Любовь, свобода, одиночество. Новый взгляд на отношения. Жизнь, любовь, смех. Превращая жизнь в праздник

скачать книгу бесплатно

Таким образом, каждый раз, когда возникает сравнение, помни, это эгоистическая гордость. Это нарциссизм. И каждый раз, когда нет никакого сравнения, помни, это любовь, будь это любовь к себе или к другому.

В настоящей любви нет никакого разделения. Влюбленные сплавляются друг с другом. В эгоистической гордости есть огромное разделение, разделение между влюбленным и любимым. В настоящей любви нет связи. Позвольте мне это повторить: в настоящей любви нет связи, потому что нет двух человек, которые могли бы быть связаны. В настоящей любви есть только любовь, цветение, аромат, сплавление, слияние. Только в эгоистической любви есть два человека, влюбленный и любимый. И каждый раз, когда есть влюбленный и любимый, любовь исчезает. Каждый раз, когда есть любовь, влюбленный и возлюбленный, – оба они исчезают в любви.

Любовь – это такое огромное явление; ты не можешь в ней выжить.

Настоящая любовь всегда в настоящем. Эгоистическая любовь всегда либо в прошлом, либо в будущем. В настоящей любви есть страстная прохлада. Это выглядит парадоксальным, но все великие реальности жизни парадоксальны; поэтому я называю это страстной прохладой: есть тепло, но нет жара. Тепло, несомненно, есть, но есть и прохлада, очень собранное, спокойное, прохладное состояние. Любовь делает человека менее лихорадочным. Но если любовь не настоящая, а эгоистическая, в ней есть огромный жар. В ней есть страсть, подобная лихорадке, и нет совершенно никакой прохлады.

Если ты можешь помнить эти вещи, у тебя будет критерий, чтобы судить. Но человек должен начинать с себя, другого пути нет. Человек должен начинать там, где он находится.

Люби себя, люби безмерно, и в этой любви твоя гордость, эго и вся эта ерунда исчезнут. И когда они исчезнут, твоя любовь начнет достигать других людей. И это будет не связь, но щедрость. Это будет не связь объекта и субъекта, но сплавление, слияние. Любовь не будет лихорадочной, это будет прохладной страстью. Она будет теплой и прохладной одновременно. Она даст тебе первый вкус парадоксальности жизни.

Почему любить так больно?

Любить больно, потому что любовь прокладывает дорогу для блаженства. Любить больно, потому что любовь трансформирует; любовь – это мутация. Любая трансформация болезненна, потому что старое нужно оставить ради нового. Старое знакомо, безопасно, надежно, новое абсолютно неизвестно. Ты движешься в необозначенные на картах океаны. Ты не можешь применять ум в новом; в новом ум совершенно бесполезен.

Поэтому возникает страх, и в расставании со старым, удобным, надежным миром, миром удобства, возникает боль. Это та же самая боль, которую чувствует ребенок, когда появляется на свет из утробы матери. Это та же самая боль, которую чувствует птица, вылупляясь из яйца. Темнота неизвестного и ненадежность неизвестного, и непредсказуемость неизвестного очень пугают человека.

И поскольку трансформация движется от «Я» к состоянию «не-Я», агония очень глубока. Но ты не можешь достичь экстаза, не пережив агонии. Если золото хочет быть очищенным, оно должно пройти через огонь.

Любовь – это огонь.

Именно из-за боли миллионы людей живут жизнью, лишенной любви. Они тоже страдают, и их страдание напрасно. Страдать в любви значит страдать не напрасно. Страдание любви творческое; оно приводит тебя на высшие уровни сознания. Страдание от отсутствия любви – это совершенно пустая растрата; оно никуда тебя не ведет, оно заставляет тебя продолжать двигаться в порочном круге.

Человек, который живет без любви, нарциссичен, закрыт. Он знает только себя. А насколько он может знать себя, если он никогда не знал другого? – потому что только другой может действовать как зеркало. Ты никогда не узнаешь себя, не узнав другого. Любовь – это сама основа самопознания. Человек, который не узнал другого в глубокой любви, в интенсивной страсти, в совершенном экстазе, не сможет узнать, кто такой он сам, потому что у него не будет зеркала, чтобы увидеть собственное отражение.

Отношения – это зеркало, и чем чище любовь, чем выше любовь, тем лучше зеркало, тем чище зеркало. Но высшая любовь требует, чтобы ты оставался открытым. Высшая любовь требует, чтобы ты был уязвимым. Тебе придется отбросить всю броню; это больно. Тебе придется перестать быть постоянно на страже. Тебе придется отбросить расчетливый ум. Тебе придется рискнуть. Тебе придется жить опасно. Другой может тебя ранить; поэтому страшно быть уязвимым. Другой может тебя отвергнуть; поэтому страшно быть влюбленным.

Отражение, которое ты найдешь в другом, может оказаться уродливым – это вызывает тревогу; избегай зеркала! Но, избегая зеркала, ты не станешь красивее. Избегая ситуации, не будешь ты и расти. Вызов должен быть принят.

Человек должен двигаться в любовь. Это первый шаг к Богу, и его нельзя обойти стороной. Те, кто пытается избежать шага любви, никогда не достигнут Бога. Это абсолютная необходимость, потому что ты осознаешь свою тотальность, только когда тебя провоцирует присутствие другого, когда твое присутствие усиливается присутствием другого, когда другой выводит тебя из твоего нарциссического, замкнутого мира под открытое небо.

Любовь – это открытое небо. Быть влюбленным значит летать, как на крыльях. Но, конечно, безграничное небо вызывает страх.

Отбросить эго очень больно, потому что нас учили культивировать эго. Мы думаем, что это наше единственное сокровище. Мы его защищали; мы его украшали, мы его постоянно полировали. И когда любовь стучится в двери, все, что нужно, чтобы влюбиться, это отложить эго в сторону. Конечно, это больно. Это работа всей твоей жизни, это единственное, что ты только создал – это эго, эту идею: «Я отделен от существования».

Эта идея уродлива, потому что это неправда. Эта идея иллюзорна, но наше общество существует, основывается на этой идее: каждый человек – это человек, не присутствие.

Истина в том, что во всем мире нет ни единого человека; есть только присутствие. Тебя нет как эго, отдельного от существования. Ты – часть целого. Целое проникает в тебя, целое дышит в тебе, пульсирует в тебе, целое – это твоя жизнь.

Любовь впервые дает тебе опыт того, как быть сонастроенным с чем-то, кроме твоего собственного эго. Любовь дает тебе первый урок того, как прийти в гармонию с кем-то, кто никогда не был частью твоего эго. Если ты можешь быть в гармонии с женщиной, если ты можешь быть в гармонии с другом, с мужчиной, если ты можешь быть в гармонии с ребенком или с матерью, почему ты не можешь быть в гармонии со всеми человеческими существами? И если гармония с одним человеком приносит такую радость, что получится, если ты будешь в гармонии со всеми человеческими существами? А если ты можешь быть в гармонии со всеми человеческими существами, почему ты не можешь быть в гармонии с животными, птицами и деревьями? Один шаг ведет к другому.

Любовь – это лестница. Она начинается с одного человека, а заканчивается всей полнотой целого. Любовь – это начало, Бог – конец. Бояться любви, бояться растущей боли любви значит оставаться в запертой темной камере.

Современный человек живет в темной камере. Это нарциссично: нарциссизм – это величайшая одержимость современного ума.

И тогда появляются проблемы, которые бессмысленны. Есть проблемы, которые созидательны, потому что они ведут тебя к высшей осознанности. Есть проблемы, которые никуда тебя не ведут; они просто удерживают тебя скованным, они просто удерживают тебя в твоем прежнем хаосе. Любовь создает проблемы. Ты можешь избежать этих проблем, избегая любви, – но это жизненно важные проблемы! С ними нужно встретиться, столкнуться лицом к лицу; их нужно прожить и выйти за их пределы. А чтобы выйти за их пределы, нужно через них пройти. Любовь – это единственная реальная вещь, которая стоит того, чтобы ее пережить. Все остальное вторично. Если все остальное помогает любви, хорошо. Все остальные вещи – это только средства, любовь – это цель. Поэтому, как бы это ни было больно, иди в нее.

Если ты не идешь в любовь, как решили многие люди, тогда ты застреваешь в самом себе. Тогда твоя жизнь – это не паломничество, тогда твоя жизнь – это не река, текущая к океану; твоя жизнь – это застойное и мутное болото, и вскоре от тебя не останется ничего, кроме грязной лужи. Чтобы оставаться чистым, человеку нужно постоянно оставаться текучим. Река остается чистой, потому что продолжает течь. Поток – это процесс, в котором ты всегда остаешься девственным.

Любовь остается девственной – все влюбленные девственны. Люди, которые не любят, не могут оставаться девственными; они становятся застойными, стоячими; рано или поздно они начинают испускать зловоние, – и скорее рано, чем поздно, – потому что им некуда двигаться. Их жизнь мертва.

И именно в такой ситуации оказывается современный человек, и из-за этого начинают свирепствовать все виды неврозов, все виды безумия. Психологическая болезнь принимает масштабы эпидемии. Сейчас не несколько индивидуумов психологически больны; реальность в том, что вся земля стала сумасшедшим домом. Все человечество страдает от своего рода невроза, и этот невроз происходит из нарциссической застойности. Каждый застревает в собственной иллюзии того, что у него есть отдельное «Я»; люди сходят с ума. И это безумие бессмысленно, непродуктивно, неконструктивно.

Ты можешь покончить с собой, выпив яд, спрыгнув с высокого обрыва или застрелившись, но можешь сделать это и очень медленным процессом, и происходит именно это. Очень немногие люди совершают самоубийство внезапно. Другие выбирают медленное самоубийство; они умирают постепенно, мало-помалу. Но суицидальная тенденция стала почти вселенской.

Это не способ жить. И причина, основная причина состоит в том, что мы забыли язык любви. Мы больше не достаточно храбры для того, чтобы двигаться в приключение, называемое любовью.

Поэтому людей интересует секс – в сексе нет ничего рискованного. Он мгновенен, ты в него не вовлекаешься. Любовь – это вовлеченность, это преданность. Она не мгновенна. Как только она пускает корни, она может быть навсегда. Она может быть вовлеченностью длиной в целую жизнь. Любовь требует близости, и только в близости другой становится зеркалом. Когда ты сексуально встречаешься с мужчиной или женщиной, ты вообще не встречаешься; фактически, ты избегаешь души другого человека. Ты просто используешь его тело и убегаешь, и другой использует твое тело и убегает. Вы никогда не становитесь достаточно близкими, чтобы открыть друг другу свои настоящие лица.

Любовь – это величайший дзэнский коан.

Любить больно, но не избегай любви. Если ты ее избегаешь, ты избежишь величайшей возможности расти. Иди в нее, страдай от любви, потому что из этого страдания приходит величайший экстаз. Да, есть агония, но из этой агонии рождается экстаз. Да, тебе придется умереть как эго, но если ты можешь умереть как эго, то родишься Богом, буддой.

А любовь дает тебе первое ощущение вкуса дао, суфизма, дзэн. Любовь даст тебе первое доказательство того, что жизнь не бессмысленна. Люди, которые говорят, что жизнь бессмысленна, не познали любви. Они просто тем самым говорят, что в их жизни недоставало любви.

Пусть будет боль, пусть будет страдание. Пройди через темную ночь, и ты достигнешь прекрасного восхода солнца. Только в утробе ночи развивается солнце. Только в темноте ночи приходит утро.

Весь мой подход – это подход любви. Я учу любви и только любви, ничему другому. Ты можешь забыть Бога; это пустое слово. Ты можешь забыть о молитвах, потому что это только ритуалы, навязанные тебе другими. Любовь – это естественная молитва, никем не навязанная. Ты с ней рождаешься. Любовь – это истинный Бог, не Бог теологов, но Бог Будды, Иисуса, Мухаммеда, Бог суфиев. Любовь – это средство, метод, чтобы убить тебя как отдельную индивидуальность и помочь тебе стать бесконечным. Исчезни, как капля росы, и стань океаном – но тебе придется войти в него через врата любви.

И конечно, когда человек начинает исчезать, как капля, – а он долго жил каплей, – это ранит, потому что человек думал: «Я это, и теперь это уходит. Я умираю». Ты не умираешь, умирает только иллюзия. Ты отождествился с иллюзией, это правда, но иллюзия – это все же иллюзия. И тогда когда иллюзии не станет, ты сможешь увидеть, кто ты такой. И это откровение приведет тебя к вершине радости, блаженства, празднования.

Почему на греческом Дельфийском храме написано «Познай Себя», а не «Люби Себя»?

Греческий ум полон одержимости знанием. Греческий ум мыслит в терминах знания, как узнать. Именно поэтому греки произвели великую традицию философов, мыслителей, логиков – великие рациональные умы, но ими движет страсть знать.

В мире, как я его вижу, есть только два типа ума: греческий ум и индуистский. Греческий ум полон страсти узнать, индуистский ум полон страсти быть. Индуистский ум не слишком заботится о знании, но заботится о существе. Сат, бытие, составляет основу его поиска – «кто я?» Не познать это логически, но утонуть в собственном опыте, – чтобы человек мог испытать его на вкус, чтобы он мог быть этим – потому что, на самом деле, нет другого способа знать. Если ты спросишь индуистов, они скажут, что нет другого способа знать, кроме как быть. Как ты можешь знать любовь? Единственный способ – стать влюбленным. Будь влюбленным, и ты узнаешь. А если ты попытаешься стоять снаружи опыта и просто быть наблюдателем, то можешь узнать о любви, но никогда не узнаешь самой любви.

Греческий ум произвел весь рост науки. Современная наука – это побочное следствие греческого ума. Современная наука настаивает на том, чтобы бесстрастно стоять снаружи, наблюдать, оставаться непредвзятым. Будь объективным, будь безличным – это основные требования, если ты хочешь быть ученым. Будь безличным, не позволяй эмоциям ничего окрашивать; будь бесстрастным, почти незаинтересованным ни в какой гипотезе. Просто наблюдай факт – не вовлекайся в него, оставайся снаружи. Не становись участником. Это греческая страсть: бесстрастный поиск знания.

Это помогло, но помогло лишь в одном направлении – и это направление материи. Это способ узнать материю. Таким образом ты никогда не узнаешь ум, только материю. Таким образом ты никогда не узнаешь сознания. Ты можешь узнать снаружи, но никогда не узнаешь изнутри – потому что внутри ты уже вовлечен. Нет способа стоять снаружи, ты уже внутри. Внутреннее – это ты сам, как ты можешь из него выйти? Я могу наблюдать камень, скалу, реку, бесстрастно, потому что я отделен. Как я могу бесстрастно наблюдать самого себя? Я в это вовлечен. Я не могу быть снаружи этого. Я не могу низвести себя до объекта. Я останусь субъектом и буду оставаться субъектом – что бы я ни сделал, я останусь знающим, не познаваемым.

Таким образом, греческий ум мало-помалу сместился в сторону материи. Девиз, начертанный на Дельфийском храме, «Познай себя», стал источником всего научного прогресса. Но мало-помалу сама идея бесстрастного знания увела западный ум прочь от его собственного существа.

Индуистский ум, ум другого типа, принял в мире другое направление. Это направление бытия. В Упанишадах великий мастер Удалак говорит своему сыну и ученику Светукету: «Ты есть это» – Татвамаси Светукету. Ты есть это – нет разделения между «этим» и «тобой». Это – твоя реальность; Ты – твоя реальность; нет никакого разделения. Нет никакой возможности знать это, как ты знаешь скалу. Нет никакой возможности знать это, как ты знаешь другие вещи; ты можешь только быть этим.

На Дельфийском храме, конечно, написано «Познай Себя». Это выражение греческого ума. Поскольку этот храм в Греции, надпись тоже греческая. Если бы этот храм был в Индии, на нем было бы написано «Будь Собой» – потому что это есть ты. Индуистский ум подходит ближе и ближе к собственному существу – именно поэтому он перестал быть научным. Он стал религиозным, но не научным. Он стал интровертным, но благодаря этому утратил все якоря во внешнем мире. Индуистский ум стал очень богатым внутри, но снаружи очень обеднел.

Нужен великий синтез, великий синтез между индуистским умом и греческим. Это может стать величайшим благословением для Земли. До сих пор это было невозможно, но теперь основные требования выполнены, и этот синтез возможен. Восток и Запад встречаются очень тонким образом. Восточные люди приезжают на Запад, чтобы учиться науке, чтобы стать учеными, а западные искатели движутся на Восток, чтобы узнать, что такое религия. Происходит великое смешение и слияние.

В будущем Восток не будет Востоком, а Запад – Западом. Земля станет огромной деревней – небольшим местом, где все разграничения исчезнут. И тогда впервые возникнет великий синтез, величайший из всех происшедших – который не будет мыслить в терминах крайностей, который не будет думать, что если ты идешь наружу, если ищешь знания, то потеряешь корни в существе; или, если ты ищешь в существе, то потеряешь корни в мире, в научном царстве. То и другое может существовать вместе, и там, где это случится, у человека будут оба крыла, чтобы лететь в высочайшие из всех небес. Иначе у вас будет только одно крыло.

Насколько я вижу, люди индуистского ума столь же однобоки, что и люди греческого. Те и другие обладают лишь половиной реальности. Религия – это половина; наука – это половина. Должно случиться что-то, что может свести религию и науку вместе, в одно великое целое, в котором наука не отрицает религию, а религия не отрицает науку.

«Почему на греческом Дельфийском храме написано «Познай Себя», а не «Люби Себя»?» «Любить Себя» возможно, только если ты становишься собой, если ты можешь «Быть Собой». Иначе это невозможно. Иначе единственной возможностью будет пытаться узнать, кто ты такой, – и это тоже снаружи; наблюдать снаружи, кто ты такой, – и это тоже будет объективным способом, не интуитивным.

Греческий ум развил огромную способность к логике. Аристотель стал отцом всей логики и всей философии. Восточный ум кажется нелогичным – он такой и есть. Само настояние на медитации нелогично, потому что медитация говорит, что ты можешь знать, только когда ум отброшен, когда мышление отброшено, и ты сливаешься со своим существом так тотально, что нет ни единой мысли, чтобы тебя отвлечь. Только тогда ты можешь знать. А греческий ум говорит, что ты можешь знать, лишь если мышление чисто, логично, рационально, систематично. Индуистский ум говорит: «Когда мышление полностью останавливается, только тогда есть возможность знать». Это совершенно разные подходы, движущиеся в противоположных направлениях; но есть возможность их синтезировать.

Человек может использовать ум, работая над материей; тогда логика становится великим инструментом. И тот же человек может отложить ум в сторону, когда движется в пространство медитации и не-ума. Потому что ум – это не ты, это только инструмент, точно как моя рука, как мои ноги. Если я хочу идти, я использую ноги, если я не хочу идти, я не использую ноги. Точно таким же образом ты можешь использовать ум логически, если пытаешься узнать о материи. Это совершенно правильно, это подходит. А когда ты движешься вовнутрь, отложи его в сторону. Теперь ноги не нужны – мышление не нужно. Теперь нужно глубокое, молчаливое состояние не-мысли.

И обе эти вещи могут произойти с одним и тем же человеком – когда я это говорю, я говорю это по собственному опыту. Я делал то и другое. Когда это нужно, я могу быть логичным как любой грек. Когда этого не нужно, я могу быть абсурдным, нелогичным как любой индус. Поэтому когда я это говорю, я это подразумеваю, и это не просто гипотеза. Я пережил это на опыте таким образом.

Ум можно использовать, а можно отложить в сторону. Это инструмент, очень красивый инструмент; но нет необходимости в том, чтобы быть им настолько одержимым. Не нужно так на нем фиксироваться, делать его навязчивой идеей. Тогда он становится болезнью. Просто представьте себе человека, который хочет сидеть, но не может, потому что говорит: «У меня есть ноги – как я могу сидеть?» И представьте человека, который хочет сидеть тихо и молчаливо, но не может, потому что говорит: «У меня есть ум». Это одно и то же.

Человек должен иметь такие способности, чтобы даже ближайший инструмент, ум, можно было отложить в сторону и выключить. Это можно сделать, и это делалось, но не в большом масштабе. Но масштаб будет больше и больше – именно это я пытаюсь делать здесь с вами. Я говорю, обсуждаю с вами проблемы – это логично, я использую ум. И потом я вам говорю: «Отбросьте ум и двигайтесь глубоко в медитацию. Если вы танцуете, танцуйте так тотально, чтобы внутри не было ни одной мысли, чтобы вся ваша энергия стала танцем. Или пойте, и тогда просто пойте. Или сидите, и тогда просто сидите – будьте в дзадзэн, не делайте ничего другого. Не позволяйте пройти ни одной мысли. Просто будьте тихими, абсолютно тихими». Это противоречивые вещи.

Каждое утро вы медитируете, и каждое утро приходите и слушаете меня. Каждое утро вы меня слушаете, потом идете и медитируете. Это противоречиво. Если бы я был просто греком, я говорил бы с вами, производил бы с вами логическое общение, но тогда я не советовал бы вам медитировать. Это глупо. Если бы я был индуистом, не было бы необходимости с вами говорить. Я могу сказать: «Просто идите и медитируйте, потому что какой смысл говорить? Человек должен стать молчаливым». Я – то и другое. И это моя надежда: что вы тоже станете тем и другим – потому что тогда жизнь обогащается, безмерно обогащается. Тогда вы ничего не упускаете. Тогда все впитывается; тогда вы становитесь великим оркестром. Тогда все полярности встречаются в вас.

Сама идея о том, чтобы «любить себя», с греческой точки зрения абсурдна, потому что греки скажут, – и будут логически правы, – что любовь возможна только между двумя людьми. Ты можешь любить кого-то другого, ты можешь любить даже своего врага, но как тогда ты можешь любить самого себя? Есть только ты один. Любовь может существовать только между двойственностью, полярностью; как ты можешь любить самого себя? Для греческого ума сама идея о том, чтобы любить себя, абсурдна: для любви нужен другой.

Для индусского ума… в Упанишадах говорится, что ты любишь свою жену не ради жены; ты любишь жену ради себя самого. В ней ты любишь самого себя. Ты любишь ее, потому что она дает тебе удовольствие, – но глубоко внутри любишь собственное удовольствие. Ты любишь сына, ты любишь друга, но не ради них, а ради самого себя. Глубоко внутри сын делает тебя счастливым, друг дает тебе утешение. Именно этого ты жаждешь. Поэтому в Упанишадах говорится, что на самом деле ты любишь самого себя. Даже если ты говоришь, что любишь других, это только способ любить самого себя, длинный, окольный путь к тому, чтобы любить самого себя.

Индуисты говорят, что нет никакой другой возможности: ты можешь любить только самого себя. А греки говорят, что совершенно невозможно любить самого себя, потому что для любви нужны как минимум двое.

Если ты спросишь меня… я и грек, и индуист. Если ты спросишь меня, я скажу, что любовь это парадокс. Это очень парадоксальное явление. Не пытайся низвести его до одного полюса; нужны оба полюса. Нужен другой, но в глубокой любви другой исчезает. Если ты наблюдаешь двух влюбленных, они двое и одно одновременно. Именно это и есть парадокс любви, и именно в этом ее красота – их двое, да, их двое; и все же их не двое, они одно. Если этого единства не случилось, любовь невозможна. Они могут делать что-то другое под названием любви. Если они все еще двое и в то же время не одно, тогда любовь не случилась. И если ты просто один, и больше никого нет, невозможна любовь и тогда.