше императорское величество.
И Орлов подмигнул часовым. Петр резво вскочил со стула, по-мальчишески подбежал к дверям. И тотчас часовые скрестили штыки перед его грудью.
– Не пускают, – почти плача, закричал Петр.
– Пропустить императора! – повелительно приказал Орлов. И опять подмигнул часовым.
И снова Петр опрометью бросился к дверям. И снова солдаты молча скрестили штыки…
– Не слушают! – кричит император.
– Не слушают, – сокрушается Орлов. – Видать, матушка, жена твоя, не слушать тебя им приказала. Вот ведь какое дело, Ваше императорское величество.
– И очень скоро – шестого июля… случилось… – шептал старик. Упал канделябр… темнота в спальне… яростная возня… и жалкий, слабый крик…
– Горло, горло, – хрипит в темноте Орлов.
– Кончай ублюдка, – пьяно ярится чей-то голос.
И тонкий, задыхающийся вопль. И тишина… только тяжелое дыхание людей в темноте.
Старик плакал – он видел лицо императора, освещенное дрожащим светом свечи, нелепо задранную жалкую ногу в сапоге…
– Прости, Христа ради… Но не расстались мы с тобой, убиенным. Повстречаться пришлось… Это когда государыня умерла. И Павел – сын ее – на престол взошел. Не твой, ее… Потому что сам ты не верил, что он твой сын. И Павел не верил. И оттого сразу, как сел на трон, обществу стал доказывать, что сын он тебе законный, – любовь к отцу стал выказывать…
1796 год.
В Зимнем дворце старик Орлов, в аншефском мундире с шитьем и Андреевской лентой, стоял перед Павлом. Павел глядел на него с яростной улыбкой.
– Решили мы священные останки отца нашего, государя Петра Федоровича, перенести из Александро-Невской лавры туда, где им покоиться надлежит, – в нашу царскую усыпальницу. И захоронить прах отца нашего рядом с супругой его, светлой памяти государыней Екатериной Второй… Торжественная церемония перенесения праха на завтра назначена. И решили мы оказать тебе великую честь – пойдешь за гробом отца нашего. – Павел пронзительно глядел на Орлова. – Впереди гроба должны нести корону императорскую. Ту самую, которую у него отняли… И я все думал, кому сие поручить?.. Да, да, граф, – ты понесешь!
– Великая честь, Ваше величество… Но на длительной службе государыне и отечеству здоровье потерял. Ноги не ходят, а путь длинный…
– Неси! – бешено закричал Павел. И протянул корону на золотой парчовой подушечке.
И я понес…
Движется торжественная процессия. С трудом передвигая ревматические ноги, несет корону на золотой подушечке старый граф Алексей Григорьевич.
– Он думал, – шептал старик, – что я со страху… Потому что холоп… А я… как покаяние… Он задумался и прошептал:
– А может, потому, что холоп?
И старик вновь вернулся в те счастливые времена после переворота.
– Мы все… все тогда могли. И Гришке путь к августейшему браку был открыт.
Императрица на потолке улыбалась.
Избранный кружок императрицы в Зимнем дворце. Никита Панин, Алексей Орлов и Кирилла Разумовский за ломберным столиком играли в карты.
– Мы всем, всем тогда владели! – шептал умирающий старик. Григорий Орлов, развалясь, сидит на диване. У него сломана нога. Екатерина заботливо подает ему бокал с вином на серебряном подносе.
Григорий выпил, поставил бокал на поднос, с усмешкой оглядел играющих. И вдруг нежно обратился к императрице:
– Как думаешь, матушка, достаточно мне месяца, чтоб с престола тебя сбросить, коли захочу?
Наступила тишина. Екатерина побледнела, молчала. И тогда Кирилла Разумовский, продолжая игру, сказал как ни в чем не бывало:
– Что ж, наверное, оно и так, Григорий Еригорьевич… Только и трех дней не прошло бы, как мы бы тебя вздернули!
Панин засмеялся, улыбнулась и Екатерина – светски, будто ничего не произошло.
Поняла тогда, что сильна уже не одними нами… И опять он видел торжествующее лицо Григория.
– Наша взяла, Алеша, дотерзал я ее, пойдет за меня замуж. Все как мечтали мы с тобой. Завтра князя Воронцова посылает к старику графу Алексею Разумовскому. Указ подготовлен – объявить его Императорским высочеством. Чтоб тайный брак его с Елизаветой сделать явным. И тем дорогу к нашему с Катериной браку проложить. Она говорит: прецедент нужен… Но Воронцов против, и Панин против, и Кирилла Разумовский… Езжай с Воронцовым, Алеша. Боюсь одного его пускать. Ведь к царству идем, брат…
Воронцов и Алексей Орлов поднялись по мраморным ступеням Аничкова дворца. Вошли в залу.
У горящего камина, спиной к ним, сидел старый граф Алексей Разумовский. Он сидел сгорбившись, смотрел в огонь. На коленях у него лежало раскрытое Евангелие.
– Мы пришли от государыни, – начал Алексей.
– Не трудитесь, молодые люди, я знаю причину вашего прихода, – сказал старик, не оборачиваясь.
Князь Воронцов торжественно развернул лист, украшенный гербами.
– Вот проект указа, объявляющего вас Императорским высочеством… В обмен я должен получить от вас бумаги, удостоверяющие действительность некоего события.
– Государыне известно, что бумаги о совершении тайного брака у вас есть, – жестко перебил Орлов.
Разумовский молча взял проект указа из рук Воронцова. Пробежал глазами. И молча вернул Воронцову.
Все так же, не произнося ни слова, он поднялся с кресел. Подошел к комоду, на котором стоял ларец черного дерева, окованный серебром. Отпер ларец. Из потайного ящичка вынул бумаги, обвитые розовым атласом. Атлас аккуратно уложил обратно в ларец, а бумаги начал читать, не прерывая молчания. Прочитав бумаги, перекрестился. И бросил их в горящий камин.
– Проклятие, – прошептал Алексей. Разумовский опустился в кресло и наконец произнес:
– Я был верным рабом Ее величества покойной императрицы Елизаветы. Ничем более. И желаю быть покорным слугой императрицы Екатерины. Просите ее, молодые люди, о благосклонности ко мне.
